* * *
– Найл, вставай!
Правитель открыл глаза, увидел склонившуюся над собой принцессу и рывком сел.
– Что случилось?
– Тихо, – шепнула она. Людей разбудишь. Пусть спят. Пойдем.
Девушка отодвинула разрезанный с одной стороны паутинный полог и выскользнула наружу. Правитель поторопился следом. Принцесса Мерлью сторонилась его с того самого дня, точнее – ночи, когда они посетили солеварню, и теперь Найл лихорадочно пытался угадать, что же могло случиться такого, чтобы Мерлью вдруг изменила свое отношение.
А на улице рождалось утро: солнце еще не появилось, но небо уже налилось яркой голубизной, сверкали изумрудными переливами далекие горные вершины, расползались по ущельям и расселинам хлопья тумана. Давно забытый легкий утренний морозец бодрил, как первый глоток росы из чашки уару.
Принцесса почти бегом обогнула дом – Найл с удивлением обнаружил, что с обратной стороны в нем не четыре, а только два этажа – вошла в распахнутую дверь, сбежала вниз по ступенькам короткой лестницы, повернула и толкнула створку еще одной, внутренней двери.
– Смотри!
Мерлью вошла внутрь и отступила, пропуская правителя. Найл шагнул следом и изумленно охнул:
– Не может быть!
Они оказались в прошлом. В далеком, легендарном прошлом – словно и не миновали в окружающем мире сотни лет, словно и не возрождались, и не рушились вновь цивилизации, словно не росли в различных уголках планеты могучие Богини, словно под солнцем так и не сменили животных непобедимые насекомые, а Земля и уцелевшие на ее просторах люди не попали под власть расчетливых и хладнокровных разумных пауков.
Широкая гостиная. Пол от стены до стены застелен толстым паласом, тонкие светлые занавески закрывали окна, стены отделаны были дубовыми панелями. Роскошная пятирожковая люстра под потолком. Еще в зале стояли несколько стульев и три стола – на каждом вазочка, а в вазочке – небольшой букетик полевых цветов. И наконец – два зеркальных шкафа, за стеклянными створками которых сверкали гранями хрустальные рюмки, графины, фужеры. Все было покрыто толстым слоем коричневой пыли, но впечатление от этого не становилось слабее.
Чудо – судьба явила пред путниками чудо!
Теперь стало ясно, почему принцесса нарушила обет враждебности – она хотела разделить свой восторг с кем-нибудь еще. Но с кем? Ведь не с детишками же – маленькими дикарями, которых жизнь научила ценить лишь еду, одежду и оружие. И не со слугами пауков, которые ценят то же самое, плюс преданность хозяевам. Только Найл мог понять ее чувства. Причем сам-то он видел похожие комнаты в Белой Башне, а вот Мерлью могла только прочитать о подобном в книгах – и вдруг увидела воочию.
– Как все это могло сохраниться, Найл?
– Очень даже просто, – пожал плечами правитель. Хозяева узнали о приближении Кометы, собрались, уехали в космопорт и улетели на другие звезды.
– И все бросили?
– А зачем им это все? – опять пожал плечами Найл. – Мы тоже ничего отсюда не возьмем. Эти бокалы красивые, но очень хрупкие, надолго их не хватит. Занавески? Так ведь у нас нет окон. Стул ты с собой тоже не понесешь, тяжеловат, а пользы особой нет. Стол – тем более. Все, что здесь сохранилось, нужно только здесь и нигде больше.
Мерлью подошла к столу, взяла букетик, тихонько подула, очищая от пыли.
– Какие красивые. Как настоящие. И она оглянулась на правителя. Ведь почти тысяча лет прошла! А все осталось нетронутым.
– С тех пор здесь никого не было, – Найл приблизился к окну, коснулся тонкого белого кружева. Здесь нет жизни. Ничего не растет, воды нет, холодно. Откуда взяться гостям?
– Но ведь люди здесь жили!
– Они привозили воду, еду и тепло с собой. Боюсь, мы не скоро сможем повторить это.
– Я хочу остаться здесь, – прошептала принцесса. Я хочу сидеть на этих стульях, пить из этих бокалов.
– Пойдем, посмотрим еще, – Найл взял ее за руку и потянул дальше, в отделанный орехом коридор.
Витиевато петляющие древесные волокна сплетали замысловатые светло-коричневые кружева. Правитель провел по ним рукой, и тут же пожалел – от прикосновения тончайшая отделка поползла со стены, как сползает слой грязи с влажного камня. Принцесса за спиной жалобно охнула.
