Алекс проследовал за Сарычом вниз по западному склону холма и дальше по дороге. Вдалеке из-за горизонта выглядывала разорванная цепочка приземистых серых туч. Приближающийся фронт жестокого урагана, если это на самом деле был он, выглядел на удивление невыразительно.
– Все еще слышишь гул? – спросил Сарыч.
– Нет.
– Ну-ка, прислушайся как следует!
Алекс с полминуты в молчании напрягал слух. Трескотня насекомых, слабый шорох ветра в траве, отдаленные птичьи крики…
– Ну, может быть. Немного.
– Вот я его слышу, – сказал Сарыч с удовлетворением. – Большинство людей не может. Марта не может. Но тем не менее это он – таосский гул.
– А что это?
– Очень низкий звук, такой как бы прерывистый, примерно от тридцати до восьмидесяти герц. Двадцать герц – это почти предел того, что может слышать человеческое ухо. – Он развел руками. – Источника нет, он словно бы повсюду вокруг тебя, идет со всех сторон света. Похоже на мотор старого образца или на бензиновый генератор. Его можно слышать, только когда вокруг очень тихо.
– Я думал, это солнечные батареи…
– Солнечные батареи не гудят, – сказал Сарыч. – Разве что иногда шипят немного.
– Ну так и что же это такое?
– Это называют таосским гулом, потому что первые свидетельства о нем пришли из Нью-Мексико около пятидесяти лет назад, – ответил Сарыч. – Это было в то время, когда первые парниковые эффекты начали показывать себя по-настоящему… Таос, Санта-Фе, Альбукерке, потом некоторые районы Флориды… Знаешь, Джерри ведь родом из Лос-Аламоса, там и вырос. Он тоже может слышать гул.
– Но я все же не понимаю, что это такое, Босуэлл.
– Никто не знает, – просто ответил Сарыч. – У Джерри есть несколько теорий на этот счет. Дело в том, что гул не регистрируется инструментально, его нельзя поймать никаким микрофоном.
Алекс поскреб заросший щетиной подбородок.
– Откуда же ты тогда знаешь, что он действительно реален?
Сарыч пожал плечами.
– Что ты хочешь этим сказать – "реален"? От гула у людей порой едет крыша – это для тебя достаточно реально? Может быть, это и не настоящий звук. Может, это какой-нибудь внутренний шум в ухе, какая-нибудь резонансная гармоника, отраженная от границы ионосферы, или еще что-нибудь… Некоторые люди говорят, что могут слышать северное сияние – что оно вроде бы шуршит и потрескивает, когда полотнища двигаются. Для этого тоже нет объяснения. Есть масса вещей, которых мы не понимаем о погоде. – Сарыч схватился рукой за кусок черного металла, болтавшийся на кожаном ремешке у него на шее. – Их просто полно, парень!
Они долго молча смотрели на западный горизонт.
– Я послал топтеры сканировать кучевые, – произнес наконец Сарыч. – Думаю, к полудню они проломят шапку.
– У тебя случайно не найдется запасной пары солнечных очков? – спросил Алекс. – А то это сверкание меня добивает.
– Не-а, – отозвался Сарыч, поворачивая обратно к фургону. – Но зато у меня есть свободная пара виртуальных очков. Могу надеть их на тебя и подключить к топтерам. Пойдем!
Они вернулись к фургону, где сидела Марта, с головой ушедшая в виртуальный полет. Сарыч порылся в ящике с инструментами, достал штангенциркуль, измерил расстояние между зрачками Алексовых глаз и загрузил параметры в ноутбук. Потом он вытащил из герметичного полиэтиленового пакета очки и наушники и протер их стерилизующим тампоном.
– С виртуальным оборудованием лишняя предосторожность никогда не помешает, – пояснил он. – Можно подхватить воспаление глаз или ушей. В городских интернет-галереях попадаются даже вши!
– У меня нет стула, – заметил Алекс.
– Сядь на блистер.
Алекс притащил свой мат и сел на него, обливаясь потом. С юго-востока дул слабый горячий ветерок, и хотя его вряд ли можно было назвать влажным, в нем было что-то, что действовало на Алекса удушающе.
Долговязый москит приземлился на руку ничего не замечающей Марты и принялся втихомолку наполнять брюшко ее кровью. Алекс хотел было протянуть руку и прихлопнуть его, но передумал – Марта могла воспринять его жест как угодно.
– На, бери, – сказал Сарыч, протягивая ему очки. – Только помни: дистанционное присутствие – штука довольно тонкая. Ты можешь заработать реальное соматическое расстройство из-за отсутствия телесных ощущений, соответствующих визуальным, особенно учитывая, что полетом будешь управлять не ты. Ты будешь просто сидеть рядом со мной и Мартой и как бы смотреть поверх наших крыльев, понял?
– Ладно, учту.
