Пограничники на посту. И если с территории потенциального противника движется воздушное судно, нет времени разбираться, кто это и с какими намерениями. Открывается огонь на поражение. И если из остатков сбитых судов кто-то выйдет на позиции пограничников - это враг. Тем более если это не люди, а чёрные монстры и "пауки-фаланги".
Евгений Лукин, Любовь Лукина
Вторжение
1
Лейтенант Акимушкин нервничал. Он сидел неестественно прямо, и рука его, сжимавшая молоточкообразный микрофон, совершала непроизвольные заколачивающие движения, словно лейтенант осторожно вбивал в пульт невидимый гвоздь.
Наконец Акимушкин не выдержал и, утопив на микрофоне кнопку, поднёс его к губам.
- "Управление", ответьте "Старту"!
- "Управление" слушает, - раздался из динамика раздражённый голос Мамолина.
- Сеня, ну что там? - взмолился Акимушкин. - Сколько ещё ждать?
- "Старт", отключитесь! - закричал Мамолин. - Вы мешаете! Пока ещё ничего не ясно! Разберёмся - сообщим.
Динамик замолчал.
Акимушкин тычком вставил микрофон в зажим и посмотрел на свои руки. Дрожали пальчики, заметно дрожали. Словно не они каких-нибудь пятнадцать минут назад быстро и точно нажимали кнопки, вздымая на дыбы пусковые установки. Пятнадцать минут назад в грохоте пороховых ускорителей, проникшем даже сюда, внутрь холма, закончился первый бой лейтенанта Акимушкина.
А теперь вот у него дрожали руки. Эти пятнадцать минут бездействия и ожидания, последовавшие за победным воплем Мамолина: "Уничтожена вторая!" - оказались хуже всякого боя.
Тут Акимушкин вспомнил, что в кабине он не один, и, поспешно сжав пальцы в кулак, покосился на Царапина. Старший сержант, сгорбясь - голова ниже загривка, - сидел перед своим пультом и что-то отрешённо бормотал себе под нос. Вид у него при этом, следует признать, был самый придурковатый.
Умный, толстый, картавый Боря Царапин. Глядя на него, лейтенант занервничал ещё сильнее. Такое бормотание Царапина всегда кончалось одинаково и неприятно. Оно означало, что в суматохе упущено что-то очень важное, о чём сейчас старший сержант вспомнит и доложит.
В динамике негромко зашумело, и рука сама потянулась к микрофону.
- "Кабина", ответьте "Пушкам"! - рявкнул над ухом голос лейтенанта Жоголева.
- Слушаю. - Акимушкин перекинул тумблер.
- Так сколько всего было целей? - заорал Жоголев. - Две или три?
- Ну откуда же я знаю, Валера! Мамолин молчит… Похоже, сам ничего понять не может.
- До трёх считать разучился?
- А это ты у него сам спроси. Могу соединить.
Разговаривать с Мамолиным свирепый стартовик не пожелал.
- Чёрт-те что! - в сердцах охарактеризовал Акимушкин обстановку, отправляя микрофон на место.
- Хорошо… - неожиданно и как бы про себя произнёс Царапин.
- А чего хорошего? - повернулся к нему лейтенант.
- Хорошо, что не война, - спокойно пояснил тот.
В накалённом работающей электроникой фургончике Акимушкина пробрал озноб. Чтоб этого Царапина!.. Лейтенант быстро взглянул на часы. А ведь сержант прав: все вероятные сроки уже прошли. Значит, просто пограничный инцидент. Иначе бы здесь сейчас так тихо не было, их бы уже сейчас утюжили с воздуха… Но каков Царапин! Выходит, всё это время он ждал, когда на его толстый загривок рухнет "минитмен".
- Типун тебе на язык! - пробормотал Акимушкин.
Действительно, тут уже что угодно предположишь, если на тебя со стороны границы нагло, в строю идут три машины. Или всё-таки две?
- Не нравится мне, что прикрытия до сих пор нет, - сказал Царапин.
- Мне тоже, - сквозь зубы ответил Акимушкин.
"Вот это и называется - реальная боевая обстановка, - мрачно подумал он. - Цели испаряются, прикрытие пропадает без вести, связи ни с кем нет - поступай как знаешь!.."
Он взглянул на Царапина и ощутил что-то вроде испуга. Старший сержант опять горбился и бормотал.
- Ну что ещё у тебя?
- Товарищ лейтенант, - очнувшись, сказал Царапин. - Полигон помните?
- Допустим. - Акимушкин насторожился.
- А ведь там легче было…
- Что ты хочешь сказать?
- Помех не поставили, - со странной интонацией произнёс Царапин. - Противоракетного манёвра не применили. Скорость держали постоянную…
- Отставить! - в сильном волнении крикнул Акимушкин. - Отставить, Царапин! - и дальше, понизив голос чуть ли не до шёпота: - Ты что, смеёшься? Лайнер - это всегда одиночная крупная цель! А тут - три машины строем! Да ещё на такой высоте!.. Попробуй-ка лучше ещё раз связаться со штабом.
Царапин, не вставая, дотянулся до телефона, потарахтел диском. Но тут в кабину проник снаружи металлический звук - это отворилась бронированная дверь капонира. Лицо лейтенанта прояснилось.
- Вот они, соколики! - зловеще сказал он.
- Это не из прикрытия, - положив трубку, с тревогой проговорил Царапин, обладавший сверхъестественным чутьём: бывало, по звуку шагов на спор определял звание идущего.
Кто-то медленно, как бы в нерешительности прошёл по бетонному полу к кабине, споткнулся о кабель и остановился возле трапа. Фургон дрогнул, слегка покачнулся на рессорах, звякнула о металлическую ступень подковка, и в кабину просунулась защитная панама, из-под которой выглянуло маленькое, почти детское личико с удивлённо-испуганными глазами. Из-за плеча пришельца торчал ствол с откинутым штыком.
Акимушкин ждал, что скажет преданно уставившийся на него рядовой. Но поскольку тот, судя по всему, рта открывать не собирался, то лейтенант решил эту немую сцену прекратить.
- Ну? - сказал он. - В чём дело, воин?
- Товарыш лытенант, - с трепетом обратился воин, - а вы йих збылы?
- Збылы, - холодно сказал Акимушкин. - Царапин, что это такое?
- Это рядовой Левша, - как бы извиняясь, объяснил Царапин. - Левша, ты там из прикрытия никого не видел?
- Ни, - испуганно сказал Левша и, подумав, пролез в кабину целиком - узкоплечий фитиль под метр девяносто.
- Як грохнуло, як грохнуло!.. - в упоении завёл он. - Товарыш лытенант, а вам теперь орден дадут, да?
- Послушайте, воин! - сказал Акимушкин. - Вы что, первый день служите?
Левша заморгал длинными пушистыми ресницами. Затем его озарило.
- Разрешите присутствовать?
- Не разрешаю, - сказал Акимушкин. - Вам где положено быть? Почему вы здесь?
- Як грохнуло… - беспомощно повторил Левша. - А потом усё тихо… Я подумал… може, у вас тут усих вбыло? Може, помочь кому?..
Жалобно улыбаясь, он переминался с ноги на ногу. Ему очень не хотелось уходить из ярко освещённой кабины в неуютную ночь, где возле каждого вверенного ему холма в любую секунду могло ударить в землю грохочущее пламя. Последним трогательным признанием он доконал Акимушкина, и тот растерянно оглянулся на сержанта: что происходит?
Старший сержант Царапин грозно развернулся на вертящемся табурете и упёр кулаки в колени.
- Лев-ша! - зловеще грянул он. - На по-ост… бе-гом… марш!
На лице Левши отразился неподдельный ужас. Он подхватился, метнулся к выходу и, грохоча ботинками, ссыпался по лесенке. Лязгнула бронированная дверца, и всё стихло.
- Дитё дитём… - смущённо сказал Царапин. - Зимой дал я ему совковую лопату без черенка - дорожку расчистить. Пришёл посмотреть - а он сел в лопату и вниз по дорожке катается… Таких не рожают, а высиживают!
- "Старт", ответьте "Управлению"! - включился динамик.
- Ну, наконец-то! - Акимушкин схватил микрофон. - Слушает "Старт"!
- Информирую, - буркнул Мамолин. - Границу пересекали три цели. Повторяю: три. Но в связи с тем, что шли они довольно плотным строем… Видимо, цель-три оказалась в непосредственной близости от зоны разрыва второй ракеты, была повреждена и, следовательно, тоже уничтожена. Пока всё. Готовность прежняя. "Старт", как поняли?
- Понял вас хорошо, - ошеломлённо сказал Акимушкин. С микрофоном в руке он стоял перед пультом, приоткрыв рот от изумления.
- Вот это мы стреляем! - вскричал он и перекинул тумблер. - "Шестая пушка", ответьте "Кабине"!
Жоголев откликнулся не сразу.
- Мамолин утверждает, что мы двумя ракетами поразили три цели, - сообщил Акимушкин. - И как тебе это нравится?
- Два удара - восемь дырок, - мрачно изрёк Жоголев. - Слушай, у тебя там прикрытие прибежало? Люди все на месте?
Царапин оглянулся на Акимушкина.
- У меня, Валера, вообще никто не прибежал, - сдавленно сказал тот. - Что будем делать?
- В штаб сообщил?
- Да нет связи со штабом! И послать мне туда некого! Не дизелиста же!..
- Ч-чёрт!.. - сказал Жоголев. - Тогда хоть Мамолину доложи. У меня нет двоих…
- Царапин, - позвал Акимушкин, закончив разговор. - Когда в штаб звонил - какие гудки были? Короткие? Длинные?
- Никаких не было, товарищ лейтенант. На обрыв провода похоже… - Царапин не договорил, встрепенулся, поднял палец. - Тише!..
Грохнула дверца капонира, по бетону гулко прогремели тяжёлые подкованные ботинки, фургон снова вздрогнул на рессорах, и в кабину ворвался ефрейтор Петров - бледный, без головного убора. В кулаках его были зажаты стволы двух карабинов. Качнулся вперёд, но тут же выпрямился, пытаясь принять стойку "смирно".
- Рядовой Петров… - задыхаясь, проговорил он, забыв, что неделю назад нашил на погоны первую лычку, - по готовности… прибыл.
Белые сумасшедшие глаза на запрокинутом лице, прыгающий кадык…
Акимушкин стремительно шагнул к ефрейтору.
- За какое время положено прибегать по готовности?
Казалось, Петров не понимает, о чём его спрашивают.
- Я… - Он странно дёрнул шеей - то ли судорога, то ли хотел на что-то кивнуть. - Я через "Управление" бежал.
- Через "Управление"? - восхищённо ахнул Царапин. - А через Ташкент ты бежать не додумался?
- Почему вы бежали через "Управление", Петров?
- Фаланги, - хрипло сказал ефрейтор. - Вот…
И он не то потряс карабинами, не то протянул их лейтенанту. Акимушкин вопросительно посмотрел на протянутое ему оружие.
- Вот такие? - зло и насмешливо переспросил у него за спиной Царапин, и Акимушкин понял, что Петров пытается показать, какими огромными были эти фаланги.
- Ефрейтор Петров! - страшным уставным голосом отчеканил лейтенант. - Вы хоть сами сознаёте, что натворили? Вы знаете, что вас теперь ждёт?
Петров неожиданно всхлипнул.
- Да? - дико скривив лицо, крикнул он. - Агаев напрямую побежал, а где он теперь?.. Я хоть добежал!..
И Акимушкину стало вдруг жутковато.
- Где Агаев?
- Я ему говорю: "Нельзя туда, ты погляди, какие они…" А он говорит: "Плевать, проскочим…"
- Где Агаев? - повторил Акимушкин.
- Они его убили, - с трудом выговорил ефрейтор.
- Кто?
- Фаланги.
Акимушкин и Царапин переглянулись.
- Чёрт знает что в голову лезет, - признался лейтенант. - Я уже думаю: а может, эта третья цель перед тем, как развалиться, какую-нибудь химию на нас выбросила? Опиумный бред какой-то…
- Противогазы бы надеть на всякий случай… - в тоскливом раздумье пробормотал Царапин, потом вдруг вскинул голову и зрачки его расширились.
- Там же ещё Левша! - вспомнил он. - Петров! Когда подбегал, Левшу не встретил?
- Возле курилки ходит… - глухо отозвался Петров.
- Царапин, - приказал лейтенант, - иди посмотри. Предупреди, чтобы не удалялся от капонира, и… наверное, ты прав. Захвати противогазы. Петров, за пульт!
Царапин сбежал по лязгающей лесенке на бетонный пол. Плечом отвалив дверцу в огромных металлических воротах (руки были заняты сумками), он выбрался наружу. После пекла кабины душная ночь показалась ему прохладной. Над позициями дивизиона стояла круглая голубоватая азиатская луна. Песок был светло-сер, каждая песчинка - ясно различима. Справа и слева чернели густые и высокие - где по колено, где по пояс - заросли янтака. Сзади зудел и ныл работающим дизелем холм - мохнатый и грузный, как мамонт.
Ночь пахла порохом. В прямом смысле. Старт двух боевых ракет - дело нешуточное.
Озираясь, Царапин миновал курилку - две скамьи под тентом из маскировочной сети - и остановился. Чёрные дебри янтака здесь расступались, образуя что-то вроде песчаной извилистой бухточки. А впереди, метрах в пятнадцати от Царапина, на светлом от луны песке лежал мёртвый рядовой Левша.
2
Некоторое время Царапин стоял неподвижно, потом пальцы его сами собой разжались, и сумки мягко упали в песок. Внезапно оглохнув или, точнее, перестав слышать зудение дизеля за спиной, он приблизился к лежащему, наклонился и осторожно тронул за плечо. Луна осветила детское лицо с остановившимися удивлённо-испуганными глазами. Нигде ни ножевой раны, ни пулевого отверстия. Просто мёртв.
И Царапин понял, что сейчас произойдёт то же самое, от чего погиб Левша, но мишенью уже будет он сам. Ровный волнистый песок и луна - промахнуться невозможно. По логике следовало забрать оружие, документы - и перебежками, не теряя ни секунды, попробовать вернуться к холму. Вместо этого он совершил нечто, казалось бы, абсолютно нелепое и бессмысленное. Старший сержант Царапин и сейчас не смог бы толком объяснить, что его заставило тогда лечь рядом с телом Левши и притвориться мёртвым. Потому что шаги он услышал лишь несколько секунд спустя.
Тихие, неторопливые, они не могли принадлежать ни офицеру, ни рядовому. Так вообще никто не ходит - что-то жуткое было в математически равных паузах между шагами. Ближе, ближе… Остановился.
Царапин перестал дышать. Кто-то стоял над ним, словно размышляя, откуда здесь взялись два мёртвых тела, когда должно быть одно. Всё стало вдруг чужим, враждебным, даже песок, на котором лежал Царапин, и возникло нестерпимое желание прижаться к мёртвому Левше.
Время оцепенело. Казалось, эти секунды никогда не истекут. Наконец песок скрипнул раз, другой, и шаги мерно зазвучали, удаляясь в сторону холма, мимо курилки. "В капонир пошёл", - со страхом понял Царапин, и пальцы сами собой сомкнулись на стволе карабина, лежащего между ним и Левшой. А тот снова остановился. Сейчас он откроет дверцу, войдёт в капонир - и…
Царапин рывком встал на колени, вскидывая карабин. Сдвоенное металлическое клацанье затвора показалось нестерпимо громким. А тот действительно стоял уже перед массивными железными воротами - высокий, чёрный, страшный, и луна бликовала на его голом черепе.
Оглушительно лопнул выстрел, приклад наспех вскинутого карабина ударил в плечо. Царапин целил между лопаток, но ствол дёрнуло, пуля ушла выше - в голову. Чёрного бросило к воротам. Падая, он нелепо извернулся всем телом, словно пытался ещё оглянуться.
Царапин тяжело поднялся с колен и, держа карабин наперевес, двинулся к лежащему. Но, сделав несколько шагов, он вспомнил, что тот - только что - точно так же шёл к капониру, шёл спокойно, уверенный в собственной безопасности, не зная, что сзади человек, которого он счёл мёртвым, уже послал карабин к плечу. Царапин ощутил позвоночником чей-то снайперский - поверх прицела - взгляд и, вскрикнув, метнулся в сторону. Вздымая песок, упал за курилкой, замер. Выждав, снова поднялся на колени и без стука положил ствол на доску скамейки.
Прошло пять секунд, десять, потом раздалось негромкое "пафф…", - и там, где недавно лежал Царапин, вспыхнул и опал бледно-фиолетовый пузырь света. Голова и плечи Левши исчезли, как откушенные, ноги почернели, по ним забегали синеватые язычки пламени.
Царапин ждал. Он не чувствовал уже ни волнения, ни боязни - ничего, кроме ненависти к тем, кто творил на его глазах страшное и непонятное. И наконец - вот оно! Из зарослей янтака бесшумно, как привидение, поднялся и выпрямился в лунном свете второй - такой же высокий и чёрный. Царапин ошибся. То, что он принимал за лысый череп, оказалось плотно облегающей голову противогазной маской, непривычной на вид - без хобота, с уродливым респиратором и линзообразными круглыми окошками.
Царапин задержал дыхание и, как в тире, аккуратно, с упора, вдолбил ему заряд точно в середину груди. Тот ещё падал, медленно сламываясь в поясе, когда у ворот сухо, один за другим, треснули два пистолетных выстрела. Это палил из "макарова" выбежавший на звуки стрельбы лейтенант Акимушкин.
Царапин перепрыгнул через скамейку, пистолет в руке Акимушкина дёрнулся в его сторону, но, к счастью, лейтенант вовремя узнал своего оператора.
И вот тут она выскочила из зарослей. Петров не соврал - тварь действительно была очень похожа на огромную фалангу - мохнатый отвратительный паук с полуметровым размахом лап. Царапин успел выставить ногу, и металлически поблёскивающие челюсти со скрипом вонзились в каблук. Царапин в ужасе топтал её, пинал свободной ногой, бил прикладом, но хватка была мёртвой. Наконец он изловчился и, уперев ей в прочную гладкую спину штык, нажал на спусковой крючок. Грохот, визг, в лицо ударило песком - хорошо, что хоть зажмуриться догадался… Возле ног выбило хорошую яму, а фалангу разнесло на две части, большая из которых конвульсивно ползла по кругу, упираясь тремя уцелевшими лапами.
Сзади раздался предупреждающий крик лейтенанта. Сержант обернулся и увидел, что прямо в лицо ему летит вторая такая же тварь. Он отбил её на песок штыком и расстрелял в упор.
Выставив перед собой карабин и не сводя глаз с чёрных спутанных джунглей янтака, Царапин пятился до тех пор, пока не поравнялся с Акимушкиным. Теперь они стояли спиной к спине.
- Где Левша? - отрывисто спросил лейтенант.
Царапин молча ткнул подбородком туда, где догорало то, что осталось от рядового Левши.
Акимушкин взглянул - и, вытянув шею, подался вперёд.
- Кто это? - Голос лейтенанта упал до сдавленного шёпота. Глаза выкатились и остекленели. - Царапин, что они с ним сделали?..
- Жоголева предупредить надо, - хрипло сказал Царапин. - И "Управление" тоже…
Вместо ответа лейтенант, скрипнув зубами, вскинул пистолет. Третья "фаланга", подброшенная пулей, в туче песка метнулась в заросли. И сейчас же в отдалении послышался ещё один выстрел, затем второй, третий. Это вступила в бой шестая пусковая установка, расчёт лейтенанта Жоголева.
- Предупредили!.. - Акимушкин злобно выругался и тут только заметил лежащего. - Он что, сюда шёл?.. В капонир?
Царапин молча кивнул. "Сейчас я подойду к нему, - угрюмо думал он. - Подойду и сорву с него эту идиотскую маску. Просто посмотреть, какое лицо должно быть у сволочи, которая могла убить Левшу…"
Лейтенант опередил его.
- Кто они хоть такие? - И, не дожидаясь ответа, шагнул к тёмному распростёртому навзничь телу.
Царапин видел, как Акимушкин наклонился, всмотрелся и вдруг, издав нечленораздельный вскрик, отпрянул.
"Здорово же я его изуродовал, - мелькнуло у Царапина. - Полчерепа точно снёс…"
Он подошёл к лежащему, присел на корточки, положив карабин на колени, взялся за респиратор - и тут же отдёрнул руку. За какие-нибудь доли секунды он понял всё.
Он ошибся дважды. Это была не маска. Это было лицо. Страшное. Нечеловеческое.