- Допустим. Допустим, мне действительно помогал дьявол. Ну и что из того?
- Вы признаете это? - возбужденно переспросил он. - Признаете, что прибегли к его помощи?
- Ничего я не признаю, - ответил я. - Это ты утверждаешь так, а я просто не в курсе. Дьявол даже не заикался о том, что собирается мне помочь.
Он удрученно сник.
- Тогда, как видно, ничего не попишешь. Трижды испытан - заговорен. Таков закон, и я не вправе подвергнуть его сомнению, хотя, - добавил он зло, - очень хотелось бы. Вы неприятны мне, мистер Смит. Вы мне весьма неприятны.
- Вот уж чувство, - ответил я, - которое я разделяю.
- Шесть раз! - взвыл он горестно. - Это аморально! Это немыслимо! Никто никогда не выдерживал даже трех раз!..
Подойдя поближе к пушке, на которой он восседал, я смерил его откровенно ехидным взглядом.
- Если тебе от этого станет легче, - высказался я наконец, - сообщаю, что я не вступал в сделку с дьяволом. Я просил его замолвить за меня словечко, но он дал мне понять, что не может выполнить мою просьбу. Он сказал, что правила есть правила и не в его власти их изменить.
- Если мне станет легче! - завопил монстренок, пыхтя от негодования. - С чего это вам вдруг заботиться, чтобы мне стало легче! По-моему, это новый трюк. Еще один грязный человеческий трюк!
Я резко развернулся на каблуках и бросил:
- А пошел ты!..
И впрямь, чего ради блюсти вежливость с этим чучелом?
- Мистер Смит! - бросил он мне вдогонку. - Мистер Смит! Ну пожалуйста, мистер Смит!..
Я продолжал решительно спускаться с холма, не обращая на его призывы никакого внимания.
Слева от себя я заметил белеющий силуэт фермы, а вокруг нее ограду из кольев, такую же белую, но частично порушенную. В окнах горел свет, на дворе били копытами привязанные кони. Вероятно, это был штаб генерала Мида, и вполне возможно, что сам генерал сейчас находился в штабе. Подойди я поближе, я бы мог, наверное, мельком увидеть его. Но я не подошел, а продолжал спускаться с холма. Потому что этот Мид не был настоящим Мидом - и ферма не была настоящей фермой, а разбитая пушка пушкой. Все это оставалось грубой подделкой, хотя и очень вещественной, настолько вещественной, что там, на гребне, я на мгновение ощутил дыхание подлинной истории, настоящего поля битвы.
Теперь до меня со всех сторон долетали невидимые голоса, а иной раз и звук шагов. Время от времени я даже смутно различал фигуры людей, перебегавших по склону, то ли с официальными поручениями, то ли, скорее всего, по своим делам.
Почва чуть было не ушла у меня из-под ног - склон круто падал, переходя в овраг. Ближний край оврага густо зарос деревцами, а под ними был разожжен походный костер. Я попытался обойти его, я не испытывал желания встречаться с кем бы то ни было, но упустил момент, и меня заметили. И то сказать, какие-то мелкие камешки сорвались у меня из-под ног и с шумом покатились в глубину оврага. Раздался громкий окрик. Я застыл как вкопанный.
- Кто идет? - повторил тот же голос.
- Друг, - ответил я. Я сознавал, что это глупый ответ, но ничего лучше не придумал.
Пламя костра осветило поднятый ствол мушкета.
- Слушай, Джед, - вмешался другой, протяжный голос, - ну чего ты психуешь? Мятежников поблизости нет, а если б и были, то уж постарались бы вести себя тихо-тихо…
- Хотел проверить, только и всего, - откликнулся Джед. - После нынешнего побоища к чему рисковать?
- Не волнуйтесь, - произнес я, приближаясь к костру. - Никакой я не мятежник.
Попав в круг света, я остановился и позволил им осмотреть себя. Их было трое - двое расположились на земле у костра, третий стоял с мушкетом в руках.
- Но вы, погляжу, и не из наших, - сказал стоявший. Очевидно, он и был Джед, - Кто вы, мистер?
- Меня зовут Хортон Смит. Я газетчик.
- Ну и ну, - заметил солдат с протяжным голосом. - Идите сюда, присаживайтесь к костру. Можем потолковать чуток, если не торопитесь.
- Нет, не очень тороплюсь, - ответил я.
