ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Время от времени глаза тигра начинали блуждать в надежде увидеть где-нибудь молодую тигрицу с хорошими манерами; к чему такая встреча может привести, он не задумывался. Но куда бы ни смотрел тигр, он почти нигде не видел тигриц, а лишь молодых бездомных кошек. В тех немногих случаях, когда тигрицы ему встречались, тигр Тома Трейси спешил по делам, и у него хватало времени только на то, чтобы обернуться, не останавливаясь, и посмотреть вслед. Огорчительное положение, и тигр об этом так и сказал:
- Люн.
- Что это значит?
- Алюн.
- Не понимаю.
- Аа, люн.
- Это еще что такое?
- Люналюн.
- Все равно ничего не понимаю.
- Аа, люналюн, - терпеливо сказал тигр.
- Если хочешь что-то объяснить, говори по-английски.
- Ля, - сказал тигр.
- Это скорее по-французски. Говори по-английски: ты же знаешь, что я не знаю французского.
- Соля.
- Соляр?
- Со, - сказал тигр.
- Не сокращай слова, а удлиняй, тогда я пойму.
- С, - проговорил тигр.
- Ты ведь можешь разговаривать как следует. Говори как следует или молчи.
Тигр замолчал.
Том Трейси стал думать, что же такое сказал тигр, и вдруг понял.
Случилось это во время ленча. Светило солнце, Том Трейси стоял на ступеньках перед входом к "Отто Зейфангу" и слушал, как Ниммо, Пиберди и Рингерт говорят о высоком положении, которого они достигли в кофейном мире благодаря старательной дегустации. Том Трейси много раз пытался вставить хоть одно словечко о песне, которую он пишет, но это ему никак не удавалось.
Раздумывая над тем, что же хотел сказать тигр, он вдруг увидел, как по Уоррен-стрит идет девушка в облегающем желтом вязаном платье. У нее были роскошные ниспадающие на спину черные волосы. Они были такие густые, что казалось, это у нее грива. Они дышали жизнью и потрескивали электрическими искорками. Все мускулы тигра напряглись, точеная голова потянулась к девушке, хвост выпрямился, замер, дрожа еле заметной дрожью, и тигр, не раскрывая пасти, тихо, но пылко прорычал:
- Айидж.
Изумленные дегустаторы все, как один, повернулись к Тому: такого странного звука они не слышали никогда.
- Ах вот оно что, - сказал Том Трейси тигру, - теперь я понял.
- Айидж, - прорычал тигр страдальческим голосом и еще больше вытянул шею, а глаза Тома совсем неожиданно для него вдруг потонули в глазах молодой леди. Тигр прорычал и глаза потонули в одно и то же мгновение. Девушка услыхала рычание, дала потонуть глазам Тома в своих, чуть не остановилась, чуть не улыбнулась, желтое вязаное платье обтянуло ее еще туже, и она пошла танцующей походкой дальше, а тигр, глядя на нее, тихо застонал.
- Это так в Калифорнии говорят? - спросил Ниммо.
- Айидж, - сказал Том.
- Повтори еще раз, - сказал Пиберди.
Не спуская глаз с девушки, не спуская глаз с тигра, который вприпрыжку понесся следом за ней. Том повторил еще раз.
- Слышали, Рингерт? - спросил Пиберди. - Вот как, оказывается, говорят в Калифорнии, завидев красавицу.
- Слышал, не беспокойтесь, - ответил Рингерт.
- Слышать вы слышали, - сказал Ниммо, - а сами-то вы можете так?
- Конечно, не могу, - отозвался Рингерт, - но и из вас, старых дегустаторов, тоже никто так не может.
Дегустаторы согласились: и вправду не могут, к своему большому сожалению. А потом они пошли на свои рабочие места, и тигр Трейси вприпрыжку побежал вслед за Трейси к штабелю мешков с кофе в дальнем конце склада, откуда был виден двор. Всю вторую половину дня Том перебрасывал мешки с такой легкостью, будто это детские погремушки.
- Я не знаю, кто эта девушка, - сказал он тигру, - но работает она где-то поблизости. Я постараюсь увидеть ее завтра во время ленча и послезавтра тоже, а послепослезавтра приглашу ее на ленч.
