К концу сырого, прохладного лета мы битком набили пещеру дровами и пищевыми припасами. Сбросив эти заботы с плеч долой, я вплотную занялся тем, как бы приспособить естественные озерца (в глубине пещеры их было предостаточно) в качестве своего рода внутренней водопроводной системы. Сама-то ванна не составляла проблемы. Бросая раскаленные камни в одно из маленьких озер, можно довести воду до терпимой и даже приятной температуры. После купания с помощью полых стеблей растения, напоминающего бамбук, можно удалять из пещеры грязную воду. Затем нетрудно вновь наполнить ванну чистой водой из вышележащего озерца. Проблема заключалась в том, куда отводить грязную. В полу нескольких гротов были отверстия. Мы испытали первые три; через них вода просачивалась в нашу центральную жилую "залу", стекая при этом к ее порогу. Прошлой зимой мы с Джерри какое-то время подумывали использовать одно из этих отверстий вместо уборной, беря воду для слива из озерца. Однако мы тогда воздержались, потому что не знали, куда именно она будет сливаться.
Четвертое же отверстие, как оказалось, выводило воду за пределы пещеры, на скалу. Не идеально, но все-таки лучше, чем справлять нужду под градом, метелью или смесью того и другого. Мы расширили отверстие, превратили его в слив для ванны и уборной. Готовясь вместе с Заммисом насладиться первым нашим теплым купанием, я стянул с себя змеиные кожи, попробовал ногой воду и окунулся.
- Здорово! - Я обернулся к Заммису, ребенок успел раздеться только наполовину. - Иди же сюда, Заммис. Чудесная водичка.
Заммис уставился на меня, разинув рот.
- Что с тобой?
Вытаращив глазенки, малыш взмахнул трехпалой ручонкой:
- Дядя… что это такое?
Я глянул вниз.
- Ах это! - Я смущенно посмотрел малышу в лицо. - Заммис, я ведь уже объяснил тебе, ты не забыл? Я же человек.
- Но для чего это?
Я погрузился в теплую воду, тем самым скрыв из виду обсуждаемый предмет.
- Это для выведения из организма ненужной жидкости… ну и еще для кое-чего. А теперь живо мыться.
Сбросив змеиные шкуры, Заммис окинул взглядом свое гладкое тельце - универсальную систему, - после чего скользнул в ванну. Малыш погрузился в воду по самую шейку, но желтых глазенок с меня не сводил.
- Дядя.
- Что?
- Кое еще чего?
Ну что ж, я объяснил. Впервые в жизни маленький драконианин, похоже, усомнился в правдивости моего ответа - раньше-то он принимал на веру каждое мое слово. Откровенно говоря, я убежден: на сей раз Заммис решил, что я вру… может быть, потому, что я действительно наврал ему с три короба.
Зима началась с того, что легкий ветерок осыпал нас хлопьями снежинок. Мы стояли возле груды камней, которые служили Джерри надгробием, я держал малыша за руку. Заммис запахнулся поплотнее в змеиные шкуры - от ветра, склонил головенку, затем обернулся ко мне и поднял глаза.
- Дядя, это могила моего родителя?
- Да, - ответил я.
Вновь повернувшись к могиле, Заммис тряхнул головой.
- Дядя, а что я должен испытывать?
- Не понял, Заммис.
Ребенок кивнул в сторону могилы.
- Я ведь вижу: когда ты здесь, тебе грустно. Мне кажется, ты хочешь, чтобы я тоже испытывал грусть. Хочешь?
Я нахмурился, потом решительно сказал:
- Нет. Я не хочу, чтоб тебе становилось грустно. Мне просто хотелось, чтоб ты знал, где находится эта могила.
- Теперь мне можно идти?
- Конечно. Ты найдешь обратную дорогу к пещере?
- Да. Боюсь, как бы мыло опять не переварилось.
Я провожал взглядом малыша, пока он мелькал среди безлистых деревьев, а после вновь обернулся к могиле.
