Естественно, у всех сопровождающих было одно заветное желание – стать актерами. Им актерство казалось одной из лучших профессий. Вы разыгрываете сценки для сорока или около того туристов, сидящих в автобусе. Лишенная свободы передвижения публика покорно замирает в ожидании. Ли встречал множество сопровождающих, которые либо сами наведывались к театральным менеджерам, либо ждали звонков от театральных агентов. Николь Вагнер, как выяснил Ли, была редчайшим исключением. Она училась в университете, и ее заветным желанием было стать барристером.На стоянках нередко можно было видеть, как она с бешеной скоростью пишет в своих огромных блокнотах сочинения (по пять тысяч слов в каждом) типа: "Законодательство в области гражданских правонарушений, его эволюция, кодификация и перспективы развития в будущем". Или же сидит на корточках в костюме гориллы над юридическими журналами, которые печатались мельчайшим шрифтом (так считал Ли), без картинок, с названиями статей столь же сухими, как кости давно померших лордов-судей. Типичными примерами названий были: "Даунивезер против компании Хоггета "Минералы и обогатительные процессы", Лтд. (1904). Соображения по поводу особого мнения" или "Акт о местном самоуправлении 1971 года. Статья 4 подвергается пересмотру".
– Богом клянусь...
Рядом с ними на тротуаре стоял Оливер Харди, он же Райан Кейт – толстенький двадцатилетний юноша в галстуке "в горошек" и с приклеенной к круглому лицу широкой улыбкой – и монотонно повторял: – Это еще одна гнусная история, в которую вы меня втянули.
Николь отбросила назад свои золотые волосы, способные свести с ума любого мужчину.
– Если он скажет это еще раз, я его укокошу! – заявила она свирепо.
Ли понял, что аура всеобщего счастья, навеянная наркотой, уже почти выветрилась.
– Дерьмо уже давно под давлением, – осведомила его Сью. – Оно вырвалось наружу и разлилось по всему этому долбаному месту.
Какой-то прохожий бросил на нее удивленный взгляд. "Впервые слышу, как Стан Лорел матерится", – подумал Ли, совершенно изжарившийся в своей дракуловой накидке.
– Может, кто-нибудь объяснит мне, что произошло?
– Тамошний регистратор, – Николь указала на отель, все еще сжимая в кулаке маску гориллы, – только что сказал мне, что для нашей группы, той, что сидит в автобусе, места в отеле забронированы лишь со второй половины завтрашнего дня. – Ее глаза бешено сверкнули.
– Отдел заказов перепутал все даты. Послали сорок человек в Йорк, а отеля для них нет, – добавила Сью.
– Что же делать? – почти кричала Николь. – Мы ведь не можем везти их обратно в Уитби, там места давно уже заняты другими.
– И в автобусе они спать не могут, – не слишком к месту добавил Райан.
– Вот влипли так влипли!
Ли чувствовал себя так, будто сердце и легкие опускаются куда-то вниз – надо полагать, в желудок.
– Кто-то, мать его растак, профукал к чертям наши премиальные, верно?
– Ладно вам пялить на меня глаза-то. – Сью вытащила из кармана мешковатого пиджака Стана Лорела свою копию расписания поездок. – Вот, глядите! – Она ткнула пальцем в одну из строчек. – 23 июня, отель "Магнус", Йорк. Самый ранний срок регистрации – тринадцать ноль-ноль.
– А сейчас уже половина третьего, – отозвался Ли. – Значит, регистратор решительно утверждает, что мы записаны на завтра? На двадцать четвертое?
– Нет... но... не совсем так. – Николь запустила пальцы в гриву золотых волос (возможно, то была прелюдия к вырыванию их с корнем). – Он сказал, что мы записаны на вторник двадцать третье.
Ли в полном недоумении покачал головой.
– Двадцать третье? Но сегодня и есть двадцать третье! Тогда в чем же проблема?
– Нет. В том-то и весь идиотизм. Регистратор говорит...
