Глава 11
Джад расстегнул пуговицы своего золотого жилета – жара стояла страшная.
– Знаете, что такое палимпсест?
– Только не я, – ответил Сэм, не отрывая глаз от темной груды, лежавшей там, куда они направлялись.
– Какой-то документ, кажется, – поспешила на выручку Зита.
Джад улыбнулся.
– Тепло, но приз вы не получите. Палимпсест... В давние времена писали на пергаменте. А он стоил дорого, поэтому один и тот же кусок пергамента использовался по нескольку раз. Например, вы написали другу письмо. Он его получил, смыл текст и написал на том же листе ответ, который и отправил вам. Ну и так далее. Один и тот же кусок пергамента мог использоваться дюжину или больше раз – один текст поверх другого. Однако следы прежнего текста все же сохранялись – слабые и призрачные.
Эта земля – от реки и до шоссе – очень похожа на палимпсест: ее тоже использовали многократно. Когда-то давно на месте этой каменной церкви стояла деревянная. А еще раньше тут был римский храм, а задолго до него – неолитический жертвенник. И все на одном и том же месте. Вы можете спуститься в церковное подземелье и там увидите колодец – прямо в центре пола. В него люди Железного века кидали свои приношения богам. А видите вон там небольшой отрезок дороги, вымощенный булыжником? Он остался с римских времен. А вон на том холме можно отыскать следы доисторической тропы. Возможно, это одна из самых древних торговых троп Англии, а когда-то они пересекали всю страну – несколько тысяч лет назад. Само шоссе тоже проложено по следам одного из таких путей.
Эти двести акров несут на себе следы использования человеком по меньшей мере на протяжении десяти тысяч лет – до каменных наконечников стрел и костяных рыболовных крючков, которые мы выкапывали на береговых откосах. А вот этот холмик – все, что осталось от жилища отшельника. Сам Роджер Ролли жил там в четырнадцатом столетии. Слыхали о Ролли?
Сэм и Зита отрицательно покачали головами.
Джад продолжал говорить с той же серьезностью:
– Ролли был мистиком. Иными словами, верил, что получил прямую линию связи с самим Господом Богом. Написал несколько книг о своих опытах общения, пока Черная Смерть не прикончила его в четырнадцатом столетии. Ну а теперь... – Джад остановился шагах в десяти от черной массы, лежавшей на земле. – Что вы скажете вот об этом?
Сэм заметил, что Зита сморщила носик. Однако – надо отдать ей должное – она не отвернулась и не убежала. У самого Сэма желудок чуть не вывернуло наизнанку, и он инстинктивно прикрыл ладонью нос и рот. То, что было у него перед глазами, никаких сомнений не вызывало.
– Это корова, – сказал он. – Вернее, половина коровы.
И шагнул ближе. Корова была разрублена почти точно пополам. На месте разруба видны два голубоватых органа, похожие на пластиковые мешки, чуть свешивавшиеся из "головной" половины животного. Сэм догадался, что это легкие. Был там еще какой-то коричневатый предмет величиной с футбольный мяч – надо полагать, сердце. От него шли две толстые белые артерии. Обе чисто обрублены. Большая лужа крови превратила траву в липкую коричневую массу. Над коровой вились мухи, но там, где внутренности свешивались наружу, мух было еще больше.
– Боже, какой ужас! – выдохнул Сэм.
– Какие сволочи, – сказала Зита. – Кто мог сделать такое?
– Действительно – кто? – отозвался Джад. – И вот еще что: где же задняя часть коровы?
– Браконьеры? – пожал плечами Сэм.
– Странный способ красть коров, не так ли? – задумчиво продолжал Джад. – Мне кажется, проще украсть животное целиком, а уж потом зарезать его. И как, черт побери, можно разделать скотину такого размера, да еще так аккуратно, прямо тут, на пастбище? Видите? Кто-то должен был орудовать огромным топором – подойти к живой корове и... бац! – С помощью одной руки Джад изобразил воображаемый удар. – Разрубил одним ударом, будто это яблоко.
