Она решила не сопротивляться. Киреев забрал у нее портфель и компьютер и вместе с ней вошел сначала в ее приемную, мимо одновременно работающей на компьютере и говорящей по коммуникатору Инги, потом в кабинет. Год назад, в начале активных контактов с американской и европейской элитами, этот кабинет много кого повидал. Тогда наличие женщин среди загадочных и страшных Советников многим на Западе показалось добрым знаком, особенно европейцам. В начале контактов западные переговорщики были настроены весьма наивно, и поэтому, когда они узнали, что одна из женщин входит в группу ключевых Советников, они сделали все, чтобы обаять ее. Наивный период в общении между западной элитой и Советниками быстро закончился, и сейчас, пожалуй, ее ненавидели даже больше, чем всех остальных Советников. Когда женщина европейской внешности, образованная, разумная и знающая два иностранных языка, спокойно и внятно демонстрировала "чуждость западным ценностям", такое не прощалось. Однако времена наставали другие, и прагматизм брал верх. То ли не оставляя своих надежд на половой фактор, то ли по привычке к ней продолжали обращаться. В этом была и другая логика: когда европейцы наконец поняли, к чему все идет, Советники уже практически полностью устранились от постоянных контактов, передав процесс в руки Администрации Президента и МИДа. Согласившись со многими условиями российской стороны, западные элиты пытались вести хоть какую-то собственную игру на поле Советников. Суворов во встречах никогда не участвовал, Никитин, которому был поручен контроль переговорного процесса со стороны Совета, всегда держался в рамках официальной линии, а вот зеленоглазая "miss may be", хотя и обманула их ожидания годичной давности, всегда была приветлива, внимательна, готова обсуждать любые вопросы и всегда оставляла надежду. То, что это своеобразный вариант игры в злого и доброго полицейского, западные переговорщики, безусловно, понимали, но перекрыть канал достаточно откровенного общения с одним из самых влиятельных людей России было бы просто безумием. Аня была уверена, что и сегодня ей, по меньшей мере, придется обработать парочку сообщений из Европы или Штатов, а может быть, и поговорить с кем-нибудь по телефону. Чего ее собеседники и корреспонденты не понимали, так это того, что даже в этих контактах она оставалась прежде всего хранительницей графика и делала все для того, чтобы график выполнялся.
Она сняла плащ, повесила его в шкаф, забрала у Киреева компьютер, раскрыла его и стала подключать беспроводное сетевое устройство. Киреев поставил ее портфель на стол и наткнулся глазами на свеженький компнот в полиэтиленовой упаковке и чип памяти, лежавшие на столе рядом с чашкой крепкого чая, приготовленной предупредительной помощницей. Все то время, что потребовалось Ане, чтобы подсоединить сетевое устройство и шнур питания к компьютеру и нажать на кнопку включения, Киреев, не мигая, смотрел на компнот, потом он поднял глаза на Аню, и их взгляды встретились.
– Аня, ты нормально себя чувствуешь? – спросил он.
– Что, с твоей точки зрения, мне вредно высыпаться? – отозвалась Аня.
Киреев не ответил и долго смотрел ей в глаза. Она не отводила взгляд и даже улыбнулась. "Обойдешься, Сашка", – еще раз подумала она и вдруг всплыли откуда-то слова: "Не просыпайся пока. Еще рано". "Что это значит?" – подумала Аня, тряхнула головой и отпила чай из своей чашки.
– Хочешь чаю? – спросила она.
– Нет, спасибо, – ответил Киреев, снова улыбаясь, – я сейчас пойду. Но ты, мне кажется, чем-то взволнована. Если что, связывайся, я всегда рядом.
– Спасибо, Саша, я знаю.
Смотреть на него с безмятежным видом было сложно, но она, как ей показалось, справилась. Он попрощался и пошел к двери. В этот момент на нее снова что-то накатило. Ей казалось, что он идет, как в замедленной съемке, идет целую вечность. Когда он наконец дошел до двери, добавилось еще и то самое ощущение, которое она испытала после утреннего душа и только войдя на территорию Кремля. Это было очень знакомое ощущение, и она наконец поняла, что это такое. "Нет! – подумала она. – Нет! Это немыслимо, этого не может быть, и это нельзя почувствовать так скоро…" Когда Киреев открыл дверь и обернулся на нее, прежде чем выйти, она едва сдержала себя, чтобы не остановить его. Когда закрылась дверь и мягко чмокнул электромагнитный замок, мир вернулся к обычной своей скорости, звуки стали нормальными, а краски яркими. Небо не упало на землю, мир не рухнул, Советник Филиппова была на своем рабочем месте.
Оставшись одна, она какое-то время размышляла только над одним вопросом: "Одна или вдвоем?" Не придя ни к какому решению, она решила, что начнет сегодня же разыгрывать нарастающее нервное истощение. Ей понадобится отпуск, долгий отпуск, и этот отпуск надо как следует обыграть. И еще придется вносить кое-какие коррективы: ее временное отсутствие никак не должно повлиять на выполнение намеченной Советниками программы. Простой расчет показывал, что, исчезнув в августе, она сможет снова появиться на своем месте во второй половине 2011 года. До, во время и после график должен соблюдаться досконально во всех деталях. И она сделает это. Просьба никому не беспокоиться: никто ни в стране, ни в мире не уйдет от своего места в графике, все пойдет по плану. Аня улыбалась.
Глава 17
База "Витязь-2". 20 км от Новосибирска.
Пятница, 14 июня 2024 г. 16:20.
Когда над дверью загорелась зеленая лампочка, Суворов подошел к пульту управления дверью и разблокировал замок. Дверь приоткрылась, и Суворов заглянул в образовавшуюся щель. Ему в лицо сразу нацелилось жерло ствола Калашникова с пламегасителем. Автомат держал в руках молодой прапорщик с жесткими раскосыми глазами. За ним стояли два сержанта с автоматами на изготовку, следом стоял полковник Труков, за ним – лейтенант Морозов. У него автомат был повешен на плечо. Суворов отступил на шаг.
– Прапорщик Татюбаев, – представился первый военный. – Код "Красный вымпел". Оружие на пол. Любое неподчинение – огонь на поражение.
Суворов поднял руки и отступил в глубь комнаты. Военные быстро заполнили комнату. Морозов сразу стал осматривать лежащие на полу тела. Остальные цепко держали на прицеле Суворова, Струева и Соколова.
– Спокойно, господа, – обратился Труков к Президенту и Советникам, – сядьте в кресла и позвольте нам завершить формальности. Напоминаю вам, что код "Красный вымпел" действует независимо от того, кем он был инициирован, до полного прояснения ситуации.
– Мы это помним, Труков, – сказал Суворов, садясь в кресло. – Проверяйте нас поживей.
– А вот разговаривать не стоит, Данила Аркадьевич, – предупредил Труков, – и вас, господа, прошу о том же. Ким!
Вкативший в комнату тележку с медицинским оборудованием военный медик внешностью своей никак не соответствовал фамилии. Это был спокойный светловолосый славянин.
– Начните с Президента, – распорядился Труков.
Медик споро принялся за дело. Анализ крови и снятие энцефалограмм всех троих заняло у него десять минут.
– Они чисты, господин полковник, – доложил медик, – у Советника Суворова следы подавляющего воздействия.
– Господин Президент, – вытянулся в струнку Труков, – операция по коду "Красный вымпел" завершена.
– Вольно, полковник, – ответил Соколов, – операцией командует Старший Советник Суворов.
– Есть.
– Садитесь, Труков, – сказал Суворов. – Что еще за следы воздействия?
– Это значит, Данила Аркадьевич, что вы не под контролем, но на вас оказывали воздействие. В данном случае – подавляющее. Видимо, пытались расслабить, снизить собранность, подавить волю. Сейчас само воздействие снято, но следы на энцефалограмме видны.
– Хм… Где Щерин и Скотников?
– Скотников в запасной операторской, Щерин – в основной. Оба чисты.
– Доложите результаты работы на базе, – распорядился Суворов. – И распорядитесь здесь прибрать. Лейтенант Лейбниц героически погиб, Минейко… Хм-м… Тело ассоциированного Советника Минейко сжечь немедленно в местном крематории. Исполняйте.
Все военные, кроме Трукова и Морозова, выскользнули за дверь. Через какое-то время вошли четверо военных и вынесли тела. Деловито и бесшумно вошел по-крабьи "кореец"-уборщик и принялся за гильзы, кровь и все остальное. При виде того, как робот всасывает остатки мозгов Минейко, Соколова чуть снова не стошнило. Струев еще раз хмыкнул по поводу "корейской дури".
– Докладывайте, Труков, – напомнил Суворов.
– Есть, – отозвался Труков. – Практически весь личный состав базы чист. Четырнадцать человек оказали сопротивление. Двенадцать из них уничтожены. Двое изолированы. У всех ДНК-анализ в норме. У двух арестованных на энцефалограмме явные признаки контроля второго уровня. Пятнадцать человек со следами воздействия. Вашего вестового, Данила Аркадьевич, перехватили по дороге. Он чист. По двум личностям контроль провести не удалось: помещение, где они находятся, блокировано.
– Что?! – вскинулся Суворов. – Что значит блокировано? Разблокировать и довести операцию до конца! Что за черт…
– Блокировано изнутри, Данила Аркадьевич.
– Что за комната?
– Господина Штеймана. Там с ним господин Киреев.
– Гы! – булькнул Струев. – Попался-таки в расставленные силки.
– Киреев?! – вскинулся Суворов. – Господи! Но он ведь с нами еще с… Но он-то как мимо всех тестов проскочил?
– А он их тоже не сдавал, – отозвался Струев.
– Почему не сказал сразу? – спросил Суворов, багровея.
– А ты бы поверил сразу-то? Этот крендель глубоко влез во все с самого начала. И расследования все внутренние под себя подмял. Без него Минейко свою собственную замену нипочем бы не провернул. Такие дела…
Суворов помолчал какое-то время, потом глухо спросил:
– Ты уверен, что третьего на базе не было?
– Вероятность девяносто пять процентов.
– Статистик хренов! – раздраженно проговорил Суворов. – Связь с их комнатой есть?
– Так точно, – ответил Труков. – Лейтенант, настройте аппаратуру.
Лейтенант Морозов прошел к видеотерминалу, включил его и стал колдовать над ним. Через две минуты он отошел в сторону, и всем стал виден экран, на котором появилась картинка одного из помещений базы.
– Аудиосвязь должна быть двухсторонней. Видеосвязь односторонняя, – сказал Морозов.
Камера, с которой шла картинка, располагалась под потолком. В комнате – двое. Штейман полулежал в разложенном компьютерном кресле. Киреев вышагивал от стены к стене. Суворов прошел к пульту и сел в кресло перед ним. Он щелкнул по микрофону. Киреев на экране дернулся и безошибочно повернулся к камере видеонаблюдения.
– Здесь Суворов. Яне буду, с твоего позволения, называть тебя по имени.
– Как вам будет угодно, – спокойно ответил Киреев.
– Что с Фломастером?
– Он жив, – ответил Киреев, – и все мне рассказал. Но он повредил пульт управления, и я оказался заперт за вашим чертовым полем. Потрясающе, как он додумался…
– Еще более потрясающе, – вступил в разговор Струев, встав за спиной Суворова, – как легко оказалось вас ловить. А еще мы умеем вас убивать и пытать. Ты отпустишь Фломастера, нелюдь!
– Отпущу, – сразу согласился Киреев, – я почувствовал, что вы уничтожили Минейко. Я знаю, что не уйду отсюда живым. И я готов поговорить безо всяких предварительных условий.
– Зачем ты пошел к Фломастеру? – спросил Суворов.
– Заставить его выпустить Минейко. Вместо этого попался сам.
– Почему бы тебе не убить его? – спросил Струев. – У нас будут трудности с техникой уничтожения вас без его помощи.
– Какое-то время, господин Струев, – вздохнул Киреев, – только какое-то время. Поэтому не вижу в этом смысла. Скажите, господа, а вы уничтожите меня вместе с Фломастером?
– Если надо будет, уничтожу, – ответил Суворов, – будь уверен. Сомневаешься?
– Конечно, я не сомневаюсь, – улыбнулся Киреев, – как будем говорить?
– Ты уверен, что я вообще хочу с тобой говорить?
– Я хочу, – подал голос Соколов.
– Сергей Савельевич…
– У меня есть вопросы, Данила Аркадьевич, – с нажимом произнес Президент, – к вам, кстати, тоже. Но это после. Сейчас – к ним.
– Ладно, – согласился Суворов и снова обратился к микрофону. – Учти, говорить надо аккуратно. Это, надеюсь, ты тоже почувствовал.
– Не волнуйтесь, – отозвался Киреев, – я не стану пытаться поставить кого-либо из вас под контроль.
– Поговорить ты тем не менее хочешь. Чего хочет Президент, я понимаю, но ты… Чего хочешь ты?
– Я хотел объяснить, – сказал Киреев.
– Объясняй, – Суворов встал и уступил место Соколову. Он приладил на ухо коммуникатор и тронул сенсор вызова. – Щерин? Это Суворов. Изменения ветра не будет. Да, хорошо. Соедините меня с Анной Григорьевной в Москве. Анюта? Это снова я. Откладывай синее перо на два часа. Я снова выйду на связь. Пока. Что? Да, пока все идет хорошо, если помнишь тот анекдот. Все, отбой.
Суворов сел в кресло позади Соколова и Струева и закурил.
– Что вас интересует, господин Соколов? – раздалось из динамика.
– Почему вы с самого начала не стали соблюдать договор?
– Господин Соколов, это странный вопрос, – ответил Киреев. – Подумайте сами, вы бы стали соблюдать договор с муравьями на вашем дачном участке? С другой стороны, поначалу договор почти полностью соблюдался. Но затем… затем нам потребовалось кое-что откорректировать…
– Это сейчас становится понятно, – перебил Соколов, – но ответьте мне вот на что. Во всем этом все равно проглядывает какая-то бессмыслица. Ради чего вам лезть сюда? Ради чего менять нас или менять что-то в нашем устройстве?
– Вы неверно сформулировали вопрос, господин Соколов, – откликнулся Киреев. – Ради чего нам с вами вообще сталкиваться, заключать и нарушать договоры?
– Полагаю, что понимаю, ради чего, – ответил Соколов. – Судя по упоминанию дачного участка, этот мир вы считаете своим. Никакого другого у вас нет…
– У вас тоже.
– Признаете, стало быть, – кивнул Соколов, – что же… Вы возомнили себя даже не элитой, а подлинными хозяевами этого мира и явно занимаетесь здесь какими-то проектами. При этом вы считаете нас достаточной опасностью, чтобы…
– Есть опасности пострашнее вас для нас или наоборот, – уже с совершенно обезоруживающей улыбкой проговорил Киреев.
– Маленькие серые? – спросил Соколов.
– Ах, бросьте, – махнул рукой Киреев, – кучка сбрендивших не то слуг, не то даже домашних животных, отбившихся от каравана пару сотен лет назад.
– Чьего каравана?
– Мы не знаем.
– Когда вы узнали о них?
– В прошлом веке, примерно тогда же, когда и вы, только чуть раньше. Когда они окончательно деградировали, видимо, включились какие-то генные программы, и они решили, что Земля – место для исследования. Техника к тому времени порядком подызносилась, так что в 1947 году их существование стало очевидным фактом. Мы возлагали на их технику определенные надежды, которым, увы, не суждено было сбыться.
– Однако других ситуаций 28 мы не знаем, – сказал Соколов.
– Мы тоже, – было видно, что Киреев снова улыбается.
– Тогда я не собираюсь разбираться с вашими опасностями, – отрезал Соколов.
– Но почему же, господин Президент? – удивился Киреев, даже руками всплеснул. – Ваше дело, что предпринять дальше, но получить от нас информацию, по-моему, было бы полезно…
– Почему вы не стареете, Киреев? – перебил Соколов.
– Мы можем управлять процессами в своем организме.
– А Минейко…
– Молодой и неопытный. А я… В некотором смысле получил повышение.
– Что будем делать, господа? – Соколов встал и обернулся ко всем.
– Стоп-стоп, – встрепенулся Струев и протиснулся к микрофону. – Слышишь, нелюдь, постарайся ответить честно. Все-таки Россия вам мешает?
– Принципиально нет, – ответил Киреев, – однако тут все гораздо сложнее, чем вы думаете, господин Струев.
– Ты держишь нас за дураков?
– А динозавры были дураками, господин Струев?
– Ладно, нелюдь, – хмыкнул Струев, – постараюсь сформулировать иначе. Почему все крутится вокруг России?
– На какой же вопрос мне отвечать? – снова расплывшись в улыбке, произнес Киреев.
– Ты издеваешься, гад?! Может быть, организовать для тебя менее комфортные условия, а?
– Господин Струев, неужели вы полагаете, что я сейчас стараюсь уклониться от ответов? Мне действительно сложно разговаривать с вами по существу. Ну подумайте: почему мы для вас враги, мы поняли, однако пытались ли вы понять, почему для нас враги вы?
– Все-таки враги?
– Снова мимо, господин Струев. Вопрос не в этом. Вы думаете, что мы считаем вас врагами. Почему? Из соображений симметрии? Смешно.
– Потому что вы здесь, – ответил Струев.
– Я уже несколько утомлен подобного рода логикой, – вполне натурально вздохнул Киреев, – снова призываю вас к мышлению. Вы считаете себя достаточно сильной цивилизацией, отчасти небезосновательно. Коли так, возможно, вы и вправду можете кое-что. Теперь предположим, что мы считаем так же. Неужели в случае наличия опасности не было бы глупостью не воспользоваться вами? Так достаточно понятно?
– Но ведь это не все, не так ли? – спросил Струев.
– Совершенно верно, – ответил Киреев. – Вы тоже представляете собой опасность. Но что с того? Приходится выбирать.
– То есть мы думали, что на нас весь мир клином сошелся, а выясняется, что…
– Если вам угодно, то именно так, господин Струев.
– Но вы-то понимаете, что для нас опасность – это вы?
– Очень хорошо понимаю, господин Струев. Я уже говорил. Но это ни нам, ни вам ничего не дает.
– В каком смысле? – опешил Струев.
– Вы не совсем еще осознали, господин Струев, что произошло, – ответил Киреев, – и когда это произошло. Произошло это достаточно давно, чтобы все ваши переживания по поводу прошедших шестнадцати лет оказались плачем ребенка по поводу потерянной игрушки в воспоминаниях мудрого дедушки. А произошло вот что… Видите ли, господин Струев, в историческом смысле все предрешено. Вы отжившие. Земля не принадлежит динозаврам – это факт. Теперь Земля не принадлежит и людям, тем более вашей Цивилизации. На сегодняшний день и на ближайшее тысячелетие Земля – это мы, если… Вот только есть некие "если", господин Струев. Если вы еще какое-то время так же упорно покопаете, как в последний месяц…
– Все сказал? – зло перебил Струев.
– Ещё буквально один момент, господин Струев, – ответил Киреев, – лично вы, ваши дети и даже внуки имеют шанс прожить по 250-300 лет, никогда не болея. Это все, что мы можем для вас сделать. Но это уже немало, не так ли?
– У меня нет детей, – глухо проговорил Струев, отходя от пульта, – а сам я такое дерьмо, что не представляю ценности даже для себя…
– Тогда я все сказал, – спокойно произнес Киреев, – только не думайте, что в нынешнем моем и вашем положении вы сможете чего-нибудь от меня добиться. Я остановлю свое сердце раньше, чем вы хоть что-то успеете предпринять.
– А пятый контур? – спросил Струев.
– Вам предстоит еще многое о нем узнать, господа, – ответил Киреев, – но тем не менее я буду куском мертвой плоти до того как вы сможете установить надо мной контроль.
– Мы не можем проверить это прямо сейчас, – сказал Струев, – но твое мертвое тело меня лично тоже бы устроило.
– Почему вы такой ксенофоб, господин Струев?
– Что будем делать, господа? – напомнил Соколов.