- Садитесь, - пригласил он начальника добровольной пожарной дружины, имени которого так и не вспомнил. - Расскажите по порядку.
- Рази за этими учеными уследишь? - горячо сказал пожарник. На Усманова пахнуло густым ароматом табака. - Похоже, холодильник взорвался. Хранили там чегой-то…
- Хорошо, что не вызвали городскую дружину, - ласково сказал директор. - Сами справились, молодцы!
- Вначале горело жарко. Мы двери отворить не могли - заклинило их. что ли. Потом Таня Боровик дверь открыла… Вот девка-герой! Она в скатерть завернулась и прошла через огонь. Сынок ваш молодцом, успел выбросить водород. Не то бы - скандал… Ума не приложу, как он баллон в одиночку осилил? В беде силы прибывают…
- Почему баллон был в комнате?
- Марат Магжаныч! - Начальник запнулся и бессильно развел руками. Невозможность употребления слов и выражений, в которых он сейчас очень нуждался, сильно обедняла речь. - Рази ж их…
- Пострадавшие есть?
- Сынок ваш, слава богу, цел. Бегает и прыгает. Устинович вроде руку сломала, ее сразу увезли. Ну, Таня Боровик моим ребятам дверь открыла, я уже говорил. Инну Ивановну в окно втащили. Она там на подоконнике спасалась.
Вошла Елизавета, положила на стол бумагу. Усманов подписал, не читая.
- На доску! - И снова глянул на пожарника. - Продолжайте.
- Я говорю: Инна Ивановна как вышла, так половину волос вместе с пеплом смахнула. "Вот, - говорит, - называется зашла чаю попить"… Жалко Таню, сильно обожглась. На ей платьишко было, это, синтическое, так оно аж к телу прикипело. Увезли ее тоже…
- Благодарю вас, Семен Прокопьевич. - Директор вспомнил наконец имя. Передайте вашим ребятам: молодцы!
Директор проводил взглядом хиловатую фигуру начальника ДПД и нажал кнопку селектора:
- Лизавета, соедини с больницей.
5
Беда одиночкой не ходит.
Директор сохранил кресло только благодаря нобелевской медали. Однако не это его тревожило. После пожара и выговора Марат Магжанович почувствовал что-то неладное в своем большом теле. Стоило засидеться в кабинете перед поездкой в главк или крупно поговорить на планерке (склад забит алмазами, а количество потребителей не увеличивается), как горло стискивал болевой ошейник. Это было так неожиданно и страшно, что он едва не кричал. А по утрам накатывали приступы тошноты, даже любимый индийский чай не улучшал самочувствия. Мутными глазами он смотрел на жену и сына, молча собирался и уходил в институт.
- Что-то вы перестали завтракать. - замечала Ирина Петровна.
Ее больше тревожили не переживания мужа, а поведение Камилла. Сын куда-то убегал из института - это ей сообщали, вечером поздно возвращался домой. Раньше он оставлял зарплату на столе, хотя потом набирал вдвое больше, в основном на книги. Теперь же своих денег не отдавал, но и семейных не брал ни копейки.
- Он ходит к ней, - внушала Ирина Петровна мужу, когда Камилл хлопал входной дверью.
- К кому? - спрашивал Марат Магжанович, перемогая приступ тошноты.
- Не задавай идиотских вопросов! Она уже исковеркала жизнь нашему сыну и теперь хочет погубить его совсем.
- Оставь их в покое. Разберутся сами.
- Как ты можешь говорить такое! В житейском смысле Камилл - молодец. Он не знает, что такое хорошо и что такое плохо. И в этом виноват ты! Да и я тоже… Вместо того чтобы воспитывать ребенка, занимались дурацкими алмазами. Кому они теперь нужны? А сын протек между пальцами… Он в таком возрасте…
- Между прочим, в его возрасте ты едва нацарапала кандидатскую диссертацию, а он тянет на доктора.
- На доктора?! - Ирина Петровна даже задохнулась. - Ты совсем слепой! Да он уже пять лет ничего не делает. За пять лет - ни одной публикации.