Мухи вились черным облаком там, где были обнажены внутренние органы жертвы. Сэм чувствовал тяжелый запах сырого мяса.
– Вы сказали, что видели еще кое-что, Джад?
– Да, есть и еще кое-что. Идите за мной.
Они пошли дальше. Джад продолжал говорить, обращаясь к своим спутникам через плечо:
– Замечаете ли вы то, что вижу я?
Сэм поглядел на траву в том месте, куда указал Джад.
– Не вижу ничего, – сказал он. – Трава как трава. А что с ней?
– Подождем. Мне не хочется давать вам готовые умозаключения. Предпочитаю, чтобы вы сделали их сами.
Сэм снова вгляделся в траву – сухую и жесткую. Ничего особенного.
Зита, скрестив руки на груди, тоже всматривалась, ее острые глаза перебегали с места на место. Она молчала, но у Сэма возникло ощущение, что она видит гораздо больше, чем он.
– А вот и еще один курьез, – сказал Джад так, будто водил экскурсию по археологическим раскопкам. – Взгляните на бутылку в траве.
Сэм послушно вгляделся.
– Она разбита.
– Не разбита, – поправил его Джад, ткнув большим пальцем в направлении бутылки, будто изображая полицейского на месте преступления. Сэм понял, что для Джада и корова, и бутылка были настоящими уликами. Вот только уликами чего? – Поглядите получше – разве она разбита?
Сев на корточки, Зита осмотрела бутылку. Та была цела, но горлышко у нее отсутствовало.
– Впечатление такое, что горлышко у нее отпилено.
– Да. И отпил очень чистый. Не кажется ли вам, что он такой же чистый, как отруб на корове?
Зита кивнула.
– На странные аномалии наталкиваемся мы в этих местах, а?
От человека, сделавшего столь удивительное замечание, можно было ждать широкой улыбки на лице, но Джад был абсолютно серьезен.
– Пошли дальше. Это совсем рядом. Я хотел бы показать вам еще кое-что.
Чтобы добраться до цели, не понадобилось и минуты.
– О Боже! – Зита поднесла ладонь ко рту. Ее глаза широко раскрылись.
Это была передняя часть мотоцикла. Сначала Сэм не мог взять в толк, почему руль и переднее колесо машины Зита сочла такими ужасными. Обломки машины лежали на земле, рядом валялся кусок покрышки, похожий на черную змею. Сэм нагнулся, чтобы увидеть получше.
И тогда тоже увидел.
Это было даже хуже половины коровы с ее вывалившимися внутренностями – той, что осталась где-то за их спинами.
Это была человеческая кисть, крепко вцепившаяся в рукоятку руля. Часть предплечья была отрезана чисто и аккуратно. Наручные часы на запястье покрыты кровавой коркой. Пальцы, казалось, уже готовились выпустить резиновую оболочку рукоятки. Сэма эти окоченевшие пальцы буквально гипнотизировали. Ногти казались невероятно белыми и сверкали на солнце. Светлые волосы на тыльной стороне ладони стояли дыбом и были отчетливо видны на загорелой коже, покрытой многочисленными веснушками.
– Видите, какой чистый срез? – Голос Джада звучал спокойно. – Похоже, его делал опытный хирург. Верно? Ни бороздок, ни зазубрин, ни порванной кожи... Вам нехорошо?
Зита отвернулась.
– Сейчас все пройдет, – сказала она, делая глубокий вдох. – Голова закружилась.
Сэму вдруг пришла в голову мысль:
– А какое время показывают часы?
Джад нагнулся и слегка склонил голову набок.
– Без десяти три.
– Как и мои.
– Мои тоже.
– Господи Боже, – проговорил Сэм, который никак не мог отвести взгляд от мотоцикла, где мертвая рука все еще продолжала сжимать рукоятку руля. Черт возьми, такая композиция могла бы стать эмблемой современного извращенного искусства. – Такое приятным зрелищем, пожалуй, не назовешь.
