Человек пять из "отказников" тут же ломанулись к козлам. Один из них даже как-то умудрился освободить руки и спустить с себя штаны. И трое дюжих собровцев не могли оторвать его рук от деревянных досок экзекуционного станка.
- Не надо, братки, не надо "исключилки"! - истошно вопил зэк. - Я сам бывший мент! Секите, бейте меня, хоть всю жопу фашистским крестом порвите, ну не надо "исключилки". Я жить, жить хочу-у-у-у-у!…
Собровский подполковник вопросительно взглянул на Семчина. Тот глянул личное дело, пожал плечами и брезгливо отвернулся:
- Да он обгадился, киньте его в карцер.
Еще один урка ловко выбрался из ямы и, как в американском футболе, петляя, бросился к козлам. Добежав, он проворно снял штаны и завыл.
Семчин быстро пролистал услужливо подсунутую ему папку с личным делом "футболиста" и отрицательно мотнул головой. Бедолагу оторвали от козел и так, с голой жопой, поволокли к яме и скинули к остальным приговоренным.
- Ну что ж, господа присяжные заседатели, ваш вердикт? - громко и торжественно спросил Семчин.
Каждый из апостолов, в том числе две женщины, громко и внятно говорил: "Виновны" и, передернув затвор табельного "мини-калаша", подходил к яме.
- Ну что, капитан, не встречал этого сукина сына на Кавказе, когда с "духами" воевал? - спросил Семчин, указав Семенову на Эльмендина. - Жаль, славный был командир, боевой, замначальника милиции целого района! В рейды ходил, с бандитами боролся, а по ночам федералов резал. Не то что на два фронта - на трех хозяев сразу работал. В Воронеже целый пионерлагерь под тюрьму для украденных людей оборудовал. Смотри, как держится, орел!
Эльмендин и на самом деле держался молодцом. В то время как большинство приговоренных пытались выбраться из ямы, чуть ли не зубами вцепляясь в землю, он стоял с гордо поднятой головой и с ненавистью смотрел на апостолов.
И только побледнел за секунду до того, как Семенов всадил в его красивое лицо обойму своего "мини-калаша".
Яму с казненными зарыли. Над ней врыли столб с емкой надписью на дощечке: "Нежелательные элементы. Казнены по законам Чрезвычайного Положения и списком имен".
Глава 7
ШУТНИЧКИ
Из-за дверей бара раздавалось дружное ржание.
- Вот тебе и пожалуйста, - удивился Семенов. - Новое дело, народ гуляет…
Он тихонько приоткрыл дверь и сквозь хохот услышал мощный бас Васи Стрельцова.
- Приезжает, значица, мужик из Рязани в Москву. На электричке, значица, приезжает. А в Москве только-только "чрезвычайку" объявили: везде патрули, проверки, ну и остальная фигня. Во-о-о-т. Ну, выходит он на площадь трех вокзалов, ловит "тачку". Собирается сесть на переднее сиденье, ну а водила ему так вежливо, мол, извиняйте, не могли бы вы на заднее сиденье устроиться.
Ну, мужику че, ему не один ли хрен… Садится сзади. Видит, у водилы на передней сидушке целый арсенал: "калаш" лежит, винтовка снайперская, пара гранат. Мужик наш, конечно, в полной непонятке, думает: "Ну все, хана, к бандитам московским попал".
А таксер так вежливо разговор поддерживает, о погоде, о видах на урожай. И вдруг как даст по тормозам, "калаш" хватает и давай в окно шмалять.
Наш мужик побледнел, чуть на пол не свалился, а водила аккуратненько так автоматик отложил, блокнотик достал, на часики посмотрел, запись сделал. Мужик смотрит, а у дома трупешник свежий, "чурка" какой-то оттопыривается.
Едут дальше, таксер как ни в чем не бывало про дороги треплется, про гаишников злых. Вдруг - бац, опять по тормозам - снайперскую винтовку хватает, целится - стреляет. С балкона многоэтажки еще какой-то абрек падает. Опять блокнотик, время записывает. В-о-о-от. Ну, наш рязанец осмелел, спрашивает, мол, че это вы, охренели? Посреди бела дня в людей пуляете. А таксист отвечает:
- Это, брат, не люди, а "чурки", у нас от военного коменданта на их отстрел лицензия имеется.
