Итог. Получатели, поставившие в кружок номер три, в пределах 100 часов предадутся сексу с кем-то из родни. В большинстве случаев это вызовет чрезвычайное расстройство и отвращение, причем получатели сообщают о тревожном "приходе в себя" сразу после соития. Родные обычно оказываются старше получателей по возрасту, самые распространенные партнеры – это бабушки-дедушки или престарелые родители. Мы проводим терапевтические сеансы наряду со сбором дополнительных сведений о всех номерах три. И все же об этом итоге сообщают менее всего (за исключением номеров шесть), что, возможно, не удивительно.
4. Прогрессия
Итог. Номера четыре исчезают в течение 60 секунд после обведения этого пункта в кружок, оставляя после себя кучку одежды, какая была на них надета. Куда они деваются – неизвестно, поскольку ни одного номера четыре больше глазом не видывали и слыхом не слыхивали. Связано ли это исчезновение каким-либо образом со словом "прогрессия" или оно, как и большинство наименований других пунктов, не имеет отношения к итогу – неизвестно, однако известно, что родственники в какой-то мере тешат себя этой мыслью, и данный протокол для сотрудников в поле не ставит целью отвратить их от нее.
5. Деньги
Итог. В течение от трех до шести недель у номеров пять проявляется какое-либо заболевание. Часто это болезни, приводящие к чахлости, или недуги, вызывающие резкое уменьшение деятельности мозга.
6. Восхваление
Итог. Насколько нам известно, ни один получатель пока еще не обвел кружком номер шесть. Это позволяет считать (а) этот пункт бездеятельной частью Перечня, либо (б) положительным итогом, который 100 % получателей предпочли бы оставить в тайне от мира в целом, либо (в) отрицательным итогом, о каком сходным образом 100 % получателей намерены не уведомлять власти.
7. Награда тебе
Итог. [СНЯТО ЦЕНЗУРОЙ ПО СООБРАЖЕНИЯМ НАЦИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ.]
8. Музыка
Итог. Редкий случай, когда выбранное для наименования слово в какой-то мере имеет отношение к самому итогу. У номеров восемь образуется постоянный, мелодичный звон в ушах, который, как доказано, позволяет точно предсказывать, какая песня прозвучит через одну во включенном радио, находящемся в радиусе тринадцати метров от получателя. Исследования еще продолжаются, однако предварительные результаты дают основание полагать, что номера восемь способны развить более широкие способности в предвидении, если проходят экстенсивную подготовку и оказываются в благоприятных условиях.
9. Безопасность
Итог. Выйдя более чем на час и возвратившись, номера девять обнаружат проживающих в их доме домашних животных, супругов или детей, которых до того не существовало. Новопоселенец и другие члены семьи (если таковые есть) будут уверены, что все обстоит так же, как и всегда. Случаи последствий этого широко известны: в ближайшие же недели после открытия многие номера девять по своей инициативе прошли психологическое обследование. Некоторые семьи распались, когда незваный гость оказался неприемлем для номера девять, но в ряде случаев результат был положительным. Мы располагаем сведениями о женщине номер девять, которая не могла иметь детей, а вернувшись домой, обнаружила там своего мужа и девятилетнюю дочку, которые готовили ужин. После периода привыкания эта женщина чувствует себя очень счастливой от перемены обстоятельств. Можно предположить, что подобных "счастливых итогов" произошло больше, но сведения поступили лишь о немногих.
10. Х (пустой).
Как вы убедитесь по приложенным видеозаписям, капитану Уэйну было поручено написать на этом месте: "Вы пытаетесь наладить общение с нами?" Я повторяю: я целиком готов принять любое наказание, какое вы сочтете подобающим за этот эксперимент и трагическую потерю жизни. И тем не менее должен заявить в заключение: вероятно, что произошедшее с капитаном Уэйном следовало бы счесть своего рода формой ответа.
Майкл Маршалл Смит
Майкл Маршалл Смит – романист и сценарист. Под этим именем он опубликовал свыше восьмидесяти рассказов и четыре романа: "Запретный район", Spares ("Запчасти"), "Один из нас" и The Servants ("Слуги"), – принесших ему три литературные премии в Британии и премию Боба Морана во Франции. Пять раз он удостаивался Британской премии фэнтези за лучшие фантастические рассказы – больше, чем кто-либо другой из писателей.
Под именем Майкла Маршалла писатель издал семь книг ужасов, ставших международными бестселлерами, в том числе трилогию "Соломенные люди", роман "Те, кто приходят из темноты" – ставший основой сериала Би-би-си с Джоном Симмом и Мирой Сорвино, – а также "Измененный". Самый недавний его роман – "Мы здесь".
Живет в Санта-Круз, штат Калифорния, с женой, сыном и двумя кошками. Для получения больших сведений зайдите на сайт www.michaelmarshallsmith.com.
Майкл Маршалл Смит
Ваш черед
К почтовому ящику я ходил, не ожидая найти в нем хоть что-то, стоящее такой прогулки. В последнее время не хожу совсем. Окажутся в нем счета от управляющей компании, само собой, каталоги одежды для жены, адресная рассылка из корпорации "Комкаст", взахлеб расхваливающая какой-нибудь новый кабельный пакет для подключения дома к ТВ-Интернету-охранной сигнализации, к чему у меня не шевельнется никакого интереса, даже если я постигну, чем он отличается от предлагавшегося в прошлый раз. Все разновидности общения посущественнее теперь прибывают на мой компьютер или телефон. Миновали деньки, когда ты выбирал, воспринимать послания из вселенной или нет: ныне они летят прямо тебе в рожу да еще и дзинькают на тебя. Кто-то (кто, не припоминаю) однажды сказал, что каждое письмо – это незваный гость, который без предупреждения является вам на порог и у кого на вооружении есть все, чтобы слепить или порушить ваш день. Электронные сообщения на такое точно способны. Макулатура в почтовом ящике, некогда знаковый символ сообщества и далеких горизонтов. Эта – лишь переработки дожидается.
По правде сказать, я не ходил даже взглянуть на почту. Прошагать по дорожке – уловка, чтобы выкурить тайком сигарету. Курение вредно, казалось бы. Я давным-давно в душе пришел к согласию по этому вопросу с самим собой, просто пренебрегая этим фактом, но у моего сына, которому сейчас десять, иные взгляды. Когда я был в его возрасте, полно людей курило. Нынче никто не курит (во всяком случае, среди средних классов), а прессу и школу переполняют грозные предостережения на эту тему. Скотт до чрезвычайности заботится, чтобы я бросил, и подкрепляет свою позицию напористой кампанией, которая включает в себя в том числе повсеместное уничтожение моих пачек сигарет, попадающихся сыну под руку.
Я, скажем так, меры принимаю. Курю меньше, чем хочется, само собой. И – тайком. Редкие походы к почтовому ящику стали ухищрением для получения утренней никотиновой дозы в относительной безопасности во время (уже начинающих казаться бесконечными) летних школьных каникул. Загасив и выпотрошив окурок, я скатал его в ничем не примечательный шарик и сунул в карман, чтобы попозже выбросить. Потом, раз уж все равно пришел, заглянул в почтовый ящик. Там не особо много чего скопилось, потому как пару дней назад я уже проделывал это. Купоны супермаркета. Настоятельные призывы компаний кредитных карт еще больше залезть к ним в долги. Какой-то небольшой уплотненный конверт.
Сунув весь хлам под мышку (вновь припомнив свое намерение передвинуть контейнер по переработке так, чтоб он стоял прямо возле почтового ящика, о котором опять забыл, едва зашагал обратно к дому), я стал разглядывать конверт. Четыре дюйма на шесть, желтовато-коричневый, под цвет бычьей кожи. Самым примечательным на нем была надпись, тянувшаяся наискосок: "ПО ДАННОМУ АДРЕСУ НЕ ПРОЖИВАЕТ". Отправлен он был когда-то некоему Патрику Брайсу, жившему (или предположительно жившему) в Рокфорде, штат Иллинойс.
Меня зовут Мэтт, и я живу в Калифорнии.
Перевернул конверт. На обороте кто-то написал (другим почерком и другими чернилами): "Возвратить отправителю". И третьим оттенком чернил (и опять-таки другим почерком) приписка: "НЕТ АДРЕСА ПЕРЕСЫЛКИ".
Ни одна из надписей не давала понять, что делал это конверт в моем почтовом ящике. Я подумал было засунуть его обратно, да сообразил, что пакет в ящике уже пару дней торчит, и почтовики его не забрали, обнаружив свою ошибку. Так что принес я этот конверт вместе с прочим хламом домой, скинул всей кучей на кухонный стол да и забыл о нем.
Позднее утро застало меня на кухне за готовкой кофе. Карен забрала с собой Скотта на несколько часиков, даря мне возможность тихо-мирно поработать и – заодно уж – выкурить сигаретку-другую без скандала. Направляясь с чашкой кофе в руке к двери на задний двор, я заметил на столе конверт и подхватил его на ходу.
Во дворе снова пару минут рассматривал, не узнав ничего нового. Единственный способ узнать это, само собой – вскрыть конверт. Предназначался он не мне определенно. А этому самому Патрику Брайсу. Однако (равным образом очевидно) к нему он не попадет. Я мог бы положить его обратно в ящик или отнести на почту, да только письмо явно уже прошлось по этим кругам, но до адреса так и не добралось. Мне-то что делать? Выбросить его в мусорный бак? Это, чую, было бы как-то неправильно. Кто-то отправил что-то для кого-то (другого). Обязательство вступило в силу, эстафетная палочка протянута. Как-то не чувствовалось правоты в том, чтобы попросту отделаться от нее, принять вид постороннего, бесцеремонно прерывающего весь забег.
Я мог бы хотя бы выяснить, что там внутри, и тогда судить, насколько это важно. Если покажется, что дело знатное, так может и я помогу? Плюс, если я потрачу на это время, то побуду на свежем воздухе достаточно долго, чтобы на законном основании выкурить и еще одну сигарету…
Выходило заманчиво.
Конверт был надежно запечатан коричневой клейкой лентой. Я пошел в обход: вскрыл его с другого конца, вполне аккуратно. Внутри оказался какой-то предмет, обернутый в небольшой клочок белой бумаги под скотчем. Я поддел ленту ногтем большого пальца, чтобы пробраться внутрь (опять-таки вполне аккуратно), и извлек нечто, что узнал сразу же. Шахматная фигура. Слон. Некоторые ее офицером зовут. Если точно, то дюйма в полтора высотой очень красиво вырезанная из темноватого дерева. К основанию приклеен тонкий кружок красно-коричневого фетра. Фигурка была в хорошем состоянии, но несколько потертая, словно ею пользовались много-много раз. И что? Поняв, что должна быть надпись на бумажке-обертке, я присмотрелся. Коротенькая фраза с точкой на конце – и все это начертанием, сильно напоминающим шрифт пишущей машинки:
"Ваш черед".
– Хм, – я прикурил свою вторую сигарету и попробовал слепить какую-нибудь загадку из того, что обнаружил. Скорее всего, никакой загадки не было. Два приятеля играют по переписке, предложил я, и это подтверждение хода, видимо такого, при котором Слон был взят. Хотя… вместо "Ваш черед" или даже "Ваш ход" в сообщении должны бы значиться "конь объявляет шах королю и берет Слона", или как они там обозначают эти штуки? Я в шахматистах никогда не ходил, игру эту считал тягостной и скучной, могу и не помнить точных терминов. Плюс, ведь не пошлешь же кому-то фигуру, даже если ты ее и взял? Ведь обоим нужно сохранять полные комплекты для того, чтобы продолжать игру. Как бы то ни было. Могу себе представить, насколько обидно, если ход пропал впустую, но, если приятеля больше по тому адресу нет и он не оставил сведений, куда почту пересылать, тут многого не сделаешь.
В этот момент я услышал, как с улицы к дому повернула машина; чертыхаясь, скоренько затушил сигарету и поспешил в дом.
– Это что? – Я сидел за столом, Скотт стоял рядом. Ему было скучно, он зашел сказать "привет!", ошивался без дела и всячески избегал заняться анализом книги, завершить которую сам грозился сегодня – днем – на этой неделе – летом.
– Шахматная фигура, – отвечаю. Слона и все прочее я оставил на столе, когда спешил обратно. Сын взял ее.
– Зачем она тут?
– Я ее нашел, – говорю, избегая пространных объяснений. Я уже порядком влез в работу, сыну не полагалось заходить, когда я занят. И хотя я чувствовал себя препогано, отстраняясь от него, Карен живьем бы меня съела, если б я так не поступал, тем паче что в летние дни она взяла себе за особое правило оттаскивать сына от меня подальше.
– Что за фигура?
– Слон.
– Это тот, что…
– По диагонали, – кивнул я.
– Ага, окей. А чем это пахнет? – Я замер, думая, что он учуял от меня запах табачного дыма. Малый, однако, поднес фигуру к самому лицу и понюхал. – Это от нее.
Я взял у него Слона. Запашок был слабенький, но у Скотта нюх острый.
– Не знаю, – говорю.
– Пахнет, как от дезинфекции. Такой, какую в больших зданиях делают.
– Ты прав, – говорю, – может, что-то в этом духе.
– Почему она мокрая?
– С чего ты взял?
– Точно. Основание.
Я перевернул фигуру основанием вверх и мягко тронул фетр. Он был слегка влажным.
– Хм, а прежде не был. Раньше, я хочу сказать. – Я глянул на ту часть стола, где раньше стояла фигура, но Скотт меня опередил, мазнув там пальцем.
– Тут не мокро.
В этот момент из кухни донесся громкий мамин голос, в котором выражалась надежда, что Скотт не пристает к отцу, и спрашивалось, "как у него продвигается анализ книги, а?". Скотт скорчил рожу, изобразив перепуганную лягушку.
– Ты – в порядке, – говорю, подмигивая. – Но – проваливай.
Сын улыбнулся и выскользнул из комнаты.
Перед тем как лечь спать, я прошелся по дорожке до улицы. Мы с соседями живем на самом краю города, по сути, немного за краем, и дома привольно раскинулись на густо поросших лесом участках. Похоже, будто живешь за городом, только не в деревне – я предпочитаю именно такое сочетание.
