Однако в магазине бластера оставалось всего несколько зарядов. Если наемники Посвященных будут продолжать придерживаться той же тактики, заставляя его тратить заряды… Но откуда им знать, сколько их у него? Неважно. Они не успокоятся, пока не выполнят свое задание. Или, если ему повезет, он не перебьет их всех. Иначе он неминуемо погибнет. Тяжелая ситуация. Дэвид Фолкейн оценил ее спокойно, без лишней суеты, решив, что сумеет захватить с собой в ад нескольких туземцев. - "Жаль маму и отца, - подумал он. - Жаль Марти Шустера. Если он выживет…"
Два противника мчались к нему наискось по поросшему травой склону. Их гривы развевались. Приблизившись на расстояние выстрела, они разделились. Фолкейн выстрелил в одного, но тот в этот момент наклонился, и Дэвид промахнулся. Второй пустил стрелу по высокой траектории. Фолкейн выстрелил и в него, но туземец совершил профессиональный маневр и отступил. Стрела вонзилась в землю в сантиметре от правой ноги Фолкейна.
"Отличная уловка, - подумал он со странным безразличием. - Интересно, встречался ли им раньше мой защитный прием или они только что придумали, как надо атаковать в такой ситуации? Не удивлюсь, если только что. Умные парни, эти айвенгианцы! А мы со всей нашей гордой цивилизацией не можем справиться с такой простейшей вещью, как табу на колесо.
Черт, если б можно было спокойно подумать над этим…"
Два других туземца быстро приближались, справа. Фолкейн сузил луч бластера, как только мог, чтобы увеличить дальность и выстрелил, тщательно прицелившись. Он попал в одного фастига, потом в другого; раны небольшие, но болезненные. Животные закричали. Всадники справились с ними и повернули прочь. Фолкейн вовремя обернулся, чтобы выстрелить по второй паре, но так как одновременно надо было уворачиваться от их выстрелов, последовали промахи с обеих сторон.
"…и точно установить, что такое колесо, а потом придумать что-нибудь, действующее так же, как оно…
Где же первый ларсумец, которого я ранил в руку? Погоди… его фастиг стоит без всадника в отдалении. Но где же он сам? Эти задиристые парни не из тех, что отказываются от своей цели из-за пустякового ранения.
…У меня были хорошие успехи по математике. Так говорили мне учителя. Почему же теперь я не могу восстановить в памяти то, что знал когда-то, чтобы воспользоваться этим сейчас? Готов поклясться, что на экзамене я решил бы эту проблему…
Похоже, что раненый пробирается ползком через густой кустарник, он хочет приблизиться вплотную и внезапно напасть.
…Конечно, это не экзаменационная комната. Строгий анализ невозможен в обстоятельствах, когда приходится думать о сохранении жизни. Очень сомнительно, что в таких условиях я сумею найти ответ; может, его подскажет подсознание…"
Четверо всадников собрались вместе на совещание. Издалека они напоминали игрушечных солдатов. Они стояли на вершине высокой гряды, шедшей параллельно дороге и полого спускавшейся к ней. Фолкейн не слышал ничего, кроме гула ветра. Солнце уже взошло, малейшие неровности отбрасывали в траве густые фиолетовые тени. Воздух все еще был ледяным, и дыхание вырывалось струйкой пара.
"…Посмотрим. Колесо - это своего рода рычаг. Нельзя ли воспользоваться другим? Погоди! Винт? Нет, как его приспособить? Если бы это было возможно, Ромуло Паскаль додумался бы сам.
Может разрезать колесо на части и прикрепить их в отдельности? Нет, я предлагал это Ребо, и он ответил, что устройство со стороны все равно будет иметь округлую форму…"
Всадники, очевидно, выработали какой-то план. Они подвесили луки к седлам и двинулись к нему цепью.
"…Что еще делает колесо кроме того, что обеспечивает механическое передвижение? В идеале оно касается поверхности только в одной точке. А есть ли другие фигуры того же типа? Конечно, их много. Но что толку от эллиптического колеса.
