Он кивнул. Интересно, он понимает, что под словом "они" я имею в виду не тех, кто сажает людей в сумасшедший дом, а двух ангелов, которых мы видели на пожарной лестнице? Он понимает, что творится с миром? Похоже, большинство людей знают еще меньше меня: все, что они видят, - это груды мусора и крыс, числом явно больше обычного. И даже не замечают подземного грохота. Однако этот парень говорил так, словно, по крайней мере, способен воспринимать кое-что.
- Можно выяснить, кто она такая, - сказал он. - Например, расспросить в ее доме.
- И сохранить "Страт" для нее?
- Да. В смысле, если бы это была просто какая-то дрянная гитара, то какая разница? Но это…
Его глаза снова заискрились, словно он вот-вот расплачется при мысли о бездомном "Страте".
И тут меня озарило, хотя на самом деле эта мысль взывала ко мне с того самого мгновения, как я увидела Моса, мчащегося, чтобы подхватить "Стратокастер" голыми руками. Может, это как раз тот парень, который мне нужен, парень с чутким сердцем, готовый броситься под падающую "Фендер", потому что она классическая и незаменимая.
Может, Мос - тот, кого я ждала с тех пор, как взорвалась "Нервная система".
- Ладно, - сказала я, - Мы сохраним гитару для нее. Но только у меня.
И положила руку на сверток.
- У тебя?
- Конечно. В конце концов, с какой стати я должна доверять тебе? Может, ты пойдешь и заложишь ее. Получишь тысячи три-четыре долларов, а ведь это была моя идея с покрывалом.
- Но ведь это я хочу вернуть ее, - сообразил он. - Секунду назад ты говорила: "Значит, это не кража".
- Может, ты просто хочешь внушить мне эту мысль. - Я снова сдвинула очки к переносице. - Может, это всего лишь прикрытие для твоих коварных планов.
На лице Моса появилось обиженное выражение, и видеть его было больно, потому что я повела себя совершенно нечестно. Может, Мос человек достаточно широких взглядов, но я уже могла сказать, что он какой угодно, только не коварный.
- Но… ты же просто…
Он издал придушенный звук. Я подтянула к себе "Страт".
- Конечно, ты можешь приходить и играть на ней время от времени. Мы можем вместе играть. У тебя есть группа?
- Да. - Он не отрывал настороженного взгляда от свертка. - Точнее, половина группы.
- Половина группы? - Я улыбнулась, теперь уж точно не сомневаясь, что мое озарение было верным. - Группа еще не скомплектована? Может, это судьба.
Он покачал головой.
- У нас уже есть два гитариста.
- А еще кто?
- Ну-у-у… Просто два гитариста.
Я рассмеялась.
- Послушай, барабанщик и фаготист могут составить половину группы. А два гитариста - это просто… - Он нахмурился, и я не стала заканчивать. - Как бы то ни было, я играю на клавишных инструментах.
- Правда? - Он покачал головой. - Откуда же тебе так много известно о гитарах? В смысле, ты назвала год этого "Страта", когда он был еще в воздухе!
- Просто случайно угадала.
И конечно, я играю на гитаре. И на клавишных инструментах, и на флейте, и на ксилофоне, и на убогой губной гармонике - практически нет ничего, на чем я не играю. Но я не считаю нужным сообщать об этом вслух: все думают, раз ты непрофильный музыкант, значит, любитель. (Скажите это непрофильному музыканту, ныне широко известному как Принц.) И я никогда не хвастаюсь своим высоким уровнем и не упоминаю названия школы, в которой учусь.
Он сощурил темные блестящие глаза.
- Ты точно не играешь на гитаре?
Я рассмеялась.
- Я этого не говорила. Но, поверь, я совершенно точно играю на клавишных инструментах. Как насчет завтра?
- Но… ммм… ты даже не знаешь, как мы… - Он сделал глубокий вдох. - Я имею в виду, типа, какие твои?…
- Нет! - прервала я его. - Только не это!
Если бы он спросил, каковы мои предпочтения, на этом все и закончилось бы.
Он пожал плечами.
- Ты понимаешь, что я имею в виду.
Я вздохнула сквозь стиснутые зубы. Как объяснить, что я слишком тороплюсь, чтобы придавать значение такой ерунде? Что есть вещи поважнее, о которых стоит беспокоиться? Что у мира больше нет времени для навешивания этикеток?
- Послушай, допустим, ты ненавидишь могилы, идет?
- Ненавижу могилы?
- Ну да, терпеть не можешь гробницы. Не выносишь склепы. Питаешь отвращение к любым местам, где кто-то похоронен. Понимаешь?
- С какой стати?
Я испустила стон. Может, у Мосси и не такой уж широкий кругозор.
- Гипотетически ненавидишь могилы.
- А-а… Ладно. Я ненавижу могилы.
Он постарался придать лицу выражение ненависти к могилам.
- Прекрасно. Просто превосходно. И, тем не менее, ты ведь пойдешь в Тадж-Махал?
Считая, что этим все объяснено, я победоносно вскинула руки.
- Ммм… Куда я пойду?
- В Тадж-Махал! Самое прекрасное здание в мире! Знаешь, все эти индийские рестораны тут за углом, с фресками на стенах?
Он медленно кивнул.
- Да, я знаю, какое здание ты имеешь в виду: множество арок, впереди водоем и что-то вроде луковицы на крыше?
- Именно. И все очень красиво.
- Наверно. Что, там кто-то похоронен?
- Да, Мос, древняя королева. Это самая настоящая гробница. Но ты же не сочтешь ее отвратительной только потому, что она относится к этой категории?
Выражение его лица сменилось от ненависти к гробницам к задумчивости человека с широким кругозором.
- То есть другими словами… - Он ненадолго замолчал. - Ты не против оказаться в группе, играющей альтернативный дез-метал шифро-фанк, до тех пор, пока она остается Тадж-Махалом альтернативного дез-метал шифро-фанка, я правильно понимаю?
- Вот-вот! - воскликнула я, - Вы, парни, можете не беспокоиться о категории. Любой дез-метал, какой пожелаете. Просто делайте это хорошо. - Я подхватила "Стратокастер" и плотнее завернула ее. - Так как насчет завтра? В два часа.
Он пожал плечами.
- Ладно. Почему бы не попробовать? Может, клавишные инструменты - это как раз то, чего нам не хватает.
"А может, это мне вас не хватает", - подумала я, но вслух просто сообщила ему номер своего телефона и кивнула на дом по другую сторону улицы.
- Ох, и еще два вопроса, Мос.
- Конечно.
- Первый: вы и впрямь играете дез-метал шифро-фанк?
Он улыбнулся.
- Не волнуйся. Это гипотетический дез-метал шифро-фанк.
- Проехали.
Я постаралась не замечать, насколько улыбка делает его еще обаятельней. Теперь, когда нам предстояло вместе репетировать, мне не следовало обращать внимание на такие вещи.
- Вопрос второй: у вашей половины группы есть название?
Он покачал головой.
- Нет.
- Никаких проблем. Это будет легче легкого.
3
"Poisonblack"
MOC
На следующий день мы с Захлером впервые увидели черную воду.
Мы только что встретились у моего дома и шли к Перл. У пожарного гидранта на той стороне улицы собралась стайка детей. Они взламывали его огромным гаечным ключом, рассчитывая получить некоторое облегчение от удушающей жары разгорающегося дня. Захлер остановился посмотреть - как он делал всегда, когда дети творили что-то более-менее незаконное.
- Глянь-ка!
Он усмехнулся и кивнул на припаркованный дальше по улице автомобиль с откидным верхом. Если в ближайшие десять секунд гидрант извергнет воду, невнимательный водитель рискует основательно промокнуть.
- За своей гитарой следи, - сказал я.
Мы уже отошли от гидранта на двадцать футов, но кто знает, какое давление может быть в нем в жаркий летний день?
- Она же защищена, Мос, - ответил он, но выровнял у себя за спиной футляр с инструментом. Было странно идти на репетицию с пустыми руками, лишь с несколькими гитарными медиаторами в кармане. Пальцы зудели от желания сыграть первые ноты на "Страте".
Мы, типа, опаздывали, но автомобиль был "БМВ", а водитель в костюме, при галстуке и разговаривал по сотовому телефону. Во времена нашего с Захлером детства промокший тип вроде этого давал пожарному гидранту примерно десять тысяч очков. Мы могли позволить себе задержаться на десять секунд.
Однако дети все еще возились с гидрантом, когда автомобиль тронулся.
- Маленькие неумехи, - вздохнул Захлер. - Может, помочь им?
- Уже больше двух.
Я зашагал дальше по улице.
И тут услышал, как крики восторга за спиной сменились криками страха.
Мы резко обернулись. Гидрант во все стороны выплевывал черную воду, покрывая детей клейкой, блестящей пленкой. В воздух поднималась густая темная дымка, в солнечных лучах отсвечивающая всеми цветами радуги, как на пролитом масле. Дети отступили от гидранта, их почерневшая кожа блестела. Пара малышей так и застыла под черным ливнем, громко плача.
- Что за черт? - прошептал Захлер.
Я сделал шаг вперед, но запах - землистый, зловонный, гнилостный - заставил меня остановиться. Темное облако поднималось между домами, взбаламученное, словно дым, и теперь ветер дул в нашу сторону. На мостовой начали возникать маленькие черные пятнышки, все ближе и ближе - как будто пошел внезапный летний дождь. Мы с Захлером попятились, глядя себе под ноги. Капли блестели, словно крошечные черные жемчужины.
Гидрант "кашлянул" еще раз, выплюнув сильную черную струю, и дальше пошла чистая вода. Облако над нами начало рассеиваться, превращаясь на фоне неба в еле заметную темную дымку.
Я опустился на колени, вглядываясь в одну из черных капель. Какое-то время она мерцала, отражая солнечный свет, а потом испарилась прямо у меня на глазах.
- Черт побери, что это было, Мос?
- Не знаю. Может, в трубы просочилось топливо?
Дети настороженно поглядывали на гидрант, опасаясь, видимо, как бы вода снова не почернела, но в то же время страстно желая искупаться. Казалось, маслянистая пленка соскальзывает с их кожи, с шорт и футболок прямо на глазах исчезали темные пятна.
Спустя минуту они уже плескались под струей воды, словно ничего необычного и не произошло.
- Это совсем непохоже на топливо, - сказал Захлер.
- Ага. Скорее всего, просто вода в гидранте застоялась, - ответил я, не желая думать об этом. Эта штука исчезла так быстро, что почти можно было вообразить, будто ее и не было. - Ну, что-то в этом роде. Пошли, мы опаздываем.
Комната Перл выглядела, как будто свалку скрестили со студией звукозаписи, а потом взорвали.
Вдоль стен выстроились картонные коробки из-под яиц, большие, двенадцать на двенадцать; такие обычно скапливаются у задней двери ресторанов. Между долинами коробок поднимались извилистые холмы из них же, изгибаясь, словно звуковые волны, которые они поглощали.
- Эй, у тебя же тут тонна всякого оборудования! - воскликнул Захлер.
Его голос не создавал эха, практически не отражаясь от стен, и звучал не громче, чем у полудохлого кота.
Я не раз говорил Захлеру, что мы могли бы точно таким же образом сделать звуконепроницаемой его комнату, и тогда его родители перестали бы вопить, чтобы мы приглушили звук. Однако нам всегда не хватало мотивации. А может, картонных коробок из-под яиц.
Пол покрывали запасные кабели, светозащитные устройства для выполнения спецэффектов, спагетти электрических соединений, удлинители, в которые были воткнуты дюжины адаптеров, все с этикетками, показывающими, что конкретно тут подключено. В одном конце комнаты возвышались две подставки с электроникой со скрученными кабелями. Модули были расставлены строго по видам: цифровые блоки, черные, без кнопок, блестящие арпеджиаторы, несколько допотопных синтезаторов с аналоговыми шкалами и иглами - словно реквизит старого научно-фантастического фильма, готовый к съемке.
Захлер нервно оглядывался по сторонам, видимо спрашивая себя, не заглушит ли все это оборудование его маленькую дешевую электрогитару. Я же задавался вопросом, зачем Перл, владелица всех этих клавишных инструментов, рисковала угодить под падающую духовку, спасая какую-то старомодную гитару.
- Где же ты спишь? - спросил Захлер.
Кровать была завалена компакт-дисками, кабелями, губными гармониками и маленькими барабанами.
- В основном в комнате для гостей, - с заметной гордостью ответила Перл. - Искусство требует жертв.
Захлер рассмеялся, но одарил меня многозначительным взглядом. Кем-кем, а жертвой Перл не выглядела. Она не показала нам все апартаменты своей матери, но даже увиденное было больше того, чем располагали наши с ним родители, вместе взятые. Стены увешаны картинами, стеклянные витрины полны дорогих безделушек со всего мира. На верхние этажи вела лестница, а в вестибюле внизу мы миновали двоих охранников. Скорее всего, Перл видела Тадж-Махал своими глазами.
Так с какой стати она вообще заинтересовалась этим "Стратом", если явно могла позволить себе купить такой же? Может, она приучила себя хватать все, что падает с неба?
Она явно разозлилась из-за нашего опоздания, словно это было интервью или что-то в этом роде.
Я порылся в дисках на постели, пытаясь понять ее предпочтения. Во что Перл по-настоящему "вдарена" - кроме старых индийских гробниц, пунктуальности и звуконепроницаемости? Диски не дали мне подсказки. На них вручную были написаны названия групп, о которых я никогда не слышал: "Зомби-феникс", "Армия Морганы", "Нервная система"…
- "Нервная система"? - спросил я.
Перл издала стон.
- Это та группа, в которой я была раньше. Чокнутые джульярды… ну, и я.
Я бросил взгляд на Захлера: круто. У Перл не только полно настоящего оборудования, она также знала некоторых настоящих музыкантов. Значит, мы, возможно, не произведем на нее особого впечатления. Виртуозами нас не назовешь - мы начали заниматься только в шестом классе. Возможно, репетиция вообще окончится провалом.
- Вы выступали? - спросил Захлер.
- Да. В основном в их школе. Но у "Системы" не было души. Нет, наверно, она была, но потом взорвалась. Вы собираетесь делом заниматься?
"Стратокастер" успокоил мне нервы.
Гитара свисала с плеча, ее лакированная задняя сторона холодила бедро. Струны были как шесть паутинок, с такой легкой реакцией, какой мои пальцы в жизни не ощущали. Без подключения к электричеству я взял ми-аккорд и с изумлением услышал, что даже падение с третьего этажа не сбило настройку "Страта".
Перл нажала кнопку питания на усилителе Маршалла - огромном старом звере с трубками внутри. (Зачем клавишник имеет под рукой гитарный усилитель? Может, он тоже упал с неба?) Трубки разогревались медленно, шипение, похожее на то, с каким разбивается о берег волна, постепенно усиливалось.
- Вам, ребята, обоим придется пользоваться этим усилителем, - извиняющимся тоном сказала Перл. - Знаю, не самый лучший вариант.
Захлер пожал плечами.
- Глупо.
Она вопросительно вскинула брови. Захлер говорит "глупо" вместо "круто", что в некотором роде сбивает с толку. Но, по крайней мере, он не стал распространяться, что у меня никогда не было своего усилителя, так что до сих пор мы тоже пользовались одним, принадлежащим ему.
Перл бросила нам шнуры, и я подключился - сначала щелчок соединения, потом знакомое гудение шести открытых струн. Я прижал пять из них и щипком издал низкое ми. Захлер настраивался на него, заставив греметь одну струну за другой и спровоцировав таким образом небольшой пластиковый хор футляров с дисками, содрогающихся на кровати.
"Маршалл" был включен на седьмой уровень громкости, до которого мы никогда не осмеливались подниматься у Захлера в комнате. Я от всей души надеялся, что картонные коробки Перл сделают свое дело, иначе наша музыка проберет ее соседей до костей. Но если кто-то все же вызовет полицию… что же, я был готов рискнуть. "Страт" нетерпеливо запищал, когда я заскользил пальцами вдоль грифа, словно и она тоже была готова.
Наконец Захлер кивнул, и Перл потерла друг о друга ладони, восседая за низким маленьким столом, втиснутым между подставками с электроникой. Там стоял компьютер, присоединенный к музыкальной клавиатуре с изящными черными и белыми клавишами вместо обычной мешанины букв, чисел и символов.
Она положила одну руку на клавиши, другую на "мышь". Кликнула два раза, и на колонках вспыхнули огоньки.
- Играйте что-нибудь.
Пальцы внезапно занервничали. Это было важно - сразу же сыграть правильно, чтобы произвести хорошее впечатление на новую гитару. Перл думала, что нас свела вместе судьба, но это слово неверно описывало ситуацию. Не судьба заставила ту женщину обезуметь. Люди находились буквально на грани этим странным летом, принесшим с собой волну преступлений, нашествие крыс и сводящую с ума жару. Это было нечто большее, чем просто Перл, Захлер и я.
"Страт" не судьба, а просто еще один симптом противоестественной болезни, от которой страдал Нью-Йорк, чего-то странного, неожиданного, типа черной воды, которую мы видели на пути сюда.
Мгновение "Страт" в руках ощущался каким-то неуместным.
Но потом Захлер спросил:
- Большой рифф?
Я улыбнулся. Большой рифф существовал уже очень давно - ровно столько, сколько мы вообще играли. Простой, дерзкий и, главное, хорошо знакомый. Однако "Страт" наверняка заставит его звучать по-новому, типа, как если играть в бейсбол, отбивая мяч бутылкой, а не битой.
Захлер начал. Его часть большого риффа низкая, ворчащая, звучание струн приглушено правой рукой - как будто что-то пытается вырваться из кипящей кастрюли.
Я сделал медленный, глубокий вдох и… вступил. Моя часть быстрее, чем его, пальцы извлекают высокие звуки где-то посреди грифа. Моя часть скользит, а его вспенивается, взрываясь искрами. Моя мчится стрелой и видоизменяется, а часть Захлера остается неизменной, ровной и низкой, заполняя все интервалы.
"Страт" нравился большой рифф, он вошел в него, точно нож в масло. Тонкие, как паутинки, струны, невесомые по сравнению со струнами Захлера, искушали пальцы играть быстрее и выше. Если большой рифф - армия, то Захлер - пехота, что-то там ворчащая на земле. А меня "Страт" превратил в падающих с неба орбитальных ниндзя в черных пижамах под красными комбинезонами.