- Ну что, Джерри, как тебе показался твой отпрыск? Знаешь, однажды Заммис древесной золой оттирал с раковин жир, а потом одну из раковин снова поставил на огонь и налил туда водички, чтобы откипятить остатки пригоревшей еды. Жир и зола. Я и глазом моргнуть не успел, как мы уже варили мыло. Первая партия у Заммиса вышла такая, что с нас чуть шкуру не свезло, но детеныш неуклонно совершенствуется…
Я глянул вверх, на облака, затем перевел взгляд на море. Вдали, у горизонта, громоздились черные тучи.
- Видишь? Тебе-то ясно, что там такое? Намечается ураган номер один.
Ветер крепчал; я присел возле могилы на корточки, подобрал откатившийся камень.
- Заммис славный детеныш, Джерри. Я-то хотел его возненавидеть… после твоей смерти. Хотел возненавидеть.
Я положил камень на место, в надгробие, и опять оглянулся на море.
- Не представляю, как мы выберемся с этой планеты, Джерри…
Краешком глаза я уловил какое-то движение. Повернулся вправо, глянул поверх деревьев. На фоне серого неба отчетливо виднелась черная точка - она стремительно уносилась прочь. Я провожал ее взглядом, пока она не скрылась за тучами.
Я прислушался в надежде уловить рев выхлопов, но сердце у меня колотилось до того гулко, что расслышал я только ветер. Неужто корабль? Я встал, сделал несколько шагов в сторону исчезнувшего пятнышка, но тут же остановился. Оглянувшись, я заметил, что камни в надгробии Джерри уже затянулись тонким слоем снежинок. Я вздохнул и двинулся в пещеру. Скорее всего, просто птица.
Заммис сидел на тюфячке, тыкал костяной иголкой в лоскутки змеиной кожи. А я, у себя на тюфяке, следил за дымком, который кольцами тянулся к щели в кровле. Что же это было? Птица или корабль? Черт, не будет мне теперь покоя. Я выбросил из головы всякую мысль о расставании с чуждой планетой, похоронил ее, закопал на все лето. А теперь она опять терзает меня и манит. Ходить под лучами родного солнышка, носить тканую одежду, наслаждаться центральным отоплением, есть блюда, приготовленные искусным поваром, вновь очутиться среди… людей.
Я перекатился на правый бок и уставился в стену, возле которой помещался тюфяк. Люди. Люди-человеки. Я закрыл глаза и сглотнул слюну. Девушки. Женщины. Перед моим мысленным взором проплывали картинки: лица, тела, смеющиеся парочки, танцы после учебных полетов… как же ее звали? Долора? Дора?
Тряхнув головой, я поднялся и сел лицом к огню. Зачем мне такие видения? Ведь я все это благополучно похоронил… забыл… все перекипело.
- Дядя!
Я посмотрел на Заммиса. Желтая кожа, желтые глаза, безносая жабья рожица. Одно расстройство.
- Что?
- Что-нибудь неладно?
Неладно, ха-ха.
- Да нет. Просто мне показалось, будто я сегодня кое-что видел. Впрочем, наверное, ничего и не было.
Потянувшись к очагу, я взял со сковороды кусочек сушеной змеятины. Подул на нее, затем принялся ожесточенно грызть жилистое мясо.
- А как это выглядело?
- Не знаю. Двигалось так, что я было подумал, уж не корабль ли. Но очень быстро исчезло - не поймешь. Возможно, это была птица.
- Птица?
Я пристально глянул на Заммиса. Он никогда не видел птиц; да и я не замечал их на Файрине-IV.
- Летающее животное.
Заммис кивнул.
- Дядя, когда мы рубили в лесу дрова, я видел что-то летающее.
- Как-как? Почему же ты ничего не сказал?
- Хотел сказать - и забыл.
- Забыл! - Я насупился. - В каком направлении оно летело?
- Сюда. - Заммис показал пальцем в глубь пещеры. - От моря. - Заммис отложил шитье. - Давай пойдем посмотрим, куда оно улетело.
Я покачал головой.
- Зима только начинается. Ты не представляешь, что такое зима. Мы с тобой и нескольких дней не протянем.