Всю вторую половину этого дня Том Трейси пытался поговорить с тигром, но тигр в ответ только тихо рычал, не открывая пасти. Время от времени это рычанье слышали остальные рабочие. Все они были молодые, и все пробовали подражать его рычанью, но рычанье было неподражаемым: для этого надо было иметь собственного тигра. Одному из них, молодому человеку по имени Калани, почти удалось, и он отважился заявить Тому Трейси: все, что по плечу калифорнийцу, ему, техасцу, тем более под силу.
- Завтра, послезавтра, послепослезавтра, - сказал Том тигру. - Тогда я и приглашу ее на ленч.
Так все и получилось, и теперь они сидят друг против друга за одним столиком в кафе "О’кэй" и едят, а тигр ходит вокруг, стараясь не зарычать и даже не фыркнуть.
- Меня зовут Том Трейси, - сказал Том.
- Я знаю, - сказала она, - вы мне говорили.
- Я забыл.
- Вижу. Вы говорили мне три раза. Конечно, вы хотели сказать не Том, а Томас?
- Да, Томас Трейси. Так меня зовут, но это только мое имя. А имя человека - это еще не весь человек.
- А нет у вас еще какого-нибудь имени?
- Нет, только Томас Трейси - Том, если хотите короче.
- Я этого не хочу.
- Нет? - спросил Том, потому что в этих ее словах ему почудился огромный смысл. Одно предположение о том, в чем этот смысл состоит, привело его в трепет - трепет слишком сильный, чтобы он мог увидеть, что тигр глядит на что-то во все глаза, глядит в таком возбуждении, что все его тигриное тело вибрирует как натянутая струна. Наконец Том посмотрел, на что же такое уставился тигр, и увидел: на молодую тигрицу.
- Нет? - снова спросил он.
- Нет, - ответила девушка. - Имя Томас Трейси нравится мне как оно есть. А вы не хотите узнать, как зовут меня?
- Как? - тихо спросил Том.
- Лора Люти.
- О, - простонал Том, - о, Лора Люти.
- Вам нравится? - спросила Лора Люти.
- Нравится ли мне? О, Лора, Лора Люти!
Лора Люти и Томас Трейси ели, а тигр и тигрица, резвясь, носились вокруг; и они продолжали носиться, когда те поднялись из-за стола и пошли к кассе и Том опустил в ящик восемьдесят пять центов за двоих.
Что значили для него деньги?
На улице Том взял Лору под руку и пошел с ней мимо "Отто Зейфанга", мимо Ниммо, Пиберди и Рингерта, стоявших у входа. Тигр и тигрица чинно шли рядом. Том проводил Лору до конторы, где она работала стенографисткой, через два квартала по Уоррен-стрит, недалеко от доков.
- Завтра? - спросил он, сам не зная, что он хочет этим сказать, но надеясь, что Лора знает.
- Да, - сказала Лора.
Тигр Тома Трейси негромко заурчал. Тигрица Лоры улыбнулась едва заметно, опустила голову и отвернулась.
Томас Трейси пошел назад, к "Отто Зейфангу", к дегустаторам, стоявшим у входа.
- Трейси, - сказал Ниммо, - надеюсь, я доживу до того, чтобы увидеть, что из этого получится.
- Доживете, - уверил его Том гневно и убежденно, - доживете, Ниммо, - надо, чтобы вы дожили.
Тигр стоял посреди тротуара, глядя в пространство.
Когда Том после работы вышел на улицу, он обнаружил, что тигр стоит все на том же месте, посреди тротуара, и тоже остановился там, загораживая дорогу людям, возвращающимся с работы. Он долго стоял рядом с тигром, а потом повернулся и зашагал к метро, и тигр нехотя поплелся следом за ним.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Лора Люти жила в Фар-Рокауэе. Субботы и воскресенья она проводила дома, с матерью.
Мать Лоры была, пожалуй, красивей самой Лоры, и зеркала у них в доме, как и их замечания о мужчинах - киноактерах, актерах сцены, соседях и прихожанах, - отражали незаметное для посторонних глаз, но ни на миг не прекращающееся соперничество. (Церковь была напротив, через дорогу, и разглядывать мужчин было очень удобно. По субботам и воскресеньям они разглядывали их вместе, а в остальные дни мать Лоры или смотрела на них одна, или, имея возможность разглядывать их сколько душе угодно, возможностью этой не пользовалась. Временами, правда, ее взгляд - чисто случайно, разумеется, - останавливался на красивом, стройном мужчине, приходившем к вечеру в церковь исповедаться или собрать пожертвования.)
Соперничество между матерью и дочерью не ослабевало и не прекращалось даже несмотря на то, что каждый вечер со службы в Манхэттене приходил домой отец Лоры, Оливер Люти, вот уже двадцать четыре года спавший в одной постели с миссис Люти, которую звали Виолой.
Мистер Люти служил по финансовой части. По финансовой части стал он служить с тех пор, как лег в одну постель с миссис Люти. Она-то и направила его на этот путь, твердо заявив, что гораздо приличнее иметь дело с финансами, нежели с перевозками, - а именно с перевозками он имел дело до женитьбы. Если немного уточнить, то он был экспедитором, но Виола предпочитала говорить, что он имеет дело с перевозками, потому что, говоря так, ей часто удавалось убедить себя, что речь идет о перевозках скота или тракторов, а может, даже и кораблей. Подчас ей казалось, что мимолетное впечатление такого рода, развеять которое она, кстати сказать, не слишком торопилась, возникает и у других. Правда, впечатление это достаточно скоро развеивалось, но этому всегда предшествовал краткий миг пусть сомнительной, но столь желанной славы.
В доме Люти нередко можно было встретить весьма приятных людей далеко не избранного круга. В них было что-то притягательное. В отличие от людей, о которых читаешь в столбцах светской хроники, они казались ничтожествами - и, однако, по мере того как они, отвечая на любезные вопросы Виолы, раскрывали свою истинную сущность, все меньше и меньше казалось, что они ничтожества, и все больше и больше - что они, если бы им повезло, могли преуспеть на театральных подмостках.
Посещения эти планировались заранее и приходились обычно на воскресные вечера. Однажды - кроме Виолы, об этом так никто никогда и не узнал - человек по фамилии Глеар, выйдя из ванной в переднюю и столкнувшись нос к носу с Виолой, возвращавшейся из спальни со старым номером "Ридерс дайджест" (ей хотелось показать в нем мистеру Глеару статью о перевозках), внезапно схватил ее в объятья и запечатлел на ее лице нечто более или менее напоминающее поцелуй. Ей запомнилось, что его дыхание пахло мятой и что в кино он был бы конторщиком, - то есть в самих картинах, на экране, случись ему сняться. Узнав то, что она теперь знала - какое впечатление она произвела на энергичного мужчину, который мог бы стать киноактером, - Виола изменилась, и в последующие два года мистеру Люти пришлось с ней довольно трудно. Внешность мистера Глеара она за это время забыла и уже думала о нем не как о Глеаре, а как о Шермане - бог знает почему.
- Что сталось с тем интересным мужчиной, Шерманом? - спросила она как-то мужа, и тот ответил, что теперь он стал статуей в парке города Саванны.
В один воскресный день дом Люти в Фар-Рокауэе посетил и Том Трейси.
Всю дорогу тигр был как на иголках - ему ужасно не терпелось увидеть тигрицу Лоры. И стоило Тому Трейси войти с тигром в дом, как там начали происходить преудивительнейшие вещи.
Том Трейси обратил внимание на мать Лоры, Виолу, а Виола обратила внимание на Тома Трейси. Это произошло не случайно. Не было ничего удивительного в том, что Томас обратил внимание на Виолу, так как в ней было много такого, на что не обратить внимание было просто невозможно. В ней была вся Лора, и притом ничуть не раздавшаяся от времени вширь, а только приобретшая из-за наскучившего целомудрия некоторую склонность к дурным поступкам.