- Постой, постой. Я же недавно читал обзор…
- По металлическому водороду? Это обзор пятилетней давности. За это время никто не продвинулся ни на шаг… Что с тобой?
Марат Магжанович сидел с искаженным лицом и держался рукою за горло.
- Болит…
Ирина Петровна подошла, пощупала.
- Гланды распухли. Сейчас приготовлю настойку из листа эвкалипта.
Марат Магжанович понимал, что это не ангина. В ближайшую поездку в Москву сказал своему шоферу Стасу остановиться у академической поликлиники.
- Неужели заболели? - удивился бывший десантник.
- Да ерунда - профилактика, - небрежно обронил Усманов, - Однако Ирину Петровну зря волновать не следует.
Стае пожал плечами: какой разговор!
Врач был сравнительно молод, невероятно худ и похож на страуса: длинная жилистая шея, широкий нос, громадные очки.
- Собственно, почему вы ко мне? - спросил о, перелистывая немногочисленные листы усмановской карточки.
- Наследственная предрасположенность. Бабушка и мать умерли в семьдесят два и пятьдесят шесть.
- Диагноз?
- Желудок и двенадцатиперстная кишка.
- Почему не сообщили об этом раньше? Думал, что время еще есть.
- Думали, думали, - недовольно бурчал врач, щупая горло Усманова. Пальцы его были твердыми и холодными. - Думать надо на работе. Откройте рот, скажите: "А".
Холодное прикосновение металлической ложечки, холодный блеск зрачков. "Начало конца, - подумал Усманов,- Как просто". Врач обошел стол и сел. С минуту он и Марат Магжанович разглядывали друг друга.
- Простите, как ваше имя-отчество?
- Николай Альбертович.
- Так вот, дорогой Николай Альбертович. Очень прошу в прятки со мной не играть. Мне нужна полная и достоверная информация.
- С этим обращайтесь к господу богу. А для меня сдадите анализы.
- На биопсию?
- У нас есть кое-что получше - критерии Андроникашвили.
О биохимических работах грузинского физика Усманов был наслышан. В свое время они вызвали недоуменные улыбки и ехидные пожатия плеч. Потом этим направлением заинтересовались.
Всего критериев три. Первый заключается в том, что раковые клетки и ткани содержат воды в два с половиной раза больше, чем нормальные. Причем свойства этой гидратной воды заметно изменены. Возможно, поэтому резко меняется характер теплового поглощения измененных тканей. Он может быть зафиксирован тонкослойным хроматографом и составляет второй критерий Андроникашвили. Наконец, злокачественные опухоли содержат повышенные концентрации двухвалентных металлов. Например, количество ионов цинка может быть увеличено в три раза. Быстро растущая опухоль нуждается в непрерывном потоке этого микроэлемента. "Цинковый голод" бывает настолько велик, что некоторые опухоли мобилизуют металл из костей. Этим обстоятельством пользуются врачи. Например, чтобы уменьшить скорость роста саркомы, назначают бесцинковую диету. Но полностью обойтись без металла организм не может, так как цинк участвует в ста двадцати биохимических реакциях.
Все это Усманов знал, но легче от этого ему не было…
Одноклеточные организмы размножаются делением. Они могут делиться бесконечно - в этом залог бессмертия вида, В более сложных организмах за всю их жизнь клетки делятся всего несколько раз. Затем они погибают вместе с организмом. Бессмертие вида осуществляется другим способом - рождением повой особи.
Оба способа размножения имеют равные права. Они одинаково хороши или плохи.
Согласно концепции академика Л. А. Зильбера, существует ДНК-содержащие опухолеродные вирусы, которые могут встраивать свой генетический материал в наследственный аппарат нормальных клеток. Спровоцированная клетка становится самостоятельной. Она жаждет бессмертия для себя, перестает подчиняться всеклеточным законам. И вот она неудержимо растет, полнеет, делится на две дочерние клетки, на четыре, на восемь, на шестнадцать… Она превращается в раковую опухоль, которая скоротечно подменяет собой многоклеточный организм, тем самым уничтожая его. Хорошо это или плохо?