- Мы вам про все расскажем, - сказал тот, кто еще не говорил. - Мы же были в самой гуще. Там, подле рощицы.
- Погоди-ка, - перебил протяжный голос, - Ничего нового мы ему не расскажем. Я видел этого джентльмена. Он сам был там, рядом с нами. По крайней мере был какое-то время, а может, и до конца. Я его видел, пока не припекло так, что стало не до него.
Я подошел к костру вплотную. Джед прислонил мушкет к сливовому деревцу и вернулся на свое прежнее место у огня.
- Мы тут решили поджарить себе бекона, - пояснил он, показывая на сковородку, установленную на углях сбоку от костра. - Если вы голодны, у нас хватит на всех…
- Нужно очень оголодать, - отозвался кто-то из двух других, - чтоб польститься на такую еду.
- Похоже, что я оголодал как следует, - подхватил я, вошел к ним в круг и опустился на корточки. Рядом со сковородкой, где жарилась свинина, дымился кофейник, и я вдохнул дразнящий аромат. - Мне случилось сегодня пропустить обед. Да, по правде говоря, и завтрак тоже.
- Тогда вы, может, и не побрезгуете, - сказал Джед. - У нас есть в запасе парочка галет, я смастерю вам сандвич.
- Только не забудь для начала, - вмешался протяжный, - тюкнуть галетой обо что-нибудь и выбить червяков. А то с непривычки сырое мясо может и не понравиться…
- Слушайте, мистер, - сказал третий, - сдается мне, вас нынче царапнуло…
Я коснулся раны на голове - когда я отнял пальцы, они были по-прежнему липкими.
- Да, меня сегодня выключили, - признался я. - Очнулся совсем недавно. Осколок, наверное.
- Майк, - обратился Джед к протяжному, - почему бы вам с Эйсой не обмыть ему голову и не поглядеть, глубока ли рана? А я нацежу кружку кофе. Может, ему на пользу пойдет.
- Да ладно, - сказал я. - Это и правда царапина.
- Все равно лучше поглядеть, - заявил Майк, - а потом, когда расстанемся, двигайте к дороге на Танитаун. Поверните по ней на юг - найдете нашего полевого хирурга. Он порядочный мясник, но приложит вам какую-нибудь мазь, чтоб не омертвело.
Джед подал мне кружку кофе, который оказался крепок и горяч. Я едва прихлебнул его и обжег язык. А Майк тем временем мягко, как женщина, обмывал мне рану с помощью носового платка, смоченного водой из фляги.
- В самом деле царапина, - подтвердил он, - Содрало кусочек шкуры, только и всего. Но на вашем месте я бы все равно навестил мясника.
- Хорошо, навещу, - пообещал я.
Самое забавное в том, что не оставалось и тени сомнения: эти трое у костра всерьез верили в свои роли солдат-унионистов. Они не играли. Они жили той жизнью, что была им предложена. Возможно, они могли стать кем и чем угодно, вернее, сформировавшая их сила (если это сила) могла обернуться кем и чем угодно. Но как только сила обрела определенный материальный облик, они стали теми, кем стали, без каких бы то ни было оговорок. Пройдет немного времени, и их нынешний облик утратится, трансформируется в некую изначальную сущность, готовую к новым трансформациям, но пока этого не произошло, они были солдатами армии северян, недавно выдержавшими жестокую схватку на этом иссеченном ядрами гребне.
- Больше я ничего не могу сделать, - произнес Майк, усаживаясь на прежнее место. - Даже чистой тряпки и то нет, перевязать вас нечем. Но ничего, найдете дока, он укутает вас как надо.
- А вот и сандвич, - объявил Джед. - Я постарался выколотить всех ползунов. Думаю, мне это, в общем, удалось.
Галета была покрыта неаппетитным месивом и оказалась несусветно твердой, такой, как я и читал о галетах той поры, но я был голоден, а это была еда, и я ее проглотил. Джед приготовил сандвичи для остальных, и несколько минут мы жевали молча, не обмениваясь ни словом: такого рода пища требует от человека полной сосредоточенности. Тем временем кофе достаточно остыл, его стало можно пить, и галета стала казаться посъедобнее.
Наконец мы справились с едой, и Джед нацедил всем еще по кружке кофе, Майк вытащил старую трубку и долго шарил по карманам, пока не нашел довольно табачных крошек, чтобы набить ее. Прикурил от головешки, бережно добытой из костра, и сказал:
- Газетчик, надо же! Из Нью-Йорка, наверное?