Эй, нельзя ли сделать гусеницу, ось которой будет перемещаться по эллипсу, причем ее поверхность будет двигаться ровно? М… м… м… нет, сомневаюсь я, что это выполнимо, особенно учитывая состояние здешних дорог и то, что у нас нет другого двигателя, кроме мускульной силы. Система быстро развалится на куски…"
Передовой наемник перешел на галоп. Фолкейн поймал его в прицел и ждал, когда он приблизится на расстояние, на котором выстрел будет смертельным. Передатчик щелкнул в кармане Фолкейна, но у него не было времени доставать его.
"…Всегда найдутся возражения - сложность, неэффективность, хрупкость - по поводу всего, что мне приходит в голову, вроде этой гусеницы. Может, Паскаль придумает что-нибудь. Но должно же быть какое-то простое решение!"
Пригнувшись к шее фастига, передний всадник был уже в пределах досягаемости. Да, в пределах! Фолкейн выстрелил. Заряд попал фастигу прямо в грудь. По инерции он пролетел по склону холма еще несколько метров, прежде чем упал. Всадник выпрыгнул из седла в момент падения и избежал попадания луча. Он коснулся земли, с акробатической ловкостью перевернулся в воздухе и исчез в кустарнике.
К тому времени, когда Фолкейн догадался о их замыслах, он уже выстрелил во второго противника. Второй фастиг с грохотом ударился о первого. Третий проскочил мимо, напуганный, но контролируемый.
- О, нет, не надейтесь, - прохрипел Фолкейн. - Я не собираюсь сам строить для вас укрытие…
Он позволил остальным проскочить мимо. Когда фастиги повернулись, подставив всадников под огонь, он пристрелил одного из них, испытав при этом мрачное удовлетворение. Четвертый увернулся от луча, спрыгнул на землю и, подбежав к мертвым животным, укрылся за ними.
Выстрелы Фолкейна падали на склон, но наемников надежно скрывали заросли, а сейчас, весной, - было еще слишком влажно, чтобы кустарник загорелся. Третий ларсумец достиг баррикады и перерезал горло своему фастигу. Тот забился в судорогах и умер.
Итак, три воина достигли своей цели. Теперь они были скрыты за сооруженной общими усилиями стеной, слишком толстой, чтобы прожечь ее бластером, достаточно высокой, чтобы за ней можно было укрыться и посылать в Фолкейна стрелы по крутой дуге. Конечно, цель не очень удобная…
Начали падать стрелы. Фолкейн сжался в комок, как только мог, и постарался укрыться под одним из убитых фастигов.
"…Нечто такое… способное вращаться и устойчиво нести груз, но не кругло…"
Стрелы падали. Их острия глубоко вонзались в почву и мертвые тела фастигов. Прошло какое-то время, обстрел продолжался; голова с львиной гривой выглянула из-за баррикады, чтобы оценить положение. Фолкейн уловил перерыв в обстреле, приподнялся на колене и выстрелил.
Он должен был попасть на таком расстоянии. Но не попал. Луч уперся в баррикаду, поднялся коричневый дымок. Ларсумец нырнул за укрытие.
Рука Фолкейна дрогнула, потому что он внезапно нашел РЕШЕНИЕ.
Он вытащил радио.
- Алло! - крикнул он. - Слушайте, я знаю, что делать!
- Делай все что угодно, Дэви, - ответил Шустер.
- Не мне. Я знаю, как нам вырваться отсюда…
Стрелы вновь начали падать дождем. Боль пронизала левую икру Фолкейна. Он уставился на стрелу, торчавшую из ноги, не сразу поняв, что произошло.
- Дэви? Вы здесь? - кричал ему через тысячу километров Шустер.
Фолкейн с трудом глотнул. Пока рана не слишком болела. А враги вновь прекратили огонь. Очевидно, они подбирались поближе.
- Слушайте внимательно, - сказал он в передатчик. Он упал на землю, и кровь из раны полилась на траву. Какой-то частью сознания он отметил, что человеческая кровь не имеет в этом мире своей обычной яркости, а кажется черно-красной. Кровь текла слабо, значит, крупные сосуды не были повреждены. - Вы знаете, что такое многоугольник постоянной ширины? - спросил он.
Ларсумец отважился выглянуть из-за укрытия. Фолкейн не выстрелил, тогда туземец вскочил на ноги, взмахнул рукой и снова спрятался. Дэвид был слишком занят, чтобы удивляться этому.
- Вы ранены, Дэви? - спросил Шустер. - У вас странный голос. Они все еще рядом?
- Замолчите, - сказал Фолкейн. - У меня мало времени. Слушайте. Фигура постоянной ширины, будучи помещенной между двумя касательными к ней параллельными линиями, вращается так, что линии все время остаются касательными. Иными словами, ширина фигуры всегда одинакова - линии, проведенные от любых двух ее точек через середину, равны. Окружность, очевидно, одна из фигур этого класса. Но…
Пропавший ларсумец с раненой рукой выпрыгнул из-за кустов у дороги. В его правой руке был зажат нож. Фолкейн краем глаза уловил его движение, повернулся и потянулся к лежащему на земле бластеру. Нож описал в воздухе дугу. Фолкейн вскрикнул от боли: его рука оказалась приколотой к земле.
- Дэви! - крикнул в передатчик Шустер.
Фолкейн левой рукой дотянулся до бластера. Ствол ходил ходуном. Он выстрелил и промахнулся. Наемник перескочил через баррикаду, вытаскивая меч. Его первый удар пришелся мимо, очевидно, в момент выстрела воин закрыл глаза. Оружие ударило рядом с раненой ногой Фолкейна.
Человек вытащил нож, которым была пришпилена его рука, вскочил на ноги и напал с ножом в левой руке. Голос его перешел в крик:
- Окружность - не единственная фигура такого рода. Возьмите равно…
Прыжок Фолкейна достиг цели. Дэвид ударил ножом, но клинок отскочил от нагрудника туземца. Тот нанес ответный удар. Фолкейн тоже увернулся. Наемник воинственно размахивал своей рапирой.
- …равнобедренный треугольник, - кричал Фолкейн.
- Проведите дугу…
Послышался звук рога. Наемник испуганно отскочил. Со склона холма ларсумец послал в Фолкейна еще одну стрелу. Но раненая нога дала о себе знать, Фолкейн упал на колени, и стрела просвистела мимо.
Между тем стрела, пущенная кем-то с тыла, ударила всадника в грудь. Тот схватился за раненое место и упал. Уцелевшие наемники Посвященных указывали на круги на своих кирасах. Но всадники, появившиеся с запада, осыпали их градом стрел, и скоро все было кончено.
Ребо, сын Легвора, спрыгнул с седла, успев подхватить на руки потерявшего сознание Фолкейна.
7
Мукерджи вошел в кают-компанию, где Шустер в одиночестве раскладывал пасьянс.
- Где Ромуло? - спросил он.
- Сидит у себя и сходит с ума, - ответил Шустер.
- Он пытается сделать то, о чем говорил Дэви перед тем как… - он поднял свое полное лицо. - Что слышно о парне?
- Ничего. Как только узнаю что-нибудь, я вам, конечно, сообщу. Его радио все еще включено. Я слышал, как рядом с ним ходили и что-то говорили туземцы. Но он молчит, а все остальные, очевидно, боятся говорящего ящика.
- О, боже, и я послал его туда.
- Вы не могли знать, что на него нападут.
- Я должен был знать, что самое безопасное место на планете - это наш корабль. Я должен был идти сам.
- Шустер, ничего не видя, смотрел на карты. - Он мой ученик.
Мукерджи положил руку на плечо торговца.
- Но вы не должны заниматься повседневной работой. Даже сражения уже не для вас. Ваша голова необходима здесь.
- К чему мне теперь голова?
- Вы должны что-нибудь придумать. О чем вы говорили с этим крестьянином за несколько часов до восхода солнца?
- Я уговорил его отнести мое послание Посвященным. Эта услуга стоила мне ножа. Я прошу Херигаскора прийти сюда для тайных переговоров. Он второй по старшинству среди астрологов, он очень умен и, как мне кажется, относится к нам более дружественно, чем другие. Во всяком случае, у него нет такой фанатической ненависти к новшествам, как у Скетуло, - Шустер увидел, что кладет червовую карту на бубновую и, выругавшись, смешал колоду. - Очевидно, Ребо увидел блеск выстрелов и покончил с наемниками. Но вовремя ли он пришел? Жив ли еще Дэви?
Зазвонил сканнер. Оба вскочили на ноги и подбежали к ближайшему экрану.
- Легок на помине, дьявол, - сказал Мукерджи. - Действуйте, Мартин. Я пойду в рубку и посижу у радио.
Шустер взял себя в руки и открыл люк. Высунувшись за борт, он вдохнул холодный утренний воздух, наполненный резкими запахами. Херитаскор взобрался по трапу и вошел в корабль. Его большое тело было плотно закутано в плащ, который он не снимал, пока за ним не закрылась дверь. Под плащом была обычная одежда Посвященного. Очевидно, он старался, чтобы его не узнали.
- Приветствую, - сказал Шустер, - и благодарю за то, что ты пришел.
- Твое послание не оставило мне выбора, пришелец, - сказал Посвященный. - Для блага Ларсума и веры я должен выслушать тебя, если ты клянешься, что дело твое важное.
- Вам… гм… запретили навещать корабль?
- Нет, но лучше не давать главе повода для запрещения.
Херитаскор прищурился и взглянул на экран, который казался ему слишком ярким, хотя на самом деле яркость его была уменьшена в целях экономии энергии в аккумуляторах корабля. Шустер провел Посвященного в свою каюту, приглушил освещение и подвинул гостю кресло.
Они сели и некоторое время молча смотрели друг на друга. Наконец Херитаскор сказал:
- Если ты повторишь свое утверждение, я вынужден буду назвать тебя лжецом. Но я думаю, что ты человек чести.
Шустер почувствовал смущение, его планы не вполне соответствовали представлению о честности.
- Ты должен знать, что многие Посвященные считают ошибочным решение Скетуло запретить новую математику и астрологию. Если бы он доказал, опираясь на Священное писание, на традиции или просто на здравый смысл, что твои слова противоречат Слову Бога, все жрецы, конечно же, поддержали бы его в неприятии твоего знания. Но он даже не сделал попыток убедить нас - он просто издал приказ.
- Тебе разрешено обсуждать с ним этот вопрос?
- Да, правило гласит, что Посвященный может обсуждать любые вопросы в рамках доктрины. Но мы обязаны повиноваться приказам своих начальников, пока эти приказы являются законными.
- Я так и думал. Что ж… - Шустер потянулся за сигарой. - Вот что я хотел тебе сказать. Мне нужен союз с Посвященными, а не вражда. С целью добиться этого союза я хочу убедить тебя, что мы не только не представляем опасности для вашей веры, а наоборот, можем стать орудием ее дальнейшего укрепления и развития. Я хочу, чтобы ты внушил это остальным.
Херитаскор молча ждал продолжения. Его глаза сузились и загорелись.
Шустер закурил и принялся пускать облака дыма.
- Цель вашей астрологии заключается в том, чтобы установить волю Бога и план, по которому он создал Вселенную. А это означает, что высшей целью Посвященных является утверждение истинной природы Бога в той мере, в какой это может быть понятно смертным. Ваши теологи в прошлом сделали кое-какие выводы, но являются ли эти выводы окончательными? Разве больше нечего открывать?
Херитаскор наклонил свою львиную голову и проследил полет кольца дыма в воздухе.
- Конечно есть, что открывать. Должно быть. Ничего ценного в этой области не было сделано с тех пор, как была написана "Книга Домпо", и я сам часто рассуждал… продолжай, прошу тебя.
- Мы, пришельцы, не посвящены в вашу религию, - сказал Шустер. - Но и мы провели несколько столетий, изучая чудо божественного сознания. Мы тоже верим, по крайней мере, некоторые из нас, в единого Бога, бессмертного, вездесущего, всемогущего, совершенного… создавшего все вокруг. Возможно, наша теология отличается от вашей в решающем пункте. А может, и нет. И могу ли я сопоставить вашу точку зрения с нашей? Если ты укажешь, в чем мой народ ошибается, я буду благодарен тебе и, если останусь жив, донесу ему правду. Если же, с другой стороны, я смогу доказать тебе, что в чем-то наша теология опередила вашу, то тогда ты поможешь понять остальным, что мы, пришельцы, не представляем для вас угрозы, а скорее, можем принести пользу.
- Сомневаюсь, что Скетуло и некоторые другие твердолобые Посвященные согласятся с этим, - сказал Херитаскор. - Но если новая истина действительно будет доказана, и кто-то посмеет отрицать ее… - он сжал кулаки, - Я слушаю.
Шустер не был удивлен поведением Херигаскора. В прошлом каждая земная религия, независимо от того, насколько она была завершена в теории, имела мыслителей, которые заимствовали идеи от соперничающих с ней религий. Он устроился поудобней, разговор должен был занять немало времени.
- Первый вопрос, который я хочу обсудить, - сказал он, - формулируется следующим образом: почему Бог создал Вселенную. Есть ли у вас ответ на этот вопрос? Хоть какой-нибудь?
Херитаскор удивленно взглянул на него.
- Нет. В Писании просто констатируется, что он это сделал. Разве мы можем рассуждать о причинах его поступков?
- Я считаю, что смеем. Если Бог всемогущ и неограничен в своем существовании, значит, он существовал вечно и задолго до того, как создал мир. Он бесконечен. Но мысль и существование само по себе конечны, не так ли?
- Ну… гм… да. Это звучит разумно. И мысль и существование сами по себе конечны.
- Так. Я думаю, ваши философы уже спорили о том, является ли реальным падение камня в пустыне, где его никто не видел и не слышал.
Херитаскор кивнул.
- Это старая загадка, о ней думали на бесчисленных планетах, я хочу сказать, в бесчисленных странах. Подобным же образом Бог в своей высшей неограниченности не мог быть воспринят и осознан мыслью, и не мог быть описан в словах. К моменту творения не существовало ни мыслящих, ни говорящих существ. Соответственно, в известном смысле, не существовало и самого Бога. Точнее, его существованию недоставало окончательной завершенности, так как оно не было наблюдаемым и осознаваемым. Но как может существование совершенного Бога быть несовершенным? Очевидно, не может. Следовательно, Богу было необходимо создать мир, чтобы стать наблюдаемым и осознаваемым, чтобы приобрести абсолютную цельность? Ты следишь за моей мыслью?
Херитаскор напряженно кивнул. Дыхание его участилось.
- Сказал ли я что-нибудь такое, что противоречит твоей вере? - спросил Шустер.
- Нет… мне кажется, нет. Хотя это так ново… Продолжай!
- Акт созидания, - сказал Шустер, затягиваясь, - логически должен включать в себя желание созидать, мысль о том, что будет создано, решение создавать и, наконец, саму работу по созиданию. В противном случае Бог действовал бы по капризу, а это абсурд. Но эти способности - желание, мысль, решение и работа - ограничены. Они неизбежно сосредоточены на одиночном акте созидания, они находятся вне безграничных возможностей, так как включают в себя вполне определенные действия. Следовательно, акт созидания означает известную ограниченность Бога, что невозможно признать, даже на время. И мы приходим к парадоксу: Бог должен был создавать и в то же время не мог создавать… Как разрешить этот парадокс?
- А как вы разрешили его? - Херитаскор выглядел несколько ошеломленным.
- Мы решили, что сам акт созидания совершался десятью разумными ипостасями-серафимами…
- Постой! - воскликнул Херитаскор. - Не может быть других богов, даже подчиненных главному, и в Писании ничего не говорится о том, что ангелы создали мир.