"Принцесса Мария"
Из конфетного фантика Ира сделала самолет и отправила его за борт. Блестящий-крылатый сначала дернулся, поймал ветер и рванулся в ярко-голубое небо, но потом вошел в штопор и по спирали устремился вниз - к узкой полоске воды между причалом и высоким паромным боком.
- Бренд не помог, - Ира вздохнула и вытащила из кармана еще одну карамельку "Взлетная".
Ей самой хотелось подпрыгнуть, взмахнуть руками и лететь… лететь над огромными трубами, над столиками открытого кафе, над детскими панамками, кружить у пузатых спасательных шлюпок и канатов и заглядывать круглые окна кают. Солнце резало глаза, ветер танцевал над палубой, пассажиры "Принцессы Марии" толпились у перил, пихая друг друга локтями и показывая на чаек - те совершали фигуры высшего пилотажа, подхватывая брошенные кусочки хлеба.
Ира засмотрелась на птиц, а паром тем временем медленно отвалил от берега. Полоса воды расширялась, поблескивая масляными пятнами. Самолетик с размякшими крыльями бился о причальную плиту, будто пытался уцепиться за нее и выбраться наверх.
…
- Паромы всегда ходят по двое, - обстоятельно вещал очкастый студент своей подруге. Та кивала, убирала с лица перепутанные волосы и глупо влюбленно улыбалась. - На случай аварии. Тогда всех пассажиров успеют подобрать, и никакой трагедии не случится.
"Уже, уже случилась, - рассеянно думала Ира, привалившись к перилам рядом с влюбленной парочкой. Неловко было нарушать их уединение, но весь периметр верхней палубы и так заполонили туристы. Они торопливо хлебали пиво из пластиковых стаканов, видимо, чтобы достичь нужной кондиции к открытию дьюти-фри, и курили. - Сама виновата. Размечталась. Море-романтика, говоришь? Аналог турецкого отеля "все включено" не хотели бы? То-то же…"
Радость от предстоящего путешествия куда-то ушла. Осталась на берегу? Сдуло ветром?.. Или новизна ощущения "я впервые на таком огромном корабле!" стерлась, не выдержала столкновения со звуками попсы из бара и подвыпившими попутчиками?
"Хоть на Кронштадт полюбуюсь", - попыталась взбодриться Ира. Что-то слишком быстро у нее в последнее время менялось настроение. Или это равноденствие так дурно влияет?
За бортом медленно проплывал островок, на нем стояли голенастые чайки и хрипло покрикивали, вторя низкому, тяжелому паромному басу. Одна склонила голову и боком подскочила к темному блестящему камню, клюнула его. "Камень" в ответ встрепенулся, подпрыгнул и, шумя крыльями, рванулся к людям. Ира едва успела отшатнуться - черные жесткие перья мазнули по щеке, громко плеснули в воздухе и обернулись огромной вороной. Та, скрежеща когтями, устроилась на краю спасательной шлюпки, уставилась на Иру глазами-бусинками и насмешливо каркнула.
- Сумасшедшая! - девушка прижала ладонь к горящей щеке. И на всякий случай пробормотала "заклинание" из любимых мемуаров Одоевцевой: - На свою голову каркаешь, на свою!
- Кар? - теперь это прозвучало, как смешок.
- И вообще… - Ира сунула руки в карманы и быстро пошла прочь. Очень хотелось оглянуться, но она держала себя в руках. Какая-то ворона… Кронштадт гораздо интереснее. И гигантский поворотный механизм, открывающий проход через дамбу. И оборонительные сооружения.
Самоубеждение, правда, совсем не действовало. Больше всего хотелось спуститься вниз и запереться в каюте. Дождаться открытого моря и, возможно, только вечером выйти поглядеть на закат. Или просто заснуть - а проснуться уже в Финляндии.
- Угу, - пробормотала Ира. - Повести себя не хуже любителей пива. Они тоже, небось, большую часть поездки по каютам пролежат. После того, как дьюти-фри сметут.