За их спинами раздался нетерпеливый сигнал водителя автобуса. Когда Ли повернулся, шофер показал ему пальцем, что пассажиры уже начинают выходить наружу. Ли отрицательно мотнул головой.
Николь продолжала говорить, все еще запустив одну руку в волосы:
– Регистратор утверждает, что сегодня двадцать второе июня.
– Понедельник?
– Да.
– Но ведь это невозможно!
Она нетерпеливо пожала плечами.
– Я до хрипоты доказывала ей, что сегодня вторник.
– Я тоже так считаю. – Ли подтянул накидку. Проклятая штуковина непомерной тяжестью свисала с его плеч. – Вчера, в понедельник,мы были в Уитби.
– А вот регистратор и менеджер отеля утверждают, понедельник – сегодня!
Райан обеими ладонями растер свои толстые щечки.
– Вот влипли так влипли! Я же знал, не надо было курить эту наркоту! Не надо было, не надо было...
– Да заткнись ты, – без всякой жалости одернула его Николь.
– Бросьте городить чушь, – прикрикнул Ли. – Не от наркоты это! Нам потребовалось бы выкурить бушель этой травки, чтобы вот эдак потерять целый день.
– Некачественная наркота, – высказал предположение Райан. – Черта с два некачественная! Мы все утверждаем, что сегодня вторник. Согласны?
Все кивнули, и Ли еще раз поразился абсурдности происходящего с ними. Ну и видок же был у них! Блондинка в шкуре гориллы, Дракула, Лорел и Харди – все они толпились на тротуаре, кишевшем йоркскими жителями, стараясь убедить друг друга, что сегодня вторник, а не понедельник.
Снова раздался гудок автобуса. На этот раз шофер ткнул большим пальцем в сторону пассажиров. Последние глядели из окон автобуса на своих сопровождающих, явно исполненные нетерпения и желания распаковать вещи, принять душ и начать экскурсию по злачным местам города.
– Черт бы его побрал, – прошипела Николь, – Что он, не может подождать минутку, что ли?
– А кто из нас собирается сообщать это клиентам? – пискнул Райан, который выглядел очень печальным в своем костюме и котелке Оливера Харди. – Они же распотрошат нам задницы до костей, что, разве не так?
– Сообщить им – что? – Глаза Николь пылали гневом. – Что в отеле для них нет номеров? Или что где-то в пути мы сделали не тот поворот и оказались в понедельнике, а не во вторнике?
– Это все наркота, – хныкал Райан. – Я же говорил вам, не надо было ее курить! Я к ней не привык. У нас просто дурные галлюцинации. Нам надо немедленно лечь и напиться...
– Послушай, успокойся, пожалуйста, – сказал ему Ли. – И прочим это не помешало бы. Мы все знаем, что сегодня вторник. О'кей?
Все согласно кивнули.
– Итак, если мы в этом уверены, стало быть, служащие отеля ошибаются.
– Но я же объяснила тебе, что до хрипоты спорила с ними! – Николь уже начала наматывать космы волос на пальцы. Ли наблюдал с интересом за этим процессом, опасаясь пропустить момент, когда она начнет горстями рвать свои сверкающие золотом волосы. – Сначала мне объявил, что сегодня понедельник, регистратор. Потом это же подтвердил менеджер. И оба показали мне календарь.
– Все равно это они ошибаются, – стоял на своем Ли. – Смотрите, вон там продаются газеты. Схожу-ка я туда и куплю сегодняшнюю, а потом мы строем войдем в отель и сунем им газету под нос. О'кей?
Все испустили вздох облегчения, поняв, что это и есть единственное средство решения их проблемы.
Ли выудил из карманов своих узких "дракуловских" штанов несколько медяков.
– Ждите меня здесь. – Водитель автобуса снова жал на свои клаксон. – Райан, пойди скажи ему, что у нас проблема и мы начнем выгружать пассажиров минут через пять.
Райан так закивал, что его розовые щечки задрожали, как желе.