Лора заметила, что Том и ее мать обратили внимание друг на друга, а потом она сама обратила внимание на отца, который заметил, что в церкви напротив происходит что-то необычное. Виола послала его за мороженым, чему он очень обрадовался, потому что церковь была как раз по пути к лавке, а ему хотелось заглянуть в нее и узнать, что же такое там происходит.
Когда он вышел, Виола принесла коробку шоколадных конфет и довольно многозначительно предложила Тому угощаться. Лора, делая вид, будто очень рада, что Том Трейси и ее мать так легко нашли общий язык, попросила извинить ее: она пойдет поищет свидетельство об окончании школы стенографии, где вместо Люти по ошибке написано Лютти.
И Лора весело выпорхнула из комнаты, а Том Трейси и его тигр остались наедине с миссис Люти и коробкой шоколадных конфет.
Каждый раз как Виола предлагала Тому конфету, Том ее принимал. Это повторилось шесть раз, после чего (произошло это совершенно безотчетно) Том вдруг встал - и принял все разом.
К своему изумлению, он обнаружил, что этого ждали. Он, как когда-то до пего Глеар, тоже заключил невинную особу в объятья и тоже запечатлел на ее лице нечто напоминающее поцелуй - только его дыхание, как сразу заметила миссис Люти, пахло острыми зубами. Томас Трейси отскочил в сторону как раз вовремя, чтобы дать дорогу тигру, и снова отскочил, когда разъяренный тигр мчался назад. После этого он решил подвергнуть теорию поцелуя еще одной экспериментальной проверке.
За этим занятием и застала его Лора Люти, когда вошла в комнату.
Том попытался выдать то, что он делал, за что-то другое, хотя совершенно не представлял себе, чем это другое могло бы быть.
Рядом с Лорой он увидел тигрицу Лоры, она глядела на него с изумлением и ненавистью. Он посмотрел, где его тигр, но того и след простыл.
Том Трейси взял шляпу и вышел на улицу.
Он увидел, как из-за церкви показался мистер Люти с мороженым, и заспешил прочь.
И только на Бродвее, в толпе гуляющих, тигр разыскал Тома и пошел с ним рядом.
- Больше никогда так не делай, - сказал Том.
Весь час ленча на следующий день Том Трейси простоял перед входом к "Отто Зейфангу" в надежде увидеть Лору Люти, но Лора Люти так и не появилась.
Не появилась она также и ни в один из последующих дней недели.
ГЛАВА ПЯТАЯ
- Ну как, что-нибудь получается? - спросил Ниммо у Тома Трейси в пятницу в полдень.
- С песней? - спросил Том.
- Нет, - ответил Ниммо. - Кого интересует какая-то песня? Я спрашиваю, получается ли что-нибудь с черноволосой красавицей в ярком желтом платье?
- Айидж, - грустно сказал Том Трейси.
- Как это понимать? - спросил Ниммо.
- В прошлое воскресенье я был у них дома в Фар-Рокауэе и познакомился с ее матерью. Ее мать принесла коробку шоколадных конфет, и шесть из них я съел. Я не люблю шоколадные конфеты, но она все совала мне коробку, и я все ел и ел их одну за другой. Боюсь, что все складывается не очень удачно.
- Почему?
- Потому что… я съел все эти конфеты, отец пошел за мороженым, дочь пошла за своим дипломом стенографистки, и тогда я обнял и поцеловал мать.
- Не может быть!
- Может.
Дегустатор начал громко икать.
- Что с вами? - спросил Том.
- Не знаю, - ответил Ниммо.
- Может, вам лучше пойти домой и лечь?
- Нет, все в порядке. Расскажите мне точно, что случилось, - мне надо знать.
- Я уже все сказал. Наверно, это конфеты ударили мне в голову.
- Что вы думаете делать?
- Добиваться, чтобы все как-то уладилось.
- Как добиваться?
- Как-нибудь в другой раз я буду стоять здесь, перед входом к "Отто Зейфангу", во время ленча, и по Уоррен-стрит будет идти девушка, похожая на Лору Люти, и на этот раз, когда я пойду к ней в гости и познакомлюсь с ее матерью, я больше не стану есть шоколадные конфеты - вот и все.