– Все сосешь свои раковые палочки, а?
Наш сосед, Джерри, стоял в конце свой дорожки. Он уже больше половины шестого десятка разменял, а в прошлом году, после того как жена ушла от него к какому-то парню, с трудом, но избавился от своей привычки изводить по две пачки в день – на том основании, что жизнь и без того горше некуда.
– Ага, – киваю, расстроившись, что попался, в особенности оттого, что Скотт уже спал, и я был уверен, что свободен от нареканий. – Впрочем, умеряю помаленьку.
– Не получится, – махнул рукой Джерри. – Так и будешь умерять помаленьку, пока эта гадость не умерит тебя вовсе. Бросить это. Единственный способ дело сделать.
– У вас, полагаю, получилось.
– Еще как! Пару месяцев как дерьмом крутило, но я выстоял. И вам бы тоже следовало. У вас сын растет. А парень вас обожает.
– Я знаю.
У Джерри с женой детей никогда не было, о чем он несколько раз говорил с большим сожалением.
– Просто к слову пришлось.
Пожелав кивком спокойной ночи, он побрел обратно к своему дому, где жил теперь в одиночестве – и пил.
На следующее утро я вышел на пробежку, но бросил ее после 5 кэмэ. В нашем краю отлично приживаются едва ли не все известные человеку разновидности деревьев, что делает его очень привлекательным, но еще и чем-то вроде рассадника аллергии. В году немного месяцев, когда с веток деревьев что-нибудь бы не слетало и не раздражало все защитные оболочки. Я вышел из душа, все еще кашляя и шмыгая носом.
– Режим явно приносит тебе бездну пользы, – сказала Карен. – И в последний раз ты упражнялся… когда?
– Я упражняюсь в воздержании на ежедневной основе, дорогая. Будь признательна за это.
Взяв таким образом верх, я отправился в кабинет.
Как знает всякий, кто работает дома и в одиночку, случаются времена, когда вас сбивает с фокуса. Вы либо изводите себя из-за этого (как я когда-то), либо принимаете все превратности творческого процесса.
Говоря иными словами, где-то после полудня я обнаружил, что сижу, уставившись в пространство. Давным-давно я установил на свой компьютер систему, которая в рабочие часы отключала любое взаимодействие с Интернетом, кроме электронной почты, чтоб не возникало искушения. Идеальное время, само собой, для созерцательной и восстанавливающей фокус сигареты, вот только Скотт был дома, у себя в комнате, усердно изображая работу над анализом книги, но скорее всего погруженный в тайную созидательную работу над своей Майнкрафтской империей. Я мог бы, наверное, безнаказанно покурить, поскольку он с головой ушел в игру и подожмет хвост, если мать надумает поинтересоваться, насколько он преуспел, но на самом деле мне не доставляло удовольствия водить сына за нос. Я мог бы продержаться еще пару часиков.
Мог бы (и, видимо, должен был) позвонить своей матери. Уже несколько дней не звонил. Мать свою я люблю, с тех пор как пару лет назад умер отец, мы говорим с ней по телефону дважды в неделю. Между прочим, это серьезное обязательство. Кончина отца открыла мне, что мама человек более склонный к тревоге, чем мне представлялось, – ему удавалось (сознательно или как-то еще) это рассеивать. Без его блокировочной защиты ее энергия дробью разлеталась во все стороны, особенно по телефону, час разговора с матерью был способен лишить мою работу всякой притягательности на весь остаток дня.
В конце концов взгляд мой упал на шахматную фигуру, все еще стоявшую возле монитора. Я взял телефон (а он не подлежит тем интернет-санкциям, что настольная машина) и задал поисковику задачу: "Патрик Брайс". Первые несколько страниц результатов поиска имели отношение к некоей восходящей звезде-кинорежиссеру с таким именем. Судя по всему, он вряд ли мог быть тем получателем, кому предназначалось письмо. Вряд ли он живет или жил в Иллинойсе: в "Википедии" сказано, что родился он в Калифорнии. После этого пошел поток других случайных людей, носивших то же имя, все они, несомненно, вели совершенно достойную, но ничем не примечательную жизнь. В их числе, само собой разумеется, не было ни одного шахматиста, играющего по переписке.
Я положил телефон на стол и взял в руки Слона. Как и всякий маленький предмет, изначально предназначенный, чтобы его трогали, этот так и просился, чтобы его покрутили на пальцах и при этом подумали, кто еще делал так же.
Прикоснувшись пальцем к основанию, я убедился, что оно было, по меньшей мере, таким же влажным, как и день назад. Это казалось странным, потому как температура окружающей среды была довольно высокой. Я поднес фигуру к носу и подумал, что и запах немного усилился.