– Молодчина, – похвалил его Ли. – Порядок, я вернусь через минуту.
Ли кинулся через дорогу, чудом избежав столкновения с мотоциклистом и туристическим автобусом с открытым верхом. Какой-то мальчик, схватив мамочку за руку завизжал:
– Ма! Смотри, Бэтман!
Ли опять пожалел, что принужден таскать на себе эту идиотскую накидку Дракулы, которая развевалась за его спиной при беге, В ней уже образовалось немало дыр, обретенных при перелезании через живые изгороди и одному Богу известно, где еще.
Стараясь не замечать насмешливых взглядов и шуточек, он вошел в лавочку, купил первую попавшуюся под руку утреннюю газету и выскочил обратно на тротуар.
Сью в наряде Стана Лорела и Николь в шкуре гориллы, с золотыми волосами, рассыпавшимися по черному искусственному меху, стоя на другой стороне улицы, нервно ломали руки.
Наконец-то он держал в своем кулаке ответ на все их трудности. Ли уже представлял себе, как они входят в отель, как он показывает газету, будто он Моисей, демонстрирующий Десять Заповедей детям Израиля, и говорит: "Глядите, вторник! Этослово написано здесь на каждой странице большими черными буквами!"
На середине мостовой Ли больше не смог сдержать искушения заглянуть в газету. Там, чуть пониже названия газеты (это была "Дейли мейл"), стояли и число, и день недели.
Понедельник.
Он рассматривал это слово выпученными от удивления глазами.
Понедельник?
Значит, и наборщик тоже ошибся и неверно набрал день недели?Эта мысль мгновенно пришла ему в голову и теперь кружилась там как заведенная.
Ли быстро перелистал несколько страниц, в глубине души надеясь, что наборщик обнаружил свою ошибку еще до того, как валы печатных машин начали печатать газету в ночь с понедельника на вторник. Но нет, всюду стояло понедельник, понедельник, понедельник 22 июня... И дата, и название дня недели стояли на каждой странице.
Ли перевел взгляд с газеты на своих коллег, стоявших на другой стороне улицы на тротуаре, и подумал о том, как сказать им, что в результате какой-то идиотской случайности они все забыли, какой сегодня день.
Впрочем, шанса сказать им это ему не представилось.
В это самое мгновение за спиной Ли оказалась цистерна с бензином. Напор гонимого ею воздуха с силой толкнул Ли вперед.
И тут же что-то сшибло его с ног, так что он рухнул прямо на спину. Почему-то Ли показалось, будто голова у него оторвалась и ее унесло куда-то вперед.
Небо провалилось, гулкий рев рвал барабанные перепонки, а он, лежа на спине, скользил в неизвестном направлении.
Под ним ощущалась летящая куда-то шершавая поверхность асфальта, она выдавливала из него воздух, застоявшийся в легких. Боли не было. Было только удивление, что именно с ним происходят такие странные вещи.
Ли потребовалось какое-то время, чтобы сообразить, что с ним происходит на самом деле. Его накидка зацепилась за грузовик, который с громом пролетал мимо.
А теперь его волочило по асфальту головой вперед, под брюхом огромного серебристого цилиндра цистерны.
Ли удалось повернуть голову, и сквозь переплетения металлических креплений платформы грузовика он увидел двойные покрышки задних колес машины. Его накидка умудрилась зацепиться за брызговик.
Если ему не удастся стащить накидку, закрепленную у него на шее, то либо он будет задушен, либо неровности асфальта сдерут с его спины кожу и мясо до самых костей.
Фатальная ошибка Ли заключалась в том, что он не продумал того, что будет с ним, когда он отцепит накидку от шеи.
Он ни на секунду не задумался, что случится, если он мгновенно прекратит движение, а грузовик будет продолжать лететь вперед.
Ли действовал чисто рефлекторно. А инстинкт требовал, чтобы он отцепил душивший его воротник накидки.
Пальцы сами собой скребли пуговицу на воротнике, стараясь пропихнуть ее сквозь петлю.
