Вордан прищурился: лицо герцогини было искажено привычной глазу гримасой разъяренной фурии, но слова, что она произносила, и действия были абсолютно противоположны ее сути. Мужчина качнул головой и нахмурился, решительно не понимая, что происходит –– та Бритгитта и эта, словно две разные женщины с одним лицом и одной фигурой. Та, если б и появилась на казни, то только лишь для того, чтоб потешить себя видом агонирующей жертвы, эта искренне считала подобное наказание зверством и выступила на защиту незнакомого оборвыша, грязного воришки из вилланов.
–– Отпустите ребенка, ну! –– приказала герцогиня стражникам, и те, получив еле заметный кивок в разрешение от Вордана, синхронно отошли в сторону, выпустив ребенка. Мальчик со стоном повалился на землю и упал бы, если б не сильные руки конюха, подхватившие его, и руки Саши.
–– У него что-то с ногой! –– встревожилась она. Конюх растерянно моргнул, не понимая причины участия дьяволицы к мальчику. Его взгляд оббежал воинов, и лицо напряглось, словно он готовился к бою, если вдруг те вздумают опять покушатся на ребенка.
–– Ты его родственник? –– догадалась Саша. Мужчина промолчал, а мальчик затравленно поглядывал то на него, то на герцогиню и не понимал, что чудом избежал смерти. Еще не верил.
Вордан взмахом руки приказал стражникам разогнать толпу и разойтись по своим местам, а сам остался внимательно наблюдать за Бритгиттой и присматривать за леди Дезидерией, которая уже стояла рядом с мальчиком и, сжимая кулачки у груди, беззвучно плакала.
–– Он твой друг? –– спросила Саша. Девочка кивнула:
–– Его зовут Ульриф.
–– Красивое имя, –– кивнула девушка, осторожно ощупывая ногу мальчика. –– А вас как, милорд конюх?
–– Айларик, –– нехотя разжал тот губы. –– Я его старший брат.
–– Живете далеко?
–– Нет.
–– В деревне, за пригорком, –– робко поведала Майла.
–– Господи, ты-то откуда взялась? –– удивилась Саша.
–– Увидела, как вы бежите от милорда Винсента и побежала за вами.
–– Спасибо, –– оценила Саша и попросила: Если не трудно, сходи, пожалуйста, в мои комнаты и принеси ножницы, полотно. А ты, Дези, беги на кухню и прикажи заварить мак. Отвар принесешь сюда. Собери корзину: творог обязательно, молоко, хлеб, и, конечно, яблоки для лакомки. Ты, Айларик, иди к гончару и возьми глины побольше. У твоего брата, похоже, перелом, если кость не закрепить, он останется хромым. Но мы этого не допустим, правильно? Вперед, друзья.
Саша распоряжалась тихо, но твердо, и ни у одного не возникло мысли перечить. Все быстро разошлись выполнять поручения. Девушка же попросила Вордана одолжить ей кинжал, чтоб вспороть ткань на брюках, не потревожив кость ноги. Тот не без колебания протянул клинок и подивился проворности рук герцогини и ее заботе о ребенке. Бритгитта Мороган стояла на коленях перед сопливым вилланом, не боясь испачкаться, не брезгуя и не считаясь ни со своим положением, ни с богатством наряда, с ласковой улыбкой на устах успокаивала и подбадривала мальчишку, вспарывая штанину, ощупывая худенькие плечики, ребра, руки, шаря нежными руками по грязному телу.
–– Что-нибудь еще болит, малыш?
Тот замотал головой, не смея жаловаться.
Вордан невольно вздохнул и попытался придать взгляду, если не холодное, то хотя бы беспечное выражение, но вытянувшееся от изумления лицо портило картину и выдавало с головой растерянность и недоумение, посетившее начальника стражи.
–– Вы понимаете, что совершили? –– тихо спросил он , когда герцогиня отвлеклась от пациента и обратила внимание на мужчину.
–– И что?
–– Теперь каждый из вилланов будет считать, что может безнаказанно грабить милорда.
–– Теперь каждый сможет рассчитывать на справедливое правосудие и будет чувствовать себя человеком, а не тлей.
Вордан побледнел и, припав на одно колено, заглянул в лицо герцогини:
–– Кто вы? –– выдохнул одними губами.