Она взялась за дверную ручку и замерла, пытаясь понять - может, лучше остаться на воздухе? Скоро людей станет меньше… Даже шезлонги, наверно, освободятся. Или сходить в каюту за курткой? Вечером похолодает. Да что ж это за дурацкая привычка разговаривать с собой, то споря, то последовательно аргументируя…
- Кар? - раздалось за спиной.
Ира рванула на себя дверь, юркнула внутрь и оглянулась через плечо. Сквозь дверное стекло было видно, как ворона ковыляла по палубе, совсем близко, будто шла следом. В клюве у нее была зажата то ли бечевка, то ли длинная водоросль. "Кыш", - прошептала девушка. В ответ птица беззвучно разинула клюв. Ира развернулась и, не дожидаясь лифта, побежала вниз по лестнице.
…
Паром, с его золотистыми перилами, красными ковровыми дорожками и широкими холлами очень напоминал "Титаник" из фильмов. Или просто дворец, вид с парадной лестницы. Внутри его движение совсем не чувствовалось. Не было слышно двигателей, не ощущались волны.
Седьмая палуба, шестая, пятая… Ира оглянулась. Вороны не было. Можно успокоиться.
- Дурочка, - поругала девушка саму себя. Положила ладонь на гладкие широкие перила, перевела дыхание и медленно пошла вниз, рассматривая рекламные плакаты на стенах. Судя по ним, на пароме можно было смело оставаться жить - хоть на год, хоть на два. Кинотеатр, ресторан, спортзал, ночной клуб… Что еще надо для счастья?
Ира вздохнула. Ничего не надо. Больше ничего. Подняла глаза на блестящую золотистую табличку с номером палубы - третья…
Стоп. Ведь только что была пятая?
Другой бы поленился проверять, но лучше лишний раз побродить по лестнице вверх-вниз, чем позорно прятаться в каюте, поэтому Ира пошла обратно. Все правильно, пятая.
Девушка потерла переносицу, огляделась по сторонам. Работников парома как ветром сдуло, спросить, что за странность, было не у кого.
Медленно, тщательно считая ступеньки, Ира снова пошла вниз.
Третья палуба.
Загадка требовала немедленного разрешения, поэтому Ира отпустила перила и решительно направилась по коридору к центральному холлу, туда, где всего полчаса назад закончилась регистрация билетов и посадка. За информационной стойкой уж точно кто-нибудь будет… На стене, между дверями кают, висел план парома. Она сначала прошла было мимо, потом хлопнула себя по лбу и притормозила, повела пальцем по чертежу.
Так и есть, никакой тайны! Выйти на нижние палубы и подняться на четвертую можно было с другой стороны парома, по второй лестнице.
…
Здесь не было ни золотых перил, ни красных ковров с толстым ворсом. Серые грязноватые ступеньки с металлической окантовкой, приглушенный свет и стены, обшитые пластиковыми панелями. Снизу пахло хлоркой - настенный план обещал бассейн и сауну. Ира потопталась на крошечной лестничной площадке и пошла вверх. Она привыкла доводить все дела до конца: надо же удостовериться, что четвертая палуба на месте?
На двери неровно висела облупившаяся табличка с цифрой "четыре" и чернели обведенные по трафарету слова "Закрыто. Служебный вход". Ира разочарованно ткнула пальцем в номер этажа. Недолгим было расследование.
- И карамельки, как назло, кончились, - пробормотала она.
В ответ дверь скрипнула и приоткрылась.
Тут Ира одновременно возликовала и преисполнилась подозрительности. Часть ее рвалась немедленно отправиться на исследование четвертой палубы. А что? Отличное обоснование для непребывания на открытом воздухе. Можно оправдаться перед собой: иду, мол, просто на поводу у любопытства и ничуть не боюсь птиц! Другая половина Иры беззвучно вопила, что ничего хорошего в темных коридорах не бывает, и что вороны, по правде говоря, вовсе не такие уж и грозные существа… Торопливо, чтобы не передумать, она достала из кармана телефон, включила фонарик и толкнула дверь посильнее.
Открывшийся вид ничем не напоминал служебные помещения. Пятно света выхватило деревянные двери кают, многоярусные светильники на потолке, ковровую дорожку и темные квадраты картин на стенах.
- Ух ты! - Ира шагнула вперед. Дверь за стеной тихо закрылась. Задвижка медленно повернулась на несколько оборотов, но девушка этого не заметила. Она шла вслед за лучом фонарика, в котором плясали разбуженные пылинки. Поворот, еще поворот, и стены коридора разошлись в стороны.
- Так вот почему закрыто, - пробормотала Ира. Слова тихим гулом отразились от стен, вернулись, обхватили голову шелестом и шепотами… девушка тряхнула головой.
Она вышла в центральный холл. Стойка информации пустовала, и лифты не работали. Вход в один был заколочен досками крест-накрест, двери второго покосились и кривились полуоткрытой черной ухмылкой - для того, чтобы разогнать темноту в шахте, луч фонарика был слишком слаб.
На стене между лифтами висела огромная картина. Ира прищурилась, пытаясь разглядеть ее в подробностях. Тот же портрет, что и на третьей палубе - принцесса Мария, именем которой, собственно, и назван паром. Вот только на том портрете у принцессы в уголках губ пряталась улыбка, запястья обхватывали светлые кружева в тон платью и…
Ира вскрикнула и выронила телефон. Он с глухим звуком упал на ковер, но фонарик не погас - продолжал светить прямо на портрет, излишне отчетливо вытаскивая из темноты кроваво-глянцевый подол платья, искаженное от муки лицо и капающие с нижнего края рамы красные капли.
Кап. Кап. Кап.
Кар. Кар. Кар, - послышалось Ире, она охнула, подхватила с пола телефон и побежала обратно. Коридор повернул раз, другой, третий. Дверь на лестницу пропала.
Зато впереди показался тусклый серый свет.
Ира выбежала к широкому панорамному окну с видом на палубу. Там по-прежнему толпились пьяные туристы. Небо потемнело и нахмурилось, и начала чувствоваться качка. Волны глухо толкали огромный бок парома и отдавались дрожью в ногах. Двери на палубу не было. Но снаружи, совсем близко к стеклу, проходил официант из бара.
- Эй! - крикнула Ира и стукнула кулачком по раме. - Эй! Как мне выйти?
Она была готова выглядеть глупо и получить выговор за то, что зашла, куда не следует. Лишь бы выбраться отсюда. Из коридора за спиной полз чернильный холод. Он мелкими коготками вцеплялся в плечи и тянул обратно.
- Расс-с-с-смотри, расс-с-смотри, что с ней случилось, - шептал холод. - Рас-с-скажи, что случилось с тобой.
Темные двери кают медленно открывались и оттуда выглядывали призраки с вытянутыми бесстрастными лицами и пустыми глазами. Учуяв Иру, они растягивали полупрозрачные губы в улыбках, кривили лица и щурились.
- Э-эй! - Ира завизжала, стуча уже ногой по стеклу.
Снаружи ее не слышали. Все так же тянули пиво, смеялись и показывали друг другу на сиренево-алый закат. Мимо прошествовала, обнявшись, давешняя парочка. Парень все продолжал учить подругу жизни. Та продолжала влюбленно смотреть на него.
- …А ведь Титаник можно было спасти, - Ира слышала звук голоса, но он искажался и звучал с жестяными нотками, будто неживой. - Если бы спасательных шлюпок было достаточно…
- Эй! - пленница с размаху ударила кулаком в стекло, всхлипнула и согнулась, прижимая к животу разбитые костяшки. - Вы издеваетесь, что ли?
- Нет, - раздалось у нее за спиной. - Ты же сама пришла.
Ира повернулась, не поднимая глаз. Увидела босые ноги, мятый подол платья, безвольно висящую кисть руки в обрамлении кружев.
- Вот твой самолетик. Возьмешь?
Ира сглотнула, вздернула подбородок и сквозь слезы посмотрела на комок блестящей бумаги на полупрозрачной ладони. Закашлялась и почувствовала, как одно за другим выламываются из грудины ребра, выплескивая наружу липкий ужас, разворачивают пока живую Иру в плоский человеческий лист, который еще немного - и станет самолетиком.
Снаружи у стекла огромная черная ворона медленно склоняла голову то на одну сторону, то на другую, поблескивая бессмысленными глазами-бусинами.