Грузовик ревел, как гром.
Отстраненно Ли подумал, как странно выглядят шагающие ноги прохожих, если смотреть на них из-под машины.
Наконец пуговица скользнула через петлю.
Крак!
Это исчезла накидка.
Ли все еще скользил по инерции, по-прежнему лежа на спине.
Платформа грузовика все еще продолжала двигаться над ним.
Вот тут-то Ли и понял свою ошибку.
Хотя он все еще лежал на спине, но, повернув голову, он увидел, что двойное заднее колесо медленно приближается к нему.
Дело в том, что шофер грузовика ударил по тормозам. Ход колес замедлился.
Сейчас он остановится, сейчас он остановится, он же не может раздавить меня -эти слова снова и снова прокручивались в мозгу Ли.
Машина остановилась.
Но недостаточно быстро.
Все еще продолжая лежать на спине. Ли приподнялся на локтях, беспомощно глядя, как сдвоенные огромные покрышки, черные, будто врата ада, катятся на него, въезжая прямо между его раздвинутыми ногами.
Они раздавили ему низ живота, раскрошили кости таза и остановились на том месте, где был желудок.
Молния боли заставила Ли скорчиться и принять сидячее положение. Лицо вжалось в горячую резину колеса. Несмотря на боль, какая-то часть мозга хладнокровно сравнивала глубокий зигзагообразный порез на покрышке с извивающимися линиями речных долин на топографических картах. Он даже удивился, увидев пятнышко белой меловой грязи, приставшее к резине.
И в то же время он понимал, что умирает, умирает прямо здесь – на дороге.
Медленно и безжалостно колесо продолжало крушить его желудок, почки и печень.
Ли закричал.
Но никто не спешил ему на помощь.
А вот крови было много.
Она хлынула у Ли изо рта алым потоком.
Глава 7
1
Человек, продававший мороженое на стоянке у входа в амфитеатр в своем фургончике, раскрашенном под полосатый леденец, вернувшись домой, обнаружил в своей спальне какого-то мужчину, лежавшего на его собственной жене. Никакого сомнения в том, что происходит, не могло быть. Незнакомец зарывался в жену мороженщика так глубоко, будто был убежден в том, что если проникнет на необходимую глубину, то обнаружит в ее животе большую красную кнопку, нажав на которую, заставит все клаксоны, звонки и сирены Кастертона завыть в унисон. И вполне возможно, что на городской ратуше вспыхнет иллюминация, а жена мэра станет распевать "Все дивно в этом чудном мире" с самой верхушки башни с часами.
Причем Сара не только не жаловалась, она еще поощряла любовника громкими восклицаниями.
На пороге открытой двери спальни мороженщик простоял довольно долго с открытым ртом, в то время как любовники не обращали на него ни малейшего внимания. Его рука цеплялась за косяк двери с такой силой, что пальцы, казалось, должны вот-вот проникнуть в толщу фанеры.
В эту минуту мороженщик даже не мог бы определить, что является для него самым обидным в данной ситуаций: шумная и радостная неверность жены или тот факт, что ее дружок был одет в пижамную куртку самого мороженщика.
Он прямо-таки не мог отвести глаз от своей пижамной куртки. Пальцы его жены, пребывавшей в своей индивидуальной вселенной наслаждения, цеплялись за полосатую ткань, туго натягивая ее на широкой спине мужика.
Это было уж чересчур!
Человек, торговавший мороженым, сделал шаг назад от двери спальни и вышел на площадку, покачивая головой. Грудь теснило так, что он почти не мог дышать.
В эту минуту ему больше всего на свете хотелось хотя бы ощупью спуститься вниз и убраться прочь из дома. Однако оказалось, что он почему-то приник глазом к щели, образовавшейся там, где дверь крепилась петлями к косяку.
Боже милостивый! Это было все равно что рассматривать последствия автомобильной катастрофы. Он испытал потрясение, отвращение и даже ужас. И все равно знал, что должен смотреть.