– Уж это точно, – согласился Джад.
– Думаю, это дело полиции – отделить ядрышки от скорлупы.
– Не знаю, у меня такое ощущение, что ей это окажется не по зубам, – покачал Джад седой головой.
Зита вдруг окликнула его:
– Джад!
– Да?
– Вы о траве говорили, да? О различиях в высоте? – Она поглядела на Сэма: – Неужели не видишь?
Сэм уставился себе под ноги.
Можете считать меня тупицей, недоразвитым или даже полным дебилом,сказал он про себя, но я ничего не вижу.Трава как трава, а ничего другого он вообще не видел.
Сэм пожал плечами.
Джад отошел шагов на десять от отрубленной руки, остановился и посмотрел назад – в сторону амфитеатра и реки.
– Когда я был мальчишкой, – начал он, – в нашем парке ежегодно устраивалась ярмарка. Я радовался этому, как и все мальчишки, да и девчонки, если по правде. Но особенно я ждал того времени, когда цирк сворачивал свои шатры и уезжал. Утром, уже после их отъезда, когда я шел в школу, я обязательно забегал в парк, останавливался и долго рассматривал траву на том месте, где были палатки, "гигантские шаги" и карусели. Мне казалось, что я вижу... Ну, что-то вроде волшебства. Трава как будто повторяла рисунок расположения шатров, каруселей, палаток, где торговали сладостями. Там, где были карусели, трава была длинной. Понимаете? Можно было встать в центре идеального круга на месте "гигантских шагов". Конечно, ничего волшебного в этом не было. Просто там, где находились все эти сооружения, трава росла быстрее и была бледнее по цвету.
Сэм снова стал присматриваться к дерну.
– Цвет всюду одинаковый. Но теперь-то ты видишь, Сэм?
– Вижу, – откликнулся он, ощущая прилив удивления. – По эту сторону мотоцикла она длиннее, чем по ту, не меньше, чем на полдюйма. Определенно длиннее...
– То же самое вы обнаружите и возле бутылки с отрезанным горлышком и возле коровьей туши. – Джад задумчиво потер подбородок. – А еще я готов спорить на мою недельную зарплату, что если вы станете проводить границу между высокой и низкой травой, то она обязательно пройдет через эти точки – бутылку, корову и руку этого бедняги.
– У вас есть объяснение этого явления?
– Есть. – Джад покивал. – И, мистер Бейкер и мисс Прествик, я убежден, что это объяснение в настоящую минуту восседает прямо перед вами и смотрит вам в глаза.
Зита ответила медленно и задумчиво:
– Это время, не так ли? Что-то с ним произошло.
Глава 12
1
Вместо того чтобы пойти в придорожный кабачок, как они намеревались сначала, Сэм и Зита вернулись вместе с Джадом Кэмпбеллом к амфитеатру. Солнце жгло по-прежнему. Горячая дымка висела над травой, заставляла дрожать и размываться ранее четкие очертания телеграфных столбов, маршировавших через пастбища. Туристы сидели на скамейках или просто на траве. Многие покупали в Гостевом центре прохладительные напитки.
Выяснилось, что ни автомобили, ни автобус не желали заводиться. Во всяком случае, три легковушки стояли с поднятыми капотами. Какой-то мужчина вытирал руки масляной тряпкой, бросая на машину взгляды, которые ясно говорили, что он не понимает, за что еще можно ухватиться в моторе или куда можно еще раз стукнуть.
Атмосфера недоуменного возбуждения, кажется, себя изжила. Люди выглядели более спокойными. Парень в костюме Дракулы купил в автомате банку ледяной колы и, насколько мог судить Сэм, умудрился овладеть своими чувствами.
Джад сказал, обращаясь к Сэму и Зите:
– Не поможете ли вы мне?
– В чем?
– Да вот с теми... – Джад кивнул в сторону туристов. Их было человек пятьдесят. – Нам надо на какое-то время задержать их здесь.
– Зачем? В чем смысл?