Заммис вновь принялся протыкать дыры в змеиной коже. Поход в зимних условиях - это верная смерть. Другое дело - весна. Если у нас будет палатка, да если одежду сделать из двойного слоя змеиных шкур с прокладкой из растительных волокон, то мы выживем. Надо смастерить палатку. Мы с Заммисом можем посвятить зиму изготовлению палатки… и рюкзаков. Да, еще ботинки. Нужны прочные походные ботинки. Надо помозговать…
Поразительно, какое пламя способна раздуть искорка надежды: огонь разгорается и в конце концов сжигает отчаяние. Был ли это корабль? Неизвестно. А если был, тогда что он делал - стартовал или совершал посадку? Неизвестно. Если стартовал, то мы с Заммисом пойдем в неверном направлении. Однако противоположное направление ведет в открытое море. Была не была. Весной мы отправимся в путь туда, за лес, посмотрим, что там делается.
Зима промчалась быстро; Заммис трудился над палаткой, а я заново изобретал сапожное ремесло. На змеиной коже я обвел углем контуры наших ступней и после кропотливых экспериментов установил, что если прокипятить змеиную кожу с похожими на сливу плодами, то она становится мягкой и чуть клейкой, как резина. Если уложить такую кожу в несколько слоев и хорошенько просушить под гнетом, то получалась прочная, упругая подошва. Наконец ботинки для Заммиса были готовы, и тут выяснилось, что надо начинать все сначала.
- Маловаты, дядя.
- То есть как маловаты?
- Жмут. - Заммис неопределенно ткнул себе под ноги. - У меня уже все пальцы скривились.
Присев на корточки, я ощупал сквозь ботинки ноги малыша.
- Ничего не понимаю. Ведь, с тех пор как я снял мерку, прошло дней двадцать, от силы двадцать пять. Ты уверен, что не шевелился, пока я обводил ступню углем?
- Не шевелился, - мотнул головой Заммис.
Я наморщил лоб, затем распрямился и скомандовал:
- Встань-ка, Заммис.
Драконианин встал, я подошел ближе и прикинул: макушка Заммиса доставала мне до середины груди. Еще каких-нибудь шесть-десять сантиметров, и он сравняется ростом с покойным Джерри.
- Снимай башмаки, Заммис. Я тебе сделаю другую пару, побольше размером. А ты уж старайся расти помедленнее.
Заммис раскинул палатку внутри пещеры, в палатке разложил пылающие угли, затем принялся натирать кожу жиром - для водонепроницаемости. Драконианин здорово тянулся вверх, и мне пришлось повременить с его обувкой: сошью, когда буду наконец твердо знать нужный размер. Я пытался экстраполировать, обмеряя каждые десять дней ступню Заммиса и мысленно продолжая кривую роста до самой весны. Получалось что-то немыслимое: по моим прикидкам, когда стает снег, ноги у малыша станут каждая с десантный транспорт. К весне Заммис достигнет полного роста. Старые летные сапоги Джерри развалились еще до рождения Заммиса, но "развалины" их я сохранил. Снял с подметок мерку и решил уповать на лучшее.
Я возился с новыми башмаками, а Заммис присматривал за обработкой палаточной кожи. Но вот драконианин перевел взгляд на меня.
- Дядя!
- Что?
- Бытие первично?
- Так утверждает Шизумаат, - ответил я, - у меня нет оснований сомневаться в его выводах.
- Но, дядя, откуда мы знаем, что бытие реально?
Я отложил заготовки, посмотрел на Заммиса и, сокрушенно хмыкнув, вернулся к шитью.
- Поверь мне на слово.
- Но, дядя, - недовольно возразил драконианин, - это ведь будет не знание, а вера.
Я вздохнул; мне припомнился второй курс в университете: компания сопливых лоботрясов в тесной дешевой квартирке экспериментирует со спиртным, успокоительными таблетками и философией. Заммису чуть побольше земного года, а он уже превращается в зануду интеллектуала.
- Чем же плоха вера?
У Заммиса вырвался сдавленный смешок.
- Да что ты, дядя! Вера?
- Иным она помогает в сей юдоли.
- Где?
Я почесал в затылке.
- В сей юдоли, то есть в жизни. Кажется, Шекспир.
- Этого в Талмане нет, - нахмурился Заммис.