На определенной стадии рак неизлечим. Не помогают операции (есть даже мнение, что опухоль, увидевшая свет, растет быстрее), лекарства, облучения. Год, другой человек худеет, желтеет, мучается от жестоких болей, не верит в свою смерть и умирает.
Почему же человеческий организм не борется со смертоносной клеткой, как делает это со всевозможными вирусами, бациллами и кокками? Почему не посылает против нее могучих фагоцитов? Потому что она притворяется своей. Она содержит такие же молекулы ДНК и РНК, такие же гены и хромосомы, как и все остальные клетки. Вот если бы в ней распознать чужака! Тогда полчища фагоцитов набросились бы на клетку-отщепенца со всех сторон и пожрали ее. Они изловили бы и съели все остальные раковые клетки. Вот было б пиршество для фагоцитов! Хорошо это или плохо? (Интересующихся этим отсылаем к работам советских ученых Э. Л. Аидроникашвили и Л. А. Зильбера)
6
Камилл действительно убегал с работы. Часами он кружил вокруг больницы, не решаясь зайти к Ларисе. От Инны Ивановны он знал и номер палаты, и часы посещения. Приносил с собой свежие яблоки и сам же их съедал под больничными окнами.
Однажды он все-таки решился и проник в палату Ларисы. Устинович лежала на спине. Левая рука ее топала углом. Локтевой сгиб пронизала тонкая спица, зацепленная в блестящей никелированной подкове. От подковы тянулись тросики, один через два шкива к спинке кровати в ногах, другой, тоже через шкив, - к стене. На концах тросиков подвешены подставки с гирями, как на десятичных весах.
- Здравствуй, - слабым голосом сказала Лариса. - Садись.
Женщина на костылях засуетилась:
- Девочки, пора па процедуры! - И заковыляла к выходу. За ней молча вышла старушка с рукой на перевязи и увела девочку лет десяти с забинтованной головой. Дверь тихонько закрылась.
- Я очень страшная? - спросила Лариса, когда Камилл подтянул табуретку ближе к постели.
- Как тебе сказать…
- Ладно, говорить комплименты ты не научился. Что нового в институте?.. Нет, про институт не надо. Здесь так тоскливо: читать не могу, наушники не работают. Расскажи что-нибудь интересное, а?
Вблизи рука Ларисы казалась иссиня-бледной. Пальцы торчали безжизненно, как на гипсовом слепке, фиолетовые ногти обломались. Такую руку нельзя было целовать или гладить - только жалеть.
Камилл попытался улыбнуться и с искусственным воодушевлением принялся рассказывать заготовленную историю, которую в разных вариантах вычитал у Гете, Шиллера, Дюма и Цвейга. Это был анекдот о знаменитой авантюристке Жанне де ла Мотт, которая украла алмазное ожерелье, предназначенное для Марии Антуанетты. Громкий скандал стал прелюдией к Французской революции и свержению Бурбонов. Позднейшие исследователи выяснили, что Жанна де ла Мотт бежала в Россию и до самой смерти жила в Крыму под именем графини Гише. Ожерелье хранила в черной шкатулке, которую постоянно держала при себе. Однако после смерти графини алмазное ожерелье исчезло. По свидетельству историков, это был шедевр ювелирного искусства - соразмерность, изящество, огненная игра придавали ему невыразимое очарование. Красота Марии Антуанетты заметно потускнела без ожерелья. По-видимому, последующая потеря головы огорчила ее меньше.
Заключительную остроту придумал сам Камилл, надеясь развеселить Ларису. Но та не улыбнулась и задумчиво протянула:
- Я понимаю королеву.
Наступило долгое молчание. Камилл смотрел в открытое окно, за которым летали голуби и ласточки. Он не предполагал, что свидание окажется таким тяжким. Думаешь одно, хочешь сказать другое, а говоришь никому ненужную чушь.
Вдруг лицо Ларисы как-то странно исказилось, пошло пунцовыми пятнами. Губы жалко покривились, подбородок мелко-мелко задрожал.
- Почитай что-нибудь, - едва слышно попросила она.
- Я больше не пишу.
- Совсем?
- Совсем.
- Почему?
Камилл пожал плечами.
- Тогда почитай старое. - Голос Ларисы едва ли не молил. - Почитай "Песню о любви".
Камилл глядел в окно. Потом, едва намечая мелодию, начал:
- Я тебя люблю. Древнее мира эта песня о любви. Светло и нежно льются волосы-ручьи. Мне слаще жизни губы теплые твои. Люблю тебя… Звезды глаз твоих меня согрели, стал я чище и мудрей. Не может быть иной любви, иных друзей. Ты всей вселенной стала, тайною моей - ты вся во мне. Ты вся во мне - и чудо-волосы, изгибы губ, и тайна голоса. Ты вся во мне, в моей судьбе. Тебя я вымолил у бога, ты лишь со мной не одинока. Я как алмаз тебя согрел.
Камилл говорил все тише. Он уже не читал, а хрипло рассказывал о том, что было и минуло. Глаза Ларисы были закрыты, под изогнутыми ресницами набухали слезы. Лицо матово светилось, словно подсвеченное изнутри. Губы пылали.
- Пожалуйста, поцелуй…
И все стало, как раньше.
- Почему ты мне рассказал про ожерелье Марии Антуанетты?
- Просто так.
- Я эту историю лучше тебя знаю. Из-за этого ожерелья пожар случился.
- Как так?
- Хотелось получить дешевый алмаз. Такой дешевый, чтобы любая женщина могла купить себе бриллиантовое ожерелье. Как это сделать? Тяжелый углерод дорог, алмаз из "Тора" идет только на технические нужды. Тогда я подумала, что если облучить антрацит медленными нейтронами, то часть углерода-двенадцать превратится в тяжелый изотоп.
- Молодец! Хорошо придумала.
- Но в антраците оказалось много органического материала, который мешал росту алмаза. Проконсультировалась с химиками. Они посоветовали вытянуть органику при помощи эфира…
- Значит, в холодильнике был эфир?
- Ну да, чтобы остыл и меньше испарялся.
- Ты как ребенок! Эфир надо держать под тягой!
- Пока ее сделают.
7
Через неделю из сороковой палаты выписали молодайку на костылях. На ее место положили загипсованную женщину с ногой, нацеленной в зенит.
Лариса смотрела на Камилла с веселым ожиданием.
- Здравствуй, - сказал он и принялся выгружать банки со свежей клубникой и черешней.
- Не так, не так! - закапризничала Лариса и вытянула губы. Камилл поцеловал ее около уха, ощутив как нежная щека налилась жаром. Теплые и мягкие женские губы раскрылись.
О-о-ох! - выдохнула женщина. - Еще… Как я люблю целоваться!
Камилл гладил бледную руку, угловатые плечи, тоже бледные и прохладные.
- Видишь, уже шевелится? - сказала Лариса и действительно шевельнула гипсовыми пальцами.
- Ого! А ну-ка мизинцем.
- Все, все хорошо. Врач сказал, что через неделю вытащит спицу, а там и выписка.
- Хорошо…
- Еще бы не хорошо! Знаешь, как надоело лежать? Так хочется к тебе сил нет терпеть.
- Бесстыдница ты.
И они опять целовались.
- Как дела в институте?
Она уже вторую неделю интересовалась жизнью отдела. Камилл отвечал уклончиво, но сегодня решил сказать все.
- Знаешь, в отдел тебе возвращаться не надо.
- Почему?
- Почему, почему - по кочану! - Иных слов у него не нашлось. Интересной работы везде много.
- Нет, ты все-таки скажи.
- В общем было собрание…
- А-а-а, понимаю! Ты сидел в уголочке и молчал. Комсомольско-молодежная Таня Боровик выступила с "пламенной" речью. Замдиректора Михайлов, конечно, орал и пучил от натуги глаза. - Все это было настолько достоверно, что Камилл невольно улыбнулся. Лариса едко продолжала:- Андреев лил крокодиловы слезы и становился на колени. В результате его простили, а меня…
- Андреев уволился. "И в кубе" берет тебя на участок.
Начальника алмазного участка Инну Ивановну Игнатьеву звали в институте "И в кубе" или просто "Кубышкой".