–– Человек. Такой же, как ты и он, –– Саша кивнула на мальчика, не спуская глаз с воина. Тот покачал головой, резко встал и отошел, уступая место Дезидерии, Майле и Айларику.
Девушка принялась изготавливать лонгету, чтоб наложить на поврежденную голень, от всей души желая, чтоб ее предположение о переломе было ложным. Однако, рентген–установки не было, а рисковать без снимка не хотелось. Она напоила ребенка отваром, показала мужчине, где и как придерживать ногу, и быстро наложила лонгету забинтовав конечность от ступни до середины бедра:
–– Вот и все, теперь нужно, чтоб просохло. Потом твой брат сходит за лошадьми, и мы отвезем тебя домой. Ты молодец, настоящий мужчина –– не плакал. А нога заживет, месяц и будешь опять по деревьям лазить…
–– Не буду, –– шмыгнул носом мальчик и вдруг заплакал, стыдясь и пытаясь прикрыть лицо рукой. –– Я больше никогда, никогда не буду.
–– Правильно –– воровать не будешь. А лазить, бегать, прыгать? Будешь, –– Саша вытирала слезы малышу заодно оттирая грязь с лица кусочком батиста. –– О, так ты не мавр? У вас, господин Ульриф, оказывается белая кожа и на щеках, и на лбу, и нос недурственен. Вы, оказывается, весьма симпатичный субъект.
Дезидерия невольно заулыбалась, слушая иронические восклицания мачехи, и прыснула от смеха, глядя, как расширяются зрачки друга от удивления. ‘Слава богу, что дети быстро забывают плохое’, –– подумала Саша и спросила нарочно строгим голосом:
–– А знаете ли вы, молодой человек, сказку о Мойдодыре?
Тот зачарованно смотрел на герцогиню и смог лишь отрицательно качнуть головой в ответ.
–– А вы, юная леди Мороган?
–– Нет, –– качнула головой и Дези, с интересом поглядывая на нее.
–– Что ж, придется вам ее рассказать. Хотите?
–– Да, –– хором грянули дети, и Саша рассмеялась:
–– Что ж, уговорили, расскажу. Айларик, можешь отпустить ногу, давай, малыш, я помогу тебе сесть, –– Саша подсадила ребенка и приобняла, чтоб он не упал и не повредил еще плохо застывшую глину. –– Ну, вот, теперь Дези поделится с тобой яблоком и сядет рядом, чтоб лучше слышать удивительную и поучительную историю про грозного Мойдодыра и непослушного грязнулю.
Мальчик был по-настоящему счастлив: он остался жив, получил яблоко и сидел в обществе красивой и доброй, как богиня, герцогини, которая обнимала его. И спасла, заботливо перевязала, не брезгуя оборванной ветхой одеждой, но еще и собралась рассказывать какую-то историю, ему! Ульриф зажал руками яблоко и, боясь дышать, смотрел в прекрасное лицо, стараясь запомнить его как можно четче, и ощущение блаженства и восторга наполняло его душу. Дези тоже, забыв разногласия и былую неприязнь к мачехе, пристроилась рядом и слушала, открыв рот.
–– …’Вдруг из маминой из спальни кривоногий и хромой’…
Айларик хмурился, сверля недоверчивым взглядом ту, что считали дьяволицей, ту, что погубила его брата Гьюго и по единогласному мнению всех жителей замка и его окрестностей была достойна самой жуткой смерти, и пытался понять –– ему снится происходящее или он бредит наяву? А эта женщина со светлым ликом и лучащимися не злобой, а добротой глазами и есть та самая ненавистная герцогиня Мороган, смерти которой он желал всей душой и не раз мысленно убивал, вскрывая хрупкую шею припрятанным как раз ради этого святого дела кинжалом?
Вордан щурился и чувствовал, как его душу охватывает благоговейный трепет: буквально на секунду ему показалось, что вокруг головы миледи Бритгитты воссиял нимб. Он тряхнул волосами: может, это козни дьявола? Но тогда куда девался тот демон, что жил в теле этого создания? Может, это Морхара изгнала его вместе со смертью? Тогда она достойна преклонения наравне со святыми. Ведь и им подобное было не под силу. Вот только вопрос: надолго ли светлый ум посетил герцогиню?