- Таких девушек больше нет, - сказал Ниммо. - Пожалуй, я пойду подегустирую.
- У вас еще двадцать минут до конца перерыва.
- Нет, я пойду. Что толку торчать здесь? Что толку ждать?
Ниммо уже входил в здание, когда услышал стон Тома Трейси. Он обернулся и увидел проходящую мимо черноволосую красавицу, только теперь с ней шел незнакомый молодой человек, явно не из Калифорнии и, судя по всему, бухгалтер.
Возмущенный Ниммо отвернулся, а Том Трейси смотрел - и не верил своим глазам.
Он попробовал улыбнуться - и не мог.
Лора Люти прошла, даже не удостоив его взглядом.
А Ниммо все икал и икал, и его раньше времени отпустили домой. На следующий день он не вышел на работу, а в понедельник утром в отделе дегустации появился наконец Шайвли в воскресном костюме из синей саржи, потому что Ниммо умер.
Некоторые говорят, что он умер от икоты, но это люди, подобные тем, кто говорит, что Камилл умер от катара…
ГЛАВА ШЕСТАЯ
О сердца, что разбились в давние дни, о сердца, разбивающиеся теперь, о сердца, которые будут разбиты, Ниммо нет, Лора Люти потеряна, Шайвли стал дегустатором, Пиберди и Рингерт обращаются с ним как с собакой, сомневаются в его дегустаторских способностях, многозначительно переглядываются…
Три строки песни Тома Трейси оказались, как это часто бывает, никуда не годными. Песня растаяла как дым, клочок бумаги, на котором Томас так старательно записывал слова, потерялся, мелодия позабылась.
В один из воскресных дней Томас Трейси и его тигр, повинуясь смутному зову какой-то древней безымянной религии, казавшейся им почему-то живой и новой, пошли одинокие, каждый своим, человечьим или звериным, одиночеством, в церковь св. Патрика на Пятой авеню.
Они вошли и принялись все рассматривать.
А в следующую субботу Том бросил работу у "Отто Зейфанга" и уехал на родину - в Сан-Франциско.
Прошло несколько лет.
А потом вдруг Томасу Трейси исполнилось двадцать семь, и он снова был в Нью-Йорке и шел по его улицам, как ходил по ним шесть лет тому назад.
Он свернул с Бродвея на Уоррен-стрит и направился к "Отто Зейфангу", но теперь там висела вывеска "Товарный склад Кейни".
Значит, не повезло и кофейной конторе? Ниммо, Пиберди, Рингерту, Шайвли, Зейфангу - всем?
Когда тигр увидел знакомый вход, все его мышцы напряглись, потому что именно здесь простоял он однажды полдня, глядя туда, куда ушла Лора Люти.
Томас Трейси поспешил уйти от "Товарного склада Кейни". Он остановил такси, сел в него и вышел только у Публичной библиотеки.
Оттуда Том с тигром снова пошли по Пятой авеню. На улице было полно воскресного люда - мужчин, женщин и детей.
Том Трейси еще не нашел ту, которая могла бы занять место Лоры Люти. Ниммо предсказал, что ему вообще не найти такую - и, в конце концов, может, Ниммо был прав?
Том остановился на углу за квартал от церкви св. Патрика и стал смотреть, как мальчуган с сестренкой переходят улицу. Тигр остановился рядом, и Том положил руку ему на голову.
- Могли быть мои, - сказал Томас.
- Айидж, - сказал тигр.
Том побрел дальше. Рядом, не отставая ни на шаг, шел тигр - и Томас страшно изумился, когда увидел, что прохожие торопливо перебегают с его стороны улицы на противоположную. Он посмотрел туда - на ту сторону - и увидел целые толпы людей. Все они смотрели на него, некоторые - через фотоаппараты.
Без всякого злого умысла Том Трейси решил было перейти на другую сторону и выяснить, что произошло; но едва он сошел с тротуара на мостовую, как люди на другой стороне улицы бросились врассыпную, причем некоторые с криками, а женщины - с визгом.
Том повернулся к тигру и снова на него посмотрел.
Да-а-а… Тигр у него был большую часть его жизни, но ничего подобного до сих пор не случалось.