– Извини, я не хотел.
Он толкнул встречную дверь, и они вошли в небольшую комнату с кроватью у стены и столом у окна. Кровать с двумя высокими черными спинками казалась неправдоподобно большой, она так и пребывала застеленной – зеленое одеяло, белый пододеяльник, высокая подушка.
– Найл, я лягу, ладно? Хоть почувствовать, как это было.
Мерлью шагнула к постели, но нечаянно задела спинку – послышался громкий щелчок, черное покрытие в долю мгновения свернулось в рулон, из спинки на пол посыпался крупнозернистый порошок, уже через минуту кровать покосилась, со стуком упала на пол, взметнулось облако пыли. Молодые люди закашлялись и поспешили в коридор.
– Боюсь, не поспать нам на местных постелях, – поморщился правитель.
Принцесса ничего не ответила, двигаясь дальше по коридору. Толкнула следующую дверь, и оба снова ахнули:
– Библиотека!
Стеллажи книг под самый потолок, десятки стеллажей! После минутной радости Найл с тоской сообразил, что всего этого сокровища им отсюда тоже не унести, и улыбка его потухла – все знания, которые скрываются под толстыми корешками, так и останутся в горах, нетронутые, бесполезные.
Коридор уперся в лестницу, они поднялись этажом выше и оказались на площадке с двумя комнатами – здесь двери не уцелели. В той, что побольше, стояли широкая постель, шкаф, стол. А на столе – компьютер. Точно такой же, какой стоял на столе Торвальда Стиига, в Нью-Йорке. Казалось, достаточно щелкнуть тумблером выключателя – и засветится монитор, заговорят динамики, и мудрое изобретение человечества начнет отвечать на трудные вопросы и давать правильные советы. Найл даже руку протянул – и тут же отдернул. Не хотелось бы, чтобы и разумный агрегат рассыпался в пыль веков. Пусть лучше стоит.
В другой комнате пол и три стены были выложены маленькими каменными квадратиками, а вот четвертая казалась сделанной из единого огромного зеркала. Принцесса стерла пыль на уровне лица, надолго вгляделась в свое отражение, потом попросила:
– Найл, выйди, пожалуйста, на несколько минут.
Когда он вернулся, туника принцессы валялась на полу, а девушка, несмотря на холод, стояла перед протертым зеркалом в одном лишь подаренном Райей розовом платье из тончайшего паучьего шелка – рубиновые серьги и заколку в расчет можно не брать. Сквозь ткань хорошо просматривались съежившиеся в розовые кнопочки соски, глубокая тень между плотных, словно набухших от молока грудей, ямка пупка на втянутом животе и большой кровоподтек на боку – похоже, принцесса где-то здорово ушиблась.
– Замерзнешь, Мерлью, – окликнул ее правитель.
Девушка повернулась. В глазах ее сверкали крупные слезы.
– Мерлью, – испугался Найл, – ты чего?
– Ну почему, почему я родилась сейчас, а не тогда?
Правитель привлек ее к себе и крепко обнял.
* * *
Когда они вернулись, в первом зале толпились Дравиг, Шабр, Симеон и хмурая Нефтис.
– Извини, Посланник, – Дравиг изобразил легкий ритуальный поклон. Ваши мысли звучали столь громко, что нам тоже захотелось посмотреть, как жили люди до нашего появления. Твоя стражница сильно обеспокоилась твоим отсутствием, и я решил взять ее с собой.
– Благодарю тебя, Дравиг, – тоже поклонился Найл. Витиеватая речь смертоносца означала лишь то, что он не очень уверен в правильности своего поступка.
– Ребята! – вмешался Симеон. Я из Провинции унес немного вина. Давайте выпьем хоть раз в настоящем человеческом доме, за настоящим столом, из настоящих бокалов!
– Да! – вскинулась Мерлью. – Я тоже хочу! Она быстро подошла к шкафчику, неумело заскреблась в стекло.
– Подожди. – Найл вынул нож, почистил паз, сдвинул стекло.
Принцесса достала три бокала, поставила на стол. Симеон выудил из-за пазухи бурдючок. Налил. Бодро начал:
– Вот вы знаете…
– Замолчи, – попросила принцесса. Дай мне вообразить, что я вернулась назад, в далекое прошлое. В двадцать первый, а может и вообще в двадцатый век. Дай мне побыть немного там.