- А оружие?
- Нам его на Лубянке выдают, вот разрешение.
Ну, рязанец, конечно, полностью обалдевает, спрашивает:
- А что, только таксистам их отстреливать можно?
- Нет, почему таксистам? Любой русский человек с нормальными документами может лицензию получить. Да хоть ты.
- Тогда давай, жми на Лубянку.
В-о-о-от. Ну, значица, приезжают "куда надо", где памятник Лужкову стоит, заходит наш мужик, боится, конечно. А там его с распростертыми объятиями встречают, едва проверив паспорт, лицензию ему выписывают, в оружейку заводят. Во что пальцем ни тыкнет, все выдают: "калаш", снайперку, базуку даже.
Вот выходит он, как Рэмбо, весь оружием увешан, едва на ногах держится, думает, ну ща я "черным" задам, ну я им все припомню… А "черных" нет. Ну трупы еще кое-где валяются, а живых не видно.
Целый день бродил по Москве, вспотел весь, а стрелять не в кого. Тут его осеняет: "Елы-палы, так их на рынке искать надо. В Рязани на рынках их видимо-невидимо, значит, в Москве и подавно".
И точно, приходит на "Лужу", а там их как собак нерезаных. Хватает базуку и по ним хлобысть! Гранату кидает: бабах! Из автомата: та-та-та-та!
Вдруг вокруг мигалки загораются, машины ментовские визжат, к мужику нашему спецназовцы летят, ласты ему вяжут. Он орать, мол, пустите, бля, у меня же лицензия!
- Какая, на хрен, лицензия! Кто тебе, урод, в заповеднике охотиться разрешил?!!
Бар опять взорвался хохотом. Тофик Абрамян в восторге стучал кулаком по стойке бара и, чуть не плача от смеха, повторял:
- Нет, ну надо же, в заповеднике, ха-ха-ха, охотиться, гы-гы-гы…
- Вечно вы, Василий Петрович, анекдоты бородатые травите, - сказал Семенов, подходя к стойке. - Да еще, - он взглянул на часы, - за полминуты до планерки. Я этот анекдот еще в прошлом веке слышал, до "чрезвычайки". Ну ладно, коллеги, давайте работать, давайте на вечерню. Если сегодня быстро успеем, я вам такой анекдотец расскажу!…
Лепила, он же майор Фрязин, снял очки и закончил доклад уже без бумажки:
- В целом состояние дел на Поездке считаю нормальным, опасность эпидемии педикулеза, конечно, есть, но не стоит поднимать паники, это не холера.
- Прошу задавать вопросы Лепи… ээээ… майору Фрязину, - предложил Семенов.
- Доктор, а в вагоне у "венеричек" на самом деле все венерические? - серьезным голосом спросил Стрельцов. Апостолы захохотали.
- Коллеги, давайте будем серьезней! - сказал Семенов. - Вопрос медицины в Поездке весьма серьезный. Мы ведь в какой-то мере ответственны за физическое состояние контингента, а оно отнюдь не радует. Доктор, скажите, что показал последний анализ мочи в "наркоманском" вагоне.
- Ничего определенного, - ответил Фрязин. - Ни в одном анализе нет признаков наркотических средств. Да и моча какая-то странная, одинаковая…
- Мне кажется, наша операция по забору мочи у контингента не оправдалась, - вставил Стрельцов. - Как, не знаю, но контингент все-таки мочу подменил, потому пробы ничего и не показали. Наркота в Поездке есть, и ее много, очень много. Только за один "шмон" мы пять тайников с "белым" и шприцами обнаружили, и у многих следы недавних инъекций. Предлагаю сделать большой "шмон" с полным выводом контингента из Поездка.
Семенов кивнул:
- Думаю, возражающих не будет и вопросов доктору тоже. Вы свободны, товарищ майор, я к вам зайду сегодня часиков в одиннадцать.
Лепила закончил слушать спину Семенова, снял дужки стетоскопа и принялся что-то записывать в журнале.