- Здрасти! Что я там буду делать?
- Будешь по-прежнему выращивать алмазы.
- Торчать у "Тора", да? Я исследователь, а не технологическая дама! Я хочу заниматься углем!
Усманов смотрел в открытое окно. Небо было высоким, безоблачным и голубым. С него словно стекал зной и собирался над землей в виде непрекращающегося птичьего щебета, яркого огня цветов и зыбкого марева над асфальтированной аллеей. Неторопливо пролетела ворона, посматривая по сторонам. Высоко, высоко стригли небо две ласточки. "Что-то их в этом году мало, - подумал Камилл. - Уж не попала ли стая над морем в шторм? Бедные птички!.. Впрочем, за такое жаркое лето они, наверное, успеют вывести и выкормить два потомства. А осенью все небо будет в ласточках".
- Почему ты молчишь? - сердито спросила Лариса;
- Что? - Камилл увидел, что она положила его ладонь себе на грудь.
- Я не хочу на участок. Пожалуйста, поговори с отцом.
8
В этот воскресный день Марат Магжанович вопреки обыкновению в институт не пошел и весь день провел дома. Камиллу он показался излишне словоохотливым, словно зараз решил высказать сыну все, что не успел в предыдущие годы.
- Что-то тебя несет, - сказал Камилл. - Уж не в академики ли выбирают? А то ты засиделся в член-коррах.
- Почему бы и нет. - Отец вздохнул. - Во Франции академиков называют "бессмертными". Я тоже хочу быть "бессмертным".
- Хочешь, для этого дам идею?
- Любопытно будет послушать…
- Можно выращивать алмазы без углерода-тринадцать.
- Шутишь?
- Вполне серьезно. Но за идею придется заплатить.
- Дорого просишь?
- Я хочу татарских пельменей!
Ирина Петровна подняла от вязания карие глаза:
- Фарша нет.
- Готов за идею поработать, - загорелся Марат Магжанович. Заодно поучим этого псевдотатарина обращаться с мясом.
Татарского языка Камилл, естественно, не знал, хотя по паспорту числился татарином. В университетской библиотеке читал Габдуллу Тукая и Хади Такташа. Потом заинтересовался переводами. Пробовал переводить на русский язык стихи Мусы Джалиля. Подстрочники ему изготавливал сокурспик-астраханец. Из татарского же языка Камилл твердо знал всего несколько слов: юк - нет, яхши - хорошо, барыбер - все равно, киль - иди сюда. С детских лет запомнил шутливую поговорку, которой одно время злоупотреблял отец: "Нам, татарам, все равно - что водка, что граната. Лишь бы с ног валила". И конечно же, Камилл знал татарское название пельменей гыльжа. Русскими буквами это слово не передать. Оно звучит сингармонично, мягко, с ударением на последнем слоге.
Гыльжа - пельмени особые, не похожие на обычные "ушки". Они имеют продолговатую форму (может быть, этимология восходит к слову "гильза"?); по верхней части проходит узорный шов, защипленный пальцами. Остро приправленное мясо благодаря способу лепки сохраняет необыкновенный аромат и сочность. Вообще пельмени - праздничное блюдо. С ними связана веселая суматоха, гости, хлопочущая на кухне мама, добродушные эскапады отца.
Пока Ирина Петровна замешивала тесто, Марат Магжанович и Камилл крутили фарш, обильно сдабривая его луком, чесноком, красным и черным перцем, солью.
- Воды не жалей, - учил отец. - Вода - это сок, шюль, по-татарски. Помешай хорошенько… Да не ложкой, а рукой! Вот так. А потом должен постоять часок, созреть. Это тебе, братец, не металлический водород выращивать.
Руки у Камилла были залеплены фаршем, лицо тоже.
- Кстати, как у тебя дела научные?
- Что это ты вдруг? - Камилл пожал плечами и пошел в ванную.
Но отец не отстал:
- Все-таки расскажи, мне интересно. После Верещагина далеко продвинулся?
Настроение у Камилла было хорошее, почему не развлечь отца? И он загнусавил с интонациями лектора-демагога: