- Хитрая тварь! - завизжала черепаха, но что она может сделать без воды на макушке? Каппа бросился к воде, но не успел добежать до берега - смерть настигла его. Кагэро перевел дух и поднял с земли свою сумку. Убивать каппа мечом было бы глупо - кто знает, какой силой обладает это низкорослое существо. И так ли уязвима его кожа, как кажется.
Кагэро развернулся, чтобы продолжить путь, но не сделал ни шагу. Прямо перед ним стоял человек. Светловолосый мужчина с зелеными глазами. Кагэро никогда не видел таких людей. И такой одежды. На незнакомце была странная рубаха, чем-то похожая на ту, что носил Кагэро, только гораздо длиннее - до колен. Рубаха перехвачена красной лентой пояса, а на ногах - сандалии из мягкой и тонкой кожи. Незнакомец улыбался.
- Ощущаешь себя героем? - спросил он; голос оказался хриплым и скрипучим. И улыбка тотчас исчезла с его лица.
- Ты кто? - Кагэро на всякий случай нащупал под рубахой рукоятку меча.
- Хозяин этих земель. И хозяин этих озер. Какое ты имел право убивать моего подчиненного?
- Каппа напал первым.
- Убивший раба сам должен уйти в рабство. - Незнакомец не обратил на слова Кагэро ни малейшего внимания. - И служить хозяину до конца дней, или пока хозяин сам не решит вернуть наглецу свободу.
- Каппа напал первым! - крикнул Кагэро, чувствуя, как заползает в сердце противный холодный страх. А когда он попытался выхватить меч из-за пояса, тот рассыпался в пыль.
- Такова цена, - заключил незнакомец. - Отныне я твой хозяин. Зови меня Говорящим.
- Раб? - переспросил Кагэро. - Что такое раб? Это означает, что я принадлежу тебе? - оказывать сопротивление у него больше не было никакого желания, незнакомец силен, и сила у него неведомая и странная. - Как один человек может принадлежать другому? Он ведь не вещь?
- Ты больше не человек. - Последняя надежда Кагэро рухнула, и одновременно из глубины души рванулся ужас. И куда делась обычная самоуверенность? - Ты - раб.
Кагэро плелся вслед за Говорящим до тех пор, пока не разинула зловонную черную пасть пещера и не дохнуло холодом в лицо. Вот тогда Кагэро очнулся от полудремотного состояния и огляделся по сторонам.
Заросшие склоны, полузакрытая поваленными стволами пещера. Никакой тропинки, никаких следов человека. Будто никогда здесь никого и не было.
- Заходи, - велел Говорящий, и Кагэро пошел первым. Воля Говорящего сломила его волю, как ветер ломает молодое, неокрепшее деревцо. Хорошо, если ломает, тогда еще ствол может дать новые побеги. А вот если вырывает с корнем…
В пещере царил ледяной холод. Где-то капала вода, стекала с остроконечных пирамид сталактитов, что еще не доросли до пола. Тускло светились какие-то лишайники на стенах. Попискивали во тьме летучие мыши.
- Здесь будешь жить. - Говорящий бросил тряпку, которую извлек из своей сумы, просто на камни. - Еду… Еду заберешь у них, если сможешь.
Он кивнул в сторону грозди летучих мышей, свисавшей с потолка.
- Я не ем бабочек, - попытался возразить Кагэро, но тут же опустил глаза.
- Можешь мне поверить, эти летучие мыши едят не только бабочек. - Говорящий сделал паузу, чтобы осмотреть свод пещеры. - Иногда им везет и удается поймать пару крупных жуков. А сейчас - пойдем.
Кагэро вышел вслед за Говорящим из пещеры.
Долина, в которую странный незнакомец привел его, была со всех сторон огорожена скалами, и непонятно, как они попали внутрь. Кагэро помнил только спутанную высокую траву под ногами и пульсирующий гул в ушах. Сама долина была вытянутой и ровной, как блюдце. Рядом с пещерой сбегала со скал быстрая речка и пересекала долину, уходя в конце пути в какую-то ведомую только ей расселину.
Говорящий показал Кагэро место и вручил предмет, похожий на огромную ложку, только с деревянной ручкой.