– Если появятся неприятные ощущения, просто зажмурь глаза покрепче и держи их закрытыми, пока не почувствуешь себя лучше. И ради Господа, не наблюй мне в снаряжение!
– Да ладно, я все понял, без проблем! – сказал Алекс. Во время полета на ультралайте его действительно не стошнило. Ничего такого не было – он просто выкашлял из глубины легких около пинты голубой жижи и после этого вырубился из-за кислородной гипервентиляции. Но, подумав, он решил, что лучше будет не упоминать об этом. Пусть они считают, что это была просто рвота.
Алекс натянул очки и уставился в два крохотных телевизионных экранчика, находившихся на расстоянии толщины большого пальца от поверхности его глаз. В них еще ничего не было загружено, и они сияли кибернетической голубизной. Дисплей, очевидно, уже повидал виды – левый экран был покрыт перечной россыпью черных мертвых пикселей. Алекс почувствовал, как на его закрытых очками веках собирается каплями пот.
– Готов? – донесся до него голос Сарыча из отдаленного лимбо реального мира. – Наушники я пока включать не стану, так будет проще разговаривать.
– Хорошо.
– Только помни – это может немного сбить с толку.
– Слушай, человече, давай ты наконец заткнешься и сделаешь это. Вы, ребята, просто убиваете меня!
Его лицо внезапно залил белый свет, и он оказался на полпути между небом и землей. Он летел!
Немедленно вслед за этим он потерял равновесие, качнулся назад и хлопнулся затылком о жесткий пластмассовый кожух заднего колеса. Широко раскрыв глаза, Алекс сполз на спину, помогая себе плечами и пятками. Он раскинул руки в стороны, чтобы обнять плывущее мимо небо, и ощутил, как они упали на мат с глухим шлепком, словно отрубленные мясником куски туши.
Алекс парил в пространстве животом вверх. Земля под ним была восхитительно твердой, словно вся масса планеты оказалась за его спиной и подталкивала его в небо. Контуры дальних облаков слегка мерцали – обман восприятия, порожденный компьютером. Присмотревшись внимательнее, он разглядел, как крошечные крупинки пикселей непрестанно движутся миниатюрными лавинами, стремительно меняя варианты окраски и яркости.
– Bay, – пробормотал он. – Вот оно! Круто, мега-круто…
Он инстинктивно попытался повернуть голову, чтобы осмотреться кругом, но в очках не произошло никакой перемены – сцена перед ним оставалась неколебимой как скала, намертво припаянная к его лицу. Он был всего лишь глазом; бесчувственным телом, которому ампутировали все. Он был свободен от своей плоти!
Рядом послышался скрип шезлонга: это Сарыч влезал в снаряжение.
– Ты сейчас на "Джесси", – сказал он. – Я переключу тебя на "Келли".
Картинка перед ним дернулась и вновь появилась, перекинув его с одной машины на другую, словно бесшумный удар молота между глаз.
– Сейчас поднимемся повыше, – объявил Сарыч. Машина беззвучно захлопала крыльями, и изображение плавными толчками пошло по наклонной вниз.
– Нам нужно добраться до шапки, – сказал Сарыч. – Там сейчас разворачивается главное действие.
– Дай мне наушники, – попросил Алекс, вытягивая вбок руку. – Я надену только на одно ухо.
Сарыч передал ему головную гарнитуру, и Алекс на ощупь приспособил ее на голову. Это были наушники, дополненные маленьким микрофоном – поролоновым шариком на изогнутом пластмассовом стержне. Собственная голова, когда он трогал ее слепыми ищущими пальцами, показалась Алексу неожиданно огромной и неуклюжей. Она казалась чьей-то чужой головой, большой глиняной подушкой с натянутым на нее скальпом.
Теперь, когда его уши оказались надежно упрятаны под подушечки наушников, Алекс внезапно вновь услышал гул – почти тактильное гудение на самой грани восприятия. Гул плыл, пронизывая его тело, словно некое загадочное грохочущее взаимодействие между границей космоса наверху и потоками планетарной магмы глубоко внизу. Он напряг слух, но чем усерднее он пытался услышать, тем меньше ему удавалось воспринять. Алекс решил, что будет безопаснее не верить в гул. Он стащил наушник с левого уха – гул пропал. Ну и отлично.
Потом до него донесся вой ветра в верхних слоях атмосферы.
– Здесь у нас назревает грозовая ситуация, – удовлетворенно провозгласил Сарыч. – А именно – две воздушные массы собираются устроить потасовку… Ты слушаешь, Алекс?
– Да.
– Вот эта линия облаков прямо впереди – это кромка влажной теплой воздушной массы с залива. Она подпирает фронт теплого сухого воздуха из Нью-Мексико. А этот сухой воздух наверху – мы как раз входим в него – это и есть шапка. Сейчас она засасывает влажный воздух с верхушек кучевых, как бы обдирает и уплощает их.