- Ну что, доктор?
- Все нормально. Легкие в норме, а вот давление меня несколько тревожит. Отдыхать вам надо чаще.
- Куда уж чаще! Сплю как сурок и отоспаться не могу. Даже твои таблетки не помогают. День еще продержался кое-как, а на второй опять на ходу засыпаю. Что скажешь о моей болезни?
- Болезнь, конечно, интересная и, возможно, тут дело больше в психологическом аспекте, нежели физическом. Работа-то у вас ого-го! Нервная! Я же врач, я знаю. Нам, врачам, тоже приходится делать человеку больно, чтобы потом ему сделалось легче. А вам приходится лечить общество, и не всегда обходится без хирургии.
- Где-то я уже эту фразу слышал, но спорить не буду.
- А вот вы говорили про сны. Мертвых часто видите?
- Бывает. Да что там, в основном мертвых и вижу.
- Может, все-таки совесть? - сказал врач и снял очки.
- Чиста у меня совесть, чиста! - резко сказал Семенов, натягивая куртку. - Я апостол! Понял?!! Я исполняю закон, и закон - моя совесть! Дай-ка, лепила, мне еще твоих таблеток, а то засну на ходу.
Глава 8
В ПАРЕ ШАГОВ ОТ АДА
Когда великий Данте писал свою бессмертную "Божественную комедию", он даже и не подозревал, что этот по сути политический памфлет через многие годы будет восприниматься потомками как… конкретный путеводитель по преисподней. По аду.
Ни до Данте, ни после него никто так подробно ад и мучения грешников не описывал. Наверное, по той простой причине, что из ада не возвращаются.
Откуда же Данте узнал такие подробности устройства и интерьера преисподней - остается только догадываться. Может, подсказал кто? А может, просто предвидение гения.
В принципе описание ада по Данте и версия официальной церкви не очень сильно отличаются. Те же девять кругов, то же пекло, та же смола кипящая, в которой черти грешников термической обработке подвергают, тот же дьявол на дне - бывший ангел, разжалованный Всевышним за бунт и несоблюдение субординации. И пожалуй, только в описании чистилища Данте с официальной версией расходится. Совсем по-другому великий поэт чистилище видел.
Надо отметить, что каждый присяжный заседатель при посвящении в апостолы получал три именных книги: "УК Российской Федерации", "Закон о Чрезвычайном Положении" и "Божественную комедию" Данте Алигьери.
Семенов Данте не любил. Как и поэзию вообще. Но как положено апостолу, главы с описанием ада и чистилища прилежно заучил. И признал, что Поездки на самом деле напоминают самое настоящее чистилище. А потому вечерние, вернее, ночные совещания он обычно заканчивал словами: "И помните, коллеги, мы с вами работаем всего в паре шагов от ада. Поответственнее, пожалуйста". Коллеги-апостолы это и без напоминаний знали и к "судилищам" - судебным заседаниям - относились очень ответственно.
"Судилища" начинались ровно в девять утра. Апостолы рассаживались по обе стороны судебного стола, во главе размещался Семенов, по обе руки от него за компьютерами устраивались "прокурор" и "адвокат".
Суд вершился быстро. Вводили "нежелательного", тот быстро сообщал свою биографию и тут же "каялся" - рассказывал, в чем его обвиняли по месту высылки. Обычно все "нежелательные" суду безбожно врали, поэтому прокурор вызывал на экран документы обвиняемого и зачитывал интересующие присяжных подробности. Адвокат опять же по компьютеру зачитывал факты, смягчающие вину НЭ. Апостолы тут же совещались и выносили вердикт. Обычно он выражался в словах: "Да, виновен в антиобщественных деяниях. Требуется трудотерапия". Для бомжей дежурная фраза была несколько иной: "Да, виновен в паразитизме. Требуется трудотерапия". После чего Семенов, как тринадцатый апостол, выносил окончательный приговор. Он тут же заносился в компьютер, после чего обвиняемый получал распечатку с указанием срока необходимой "трудотерапии".
Это утро для апостолов выдалось веселеньким. Сначала предстояло разобраться с делами проституток, собранных с московских вокзалов.