– Мне кажется, что будет лучше, если мы еще некоторое время пробудем здесь и узнаем, что именно сейчас происходит.
Зита от удивления хихикнула.
– Звучит так, будто вы нас в карантин хотите упрятать.
– Карантин? – Джад спокойно кивнул. – Вы нашли правильный термин. Карантин. Именно это я и имел в виду.
– Но почему? – возмутился Сэм. – Уверен, что все эти люди по горло сыты тем, что произошло сегодня. Почему бы не отпустить их по домам или по отелям? Пусть отдохнут, пусть пропустят по паре кружек пива. Я чувствую, что сам с удовольствием занялся бы этим делом хоть сию минуту.
– Мне кажется, что вы недостаточно глубоко продумали последствия. Трава, что растет у амфитеатра, почти на дюйм длиннее той, что растет на лугах. При такой сухой погоде это говорит примерно о недельной разнице во времени. Вы следите за моей мыслью?
– Продолжайте, – кивнул Сэм.
– Вам никогда не приходилось слышать такое выражение: "Я так много работаю, что иногда удивляюсь, как это я до сих пор не повстречался с самим собой?" Выразительная, но довольно бессмысленная фраза, я согласен. Однако сейчас я думаю о ней иначе – для многих из нас она может оказаться исполненной глубокого смысла.
– Черт побери! – Сэм дышал тяжело, он, как говорится, был выбит из седла.
– Вполне с вами согласен, – спокойно поддержал его Джад. – Нам точно известно, что окружающая нас Вселенная спятила. С точки зрения намерений и целей бытия мы пошли в каком-то непредсказуемом направлении. И дело даже не в том, где мы находимся...
– А в том, когдамы находимся, – закончила за него Зита.
– Точно, – отозвался Джад, и его голубые глаза скрестились с глазами Сэма. – Когдамы находимся.
– И вы полагаете, нам следует задержать всех тут? До какого времени? До тех пор, пока ад не замерзнет? Или пока Господь не исправит свои часы?
– Или пока мы коллективно не покончим с собой? – Глаза Зиты опасно сверкнули. – Дабы не заразить остальное человечество?
Она, казалось, намеренно взвинчивала себя, доходя до сарказма, но Джад ответил ей совершенно спокойно:
– Массовое самоубийство? Что ж, дело тоже вполне возможное.
– Чушь собачья!
– Но мы его запишем в самый конец списка.
– Самоубийство? Вы это серьезно?
– Мисс Прествик, представьте себе такую ситуацию – к вам подходит мужчина и говорит: "Явернулся к тебе, пробыв всего лишь год в будущем". Вы решаете, что он сумасшедший. Но он знает, какие лошади и когда придут первыми, он знает номера выигравших лотерейных билетов. Ему известна котировка акции на двенадцать месяцев вперед. Но есть и минус: он показывает вам фотографию вашей собственной могильной плиты с датой, до которой остается еще полгода.
– Весьма внушительный аргумент, – согласился Сэм. – О'кей. Давайте решим, что будем делать дальше. И что мы собираемся сказать этим людям, чтобы они согласились поступать так, как мы им посоветуем.
2
Я умер.
Я умер.Эти два коротких слова настойчиво кружились где-то в глубинах мозга Ли Бартона и уже начинали пускать там крепкие корни.
Я умер.
Он все еще продолжал держать в руках банку ледяной кока-колы.
Я умер.
Но ведь это не Небеса. Тяжелая накидка оттягивала плечи, и он хорошо ощущал эту тяжесть. Она стала весить еще больше, а шнурок, на котором она держалась, впивался в шею. Пот продолжал течь под рубашкой. Ужасно чесались плечи. Солнце слепило.
Но сомнений не было.
Я умер.
Ли огляделся. Вон стоят туристы из его автобуса. И другие, которые приехали в своих машинах. Вон сидит плачущий мороженщик. И трое сопровождающих в своих дурацких костюмах.