Майла улыбалась, сложив руки на груди в умилении:
–– Она ангел, –– сообщила доверительно Вордану. Тот одарил девушку хмурым взглядом, но промолчал –– неисповедимы пути Господни. Кто знает, может быть, служанка и права?
Саша на минуту прервала повествование, чтоб попросить Айларика:
–– Сходи за лошадьми. Глина уже высохла.
Тот с минуту посидел, словно омороченный и нехотя встал, поплелся к конюшне, прислушиваясь к ласковому голосу за спиной:
–– ‘Да здравствует мыло душистое и полотенце пушистое, и зубной порошок, и густой гребешок’!...
Чудеса да и только! И эту он хотел убить? Вот бы взял грех на душу …
–– А кто такой крокодил? –– несмело спросил Ульриф, когда сказка закончилась.
–– Животное: зеленое, как лягушка, хвостатое и зубатое.
–– Страшное? –– восхитился мальчик. В его в глазенках зажегся страх и жгучий интерес.
–– Страшное.
–– Страшнее дракона? –– уточнила Дезидерия.
–– Страшнее. И кусачее! –– Саша клацнула зубами для подтверждения и засмеялась. –– Не бойтесь, он кусает лишь грязнуль.
–– Почему?
–– Потому что у него аллергия на грязь.
–– А что такое аллергия? –– озадачилась девочка.
–– Болезнь. Наверняка жуткая, –– заявил мальчик.
–– Точно, –– подтвердила Саша и решила пояснить, видя, что девочка не удовлетворена. –– Это когда человек не переносит определенные средства, предметы… У меня, например, теперь до конца жизни будет аллергия на Родерика, а у Ульрифа на яблоки.
–– Не-а, –– лукаво прищурился мальчик и впился резцами в яблоко, прожевал и заяви: –– Когда я вырасту, стану бардом и буду сочинять не менее прекрасные сказки и воспою вас, госпожа герцогиня.
–– Меня-то за что?
–– За красоту и милосердие, за доброе сердце и.. –– и смолк, смутившись собственной смелости, схожей с дерзостью.
–– Чтоб стать бардом, нужно очень много учиться: учиться считать, писать и много, много читать.
–– А я уже умею писать…немного, –– похвасталась Дезидерия. –– Меня отец Северен учит.
–– А меня никто не учит, –– совсем расстроился Ульриф.
–– Не огорчайся. Как выздоровеешь, приходи. Я научу тебя и писать, и читать, и считать. Станешь ученым и превзойдешь всех менестрелей.
Ребенок посмотрел в зеленые глаза и отчего-то сразу поверил: так оно и будет. И гордо вскинул подбородок:
–– Я стану Ульрифом..
–– Как зовут твоего отца?
–– Звали…Берштам.
–– Значит, будешь Ульрифом фон Берштамм! –– провозгласила Саша. Мальчик заулыбался, смакуя новее имя:
–– Ульрифом фон Берштам, Ульрифом фон…
–– Ой, не могу –– сэр Ульриф, –– засмеялась над ним Дезидерия. Саша же увидев Айларика, придерживающего коней, обратилась за помощью к Вордану, прерывая озорство детей.
–– Надеюсь, вы не собираетесь сопровождать их? –– спросил мужчина у герцогини, передавая ребенка брату, уже вскочившему в седло.
–– Именно, –– кивнула та и легко вспрыгнула на коня. –– Не стоит беспокоиться, я удостоверюсь, что ребенок устроен и имеет должный уход, и вернусь.
–– А я?! –– возмутилась Дезидерия.
–– А ты остаешься за хозяйку. Присматривай за замком. А завтра наведаемся к твоему другу вместе…
–– Завтра? Вы что и завтра собрались навещать оборвыша? –– не поверил Вордан.
–– Да, милорд. Возможно послезавтра. Если понадобится, каждый день, до тех пор, пока ребенок не поправится. До встречи, –– пустила коня в путь.
Они жили в той деревне, что лежала на холме и была хорошо видна из сада. Удручающая нищета и запустение царили в ней: низкие домики с соломенными крышами, напряженные лица жителей, их грязная, потрепанная одежда.
Братья жили на самом ее краю, в низком маленьком доме с земляным полом. Испуганная женщина с блеклым лицом брякнулась на колени при виде герцогини и не смела подняться. Две худые девочки, лет пяти, шести, в грязных рубашках, смотрели на красивую богато одетую женщину с детской непосредственностью: беззастенчиво и пытливо. В доме из мебели: узкая кровать, лохань, стол, две табуретки да старый сундук.
Саша хмуро оглядела единственную комнату и, поставив корзину со снедью на стол, проследила, чтоб Ульрифа положили, не повредив ноги:
–– Не вставать даже по нужде, иначе останешься хромым! –– наказала ему строго. –– Ногой не шевелить, на нее не ступать! Завтра приеду, проверю.
И посмотрела на женщину, которая, обнимая дочерей, робко косилась на госпожу, не смея и рта открыть, и шаг к сыну сделать.
–– Как вас зовут?
–– Майла, –– прошептала, пряча лицо в макушке дочери.
–– Меня –– Бритгитта. Следите за сыном. Завтра я наведаюсь к вам, чтоб проверить, как идут его дела. В корзине провизия: творог давать ему обязательно, каждый день. Корзины будут привозить. Я прослежу. Заодно кормите девочек и ешьте сами. Айларика я сейчас заберу, но через час он вернется –– поможет ухаживать за братом. У вас чудесные сыновья и дочери, –– Саша улыбнулась девочкам и вышла из хижины, мрачнея с каждым шагом. Вскочила на лошадь и, пустив ее галопом, поспешила выехать за пределы деревни. Только тогда и остановилась, поджидая мужчину. Айларик отставал ненамного и через минуту уже останавливал лошадь рядом с госпожой.
–– Давно отец умер? –– спросила тихо.
–– Пять лет как.
–– Семья на тебе?
–– Мама болеет…Был еще брат, Гьюго, –– и вскинул пытливый взгляд. –– Помните?
–– Гьюго? –– Саша растерялась : тяжело вспомнить, когда не знаешь.
–– Я ведь вас убить замышлял. За него, –– поведал мужчина, разглядывая траву перед собой.
‘Вот еще один труп предъявлен покойнице’, –– вздохнула девушка: ’Знатная стерва, видать, эта Бритгитта была’.
–– Что ж.. я перед тобой.
–– Нет. Теперь я ваш должник, по другому проводу. Чтобы ни случилось –– вы можете на меня рассчитывать. Всегда. Пока жив.
‘Ну, и время’, –– качнула головой Саша: ’За яблоко –– детей вешают, за незначительную помощь –– в вечной верности клянутся’.
–– Не стоит разбрасываться такими словами. Ничего ты мне не должен –– забудь. Люди должны помогать друг другу –– это не долг и не обязанность, это –– назначение. Естественное, как желание есть и пить. Дышать.
–– На все воля Божья, мы рабы его…
–– Мы не рабы, а дети его! –– грубо оборвала его возмущенная Саша. Мужчина удивленно посмотрел на нее:
–– Вы госпожа, вам виднее, но святая церковь учит обратному.
–– Она учит вас страху и клевещет на творца, который никогда и не мыслил быть тираном! А ведь именно этот статус дает ему ваша церковь, называя детей его рабами!
–– Госпожа, умоляю, ни кому больше не говорите подобного. Вас и так считают…
–– Дьяволицей, –– подсказала Саша. Мужчина кивнул, отводя взгляд. Он не знал, что будет делать, сейчас если вновь услышит из чьих-нибудь уст подобное высказывание: вернет ли его обратно словом или кулаком? Наверняка. Но вот сможет ли опровергнуть сложившееся об этой женщине мнение? Вряд ли. И вдруг подумал: что, если есть действительно Бог, то не сотворил ли он чудо, забрав ту герцогиню Мороган и прислав светлую голубку с душой ангела?
–– Вы уверены, что Бог есть?
–– Да. И он наш отец. Запомни –– отец, а не деспот.
Она сказала это тихо и спокойно, словно речь шла о чем-то обыденном, таком же простом и непреложном, как замок на горе, деревня за спиной. И было в этом спокойствии столько уверенности, сколько он не встречал и в проповедях отца Северена. И вдруг поверилось и, словно озарение, пришло понимание –– она действительно знает, что говорит! Да и кому, как не ей знать о том, к кому она ближе всех смертных! Пусть он не ведает, зачем Бог послал ее в эти земли, и не надо ему того знать –– главное в том, что его удостоили прикоснуться к чуду и открыли глаза, как слепому, бредущему во мраке, указали маяк, дали поводыря.
–– Я буду служить вам, пока бьется мое сердце! –– заявил Айларик, бледнея от благоговения и святой тайны, открывшейся ему.
Саша поморщилась, уловив в тоне мужчины нечто фанатичное –– второго Винсента ей не выдержать. И кинула:
–– Поехали: у меня есть лишние перины –– заберешь для девочек матери и брата. Завтра появишься опять –– для тебя приготовят корзину на кухне, заберешь и зайдешь ко мне. Вместе Ульрифа проведаем. Присмотришь за ним пока, а с остальным –– сообразим.
И наддала коня, устремившись к замку.
Г л а в а 20
Снег падал под одну мелодию, которую Максим ставил снова и снова.
–– Сынок, иди кушать. Я пирог испекла, с мясом, как ты любишь, –– робко сообщила Галина Анатольевна, заглядывая в комнату.
Тот не реагировал –– стоял к ней спиной и смотрел в окно.
–– Максимушка, ну чего ты? И музыка эта тоску нагоняет. Выключи ты ее, и так на душе муторно!
Парень выдернул шнур и снова уставился в окно.
Мать несмело подошла, положила руку на плечо, заглядывая ему в лицо:
–– А может за тортом сбегать? Ты какой хочешь?
Парень ответил взглядом и снова в окно уставился, а женщина всхлипнула, запричитала, действуя на нервы:
–– Это что же делается?! Да как же ж так можно себя увечить?! Да что ж она с тобой сделала? Не иначе приворожила, поганка эдакая…
Максим ожег мать взглядом, от которого та не только замолчала, но и чуть отстранилась, всерьез подумав, что сейчас еще и тумака получит. Вот дожила -– на старости лет кулака сыновнего отведать! И из-за кого, из-за чего? Из-за девки –– шалавки!
Не отведала. Парень молча прошел мимо и хлопнул входной дверью.
–– Ты куда?!! –– очнулась Галина Анатольевна и заревела с досады, увидев закрытую дверь и отсутствие мужской куртки на вешалке.
Вайсберг смотрел на бесцельно шатающуюся по улицам фигуру парня и пытался понять: ’Кто: он или я?’
За тот месяц, что прошел с похорон, они оба как-будто иссохли. Артур Львович и сам не ожидал от себя подобных переживаний. В его сердце, казалось, давно потухли угли нормальных человеческих чувств. И вот сначала затлели, а потом такой пожар в груди устроили, что им можно было весь город спалить. Его все чаще мучил вопрос, который ни разу не возникал раньше: ради чего он жил и множил свое богатство? Ради кого? Для чего?
Нет, он пока мог держать себя в руках –– потому что работал как никогда активно. На этот раз у него был очень требовательный заказчик –– он сам.
Вайсберг распрощался с ‘Васей’, подчистил компромат, уволился с работы и мог бы спокойно нежиться в роскоши, балуя себя и радуясь улыбке ребенка… Но у него отняли дочь. Разве такое можно простить?
–– Ты не заболел, Максим? –– голос полковника был полон отеческой заботы.
–– Никак нет, господин полковник, –– отрапортовал Малевин, вытянувшись по струнке. ‘Субординация, мать ее’, –– скривился Федосеев. Он терпеть не мог это обращение –– господин. Ну, что за глупость? А этот осунувшийся парень, повидавший больше, чем любой за стенами их здания –– чем он не господин? И какая нужда в гребаной субординации в трудные моменты? В Шали все равны были. Пули да осколки на господ и слуг не делили, как и на солдат и офицеров –– всех забирали, а цинковый гроб никакая звездочка не украсит…
–– Вот что, Максим, бери отпуск. Пиши рапорт, я подпишу, и зайди к Полине Викторовне, путевку выбери: Кипр там или Мальдивы.
–– Не надо…
–– Надо! –– отрезал полковник. –– Я с бойцами работать привык, а не с призраками! Все. Свободен. Пока не приведешь себя в порядок, не возвращайся.
––Лучше север, –– неуверенно протянул парень.