- Ну что ж, гражданка Симакова. - Семенов обворожительно улыбнулся. - Рассказывай, сестренка, как до такой жизни докатилась?
Любка Симакова, сорокалетняя крашеная шлюха с Казанского вокзала, пожала плечами и не очень умело изобразила смущение:
- А че я-то? А че я сделала?
- Да вот в том-то и дело, что ничего. Вся страна, понимаешь, надрывается, с внешним и внутренним врагом бьется, без всякой помощи извне экономику поднимает, а вы, Любовь Петровна, в это историческое время антиобщественный образ жизни ведете, бездельничаете, проституцией на вокзалах занимаетесь.
- Да кто сказал, что проституцией? Кто сказал? Меня кто за ноги держал? Да у меня подруга там, Светка, она пирожками торгует.
- Точно, - подтвердил прокурор, глянув в экран компьютера, - Белина Светлана Олеговна, числится в объединении "Счастливого пути" продавцом. По вечерам занимается проституцией прямо на рабочем месте, без отрыва, так сказать, от производства в помещении ларька. Пять приводов за полгода. В прошлом месяце получила последнее предупреждение и предписание на Поездок.
- Да, интересная у вас подруга, - констатировал Семенов. - Коллега, можно сказать. Вместе работаете?
Любка недовольно засопела.
- А у вас восемь приводов, да болезнь неприличная к тому же.
- Молочница у меня, - буркнула Симакова.
- А вот врачи говорят, что гонорея, Любовь Петровна.
- И лишай, - добавил прокурор. - Стригущий, Вот и справочка об этом имеется. Вам распечатать?
Симакова засопела еще громче.
- Вот и объяснитесь, Любовь Петровна, - снова улыбнулся Семенов. - Присяжные ждут.
- А чего объяснять-то, - буркнула Симакова. - Не знаю, как получилось. Я предохраняюсь обычно…
- Ну ладно, тогда послушаем адвоката.
Адвокат, а сегодня защищать выпало Абрамяну, прокашлялся и решительно начал:
- Господа присяжные заседатели! Посмотрите, какая красавица стоит перед нами! Имя у нее какое: Любовь! Глазки какие, губки какие, а грудь… - Абрамян аж зажмурился от восторга. - Жизнь бы отдал за такое чудо. И такая чудесная женщина занимается… Мне даже стыдно сказать, чем занимается…
Симакова зарделась. Семенов, едва сдерживая улыбку, перебил оратора:
- Тофик Назариевич, вы у нас сегодня адвокат и защищать обвиняемую должны.
- А я и защищаю! Такая красавица, - Абрамян аж причмокнул, - такая красавица, а не замужем.
Он пощелкал клавишами компьютера, глянул в экран и продолжил:
-…а не замужем и одна двух детей растит. Дочка у нее умница, Оленькой зовут, хорошистка и в музыкальную школу ходит…
- И сынок Васенька, - перебил Абрамяна прокурор, - раззвездяй, хулиган и токсикоман с двумя десятками приводов за хулиганство и мелкие кражи…
- А что поделаешь? - запротестовал Абрамян. - Безотцовщина! Каково ей, такой красавице, одной двоих детей…
- А как другие! - заметил прокурор. - В России сейчас, по статистике, каждая четвертая мать - разведенка. Что, всем на панель идти? По моим данным, за последние полгода Любовь Петровна была четырежды принудительно трудоустроена. Вот справка: завод ЗИЛ, московское метро, суконная фабрика "Подмосковье", роддом №107. Отовсюду увольнялась или была уволена за прогулы. По месту жительства - разврат, пьянки зарегистрированы, за квартиру год не плачено, ну и прочее…
- Да, нехорошо, Любовь Петровна, - погрозил шлюхе пальцем Абрамян. - Но хочу обратить внимание присяжных на тот факт, что Симакова поддерживает материально и морально престарелую мать, к тому же она является донором, восемь раз сдавала кровь.
Прокурор пожал плечами.
- Ну что ж, - Семенов потер лысину, - ваше последнее слово, Любовь Петровна.