…
У другого борта парома, на верхней палубе бригада медиков погрузила тело девушки на носилки. Понесли вдоль борта к запасной лестнице, разгоняя любопытную толпу - народ, как всегда, жаждал зрелищ.
- Несчастный случай, - бормотал дежурный врач в рацию. - Сердце. Время смерти - семь двадцать, на подходе к Кронштадту. Реанимация не удалась.
- Пар-р-р-ромы всегда ходят по двое, - проскрипела им вслед черная птица, поднялась в воздух и, заложив крутой вираж, полетела назад, навстречу сестре - "Принцессе Анастасии".
Чистая логика
(Олег Титов, Александра Давыдова)
Человек в желтом шарфе уткнулся в стекло, наблюдая, как пролетают мимо сумрачные километры кабелей. Дмитрий на всякий случай отодвинулся. Человек не производил впечатление нормального. Хотя одет хорошо, прилично. Но глаза бегают, пальцы воткнуты в междверную щель, во всем теле чувствуется невидимая напряженность: ткни - взовьется, взорвется, окатит волной безумия.
Едва двери вагона открылись на "Боровицкой", человек пулей рванул к переходу, расталкивая людей. Дмитрий влился в толпу, бредущую к эскалатору. Он успел увидеть, как желтый шарф продирался наверх, едва не сталкивая пассажиров со ступенек.
Интересно, что будет, если кто-то все же упадет? Удержатся люди, или, подобно косточкам домино, повалятся вниз, живой многорукой елочкой?
Дмитрий помотал головой. Слишком много психов в последнее время. Неудивительно, что дурные мысли лезут в голову.
Со стороны "Арбатской" послышался полный отчаяния вопль.
Слишком много психов.
Мальчик смотрел прямо перед собой. Не сказать, что у него был большой выбор. Мать комкала платок, уже не плакала - или еще не плакала, тут не угадаешь - и ожидающе смотрела на вошедшего незнакомца, пока тот не предъявил коричневую корочку с фотографией.
Дмитрий не любил больницы. Эти существа, раскиданные по койкам, еще не трупы, но уже не люди - даже если излечат их тело, разум навсегда останется исковерканным, а в глазах застынет фильтр "что, если". Что, если подобное повторится? Что, если у меня опять будет инфаркт? Что, если я потеряю вторую ногу?
- Как это случилось? - тихо спросил он женщину.
- Мы гуляли. Паша хотел залезть на дерево. Вы же знаете, они в этом возрасте такие непоседливые. Вот. А потом он сорвался. А там… там был камень… - она всхлипнула.
Дмитрий кивнул.
- Понятно, - сказал он. - Что говорят врачи?
- Говорят, скорее всего, от удара временно сместились позвонки, повредили какие-то важные нервы. Говорят, не повезло.
- Где вы гуляли? Вас видел кто-нибудь?
- В овраге. В квартале от нашего дома протекает речка, там есть овраг. Паша любит… любил… Я не помню, был ли там кто-нибудь. Зачем вам это?
- Работа такая, - привычно ответил Дмитрий, размышляя, достаточно ли у него информации, чтобы развернуться и уйти. Несчастный случай, дело закрыто, все довольны. Можно было вообще не ездить.
- У вас нет никаких заявлений?
Женщина печально покачала головой. Мария, кажется, ее так зовут. Мария Стеклова.
- Нет, - сказала она.
- До свидания. Простите, что побеспокоил вас.
По коридору спешила какая-то тетушка, похожая на колобка. Она ухватила вышедшего из палаты Дмитрия за рукав и забухтела громким шепотом:
- Вы от Машки? А вы хто ей будете? - узнав, что следователь, запричитала:
- Горе-то какое! Что же это делается!
- Да, да, - кивал Дмитрий, пытаясь освободиться, - ужасно не повезло…
- Горе-то какое! - на глаза тетушки навернулись слезы. - Теперь и младший тоже. Дай ей бог сил это вынести. Ну, я пойду к ней, поддержу.
- Да, да. Конечно. До свидания.
Дмитрий остановился перед металлическими створками лифта.
Что будет делать женщина, если парализует ее ребенка? Если врачи будут отвечать невразумительными предположениями? Что она скажет представителю государства?
У следователя не было детей, но почему-то ему казалось, что за своего ребенка он бы порвал глотку любому. Особенно здесь, на пороге между жизнью и смертью. Надо будет - и самой смерти досталось бы. Пытался бы выпросить у врачей невозможного, стучался во все двери, метался, действовал. А тут - никаких заявлений. Возможно, это шок… Или он просто не слишком хорошо научился разбираться в людях за одиннадцать лет работы с ними? Усмехнувшись, Дима потряс головой. Закрыв глаза, помассировал пальцами веки, отгоняя россыпь черных точек, метавшихся в углу зрения. То ли день был слишком нервным, то ли…
- Вы едете? - спросили из открывшегося лифта.
- Нет, - сказал Дмитрий. - Не еду.
Раньше интуиция его никогда не подводила. Поэтому она имела право являться в любом виде - хоть голодной болью под ложечкой, хоть черными "мухами" на сетчатке.
Он сел на скамейку напротив столовой. Мимо сновали медсестры, выставляли на повозку чайники и кастрюли.
Минут через пять колобок выкатился из палаты и посеменил к выходу. Дмитрий встал. При виде следователя тетушка резко затормозила, в глазах появилось подозрение.
- Что, выпытывать будете? - едко произнесла она. - Машка мне все рассказала! О том, что вы ее подозреваете!
Дмитрий провернул в голове несколько вариантов оправданий. В свете его грядущих вопросов достаточно искренним не выглядел ни один.
- У Марии Евгеньевны есть старший сын? - спросил он напрямую. - С ним тоже случилось несчастье?
- Вам какое дело? У Машки беда, а вы тут лезете! А ну, пропустите!
Разозленный колобок отпихнул Дмитрия боком и влетел в удачно подошедший лифт.
Дмитрий, подумав, вновь толкнул дверь палаты. Женщина посмотрела на него с плохо скрываемым раздражением. Не нужно быть гением, чтобы понять, что - вернее, кто - послужил поводом для его возвращения.
- Мария Евгеньевна, из разговора с вашей родственницей я понял, что у вас есть старший сын. Это так?
- Не родственница она мне! Так, в каждой бочке затычка.
- Что с вашим старшим сыном?
- Он тоже парализован.
"Тоже упал с дерева?", хотел спросить Дмитрий, но передумал.
- Как это случилось?
- Не знаю! - Мария Евгеньевна раздражалась все сильнее. - Какая-то болезнь. У Лешки постепенно отнялись ноги, затем руки, и в конце концов он стал растением. Теперь вот с Пашкой то же самое! Мне плохо! Понимаете, что мне плохо, а тут вы со своими расспросами!?
- Где находится Алексей? Кто за ним ухаживает?
- Дома! Я за ним ухаживаю! У меня не так много денег на больницу.
- Ясно, - помедлив, сказал Дмитрий. - Простите. Не буду вас больше беспокоить.
"Сегодня", мысленно добавил он, закрывая за собой дверь.
- Здравствуйте, - Дмитрий показал удостоверение. - Я хотел бы поговорить о вашей соседке, Марии Стекловой.
Толстый небритый мужик с лицом, едва не стекающим на плечи, недоуменно посмотрел на следователя и посторонился.
- Проходите, - прохрипел он. - А что случилось?
Дмитрий шагнул внутрь. Однушка, уставленная книжными полками. Незаправленная кровать. Холостяк, по всему видно.
Толстяк провел его на кухню, уселся напротив. Табурет жалобно скрипнул под его тяжестью.
- Я не вправе рассказывать, - сказал Дмитрий. - Скажите, вы давно с ней соседи?
- С тех пор, как здесь живу. Лет десять.
- Вы помните, когда ее старшего сына парализовало?
- Да. Ему, кажется, двенадцать было. Я сам не очень интересовался, но напротив тогда жила бабка, которая все про всех знала и постоянно сплетничала. Жаль, померла уже. Вам бы к ней.
Святая простота, подумал Дмитрий. К ней я еще успею, спасибо. А вот что старшему было столько же, сколько сейчас младшему - это интересно. Многовато совпадений.
- Она пыталась его лечить?