Я покачал головой. Нью-Йорк был слишком близко. Кто-нибудь из них, чего доброго, уже встречался с газетчиками из Нью-Йорка.
- Из Лондона. Газета "Таймс".
- А говорите, по-моему, не как британец, - заметил Эйса. - Ваши обычно так смешно бормочут…
- Просто я уже много лет как из Англии. Слоняюсь тут среди вас…
Разумеется, это никак не могло объяснить потерю британского акцента, но их это на время устроило.
- Говорят, в армии Ли тоже есть британец, - сказал Джед. - По фамилии Фримантл или что-то похожее. Может, вы его знаете?
- Слышал о нем, - поспешил откреститься я, - но лично не встречал.
Они, пожалуй, становились чересчур любопытными. Держались по-прежнему дружелюбно, но любопытствовали не в меру. К счастью, они не задержались на этой теме: было слишком много других, которые им тоже хотелось бы обсудить.
- Когда будете писать свою статейку, - осведомился Майк, - что вы намерены сказать о Миде?
- Ну, я еще не решил, - промямлил я. - Еще не успел как следует все обдумать. Конечно, здесь он провел прекрасную битву. Заставил южан пойти напролом. В первый раз сыграл их картами. Упорная оборона, и вот…
Джед сплюнул.
- Может, и так. Но нет у него блеска. Вспомните Мака - вот кто действительно воевал блестяще…
- Блестяще, блестяще, - передразнил Эйса, - почему же нас под его началом всегда лупили? Честно скажу, недурно хоть разок почувствовать себя победителем. - Он взглянул сквозь пламя костра в мою сторону, - Как по-вашему, сегодня мы победили?
- Уверен, что победили, - ответил я. - Завтра Ли начнет отступление. Может, уже и начал.
- Кое-кто у нас думает иначе, - возразил Майк. - Я тут толковал с ребятами из Миннесоты. Они считают, что эти чокнутые повстанцы завтра начнут все сначала.
- Не думаю, - сказал Джед. - Сегодня мы перешибли повстанцам хребет. Черт побери, они поперли вверх по склону как на параде. Прямо на нас и прямо на пушки. И мы их смели, будто били на стрельбах по мишеням. Нам твердили, что их генерал Ли ловок и умен, но какой же умный генерал пошлет своих людей парадом по ровному склону прямо на пушки!..
- Бернсайд послал нас на пушки при Фредриксберге, - напомнил Эйса.
Джед опять сплюнул.
- Кто сказал, что Бернсайд - умный генерал? Никто никогда этого не утверждал.
Я допил кофе, быстро крутанул кружку, взбалтывая остаток, и выплеснул его в костер. Джед потянулся за кофейником.
- Спасибо, больше не надо, - сказал я. - Мне пора идти.
Идти мне вовсе не хотелось. Хотелось остаться здесь и убить еще час-другой в болтовне с тремя солдатами у костра. Здесь было тепло, удобно и вообще уютно.
Однако меня не покидало глубокое, серьезное подозрение, что мне надо сматываться отсюда как можно скорее. Подальше от этих солдат и от поля битвы, пока не случилось еще чего-нибудь. Железный осколок пролетел достаточно близко. Теоретически, конечно, я был уже вне опасности, но я не доверял этому миру и тем более не доверял рефери. Чем быстрее я выберусь из Геттисберга, тем лучше. Я встал:
- Спасибо за еду и кофе. Честно скажу, это было не лишнее.
- Куда вы теперь?
- Наверное, прежде всего надо бы разыскать вашего доктора.
- На вашем месте, - кивнул Джед, - я бы сделал именно так…
Я побрел прочь, ожидая с секунды на секунду, что они окликнут меня и вернут обратно. Но они не сделали этого, и я, спотыкаясь, стал спускаться в темный овраг.
В голове у меня, пусть вчерне, возникла полузабытая карта местности, и вскоре я принял решение, куда идти. Конечно, ни о какой дороге на Танитаун не могло быть и речи - я остался бы чересчур близко к полю битвы. Я пересеку эту дорогу и пойду дальше на восток, пока не доберусь до Балтиморского тракта, а потом поверну по тракту на юго-восток. Хотя совершенно непонятно, о чем я размышлял и зачем. В этом таинственном мире одно направление, вероятно, ничуть не лучше другого. Да и, в сущности, куда мне было идти - я двигался без всякой цели. Дьявол заявил, что Кэти в безопасности, снова в мире людей, но и полусловом не намекнул, как человеку попасть отсюда к своим. И не так уж твердо я был убежден, что дьяволу можно верить в отношении Кэти. Он субъект изворотливый и вряд ли достоин доверия.
Добравшись до конца оврага, я вышел к долине. Впереди уже была заметна дорога на Танитаун. Там и тут горели костры, я обходил их стороной. И неожиданно наткнулся в темноте на теплое волосатое тело, приветствовавшее меня легким фырканьем. Я попятился и, прищурившись, разглядел лошадь, привязанную к уцелевшей железной оградке.
Лошадь шевельнула ушами и тихо заржала. Наверное, ее оставили тут давно, она была напугана одиночеством и определенно рада человеку. На ней было седло, и к оградке ее привязали по всем правилам, за повод.
- Привет, лошадка, - произнес я, - Как дела?
Она фыркнула, адресуясь, несомненно, ко мне. Я передвинулся и потрепал ее по шее. Она вывернула морду и попыталась ткнуться в меня носом.
Я отступил на шаг, осмотрелся - поблизости никого. Тогда я освободил поводья, накинул их ей на шею и, выпрямившись, с грехом пополам забрался в седло. Лошадь, по-по-по-по-видимому была счастлива, что ее отвязали, и послушно шла, куда я ее направлял.
У дороги и на самой дороге стояла куча повозок, но я ухитрился проскочить мимо них незамеченным. Никто меня не окликнул, я пересек дорогу и погнал лошадь на юго-восток. Она пошла легкой рысью.
Нам повстречалось несколько маленьких групп солдат, тяжело бредущих куда-то, потом пришлось объезжать артиллерийскую батарею, но постепенно всякое движение замерло. В конце концов лошадь выбралась на Балтиморский тракт и поскакала по нему прочь от Геттисберга.
Глава 16
Несколько миль от Геттисберга - и дорога внезапно оборвалась. Как и следовало ожидать: ведь в горах Саут-Маунтинз, где мы с Кэти впервые познакомились с этим миром, сыскался один-единственный проселок и ничего похожего на настоящую дорогу. Балтиморский тракт и дорога на Танитаун, а может, и сам Геттисберг в этом мире служили всего-навсего декорациями для битвы, и довольно было отдалиться от поля сражения, чтобы нужда в декорациях отпала.
А как только дорога приказала долго жить, я оставил всякие попытки выбирать маршрут и предоставил лошади брести куда ей заблагорассудится. Если разобраться, не было вообще никакого смысла продолжать движение. Мест, куда я хотел бы попасть, здесь просто не было - но и останавливать лошадь я тоже не стал. По какой-то причине мне казалось, что чем дальше от Геттисберга, тем лучше.
И может, сейчас, мягкой летней ночью в седле под звездами, мне впервые с тех пор, как я попал в этот мир, выпал случай хорошенько подумать. Я перебирал в памяти одно за другим происшествия, что навалились на меня с минуты, когда я свернул на извилистую дорогу в Пайлот Ноб, и задавал себе множество вопросов по поводу каждого из них, а ответов по-прежнему не находил. Осознав это, я одновременно понял, что ищу ответов, которые удовлетворяли бы человеческой логике, а таких ответов нет, искать их - пустая затея. Перед лицом накопившихся у меня фактов не оставалось сомнений, что человеческая логика и происходящее просто не имеют между собой ничего общего. Нравится или не нравится, приходилось признать, хотя бы наедине с собой, что единственно возможные объяснения надо основывать на посылках, изложенных в рукописи моего друга.
Итак, есть некая область - и я угодил в нее, - где физическая составляющая воображения (термин очень неуклюжий, да что поделаешь) становится субстанцией, способной при известных условиях обращаться в материю, или подобие материи, или новую форму материи, не в наименовании суть. Я потратил немало времени, силясь вывести формулировку, которая действительно исчерпывала бы ситуацию и снижала число всяких "возможно" и "если" до разумных пределов, - но и такая задача на поверку была безнадежной. В конце концов я ограничился тем, что окрестил мир, где нахожусь, Страной воображения - не бог весть что, но на данный момент сойдет, и ладно. Определение неточное и даже малодушное, но, может, кто-нибудь когда-нибудь предложит лучшее.