Найл тоже попытался вообразить себя в прошлом. Тысячу лет назад, в этих самых стенах, под этой самой люстрой, на этих самых стульях точно так же сидели люди. Наливали в эти бокалы точно такое же красное вино и пили его маленькими глотками. Вели беседы, строили планы на будущее. Вот только не было, наверное, рядом с ними пауков в рост человека, да не охраняла вход могучая стражница в короткой тунике и с длинным охотничьим копьем.
– Вот, значит, как жили наши предки, – причмокивая губами, улыбнулся Симеон. Может быть, тут и останемся?
– Без воды и еды? – хмыкнула принцесса. Через неделю лапки протянем. Нужно идти в город Диру и обосновываться там. Я думаю, у нас вполне хватит сил выгнать оттуда захватчиков и отбиться от любого нападения.
– Извини, Мерлью, – Найл накрыл своей ладонью ее руку. Я понимаю, тебе хочется домой, туда, где ты родилась и выросла. Но пойми, мир пустыни изменился. Теперь твоя родина больше не тайник от смертоносцев, теперь это "почтовая станция" пришельцев.
– Какая еще "почтовая станция"? – заинтересовался медик.
– Когда я был в плену у захватчиков, – неторопливо объяснил правитель, – то Тройлек, личный переводчик князя, их предводителя, рассказал, каким образом в их стране организовано общение между различными провинциями. На всех дорогах, через равные промежутки, стоят специальные дома, в которых живут почтовые пауки и поддерживают постоянный телепатический контакт с ближайшими такими же "почтальонами". Когда правителю, скажем, захваченного города, нужно послать сообщение верховному правителю, он передает его своему "почтальону", тот посылает мысленный импульс с посланием на ближайшую "почтовую станцию" в нужном направлении. Тамошний "почтальон" передает его дальше, следующий – еще дальше и так до тех пор, пока послание не достигает адресата. От границы до границы их страны весть проходит за час, не больше. В городе Смертоносца-Повелителя первая такая "станция" сделана, наверное, где-то на границе крестьянских полей. Следующая может быть только в Дире, больше просто негде.
– А теперь представь, Мерлью, – повернулся Найл к девушке, – что мы захватили твой пещерный город. Мы потеряем несколько. – правитель пару мгновений лихорадочно подбирал нужное слово, одинаково относящееся и к двуногим, и к восьмилапым – соратников. Уничтожим пришельцев. Связь оборвется. Захватчики пошлют воинов выяснить, в чем дело. Мы их победим, хотя и с потерями. Они пошлют новый отряд: Их много, нас мало, и каждый из нас на счету. Рано или поздно мы погибнем все, или будем вынуждены опять отступить в горы, но уже куда меньшим числом. Кто тогда возродит нашу цивилизацию? Кто вернет наш город?
Правитель ощутил молчаливое беспокойство Дравига, вопросительно повернул к нему голову.
– Наша память, замурованная под Черной Башней, – напомнил старый смертоносец, – способна прожить только два, два с половиной года. Парализованная пища не выживет больше полутора лет. Еще год хранители смогут прожить без еды. Мы обязаны победить до этого срока, Посланник.
– Мы победим! – уверенно пообещал Найл.
– Как?! – громко расхохоталась принцесса. Как сможешь ты захватить огромный город, столицу целой страны, если боишься тронуть даже маленький порубежный городок?
– Мы подрастем, – и Найл наконец решился вслух произнести то, о чем думал последние дни: – Мы вернемся в Дельту, родим там новое поколение, уйдем, чтобы его воспитать, снова родим, и снова воспитаем. Вспомните, мы ушли из города всего полгода назад, а рядом с нами уже вполне взрослые дети!
– А что. – Симеон отставил бокал и принялся лихорадочно грызть ногти. У нас пятнадцать девочек-детей и тридцать бывших горожанок. Ну, "бывшие" здоровых родят от силы половину. Но все равно. Тридцать детей через полгода, сорок пять еще через полгода, почти семьдесят потом, сотня в конце второго года! Нас будет только людей не меньше трехсот!
– Шабр, – окликнул правитель ученого смертоносца, – А ты что думаешь?
– Возвращаться в Дельту рано, – охладил паук восторг медика. Прежде дети должны закончить период созревания, разбиться на стабильные пары, произвести оплодотворение. Думаю, это займет не меньше полугода. Если уважаемый Посланник и Симеон несколько раз произведут вязку со своими женщинами открыто, это вызовет в детях любопытство, возбудит у них подражательный рефлекс. Тогда понадобится где-то месяца два-три.
– Но тогда мы обернемся только два раза, – растерянно шепнул медик, схватился за свой бокал и опрокинул его содержимое себе в рот.
– Насколько я помню, – вклинилась в разговор принцесса Мерлью, – каждому ребенку, рожденному в Дельте, необходимо по четыре кормилицы. Младенцы слишком прожорливы при таких темпах роста.
– Было бы кого кормить, – вздохнул Симеон, – чего-нибудь придумаем.
– Если я правильно тебя понял, Шабр, – повернул голову Найл, – мы должны найти спокойное, безопасное место, где можно провести два-три месяца до полного взросления детей?
– Они уже взрослые, – поправил смертоносец, – но подростки должны психологически подготовиться к размножению.
Правитель поморщился и кивнул.
– И вы с Симеоном должны открыто продемонстрировать правильный межполовой контакт, – настойчиво повторил ученый паук.
Найл покосился на Мерлью. Принцесса презрительно скривилась:
– Что поделать, Найл. Так нужно.
– Тогда ты правильно понял меня, Посланник, – подвел итог смертоносец.
– А еще, – у девушки желваки ходуном ходили, но говорила она тихим, почти ласковым тоном, – нужно найти в этих каменных джунглях оазис, способный прокормить весь отряд необходимые три месяца.
– Ну, – усмехнулся Найл, – как раз это проще всего. Дравиг, ты мне поможешь?
– Да, Посланник.
С точки зрения человека, пауки не способны думать. Они просто воспринимают окружающий мир, анализируют, оценивают, решают возникающие вопросы исходя из предыдущего опыта – иногда в одиночку, иногда объединяя в единое целое сразу несколько разумов. Они обладают великолепной памятью и всегда готовы к восприятию внешних вибраций. Люди же гордятся своей способностью к мышлению. Трудно сказать, какое преимущество дает двуногим процесс многократного пережевывания абстрактных мыслей, но то, что постоянное мельтешение посторонних образов, воображаемых событий, мечтаний и горестей отгораживает сознание от истинного мира – это совершенно точно.
Для понимания происходящего вокруг и единения с общим сознанием смертоносцев Найлу требовалось избавиться от мыслей. Правитель делал подобное неоднократно: мысленно отступал вдаль от роящегося в сознании хаоса и ждал. Просто ожидал, созерцая со стороны, как брошенный за ненадобностью бедлам постепенно рассасывается, успокаивается, оседает, точно поднятая в озере муть. Проходит несколько минут, иногда полчаса. Изредка – час. И вот "озерная вода" становится чистой и прозрачной, и готовой отразить в себе всю вселенную, как отражает озерная гладь бесконечное небо, и порою невозможно отличить, где кончается истинный мир, а где начинается его внутренний образ.
Пожалуй, сегодня впервые Найл подумал о том, что нет необходимости наблюдать бесконечный караван мыслей, очищая сознание. Кто мешает отрешиться от внутренней суеты, созерцая внешний объект? Например, великолепную принцессу Мерлью.
Они в походе уже полгода, а от нее, как всегда, веет легким ароматом можжевельника, медно-золотистые волосы кокетливо, словно для парадного визита зачесаны набок, обнажая розовое ушко, в котором красуется золотая сережка – несколько украшенных бриллиантами лепестков, к которым подвешена рубиновая граненая капелька. Густые ровные брови, длинные черные ресницы – никогда и ни у кого из женщин в своей жизни Найл не видел таких черных ресниц.
Да и у принцессы, помнится, прежде они были заметно светлее. Голубые глаза. Не просто голубые – это тот яркий и чистый голубой цвет, что наполняет жарким полднем озеро Дира, рядом с которым девушка родилась; а в центре – черные бездонные зрачки, словно мрак подземного города, в котором ей довелось вырасти.
– Что ты так на меня смотришь? – Девушка откинула голову назад, встряхнула послушными волосами – вроде небрежно отброшенные, они опять легли набок – и взглянула на правителя сквозь бокал с вином.
Откуда-то из глубин подсознания, мимо расслабленного разума просочился прямо к губам искренний ответ, и губы шелохнулись, беззвучно произнеся всего лишь одно слово.
Черты принцессы дрогнули, словно растворяясь в прохладном воздухе, но удержались, хотя лицо ее и потемнело, а взгляд стал тяжелым и усталым.