Парочка уже кончила свои игры. Со стоном полного удовлетворения любовник приподнялся и скатился с жены мороженщика прямо на спину, где и лежал, с удовольствием рассматривая потолок.
Именно в этот момент человек, торговавший мороженым, понял, что он спятил.
Ибо человек, лежавший потным и разгоряченным в его постели, отнюдь не был незнакомцем. Мороженщик обнаружил, что рассматривает точную копию самого себя.
2
Джад Кэмпбелл – историк, читавший лекцию в амфитеатре, вернулся на свое суденышко, где жил со своей женой. На ходу он расстегивал свой великолепный золотой жилет.
Лодка была пришвартована к берегу всего лишь в минуте ходьбы от амфитеатра. Джад тут же заметил роскошную речную яхту, стоявшую рядом с его лодкой. Пришвартована она была отвратительно. Кормовые швартовы провисли, так что задница корабля была вытянута туда, где ею могли заняться проходящие мимо грузовозы.
На палубе яхты загорал высокий блондин, одетый в роскошный белый халат. Время от времени он делал большой глоток из банки с пивом. Кроме того, он курил самую большую сигару из всех, какие приходилось видеть Джаду.
– Прошу извинить, – вежливо начал Джад. – Я заметил, что кормовые швартовы вашей яхты слишком слабо натянуты.
Мужчина вынул изо рта сигару прежде, чем пожать плечами и ответить:
– Ну и?..
– Корма яхты относится течением от берега. Есть шанс, что в вас могут врезаться суда, проходящие мимо.
На человека в белом речь Джада не произвела впечатления.
– По-моему, все о'кей.
– Река в этом месте достаточно широка, но вон там находится отмель, которая заставляет большие речные суда прижиматься к этому берегу.
– Проваливайте ко всем чертям, – небрежно ответил мужчина, возвращаясь к прежнему занятию – любоваться видом реки, попивая пивко.
Джад пожал плечами. Он считал, что был предельно вежлив и действовал по-соседски. Если наглый болван намерен сидеть на палубе до тех пор, пока корабельную задницу отнесет в такое место, где ее в щепки долбанет одна из крупных речных барж, то это его личное дело.
Покачивая головой, Джад поднялся по узеньким мосткам на свою лодку. На палубе он замешкался, чтобы стереть крошечное пятнышко грязи с бронзового колокола. "Тибр-Лиззи" была отрадой глаз Джада и гордостью его сердца. Великолепное семидесятифутовое суденышко, оснащенное новеньким четырехцилиндровым двигателем "Мицубиси". Оно могло похвалиться и внутренним интерьером из натертых воском сосновых панелей, и коврами от борта до борта, отличной встроенной кухней, центральным отоплением Эберспечера, цельностальным корпусом, окрашенным в скромный и спокойный цвет дубовой листвы. Вдоль длинной наружной стены каюты Джад самолично изобразил красно-золотого дракона. В его бока была "врезана", подобно драгоценным камням, латунная окантовка иллюминаторов, которую Джад любовно начищал каждую неделю без исключений.
Джад где-то слышал, что мужчины, достигнув сорока с хвостиком лет, переносят свою привязанность с уже выросших детей на садики, собак, птичек, аквариумы (но только не на жен), поэтому, когда он счел, что созрел, то перенес и любовь, и жажду деятельности на "Тибр-Лиззи". Его жена иногда, конечно, цокала языком и говорила ему, что его страсть к лодке начинает вызывать подозрения, не поехала ли у него крыша. Но в душе она радовалась, что он отдает свою энергию, в конце концов, их дому, а не зацикливается на собаках или пони, которые не только заняли бы первые места в очереди кандидатов на первоочередное спасение, но и в процессе пролезания в душу содействовали бы исчезновению скромных сбережений семьи.
В каюте Джад нашел свою Дот, сидевшую перед портативным телевизором, глядя на последний с поразившим Джада выражением бешенства, явно адресованного "Радио Таймс".