- Выкопаешь вот такую яму. - Говорящий очертил на земле квадрат приличной величины. - И в глубину чтоб была такая, какой длины сторона. Понятно?
И Кагэро снова почувствовал, как давит на его мозг неведомая тяжесть. И вбивает в сознание кол покорности, который - он знает - очень скоро пустит корни и расцветет пышным цветом.
- Понятно…
- Работа должна быть выполнена к вечеру. Стенки должны быть ровными. Угол между дном и стенками должен быть прямым. Это значит - вот так.
Говорящий поставил одну ладонь вертикально ребром на вторую.
- Если будет что-то неправильно - не получишь еды. Это понятно?
- Понятно…
- Все, приступай.
Куда делся Говорящий, Кагэро не понял. Некоторое время он сосредоточенно вонзал в землю острие лопаты, пока туман не схлынул с его сознания.
"Что я делаю? Повинуюсь приказам неизвестно кого…"
Кагэро оперся на рукоятку лопаты и положил подбородок на руки. Надо подумать. Наверное, этот человек - колдун, раз сумел подчинить себе его волю. Может быть, пока его нет, можно убежать? Кагэро отбросил эту мысль. Бегать от колдунов - себе дороже. Из-под земли достанет, и уж тогда придется позабыть и о жизни, и о смерти.
Солнце медленно ползло по небу, укорачивались и вновь росли тени, а Кагэро стоял, опершись на лопату, и, позабыв о времени, думал.
Мысль о рабстве зрела в его мозгу и пока еще не дала никаких всходов. Все случившееся казалось ему сном. "Только так и выживают на войне, - вспомнил он давным-давно услышанные от Дзюбэя слова. - Если не верят в смерть".
Говорящий появился вместе с дуновением холодного ветерка. Чуть тронула кожу волна воздуха, Кагэро обернулся - и увидел незнакомца с зелеными глазами. Тот с сожалением посмотрел на сделанное Кагэро - чуть тронутая земля, содранный слой дерна.
- Работа не выполнена, - сказал Говорящий. - Теперь жди до следующего вечера, сегодня есть ты не будешь.
И развернулся, чтобы снова уйти в никуда, но Кагэро неожиданно даже для себя положил ладонь на плечо Говорящему.
- Стой, - Кагэро хотел произнести это твердо, но получилось нечто вроде мольбы.
- Что такое? Раб научился говорить? Гнусная тварь, ты обрела дар речи? Боги были неправы…
- Подожди, - во второй раз попросил Кагэро и заглянул Говорящему в глаза. Так, как заглядывает голодная собачонка в глаза богатому прохожему. Так, как смотрит нищий ребенок, увидев господина в шикарных лиловых шароварах и черном расшитом кимоно. Смотрит, надеясь на подачку. Кагэро закрыл глаза, внутренне собрался и выпрямил спину, но вынужден был снова согнуться и спрятать глаза. Взгляд Говорящего жег. Давил. Припечатывал к земле. В нем было столько презрения… Не высокомерности, которая смешна и нелепа, а именно превосходства, такой силы, что Кагэро ощущал себя червяком, дерзнувшим коснуться вершины Фудзи.
Такое счастье дается только раз в жизни, а после - жизнь отнимают, дабы червь не возомнил себя императором.
- Ну что, раб, будешь умолять меня о жалости?
- Нет, Говорящий… - Кагэро сжался от мучительной внутренней боли и добавил: - Сама… Говорящий-сама.
- Перестань добавлять к моему имени свои дурацкие словечки! - воскликнул Говорящий, скривив лицо. - Уж лучше зови меня господином.
Кагэро удивился тому, что Говорящий не понял, как уважительно он произнес его имя. Он вообще не понял значения… Кто же он?
- Хорошо, господин. Объясните же мне, что происходит?
- А разве рабу обязательно знать что-либо? - совершенно искренне удивился Говорящий.
- Еще вчера я был свободным и боялся разве что смерти, а когда увидел вас, что-то случилось со мной… Вы колдун?
- Колдун ли я, ты спрашиваешь? А кто дал тебе право спрашивать? Может, вчера ты и был свободным, но сейчас-то у тебя этой свободы нет.
Кагэро увидел, как нечто странное скользнуло в зеленых глазах Говорящего. Неужели он хотел вызвать его гнев? Неужели Говорящий ждал, когда Кагэро не выдержит и взорвется? Этого не может быть!
- Я - человек, - сказал Кагэро и с удовольствием заметил, что в голос возвращается прежняя твердость. - А свобода - это преходящее.
Говорящий смерил Кагэро презрительным взглядом.
- Какой же ты человек, если говоришь так? Ты самая настоящая тварь. Благодари судьбу за то, что она послала тебе меня. Иначе ты сгнил бы где-нибудь в лесу. Не вижу смысла человеку жить, если он предназначен червям. Уж лучше убить его в младенчестве.
От взгляда чистых зеленых глаз стало жутко. Кагэро сжался в комок, в груди тугим клубком зашевелился страх. Кагэро изо всех сил пытался вырвать кол покорности из своей души, но пока не удавалось. Вместо этого он ощущал - что-то давит на рассудок. Говорящий все-таки колдун…
- Кто вы? - в отчаянии протянул Кагэро, теряя всякую надежду.
- Я - твой господин. Если хочешь получить завтрак - копай, утром я проверю.
Покатилась по земле еще одна волна холодного воздуха. Кагэро показалось, что он видит Говорящего уже у скал, но через миг там не было никого.
Всю ночь Кагэро копал, и к утру на его ладонях осталась только тонкая пленочка, бывшая еще вечером кожей. Да и та еле-еле держалась на плоти. Пленочка лопалась, раны сочились сукровицей, которая засыхала и не позволяла Кагэро разжать ладонь. А когда он ее все-таки раскрывал, присохшая к стертой коже сукровица трескалась, ранила еще больше, и тогда уже шла настоящая кровь.
Когда взошло солнце, Кагэро бросил лопату. Не осталось сил. Вся деревянная ручка была покрыта грязными желто-красно-розовыми разводами. Ладони так болели, что хотелось орать во все горло и кататься по земле, вгрызаясь в нее зубами. Страшно ныла искалеченная спина.
- Это всего лишь боль, просто боль.
Возможно, из-за сильной боли Кагэро не почувствовал волны, а может, и не было ее. Говорящий сидел рядом, прямо на земле.
- Хорошая яма, - сказал он. - Но углы внизу не прямые. Что это? - он ткнул пальцем в яму. - Что это, а? Где там ровные, правильные углы? Нет, это не то, что я велел сделать. Доделывай.
- Сжалься! - вскричал со слезами на глазах Кагэро; ладони он держал перед собой так, чтобы Говорящий мог видеть их - две сплошные раны. Но того, похоже, это зрелище нисколько не трогало.
- Почему я должен жалеть тебя? - поинтересовался Говорящий. - Разве я не смогу найти себе другого раба, если ты умрешь? Смотри.
Говорящий взмахнул руками и перед ним вырос прямо в воздухе серый шар. Внутри шара клубился туман. Повинуясь рукам Говорящего, дымка разошлась в разные стороны и осела на землю, собралась вокруг его ног. Кагэро увидел тощего старика… нет, не старика, он просто выглядел как старик. На самом деле нищему было лет тридцать. Опухшие суставы, желтое лицо и белки глаз, открытый рот, в котором виднеется распухший и покрытый язвами язык. Кагэро даже забыл о собственной боли. Волна страдания хлынула с поверхности шара, захлестнула его с головой…
…он лежит у дороги. Все тело его болит и ноет так, что думаешь, скорей бы уже пришла смерть и отбросила разом всю эту грязь. Совсем рядом поселок, по дороге постоянно ходят люди, но никто не останавливается, чтобы помочь ему. Он болен, неизлечимо болен, и для него нет никакой надежды. Он просто ждет, пока придет смерть, и боль стала уже привычной. Но как же она сильна! Мимо идет молодой господин. Он не очень богат, но и не беден. Господин поворачивает голову, губы его искривляются, собираются в гримасу. Господин плюет на больного, и этот плевок подобен касанию раскаленного железа. "Подыхай, скотина, раз не смог остаться человеком", - говорит господин и идет дальше…
Кагэро посмотрел еще раз на свои ладони. Шар, созданный Говорящим, исчез, растворился в воздухе вместе с серым туманом.
- Ну что? - Говорящий улыбнулся. - Болят?
- Болят.
- И ты все еще считаешь ЭТО болью? - удивленно спросил Говорящий. - Если да, то я могу показать тебе, что такое НАСТОЯЩАЯ боль.
И Кагэро не успел крикнуть: "Нет!"
Рухнула тьма. Но ненадолго. Вскоре мрак рассеялся, и Кагэро увидел знакомые холмы, дом, деревню неподалеку. Это его дом. Кагэро подходит ближе и видит, что сквозь щели в стенах сочится серый дым.
- Помоги-ите-е!
Это Ацуко! Она внутри!
Кагэро врубается плечом в дверь, но та будто стала каменной. Не поддается. Он бьет снова и снова, но ничего, никакого результата. Кагэро отступает на шаг назад. Пламя уже гудит внутри, уже пляшут вовсю оранжевые языки над крышей. В окне - лицо Ацуко. Такого ужаса он еще не видел никогда!
- По-омо-оги-и!!!
Он закрывает уши и глаза, но это не помогает. Не исчезает ни вид горящего дома, ни лицо Ацуко, ни ее крик.
И она уже не кричит. Пламя бушует за ее спиной, а она просто стоит и смотрит.
- Возненавидь меня, пожалуйста! - умоляет Кагэро, зная, что она слышит его слова. Ацуко шепчет в ответ:
- Не могу… Не могу ненавидеть тебя… Люблю…
- Нет!!
Ее лицо исчезает в пламени, стены дома рушатся.
Пожар гаснет, рассеивается дым. Кагэро идет по черным углям. Тело. Это тело Ацуко, изуродованное огнем. Он падает рядом с ним на колени, его душат слезы. И, не выдерживая, прижимается губами к обугленному лицу.
Ее губы - живые…
О Боги!
Она сама - живая!
Черный уголь осыпается, и Ацуко предстает перед ним обнаженная и прекрасная, будто только что рожденная самой Землей. Но лицо ее холодно, и глаза - как два алмаза. Рубиновые губы кривятся в презрительной гримасе:
- Ненавижу, тварь!
Плевок в лицо.
…И этот плевок подобен касанию раскаленного железа.
- Отпусти-и!
Кагэро схватился руками за голову и принялся рвать на себе волосы, будто хотел выдрать из головы страшные видения.
- Ну вот, - сказал Говорящий. - Ты уже и забыл о своих ладонях. Хватаешься ими за голову. Наверное, это должно быть больно. Потом тебе придется отрывать присохшие к ранам волосы. Но работу ты выполнил, пусть не очень хорошо, и я дам тебе поесть. Но не думай, что эти углы забудутся. Следующую яму ты сделаешь вдвое глубже. И шире. Даю тебе день на отдых.
Говорящий сунул руку в карман и вытащил оттуда засохший кусок хлеба. Бросил на землю и исчез.
Прошло немало времени, прежде чем Кагэро успокоился. Лицо Ацуко - то бледное, то голубое, то мертвое, то ненавидящее - все так же холодило кровь, не желало уходить из мыслей, но приступ закончился. Кагэро поднял с земли корку и тут же уронил, взвыв от боли. Острые крошки не хуже стали резанули по ладоням.
- Будь ты проклят, - прошипел Кагэро. - Даже это ты превратил в пытку.
- Путь к истине проходит по спинам тех, кому не удалось, - долетел до него шепот Говорящего. Кагэро кое-как взял окаменевшую корку и зашвырнул подальше.
Кагэро лег на спину и закрыл глаза.
Солнце медленно ползло по небу, то скрываясь за тучами, то проливая на землю ушаты тепла и света. Кагэро лежал недвижимый, и любой, идущий мимо, мог бы подумать, что он мертв.
Да он и так был почти мертв. Ибо состояние, в котором он находился, нельзя было назвать жизнью. Каким-то образом Кагэро удалось разделить свое сознание, и сейчас, лежа под солнцем, он занимался тем, что изучал каждый закоулок своей души.
И ему не нравилось то, что он видел.
Говорящий не вбивал в голову Кагэро ровным счетом ничего. Он поступил мудро и просто: оказал минимальное воздействие, целью которого было заставить Кагэро поверить. Поверить в то, что Говорящий молотом бил по его сознанию. А дальше - фантазия, воображение, которое понарисовывало такого…
Кагэро принялся выбрасывать из себя всю эту грязь.
И одновременно строил щит.
Может быть, еще ненадежный, может быть, ему недоставало прочности, но основа у него имелась.
Кагэро показалось, что волна холодного воздуха пронеслась по всей земле от самого горизонта. И на горизонте же иссякла.
- Новую яму будешь копать вот на этом месте…
Говорящий показал пальцем туда, где сохла куча вырытой ночью земли. Придется засыпать первую яму.
- Не буду!
Кагэро не удосужился повернуться. И почувствовал, как ползет по спине предательский холодок, как проникает в мозг пальчик страха.
"Не верь! Не верь! Не верь!"
- Не будешь? - переспросил из-за спины Говорящий.
- Не буду.
"Не верь! Не верь! Не верь…"
Не получается…
Кагэро повернул голову и увидел Говорящего. Тот смотрел на него ясными зелеными глазами и, улыбаясь, покачивал головой, будто говорил: "Ну, парень, ничего лучше придумать не мог?"
- Я не верю… - прошептал Кагэро так тихо, что и сам едва услышал.
- Не веришь? - опять переспросил Говорящий, и тон его был… дружелюбным. - Не веришь, да?
- Не верю. - Кагэро бросило в жар, потом в холод, ему показалось, что выступивший пот замерз.
- А ты поверь.
Глаза Говорящего сделались ледяными, обманчивое тепло некошеного луга испарилось.
- Лучше поверь. Ну?
- Да… господин. - Кагэро почти явственно увидел, как скользнуло по лицу Говорящего разочарование.
Тот вздохнул и небрежно повел рукой:
- Копай.
К утру Кагэро успел привыкнуть к пронзительной боли, которая гуляла по рукам. Но это вначале по рукам, потом она переползла и на плечи, и на грудь. Добралась до самого живота, когда деревянная ручка лопаты касалась истертой чуть ли не до костей плоти. Разум устал страдать и омертвил какую-то часть самого себя. И мысли Кагэро вдруг отвернулись от боли. И боль тут же забылась, будто и не было ее никогда. А Кагэро стоял и спокойно смотрел на покрытую, будто густой краской, грязно-красными разводами ручку. И снова он копал. Подобно слепому кроту вгрызался в землю. Утром, когда вместе с ветром пришел Говорящий, яма была готова.
- Гораздо лучше, - заметил Говорящий. - Ты заслужил кусок мягкого хлеба.
Говорящий скривился от отвращения: Кагэро, по-звериному оскалившись, упал на колени и протянул руки, на которые было уже страшно смотреть, ибо они не были руками человека. Говорящий стоял и смотрел в потускневшие глаза Кагэро. Верно, ждал, пока блеснет в них разум. Не дождался, швырнул хлеб себе под ноги и ушел.
Проснувшись, Кагэро почувствовал себя странно. Разум пробуждался постепенно, такого раньше никогда не было. Волна прошла по всему телу, и она несла с собой жизнь. И боль - когда добралась до рук. Полыхнула такая боль, какую Кагэро испытал только один раз в своей жизни.
Тогда его чуть было не убили лишь потому, что надо было на кого-то свалить вину. Поиск виновного - извечное занятие людей. Найди поскорее виновного и расправься с ним по всей строгости закона - что может быть лучше и приятнее? Что еще может столь же надежно избавить мелкие душонки от обременительных мук совести?
Кагэро встал. Жаркое марево колыхалось над землей, потоки зноя вливались в это колышущееся озеро сверху. В долине не было места, где можно укрыться от палящего солнца. Кагэро пытался спрятать руки под себя, но то и дело прикасался ими к одежде, что причиняло невыносимую боль.
Сев на землю, он заплакал. Чувство, соединившее в себе и обиду, и отчаяние, и неизвестно что еще, билось внутри. Кагэро больше не чувствовал себя человеком, скорее, тварью. Хотя нет, даже животные не выполняют ничьих приказов из-за куска хлеба. Зверю нельзя приказать, его можно только убить.
И когда пришел Говорящий, а случилось это под вечер, Кагэро не смог даже поднять головы.
- Будешь копать новую яму, - как обычно, без вступлений, сказал Говорящий. - Только на этот раз задача усложняется. Я не дам тебе лопаты.