Симакова неожиданно затараторила:
- А че сразу "пьянки по месту жительства", а че сразу "разврат"… Я, может, отца детям искала. А мужики сейчас какие пошли? И в гости не придут, пока бутылку не поставишь. А на ЗИЛе меня железки таскать поставили. Все ногти пообломала, руки от масла и смазки хрен отмоешь. На фабрике от пыли у меня астма развивается, в метро сквозняки постоянные, а в роддоме… Крови я боюсь.
Симакова перевела дух и вдруг громко взвизгнула:
- И вообще, я больше не буду-у-у!
- Ну что ж, господа присяжные заседатели, - задумчиво сказал Семенов. - Думаю, тут все ясно. Проституция, паразитизм… Выносите вердикт.
Присяжные по очереди вставали и говорили одно слово: "Виновна".
- Так вот, Любовь Петровна, - громко и отчетливо выговаривая слова, произнес Семенов, - за антиобщественный образ жизни в условиях Чрезвычайного Положения мы лишаем вас московской прописки сроком на два года. Место вашей новой прописки - город Нерюнгри, место работы - угольный карьер. Не любите суконной пыли, придется вам привыкнуть к угольной. Но вы не переживайте. Там больница хорошая, там вас от болезней женских излечат, тогда, может, мужа себе нового найдете. Там мужчин холостых хватает. Но деньги за любовь они не платят…
- Козел лысый! - громко крикнула Любка.
- А за оскорбление суда пять суток отсидите в карцере, - деловито ответил Семенов, после чего нажал кнопку селектора. - Следующий…
- Ну что ж, коллеги, - Семенов взглянул на часы, - мы славно утром поработали, рассмотрено двадцать три дела, пора бы нам использовать отпущенное законом время на пополнение энергетических запасов организма, а попросту - пожрать. Сегодня, если мне не изменяет память, воскресенье и наш праздник. Как и весь простой народ, спецконтингент сегодня отдыхает - мы работаем, за что наши доблестные повара обещают порадовать господ присяжных заседателей праздничным обедом. То, что обед праздничный, подтверждают и запахи, доносящиеся со стороны вагона-ресторана. Так что предлагаю всем передвигаться от стола судебного к столу обеденному. Последнее - согласитесь, намного предпочтительнее первого. Я присоединюсь к вам чуть позднее, так что всем - приятного аппетита.
Апостолы, переговариваясь, двинулись в сторону трапезной, Семенов сделал пару распечаток на принтере и, уложив отпечатанные листы в карман, направился в "техвагон".
Глава 9
ТАЙНАЯ ВЕЧЕРЯ
По традиции "вечеря" - ежедневная планерка господ присяжных заседателей - заканчивалась подведением итогов. Опять же по традиции итоги подводил старший из апостолов.
Семенов протер платочком намечавшуюся лысину, подвинул поближе блокнот и, сделав паузу, заговорил:
- Коллеги, я внимательно выслушал вас и благодарю за проделанную работу. Вы славно сегодня поработали, и, уверен, только благодаря этому день в Поездке выдался таким спокойным. Все высказанные сегодня вами рекомендации я полностью поддерживаю - оформляйте приказы. За исключением одного - если в бомжовских вагонах действительно появились вши - не откладывайте на утро - немедленно всех брить под машинку и в баню, всю одежду - на прожарку, матрасы отнять - на протравку.
Куратор "бомжовского" вагона Тофик Абрамян закивал головой и тут же начал быстро чиркать в планшетке.
- Поэтому вас, Абрамян, попрошу остаться. Также прошу задержаться старшего присяжного Стрельцова. По полученным мною оперативным данным, в курируемых вами вагонах сегодня ночью будет попытка проникновения в вагон… к Мариванне.
Апостолы дружно заржали. Семенов сам хмыкнул, но постарался сделать видимость серьезности:
- В смысле, в курируемые вами вагоны, Мария Ивановна. А потому прошу вас через полчаса ко мне в купе…
Естественно, что апостолы заржали еще громче…
- Стыдно, коллеги, - "засмущавшись", сказал Семенов, сам еле сдерживая смех. - Я же по работе Мариванну приглашаю, а вы… Стыдно…