Видно, этот вопрос не застиг его врасплох. Он устало сказал:
- Не все ли равно? Ведь я уже говорил вам, что одни и те же поступки в одну эпоху оцениваются как преступление, а в другую - как героические подвиги. Если б моя попытка увенчалась успехом, грядущие поколения преклонялись бы перед моим именем. Но я потерпел неудачу.
- Должно быть, пострадало множество людей, - сказал я, - и все человечество возненавидело вас.
- Да, так оно и было, - согласился он.
И через минуту добавил:
- Разумеется, я все это выдумал. Чтобы скоротать время.
- А я вам подыгрываю, - улыбнулся я.
Он несколько расслабился и, откинувшись в кресло, вытянул ноги на своем роскошном ковре.
- Так… Однако каким образом, выслушав эту фантастическую историю, вы угадали степень моей предполагаемой вины?
- Я вспомнил ваше недавнее прошлое. Где и когда вас оставили?
И тоном, холоднее которого мне до этого в жизни не приходилось слышать, он произнес:
- Под Варшавой, в августе 1939 года.
- Вам, верно, не очень хочется говорить о годах войны.
- Вы правы.
Однако, сделав над собой усилие, он с вызовом продолжал:
- Мои враги просчитались. Из-за всеобщей неразберихи, которая возникла сразу же после нападения Германии, меня посадили в концентрационный лагерь без предварительного расследования. Постепенно обстановка для меня прояснялась. Конечно, я не мог тогда ничего предсказать, как не могу этого сделать сейчас. О том, что происходило в двадцатом веке, знают только специалисты. Но когда меня мобилизовали в немецкую армию, я уже понимал, что Германия потерпит поражение. Поэтому я перешел к американцам, рассказал им все, что мне удалось узнать, и стал их разведчиком. Это было рискованно. Впрочем, если б даже я наткнулся на пулю, что с того. Однако эта участь меня миновала, и к концу войны у меня оказалось множество покровителей, которые помогли мне приехать сюда. Последовавшие за этим события ничем не примечательны.
Моя сигара погасла. Я ее зажег снова, ведь сигары Майклса требовали особого к себе уважения. Их по специальному заказу доставляли ему самолетом из Амстердама.
- Чужое семя, - промолвил я.
- Что вы сказали?
- Да вы же знаете, о чем я. Руфь в изгнании. К ней относились неплохо, но она выплакала глаза от тоски по родине.
- Нет, я о ней слышу впервые.
- Это из Библии.
- Ах, да. Надо обязательно как-нибудь прочесть Библию.
Его настроение постепенно улучшалось, и он обретал свое привычное спокойствие. Жестом, почти беспечным, он поднес ко рту стакан с виски и залпом выпил его. Сейчас в выражении лица Майклса настороженность начала сменяться самоуверенностью.
- Да, - сказал он, - это было мучительно. И главное тут не в перемене обстановки. Вам, конечно, случалось выезжать за город и жить в палатке, и вы не могли не заметить, как быстро отвыкаешь от крана с горячей водой, электрического освещения, от всех тех бытовых приборов, которые, как уверяют нас владельцы выпускающих их предприятий, являются предметами первой необходимости. Я был бы не прочь иметь гравитационный индуктор или клеточный стимулятор, но я прекрасно обхожусь без них. Тоска по родине - вот что вас пожирает. Мелочи, которых вы раньше даже не замечали: какая-нибудь определенная пища, то, как люди ходят, в какие играют игры, на какие темы разговаривают. Даже созвездия и те в будущем выглядят по-иному. Такой длинный путь прошло к тому времени солнце по своей галактической орбите.
Но всегда были и есть люди, которые добровольно или вынужденно покидают родные края. Все мы - потомки тех, кто сумел пережить это. Я приспособился.
Он угрюмо насупил брови.
- Я не вернулся бы обратно, даже если бы меня помиловали, - произнес он. - Из-за того, что там творится по милости этих предателей.
Я допил свое виски, смакуя языком и нёбом каждую каплю этого восхитительного напитка и лишь краем уха прислушиваясь к его словам.
- Вам здесь нравится?
- Да, - ответил он. - Теперь да. Я уже преодолел эмоциональный барьер. Мне помогло, что первые несколько лет все мои усилия были направлены только на то, чтобы выжить, а потом, приехав сюда, я был слишком занят устройством на новом месте. Не хватало у меня времени на самооплакивание. Теперь же меня все больше увлекает мой бизнес - игра захватывающая и особенно приятная тем, что ошибочные ходы в ней не влекут за собой высшую меру наказания. Я открыл в этой эпохе качества, которые утратило будущее… Держу пари, что вы не имеете ни малейшего представления о том, насколько экзотичен этот город. Ведь в эту самую минуту в каких-нибудь пяти милях от нас стоит у атомной лаборатории солдат-охранник, мерзнет в подворотне бродяга, идет оргия в особняке миллионера, готовится к ранней службе священник, спит купец из Аравии, стоит в порту корабль из Индии…
Его возбуждение несколько улеглось. Он отвел взгляд от темного окна и посмотрел в сторону спален.
- И здесь моя жена и дети, - с какой-то особенной теплотой добавил он. - Нет, что бы ни произошло, я не вернулся бы обратно.
Я в последний раз затянулся сигарой.
- Да, вы и впрямь неплохо устроились.
Окончательно стряхнув с себя грусть, он улыбнулся мне.
- А знаете, мне кажется, вы поверили этой сказке.
- О, безусловно, - я погасил сигару, встал и потянулся. - Час поздний. Нам, пожалуй, пора идти.
Он понял не сразу. А когда до него наконец дошло, он медленно, точно огромный кот, поднялся с кресла.
- Нам?!
Я вытащил из кармана пистолет-парализатор. Он замер.
- Дела такого рода не оставляют на волю случая. Мы всегда проверяем. А теперь - в путь.
Кровь отхлынула от его лица.
- Нет, - беззвучно, одними губами, произнес он, - нет, нет, нет, вы этого не сделаете, это ужасно… А Эмели, дети…
- Это, - сказал я ему, - входит в наказание.
Я оставил его в Дамаске за год до того, как город был разграблен Тамерланом.
Еутопия
(рассказ, перевод Б. Александрова)
- Гиф выт нафнк?
Данские слова, вырвавшиеся из динамика, застали Язона врасплох, хотя он предвидел, что услышит их именно сейчас, пока не успел еще стихнуть рев геликоптера, пронесшегося над самыми верхушками деревьев.
- Кто ты? - спросил голос.
Язон Филипп посмотрел сквозь прозрачный верх кузова автомобиля. Над его головой меж двух неровных стен елового леса, растущего по обе стороны дороги, тянулась голубая полоса неба. На корпусе военного геликоптера играло солнце.
Язон почувствовал, как холодный пот проступает под мышками и стекает по ребрам. Только не впадать в панику! Господи, помоги мне! Призыв о помощи к Богу был всего лишь кодовой фразой, освященной многолетними тренировками. Обычная психосоматика: подчини себе рефлексы, дыши равномерно, прикажи пульсу замедлиться - и избавься от страха смерти. Он молод, значит, может потерять многое. Но философы Еутопии правильно воспитывали детей, порученных их опеке. Ты станешь мужчиной, то есть приобретешь опыт, говорили они. Сущность же человеческая основывается на независимости от инстинктов и рефлексов. Наш принцип жизни: свобода через умение владеть собой.
Язон не мог выдать себя за моотмана - жителя Норландии; слишком заметен был его эллинский выговор. Но он мог попытаться обмануть пилота геликоптера и выиграть время, прикинувшись приезжим из другой страны этого мира. Он понизил голос, чтобы хоть как-то замаскировать акцент, и спросил с нарочитым высокомерием;
- А ты кто такой? И чего хочешь?
- Я - Рунольф Эйнарссон, капитан армии Оттара Торкелссона, Владетеля Норландии. Ищу человека, который накликал месть на свою голову. Назови свое имя.
Язон вспомнил Рунольфа. Смуглое лицо, темные волосы - признак туркерской крови. И голубые глаза; видимо, кто-то из его предков родился в Туле… Нет, в этом мире совсем иная история, и юг Европы называется Данарик…
- Меня зовут Ксипек. Я - купец из Мейако, - не раздумывая, ответил Язон. Сейчас, после бегства из замка Владетеля и бешеной гонки сквозь ночь, лишь несколько стадий отделяло его от границы. Он и надеяться не смел, что удастся так далеко уйти; обидно, если его схватят теперь..
- Надеюсь, ты говоришь правду. Но я исполняю приказ, и я должен задержать тебя, - протрещал в динамике голос Рунольфа. - Обратись к Владетелю, и ты сразу же получишь компенсацию за ущемление своих личных прав. Но сейчас остановись и выйди из машины, чтобы я мог разглядеть твое лицо.
- А что, собственно, произошло?
Еще несколько секунд отсрочки.
- У нас в Эрнвике гостил человек со Старой Земли (из Европы - привычно перевел Язон). Оттар Торкелссон необычайно сердечно принял его, но этот негодяй отважился на поступок, который можно искупить только смертью. И вместо того, чтобы принять вызов Оттара, он украл автомобиль - такой же марки, как твой, - и удрал.
- По-твоему, Оттар мог бы публично назвать его негодяем?.. (Однако кое-что из их варварских обычаев я запомнил!)
- Странные слова для мейаканца! Немедленно остановись и выйди из машины! Или я открываю огонь!
Ошибка, понял Язон и до боли сжал челюсти. Гадес милосердный! Неужели кто-нибудь способен запомнить и не перепутать обычаи сотен крошечных государств, на которые разделен континент? Вестфалия представляла собой куда более пеструю мозаику, чем Земля в варианте истории, где этот материк называется Америкой. Ладно, подумал он. Вот и представился случай проверить, какие у него шансы вернуться - и в Америку, и в Еутопию…
- Хорошо, - сказал Язон. - У меня нет выбора. Но можешь не сомневаться, я потребую компенсацию за оскорбление.
Он тормозил максимально плавно - граница приближалась с каждым оборотом колеса… Дорога вытягивалась вдаль твердой черной лентой, расталкивая гигантские стены деревьев. Он понятия не имел, таксировали ли их когда-нибудь. Может быть, еще в те времена, когда белые люди впервые перебрались через Пенталимни (или Пять Озер), чтобы основать город Эрнвик, расположенный в том же месте, где Далат в Америке и Лукополис в Еутопии. Некогда Норландия простиралась далеко за страну озер, но после войн с дакотами и мадьярами ее территория уменьшилась. Постепенно расширение торговых связей позволило жителям освоить глубинные районы, богатые дичью (охота являлась национальной страстью Норландии). Таким образом, за триста лет древний лес полностью вернул себе утраченные права.
Перед глазами Язона возник пейзаж этих мест, существовавший в его варианте истории. Сады и огороды, усадьбы, выстроенные с любовью к гармонии, гибкие бронзовые тела в гимнасиумах, музыка при лунном свете… Даже пугающая Америка вспоминалась более человечной, чем эта мрачная чаща.
Но образ Еутопии лишь отголосок реальности, затерянной в многоликих измерениях пространства-времени. Сейчас и здесь он один, а над головой его кружит смерть. Перестань оплакивать себя, ты, идиот! Береги энергию, если хочешь выжить..
Язон остановил машину, приткнув ее к краю дороги. Потом он напряг мышцы, резко распахнул дверцу и выскочил.
Динамик за его спиной разразился длинной тирадой проклятий. Описав петлю, геликоптер ястребом ринулся вниз. Пули посыпались градом, но Язон уже спрятался под деревьями. Ветви заслонили его, словно крыша, которую то тут, то там пробивали солнечные лучи. Стволы сосен стояли во всей своей мужской красоте, и женщины могли позавидовать их аромату. Опавшие иглы покрывали землю, заглушая звук его шагов; сверху доносилось пение невидимого дрозда, легкий ветерок овевал лицо. Язон бросился на землю, в тень ближайшего дерева, и лежал, тяжело дыша, а частое биение сердца почти заглушало зловещий рев геликоптера.
Минуту спустя геликоптер улетел: Рунольф спешил доложить своему господину, что обнаружил "негодяя". Как же поступит Оттар? Он отправит в погоню всадников с собаками, иначе ему не выследить беглеца. Если так, Язон выиграл пару часов передышки.
А потом… он призвал на помощь все свои навыки, сел, прислонившись к дереву, и принялся думать. Если Сократ, чувствуя холод цикуты, подступающий к сердцу, продолжал учить афинскую молодежь мудрости, то и Язон Филипп в эту трудную минуту сможет, по крайней мере, оценить собственные шансы.
Он бежал из Эрнвика не с пустыми руками, прихватив пистолет местного производства, компас и наполнив карман золотыми и серебряными монетами. Одежда тоже была добротной: плащ, который можно использовать как одеяло, куртка, брюки, ботинки. Примерно так же одевались в средневековой Вестфалии.
Но самым мощным оружием был он сам - Язон Филипп. Высокого роста, крепкого сложения, светловолосый и с небольшим носом, доставшимся в наследство от галльских предков. А тренировали его специалисты, снискавшие себе лавры на Олимпиадах.
К прекрасно развитой мускулатуре прилагался блестящий ум. Принципы логики и семантики, заложенные педагогами Еутопии, были в его сознании столь же естественны, как дыхание для жизнедеятельности.
Он намеревался выжить во что бы то ни стало, хотя мог рассчитывать только на самого себя. И он рассчитывал. У него была цель. Он знал, ради чего должен жить. И ради кого. Ради человека, которого он любил и к которому хотел вернуться. Вернуться на родину, в Еутопию, Счастливую Землю, созданную его народом за две тысячи лет жизни на новом континенте. Понадобилось отринуть ненависть и мерзость Европы, чтобы прийти к выводу; "Целью нации является достижение всеобщей гармонии".
Язон Филипп должен вернуться на родину.
Он встал и двинулся на север. Он начал свой путь в тетраду, день, который его преследователи называли онсдаг.
Спустя полтора суток, в день, именуемый торсдаг, он все еще продирался сквозь лес, шатаясь от усталости; на зубах скрипел песок, а желудок, казалось, прилип к позвоночнику. Язон шел на дрожащих ногах и отмахивался от мух, роями круживших вокруг его потного тела. Неожиданно, хотя и далеко позади, послышался лай гончих псов.
Звук рога, словно протяжный хриплый зов, донесся сквозь аркаду листьев. Они напали на след, а он уже не мог двигаться быстрее настигающих всадников. Значит, больше ему не суждено увидеть звезды.
Его рука инстинктивно потянулась за оружием. По крайней мере нескольких он заберет с собой… Нет. Ведь он - эллин, не убивающий даже варваров, жаждущих лишить его жизни только за то, что он нарушил одно из их табу. Он выйдет им навстречу, остановится под куполом голубого неба и примет в себя их пули. И уйдет во тьму, унеся с собой память об Еутопии, о друзьях и прежде всего о Ники… Ники! Любовь моя…
С большим трудом Язон вдруг сообразил, что вышел из соснового леса и пробирается сквозь березовую рощицу. Свет золотил листья деревьев, лаская их стройные белые стволы… Из-за деревьев послышалось мерное ворчание мотора.
Он замер, чувствуя, как близок к полному изнеможению. Однако резервы еще остались; он выбросил из сознания далекий собачий лай и боль собственного тела. Задышал ритмично, сосредоточившись на чистоте и свежести воздуха, представляя атомы кислорода, проникающие в каждую клетку тела. Успокоил бешено бьющееся сердце, снял усталость, напрягая и расслабляя мышцы, и с радостью ощутил, как отчаяние, иссушавшее душу, уступает место холодному рассудку.
Язон огляделся. Впереди на север раскинулись возделанные земли: волны ветра скользили по молодым посевам, золотисто поблескивающим в лучах заходящего солнца. Неподалеку виднелась постройка одинокой фермы - длинные и низкие деревянные здания со шпилеобразными крышами. Дым от печей поднимался к небу.
В поле работал трактор, и взгляд Язона остановился на сидящем за рулем мужчине.
Хотя в этом мире уже изобрели диэлектрический мотор, на севере он еще не вошел в употребление; поэтому Язон не удивился, учуяв резкий запах выхлопных газов. Подумать только! В Америке грязный выхлоп считается одной из главных мерзостей. Табу. (В том свинарнике, который они называют Лoc-Анджелес!)
Но здесь и сейчас этот запах защипал его ноздри - словно запах надежды.
Мужчина заметил его, остановил трактор и потянулся за винтовкой. Язон пошел к нему, подняв руки и демонстрируя пустые ладони в знак мирных намерений. Водитель воспринял жест с явным облегчением. Он был типичным венгром: коренастый и крепкий, с выступающими скулами, вьющейся бородой, в цветастой, расшитой одежде. "Значит, я уже перешел границу, - с облегчением подумал Язон. - Это уже не Норландия, это воеводство Дакота!"
Прежде чем послать его в этот мир, антропологи из Института Парахронных Исследований снабдили Язона - используя электрохимический метод - знанием основных языков Вестфалии. (Жаль только, что плохо позаботились о знании местных обычаев…) Кто-то решил, что опыт, полученный в Америке, позволит ему квалифицированно работать именно в этой версии истории, относящейся к неалександрийскому варианту. Конечно, цель его миссии - ознакомление и определение степени различия обществ, существующих на разных Землях, но…
Урало-алтайские слова легко слетели с его губ:
- Благословенен будь! Я пришел к тебе как проситель…
Фермер сидел спокойно, но напряжение не сходило с его лица. Он посматривал вниз на Язона и прислушивался к доносящемуся издали лаю собак, держа оружие наготове.
- Я не из той страны, испани. (Еще одно определение "гражданина".) Я мирный купец из Старой Земли, прибыл к Владетелю Оттару Торкелссону, в Эрнвик. Но - не знаю, по какой причине, - его гнев упал на меня, и гнев столь сильный, что Оттар нарушил закон гостеприимства и покусился на мою жизнь, жизнь своего гостя. Это его палачи идут по моему следу. Ты слышишь лай их собак.
- Норландцы? Но ведь здесь же Дакота!
Язон согласно кивнул и улыбнулся, показывая зубы, которые блеснули неестественной белизной на грязном заросшем лице.
- Они вторглись в твою землю, не спросив позволения. Если ты останешься в бездействии, они скоро будут здесь и убьют меня, отдавшегося под твою защиту!
Фермер поднял винтовку.
- Откуда мне знать, что ты говоришь правду?
- Доставь меня к Воеводе, - сказал Язон. - Ты защитишь и закон, и свою честь. - Очень осторожно он извлек из кобуры пистолет и протянул фермеру. - Я навек буду твоим должником.
Недоверие, страх и гнев поочередно оживали на лице венгра. Он не принял протянутого оружия. "Если я хорошо в нем разобрался, - решил Язон, - то выиграю еще несколько часов жизни. Возможно, что больше, но насколько - будет зависеть от Воеводы.
Мой единственный шанс - использовать их варварство, их разделение на крохотные государства, гипертрофированные понятия о чести, фетишизацию права собственности и самостоятельности. А если я ошибусь, то умру, как цивилизованный человек. Этого у меня никто не отнимет".
- Собаки совсем близко. Они будут здесь прежде, чем мы успеем убежать, - сказал венгр с тревогой.
Язон чуть не упал в обморок от облегчения. Он не ошибся. Великим усилием он справился с собой и сказал:
- Мы устроим им сюрприз… Дай мне немного бензина.
- Ага! Таким образом! - фермер рассмеялся и соскочил с трактора. - Хорошая мысль, чужеземец. И кстати - я тебе благодарен. Последнее время у нас не жизнь, а скукотища.
На тракторе стояла запасная канистра с бензином. Вдвоем они прошли до леса по следам Язона, обильно поливая землю, а затем и деревья бензином. "Если и это не остановит свору, - подумал Язон, - то ее ничто не остановит".
- А теперь - быстро домой! - И венгр первый побежал вперед.