- И неудивительно. Шекспир был человеком.
Заммис встал, подошел к очагу и уселся напротив меня.
- Он был философ, такой, как Мистан или Шизумаат?
- Отнюдь. Он писал пьесы - все равно что рассказы, только их надо разыгрывать.
Заммис потер подбородок.
- А ты помнишь что-нибудь из Шекспира?
Я поднял палец.
- "Быть иль не быть, вот в чем вопрос".
Драконианин отвалил челюсть, после чего кивнул.
- Да. Да! Быть иль не быть, вот уж действительно вопрос! - Заммис всплеснул руками. - Откуда мы знаем, что за пределами пещеры ярится ветер, если нас там нет и мы этого не видим? Бушует ли море, если нас нет на берегу и мы ничего этого не наблюдаем?
- Конечно, - уверенно сказал я.
- Но, дядя, откуда нам это известно?
Я покосился на драконианина.
- Заммис, ответь-ка мне на один вопросик. Истинно или ложно следующее суждение: "Все, что я сейчас говорю, неправда"?
Заммис похлопал веками.
- Если это неправда, значит, суждение истинно. Но… если оно истинно… суждение ложно, но… - Заммис опять моргнул, потом возобновил прерванное занятие - принялся втирать жир в палатку. - Мне надо подумать, дядя.
- Подумай, Заммис.
Он размышлял минут десять, затем проговорил:
- Суждение ложно.
Я улыбнулся:
- Но ведь суждение именно это и утверждает, а следовательно, оно истинно, однако… - Разгадки я ему не раскрыл. Ох, самодовольство, ты ввергаешь в соблазн даже праведников.
- Да нет же, дядя. Суждение в данном конкретном контексте бессмысленно.
Тут уж я пожал плечами.
- Понимаешь, дядя, это суждение исходит из предпосылки, будто существуют некие мерила истинности и ложности, самоценные и не зависящие от всех иных критериев. По-моему, в Талмане логика Луррвены высказывается по этому поводу однозначно, и если приравнять бессмысленность к ложности, то…
- Да, тут такое дело… - вздохнул я.
- Понимаешь, дядя, прежде всего надо условиться о том, в каком контексте твое суждение имеет смысл.
Я подался вперед, насупился, почесал в бороде.
- Понятно. А еще утверждают, что яйцеклетка курицу не учит.
Заммис как-то косо на меня посмотрел и уж совсем опешил, когда я повалился к себе на тюфяк, по-дурацки гогоча.
- Дядя, почему в роду Джерриба повторяются только пять имен? Ты ведь говорил, что в человеческих родословных чередуются множество имен.
Я кивнул.
- Пять имен рода Джерриба - это всего лишь символы, носители же должны украсить их деяниями. Важны деяния, а вовсе не имена.
- Гоциг приходится родителем Шигену, точно так же как Шиген приходится родителем мне.
- Конечно. Ты ведь это вызубрил наизусть.
Заммис сдвинул брови.
- Значит, когда я стану родителем, мне придется назвать своего маленького Тай?
- Да. А Тай назовет своего малыша Гаэзни. Чем ты здесь недоволен?
- Я бы хотел назвать своего ребенка Дэвидж, в твою честь.
Я улыбнулся.
- Имя Тай носили великие банкиры, коммерсанты, изобретатели и… впрочем, ты все это знаешь наизусть. А имя Дэвидж мало чем ознаменовано. Подумай, как много потеряет Тай, если ты не назовешь его Таем.
Заммис немного подумал и согласился.
- Дядя, как по-твоему, Гоциг еще жив?
- Насколько мне известно, жив.
- Какой он?
Я стал припоминать рассказы Джерри о его родителе Гоциге.
- Он преподавал музыку, он очень сильный. Джерри… Шиген говорил, что его родитель пальцами гнет железные брусья. Кроме того, Гоциг держится с большим достоинством. Думаю, в эту минуту Гоцигу очень грустно. Ведь он, наверное, считает, что род Джерриба угас.
Заммис помрачнел, его желтые бровки сошлись воедино.
- Дядя, нам во что бы то ни стало надо попасть на Драко. Мы должны сообщить Гоцигу, что род продолжается.