А кто вообще знает, что происходит с вами, когда вы умрете? Не с душой, конечно. У каждой культуры свои представления о Небесах. Разве египтяне не представали перед Осирисом, который взвешивал их злые и добрые дела? И в зависимости от того, куда склонялась чаша весов, вы или входили в дверь и получали там славную и вечную жизнь, или, осужденный как грешник, разрывались пополам кем-то, у кого было человеческое тело, но голова и челюсти – крокодила. Да мало ли было всяких верований! Христиане отправлялись в какой-то странный рай, а индуисты возрождались для исполнения еще одного жизненного тура на земле.
Но наверняка никто и ничего не знал.
Ли говорил себе: "Я погиб в Йорке под колесами грузовика, который меня раздавил всмятку. Так почему же я снова оказался здесь?"
Очевидный ответ заключался в том, что его возвращение в амфитеатр вместе со всеми этими людьми является своего рода испытанием.
Но какого черта им от него нужно?
Может, он в чем-то согрешил в прошлые годы? Может, он должен оказать кому-то услугу или хотя бы извиниться перед кем-то, кому он причинил вред?
Но кому?
Он же, в общем, покладистый парень. Большой, мягкий, злобы в нем не больше, чем в щенке. Он относится к тому типу людей, о которых вспоминают в первую очередь, когда речь заходит о славных ребятах.
И тем не менее он убежден, что его подвергают испытанию. И если он его не выдержит, то в хорошенькое же местечко он попадет! А если выдержит, если сделает то, чего от него ждут, то что тогда? Вероятно, его пошлют прямиком в рай?
Ли сделал глоток из ледяной банки.
Вот это да!
Что ж, поплывем по течению. Будем держать ушки на макушке и, когда наступит критический момент, сделаем то, что надо.
Он поднял глаза, стараясь защитить их от слепящего солнца. Может быть, этот сверкающий на небе диск – на самом деле есть Божий глаз? Наблюдает за ним. Следит за каждым движением. Взвешивает каждый поступок. Читает его эмоции, как будто они написаны на сердце, читает легко, как юрист читает в контракте то, что напечатано самым мелким шрифтом.
Возможно, его добрые дела взвешены вместе с плохими. Как у тех дохлых египтян? Когда Ли было четырнадцать, он видел гробницы в Долине Царей и собственными глазами рассматривал роспись на стенах. Эти изображения, сделанные три тысячи лет назад, запечатлелись в его памяти, будто отпечатались на сетчатке глаз. Он стоял в прохладной душной гробнице, а его глаза не отрывались от изображения мертвого египтянина с трупно-зеленоватым лицом, чье тело было обмотано белыми бинтами. И еще там был бог смерти Осирис, который взвешивал дурные и добрые дела мертвого. Добрые – на правой чаше весов, злые – на левой. "Я мертв, – думал он. – И это – Испытание". Ли видел, как к нему уверенными шагами направляется Джад Кэмпбелл. "О'кей. Ли, старина, – сказал он себе. – Думаю, твое Испытание начинается".
3
– Хочешь выпить? – спросил Сэм Зиту.
– Готова за выпивку пойти на любое преступление. Надеюсь, ты сейчас вынешь из заднего кармана брюк плоскую фляжку с коньяком?
Он слабо улыбнулся:
– Сожалею. Я собирался взять в автомате кока-колу. Хочешь?
– А ты не мог бы вместо колы взять перье?
– Считай, оно уже у тебя в руках.
Сэм перешел залитую солнцем автомобильную площадку и добрался до автомата, стоявшего прямо у стены Гостевого центра. Яркое синее небо говорило, что день будет по-настоящему летний.
"Но какой это день недели?" – спросил он себя. И тут же почувствовал головокружение, будто голова готова была сорваться с нарезки и улететь, как воздушный шарик, – прямо в синее великолепное небо. Вместе с его разумом.
Черт, нужно побольше сахара, чтоб повысить его содержание в крови!
Сэм долго возился, перебирая незнакомую мелочь. Какой-то японец, лет эдак сорока пяти, сказал ему: