- Уважаемая принцесса Мерлью сообщила, что чеканка денег временно приостановлена. Но не сказала, когда необходимо возобновить работу.
В первый миг правитель хотел сказать: "Когда я прикажу", но вовремя прикусил язык. Один раз он уже приказал и чуть все не испортил. Здесь стоило воспользоваться умом принцессы, будь она хоть трижды ведьмой.
- Ты возобновишь чеканку, когда это прикажет; принцесса Мерлью. С моего согласия, разумеется.
Принцесса вскинула на правителя изумленные глаза…
- В библиотеке готовы только два класса, - продолжал советник. - Если перенести в них книги из дома принцессы Мерлью, то негде будет проводить занятия.
- Хорошо, пусть до окончания строительства книги остаются у принцессы.
- Я все понял, Посланник Богини, - неуклюже поклонился советник и упятился из зала.
Принцесса осталась.
- Ты возвращаешь мне мои права, Посланник Богини? - спросила она. - Почему? Что ты потребуешь взамен?
- Ничего.
- Ты возвращаешь их просто так?
- Иногда ты поступаешь более толково, чем я, - пожал плечами правитель. - Вот и поступай…
- Неужели ты доверяешь мне, - не поверила своим ушам принцесса, - после всего, что я тут натворила? - Она подошла ближе, сжала своей ладошкой его руку:
- Спасибо, Найл.
Правитель осторожно коснулся ее сознания и понял, что девушка говорит искренне. Она поражена его широким бескорыстным жестом и сейчас, в этот миг, готова на все, лишь бы вызвать в его душе такие же теплые ответные чувства, какие испытывает сама.
Принцесса грустно улыбнулась, подошла к двери, повернувшись, без всякой злости сказала:
- Какой ты все-таки дурак… - И оставила его одного.
У Найла в душе остро провернулся непонятный горячий червячок, заставив намного чаще забиться сердце.
А вдруг ауры должны не дополнять друг друга, а совпадать? Его аура зеленая, у Мерлью - тоже. Может, они любят друг друга? Ведь принцесса сама призналась, что порой любит его. Но порой и ненавидит… Сам он нередко совершенно теряет из-за нее самообладание, но куда чаще готов задушить собственными руками. Нет, если бы их организмы признали необходимость друг в друге, то подобных перепадов быть бы не могло. Они постоянно стремились бы друг к другу, а не шарахались при малейшей обиде.
Из глубин памяти всплыло определение, закачанное в память Белой Башней: "Любовь - чувство самоотверженной и глубокой привязанности, сердечное влечение", и почти сразу вспомнилось, как он едва не убил принцессу, когда она сообщила, что собралась выйти замуж за Манро. Какое уж тут может быть "чувство самоотверженной и глубокой привязанности". Даже тарантулы никогда не вызывали у него такой ненависти, как Мерлью в тот памятный день. Нет, любовь нужно искать не здесь.
Найл распахнул окно и высунул голову под хлещущие струи дождя.
Пропади она пропадом, эта любовь; чем с нею разбираться, проще диких людей наловить!
* * *
Мирные, пологие волны цвета прелой соломы бесшумно разрезались острыми носами полусотни широкобортных ладей. Небо задергивала пелене высоких перистых облаков, спасающих от палящего жара солнца. Гребцы лениво дремали, развалившись на своих скамьях, а треугольные паруса натужно выгибались под плотным попутным ветром.
Найл с наслаждением вдыхал свежий морской воздух и дрожал от нетерпения, предвкушая встречу с родными местами.
Смертоносец-Повелитель отправлял экспедицию с явным злорадством. Разведчики с шаров сообщили, что люди вокруг Диры даже и не думают прятаться от смертоносцев, а с демонстративным безразличием занимаются своими делами. Пауки не нападали на них, строго соблюдая букву Договора. А может, просто боялись. Во время прошлого рейда лишились жизни, как минимум, семеро пауков, и десятку разведчиков отнюдь не улыбалось разделить их участь. Теперь дела обстояли иначе: в центральных проходах каждой ладьи лежали, поджав под брюшко лапы, по десять смертоносцев. Пятьдесят ладей - пятьсот смертоносцев. Да еще два десятка бойцовых пауков-волков.
Подошла плечистая главная надсмотрщица, обнаженная, как и принято у моряков, по пояс. Загорелую правую грудь - прямо по соску - пересекал багровый шрам. Женщина слегка склонила голову:
- Мы прибываем, Посланник Богини.
- Хорошо. - Найл встал, вглядываясь в горизонт, но увидел только узкую темную полоску на границе между небом и водой. - Ничего не разберу… Да, а откуда у тебя такой шрам?
- Парус порвало. Луны еще было.
Если бы Найл не читал ее мысли, он ни за что бы не догадался, что речь идет о порванном парусе.
Еще Найл понял, что земля не прямо по курсу, а немного в стороне.
- По-оберегись! - прокатился громкий клич, поперечный брус паруса скрипнул и стремительно перекинулся на другой борт. Найл еле успел пригнуть голову.
- Фот она! - указала надсмотрщица на снежные вершины Северного Хайбада. Горы оказались совсем рядом. Застрекотала слюдяными крыльями стрекоза, сделала круг вокруг мачты и решительно уселась на самую макушку.
- Ты не сходи в городе на берег, - посоветовал Найл. - Пауки могут подумать, что ты больна.
- У-у и шо?
- Ничего, - не стал распространяться правитель. - Теперь в городе не любят больных.
- Ве-есла! - протяжно запел голос. Гребцы зашевелились, усаживаясь по местам. - На во-оду!
Послышался плеск, из-за бортов взметнулись фонтаны брызг.
- Па-арус! У-брать! - Треугольник паруса заскользил по мачте вниз, одновременно на корме застучал барабан. Гребцы ритмичными ухающими выдохами стали рвать на себя весла. Головное судно, указывая путь остальным, вошло в бухту.
- Ве-есла! Суши-и!
Ладья по инерции продолжала двигаться в сторону берега, вздымая на зеркальной поверхности бухты небольшую волну. Когда правителю стало казаться, что они вот-вот врежутся в песчаный пляж, раздался последний громогласный клич:
- Причальной команде… За борт!
Десяток гребцов дружно сиганули в воду, остальные побежали в сторону кормы. Нос ладьи приподнялся, его подхватила "причальная команда" и без видимых усилий вытянула судно на берег почти наполовину. Смертоносцы встрепенулись, быстро, один за другим, перебежали на сушу, и гребцы, без лишних понуканий, принялись снимать мачту. Ими руководила шепелявая надсмотрщица, бросавшая время от времени на правителя опасливые взгляды.
Найл заглянул в ее неглубокое сознание и понял, что она боится не его, а за него: причаливающее судно может врезаться в корму и покалечить всех, кто там находится. Найл оглянулся, увидев влетающие одна за другой в бухту ладьи и поспешил вслед за пауками перейти на берег.
Сразу за пляжем стояла сплошная стена густого зеленого кустарника метра два высотой. Оттуда доносился дружный стрекот кузнечиков. Время от времени взмывали и падали обратно зеленые травяные блохи, деловито гудели крупные черные мухи. Одна из мух зазевалась - стремглав промелькнувшая стрекоза ухватила ее цепкими лапами и прямо на лету стала поедать. В общем, жизнь в зарослях кустарника кипела вовсю.
- Одна ладья попыталась причалить в слишком узкую щель, - раздался прямо в голове голос Дравига.
- Кто-нибудь пострадал? - спросил Найл, пытаясь высмотреть смертоносца в густой толпе на берегу.
- Нет, но все весла переломаны. Главная надсмотрщица предлагает по морскому закону съесть впередсмотрящего.
- Если вы голодные, - попытался правитель увести нить разговора от этой идеи, - то поохотьтесь в зарослях.
- Отличная, мысль! - обрадовался смертоносец.
Пауки "все вдруг" метнулись с пляжа и врезались в заросли - только листья к небу полетели. Следом за листьями в воздух взметнулась туча мух и травяных блох. Мелькнули даже два довольно крупных кузнечика - хотя эти за себя постоять могли.
Найл оглянулся - гребцы с его ладьи уже посапывали на теплом песочке, словно и не дрыхли всю дорогу от города. Только надсмотрщица сосредоточенно выковыривала что-то из пальца. Правитель подошел к ней. Появилось совершенно детское желание потрогать шрам, но Найл удержался.
- Как тебя зовут? - спросил он женщину.
- Пябья, - ответила она, вытягиваясь, точно перед пауком. На самом деле ее имя звучало как "Рягья".
- Сделай что-нибудь поесть, пока смертоносцев нет. Нам через час выходить.
- Па-па, па-па, па-па-па… - обрадованно зашепелявила женщина. Она предлагала испечь свежевыловленной рыбы. Уверяла, что это быстро и вкусно.
- Очень хорошо, Рягья, делай. А я сейчас вернусь.
Женщина неуверенно улыбнулась, потом хозяйскими пинками подняла двух крайних гребцов и отправила в кустарник. Интересно, как они понимали, чего хочет от них надсмотрщица? Ведь шепелявит - ни слова не разобрать!
Правитель пошел вдоль длинной череды вытянутых на берег ладей, жестом приказывая надсмотрщицам не выстраивать команды и внимательно вглядываясь в лица. Дело в том, что Нефтис направила с ним четырех стражниц, но в суматохе посадки они оказались на другой ладье, а теперь их и вовсе след простыл. Вот десять охранниц Смертоносца-Повелителя все здесь. Да еще двух рабов; прихватили…
При виде "неголосующих граждан" у правителя, колыхнулось нехорошее предчувствие, но он смолчал и пошел обратно. Стражниц не было. А у его ладьи уже горел небольшой костерок. Рягья неторопливо крутила над огнем нанизанные на прут два мотка мокрых, черных водорослей. Она подняла на правителя глаза и подумала: "Уже скоро".
Найл не поверил - со свертков разве что вода не капала, - однако промолчал. Его больше занимало таинственное исчезновение стражниц. Не то чтоб он не доверял Дравигу, руководящему экспедицией, но куда они могли подеваться?
- Рягья, ты пауков боишься?
Надзирательница молча улыбнулась. На море она была повелительницей, а смертоносцы - трусливыми зверьками. Чего их бояться?
- А в пустыню за мной пойдешь?
Женщина немного подумала, потом кивнула.
- Вот и хорошо, - откинулся Найл на горячий песок, - а то скучновато одному.
Стрекота кузнечиков больше не доносилось, мухи не жужжали, не трещали стрекозы. Только волны, шипя, как испуганные кошки, накатывались на берег, да кто-то равномерно постукивал по дереву. Некоторое время правитель слушал этот мерный гул, потом удивленно приподнял голову. Как оказалось, барабанил не человек - это волны гулко стучали в борта ладей.
- Попово. - Рягья поднесла ему прут с горячими, парящими свертками.
- Спасибо. Себе тоже возьми.
- Попебы, - попросила подержать прут надзирательница и быстро расстелила на песок влажные лопухи водорослей. Стряхнула на них свертки, ловко располосовала ножом. На свежий воздух вырвался пряный аромат, едко защекотавший ноздри.
- Ай как здорово, - восхитился Найл и потянул к себе ближнюю рыбешку.
- Один запах чего стоит!
- Пыпная, - сказала Рагья. Это означало: "речная".
Найлу стало обидно. Ведь он правитель целого города, от его решения зависят судьбы тысяч людей. А такого пустяка, как вернуть хорошей женщине потерянные в результате несчастного случая зубы, сделать не в силах. Несправедливо. Не вовремя порвавшийся парус - и человек никогда в жизни не сможет нормально говорить.
Рыба оказалась вкусной и рассыпчатой, водоросли придали ей необычный терпковатый привкус и сохранили влагу.
- Ты потом еще сделаешь? - спросил он надсмотрщицу. Та кивнула. - Тогда собирайся. Нам скоро выходить.
Дравиг, наверное, услышал его мысль - пауки стали выбираться из заметно поредевшего кустарника и выстраиваться на пляже. Их сознания лучились удовольствием, силы хлестали через край. С таким настроением и дорога покажется легче.
Правитель вошел по пояс в воду, наклонился, сполоснул лицо, присел, полностью намочив тунику, - не меньше часа сохнуть будет, спасая его от жары. Мысленно спросил Дравига, куда им со спутницей пристроиться. Впереди, сзади или в середину колонны? Вместо ответа вдоль ладей промчался десяток пауков-волков. Один из них ловко закинул себе на спину Найла, другой - Рягью, и они влились в колонну, уже ломящуюся сквозь кустарник.
Четыре тысячи лап в считанные минуты протоптали широкую дорогу в еще совсем недавно непроходимой стене растительности, промчались меж высоких редких деревьев и вырвались из цветущей прибрежной полосы.
На спине паука-волка Найл уже путешествовал. Но в тот раз он был пленником. Лежал, связанный, на боку и думал только о том, как уберечь глаза от летящего из-под лап песка да самому под эти лапы не свалиться. Удовольствия мало.
Зато теперь правитель выпрямился, опираясь спиной на округлое брюхо паука и свесив ноги по бокам туловища. В лицо бил упругий теплый ветер, приятно освежающий тело и спасающий от зноя пустыни. Оставшиеся по правую руку вершины Хайбада заметно смещались назад, мелькали по сторонам редкие зеленые кустики уару, добывающей себе влагу с многометровых глубин, еще реже попадались ссохшиеся комки колючей неприкасайки. Колонна мчалась вперед, под солнце, строго по прямой с огромной скоростью, словно огромная сороконожка взмывая на дюны, а затем рушась вниз, да так, что у Найла в животе екало.
Через несколько часов безостановочной гонки по пескам над далеким горизонтом показался паучий шар. Вылетевший поутру разведчик уже достиг цели их путешествия. Правитель пристально вгляделся в шар, а потом послал вдоль взгляда вопросительный импульс. Он не особо рассчитывал на успех, - для человека расстояние слишком велико, - но паук ответил.
Правитель увидел прямо под собой озеро, окруженное сочным зеленым кольцом, и белую дорогу, уходящую в пески. С другой стороны к озеру примыкали каменистые россыпи нижней равнины. Чуть дальше на уступе стояла Крепость. Та самая, в которой его отца и тетку когда-то приклеили к полу десятки мелких паучков. Выйдя на край плато, он восторгался огромной высотой утеса. Сейчас, с высоты паучьего полета, утес казался крохотным, а расстояние до водоема, которое они преодолевали почти три дня, - мизерным. Отсюда, с неба, была видна салатовая полоска долины муравьев, небольшое пятнышко оазиса, в котором растет ортис. Найл с грустью вспомнил погибшего там Торга, вспомнил отца, братьев, и контакт с разведчиком прервался.
Пейзаж вокруг казался знакомым: пески - они везде пески, а вот выглядывающие над горизонтом вершины гор Северного и Западного Хайбада смотрелись в точности как от его родной пещеры.
Колонна пауков внезапно повернула, промчалась пару сотен метров и остановилась в тени между двух высоких барханов.
- Подождем здесь утра, - услышал Найл слова Дравига.
Паук-волк спустил Найла на землю и вместе с собратьями побежал натягивать паутину по периметру лагеря, а смертоносцы просто легли на песок там, где остановились. Найл и Рягья оказались вдвоем на небольшой песчаной площадке, окруженные со всех сторон серыми спинами пауков.
- Разведчики доложили, что люди в городе. Ночью они уснут, а на рассвете мы их всех неожиданно парализуем и возьмем, - передал Дравиг специально для правителя. Сами смертоносцы эту отработанную за века процедуру покорения людей, выродившуюся ныне в безопасный ритуал, знали досконально.
- Кажется, мы влипли, - повернулся Найл к Рягье, - костра тут не развести. Придется спать голодными.
- Я соеую пыпу пала, - ответила женщина, достала из-за пазухи холщовый сверток и стала его неторопливо разворачивать, - от тольто пить апопипся.
То, что пить захочется, Найла не беспокоило. Джарита, умница, чуть не силком запихнула ему за пазуху флягу с разбавленным вином. Сегодня можно будет выпить вина, а завтра он наберет воды из впадающей в озеро реки.
В свертке оказалось штук шесть продолговатых потрошеных рыбешек с круглыми, изумленными глазами. Морячка взяла одну из них за голову, аккуратненько надорвала тонкую рыбью кожу, сдернула одним резким движением и протянула правителю золотисто-коричневую тушку. По виду мясо напоминало запеченную ногу кузнечика, однако вкус казался несравнимым: щедро посоленная, но сохранившая неуловимый собственный аромат рыба таяла во рту. Казалось, эту рыбу нужно не есть, а пить.
Оставив от рыбешки один хребет, Найл облизал пальцы и потянулся за следующей.
- А на попом? - напомнила Рягья.
- "На потом" не надо, - ответил Найл, неумело пытаясь содрать шкуру со второй рыбины. - Вокруг озера заросли густые, как у моря. Кого-нибудь поймаю. Я все-таки охотник. Не пропадем.
- У и паль-о! - махнула рукой морячка и тоже взялась за очередную рыбу.
Найл не остановился, пока не прикончил последний кусочек, хотя вроде бы уже давно наелся. Расправившись с лакомством, правитель тщательно облизал каждый палец, потом воткнул ладони в горячий песок, покрутил там, стирая остатки жира. Достал из-за пазухи флягу, сделал несколько глотков, протянул Рягье. Говорить ни о чем не хотелось. По телу разливалась блаженная, сытая истома, наползала неодолимая дрема. Для пустыни это было лучшее время дня: уже прячется за горизонт солнце, палящих лучей больше нет, но воздух еще горяч и позволяет погреться перед сном, перед приходом ночного холода. Уже попрятались дневные хищники, но еще не выбрались из нор ночные, никого не надо бояться, не надо быть настороже, можно просто сидеть, глядя на быстро темнеющее небо, и думать о чем-нибудь своем.
Рягья закопала в песок рыбьи кости, стала складывать ткань.
- Не убирай, - попросил Найл, - под голову положим. Хуже нет, когда во сне песок в глаза да в рот набьется. Жаль, накрыться нечем. Ночи здесь холодные.
- Пупа пелить? - спросила морячка.
- Сейчас. - Найл сделал в песке две неглубокие ямки: одну для бедра, другую для плеча. Расстелил пахнущую рыбой ткань, лег на бок. - Вот так. Теперь для тебя точно такие же копнем.
Рягья легла рядом, спиной к Найлу. Правитель с удивлением ощутил, что, несмотря на долгий путь, от ее пышных волос по-прежнему пахнет морем. Он сдвинулся немного вперед и коснулся лицом ее шелковистых, прохладных кудрей. А потом столь же осторожно коснулся ее сознания.
Рягья думала о нем. Ей очень нравился Посланник Богини, нравилось то, что он, единственный, всегда понимает ее с полуслова и ни о чем по десять раз не переспрашивает, то, что он ни разу не посмеялся над ее шепелявостью, над ее уродством, то, что он, правитель города, нисколько не кичится, общается с ней, как с равной, ест с одного стола, пьет из одной фляги. И, наконец, он просто красивый парень. Будь это один из гребцов, она бы знала, как вознаградить его, а здесь… Она - обычная надзирательница, а он - Посланник Богини. Любая попытка высказать расположение будет воспринята уже не как милость, а как оскорбление. Кто она такая, чтобы оказывать милость правителю города?
Найл даже улыбнулся. Надо же, Рягья, сильная женщина, привыкшая командовать мужчинами, не боящаяся ни моря, ни пауков, - и вдруг робеет высказать свое расположение! Он невольно вспомнил слова Мерлью о том, что женщине намного труднее сделать первый шаг. Похоже, и на этот раз она оказалась совершенно права. Ему нравилась Рягья, ее открытость и отзывчивость, ее сильное тело и пахнущие морем черные густые волосы. Он нравился ей. Но Рягья боялась сделать первый шаг, боялась в ответ на открытые чувства встретить высокомерный смех или презрение. А чего боится он? Получить пощечину? Да никогда в жизни Рягья на это не решится! Получить отказ? Выглядеть глупо в ее глазах? А не будет ли он еще более глуп, если не сделает этот шаг?