- Попадем и сообщим.
Истончался зимний лед, были готовы и башмаки, и палатка, и рюкзаки. Мы завершали отделку новых утепленных костюмов. Поскольку Джерри давал мне Талман лишь на время, ныне золотой кубик висел на шее у Заммиса. Драконианин то и дело вытряхивал из кубика крохотную золотистую книжицу и читал ее часами.
- Дядя!
- Что?
- Почему дракониане говорят и пишут на одном языке, а люди на другом?
Я рассмеялся.
- Заммис, люди говорят и пишут на множестве языков. Английский - лишь один из них.
- Как же люди разговаривают между собой?
- Не всегда они разговаривают, - уточнил я. - А уж если разговаривают, то прибегают к услугам переводчиков - людей, владеющих обоими языками.
- Мы с тобой владеем и английским, и драконианским; можно ли теперь считать нас переводчиками?
- Пожалуй, можно, только для этого надо сыскать такого человека и такого драконианина, которым захотелось бы побеседовать между собой. Помни, идет война.
- Как же прекратится война, если они не побеседуют?
- Надо полагать, рано или поздно побеседуют.
Заммис улыбнулся.
- Пожалуй, я не прочь бы стать переводчиком и посодействовать прекращению войны. - Драконианин отложил шитье и разлегся на своем новом тюфяке. - Дядя, а как по-твоему, за лесом мы кого-нибудь отыщем?
- Надеюсь.
- Если отыщем, полетишь со мной на Драко?
- Я ведь обещал твоему родителю, что полечу.
- Нет, я имею в виду - потом. После того как я произнесу свою родословную, что ты станешь делать?
- Не знаю. - Я задумчиво воззрился на огонь. - Война может долго еще мешать нам вернуться на планету Драко.
- А что потом?
- Скорее всего, опять военная служба.
Заммис приподнялся на локте.
- Опять станешь истребителем?
- Конечно. Это все, что я умею делать.
- И будешь убивать дракониан?
Тут уж я отложил шитье и пристально вгляделся в драконианина. С тех пор как мы с Джерри оттузили друг друга, многое изменилось - больше, чем я воображал. Я качнул головой.
- Нет. Наверное, я вообще не буду пилотом… военным. Может, подыщу работу в гражданской авиации. - Я пожал плечами. - А может, и выбирать-то не придется - начальство само за меня выберет.
Заммис сел и на какое-то время замер; потом встал, подошел к моему тюфяку и опустился рядом со мной на колени.
- Дядя, я не хочу с тобой расставаться.
- Не говори глупости. Ты попадешь к своим. Тебя будет окружать родня - отец твоего родителя Гоциг, братья Шигена, их дети… ты меня напрочь позабудешь.
- И ты меня?
Я заглянул в желтые глаза и погладил Заммиса по щеке.
- Нет. Я тебя не забуду. Но только учти, Заммис: ты драконианин, а я человек, следовательно, мы с тобой в разных лагерях Вселенной.
Заммис снял мою руку со своей щеки, растопырил мои пять пальцев и принялся их разглядывать.
- Что бы ни случилось, дядя, я никогда тебя не забуду.
Лед растаял, и вот на промозглом ветру, в слякоти, согнувшись под тяжестью рюкзаков, мы с драконианином стояли возле могилы. Заммис сравнялся ростом со мною, а значит, вымахал чуть повыше Джерри. У меня с души свалился камень: сапоги пришлись впору. Заммис подтянул рюкзак поудобнее, отвернулся от могилы к морю. Глянув в том же направлении, я увидел, как накатывают и разбиваются о скалы буруны, потом перевел взгляд на драконианина.
- О чем задумался?
Заммис смотрел себе под ноги, затем поднял глаза на меня.
- Дядя, раньше я об этом как-то не думал, но… я буду тосковать по здешним местам.
- Вздор! По здешним? - Я со смехом хлопнул драконианина по плечу. - С какой стати тебе по ним тосковать?
Заммис опять вгляделся в морскую даль.
- Здесь я многое узнал. Здесь ты меня многому научил, дядя. Здесь я прожил всю свою жизнь.