Алекс понял, что тот хотел сказать. Его взгляду открывались верхушки облачных массивов, к которым он приближался сверху, мотаясь из стороны в сторону на хлопающих кибернетических крыльях. Громоздящиеся, вздутые бока груды кучевых имели обычную форму, напоминающую цветную капусту, но их уплощенные верхушки выглядели совершенно по-иному: это были огромные волнистые плато бурлящего пара, вскипавшего снизу и одновременно придавливаемого сверху.
Какое-то время аппарат боролся, взбираясь повыше, затем начал разворачиваться, открывая перед ними широкую панораму разрастающегося грозового фронта.
– Смотри, видишь, какие они рваные, вот здесь, наверху?
– Вижу.
– Шапка работает изо всех сил. Она сегодня затолкает весь этот влажный воздух обратно, с запада на восток. Но такая работа стоит ей немало энергии, и она понемногу охлаждается. А охлаждаясь, она делается неоднородной и рвется. Вон, видишь нисходящий поток? Вон там, такая большая дыра в облаках?
– Да, вижу.
– Запомни, от таких больших дыр чистого воздуха надо держаться подальше. Иначе можно в один момент потерять высоту.
Орнитоптер обошел зияющий голубизной нисходящий поток, держась от него на почтительном расстоянии.
– Когда кучевые внизу вырастут настолько, что пробьют шапку и начнут продираться мимо нас, здесь станет довольно шумно.
Внезапно аппарат стремительно влетел в облачный массив. Очки перед глазами Алекса моментально стали белыми, как больничный бинт.
– Надо снять гигрометрические показатели внутри кучевых, – пояснил Сарыч. – Сейчас мы переведем "Келли" на автоматику, а сами перекинемся на "Лену"… у-упс!
– Летать мне нравится, – сказал Алекс, – но вот эти переключения достают.
– Привыкай, – хохотнул Сарыч. – Скажи спасибо, парень, что мы не в самом деле там, наверху!
Аппарат по имени "Лена" уже пробрался сквозь гряду облаков к более горячему и сухому воздуху позади наступающего грозового фронта. С тыльной стороны облака казались гораздо мрачнее, чем спереди, они были более темными и бугристыми. Внезапно Алекс увидел, как вниз метнулась игла молнии, пронзив насквозь четыре огромных скопления пара и в то же мгновение исчезнув в приглушенной вспышке, словно взрыв отдаленной бомбы.
В его правом ухе под наушником прогрохотал удар грома.
Внезапно из того же уха донесся голос Марты:
– Вы на "Лене"?
– Да, – ответил Алекс одновременно с Сарычом.
– Ваши пакеты становятся обрывочными, ребята. Мне придется спустить вас на один уровень.
– О'кей, – отозвался Сарыч.
Экраны, закрывавшие лицо Алекса, внезапно стали ощутимо более зернистыми, мелькавшие каскадом пиксели замедлились, то и дело застывая маленькими ступенчатыми блоками.
– Ох, – вырвалось у Алекса.
– Законы физики, парень, – усмехнулся Сарыч. – Ширина сигнала не беспредельна!
И тут до левого уха Алекса – того, на котором не было наушника, – неожиданно донесся запоздалый приглушенный грохот далекого громового раската. Он слушал стерео! Его уши находились на расстоянии десяти километров одно от другого. При этой мысли Алекс в первый раз ощутил пульсирующий экзистенциальный спазм виртуальной болезни.
– На этих топтерах установлены еще и приборы, так что иногда приходится экономить за счет четкости изображения, – говорил Сарыч. – Все равно самые ценные данные по облакам – это в основном такие вещи, которые не воспринимаются человеческим глазом.
– А мы можем увидеть оттуда, сверху, самих себя? – спросил Алекс. – Вот это место, где находятся наши тела, где мы припарковались?
– Мы находимся немного впереди грозового фронта, – отозвался Сарыч, несколько утомленный. – Вон там, к югу отсюда, наш базовый лагерь – сейчас он в мареве из-за жары. Его можно было бы увидеть и сейчас, если бы у меня на "Лене" стояла хорошая оптика… И когда-то она у меня была, но только топтер, на котором она стояла, словил удар молнии, и там перегорели все чипы, какие только были. Такая жалость!
– А откуда вы берете оборудование? – поинтересовался Алекс.
– В основном оно достается нам от военных. Если знать нужных людей…
Внезапно Алекс почувствовал, что его мозг переполнен до отказа. Он стащил с себя очки. Снова предоставленные резкому воздействию воздуха и жары окружающего мира, его зрачки и сетчатка болезненно сократились, словно уколотые ледяными иглами.
Выпрямившись на своем блистерном мате, Алекс вытер слезы и пот, скопившиеся в уголках глаз. Он посмотрел на двоих бригадиров, распростертых в шезлонгах и неописуемо занятых: Сарыч плавно шевелил кончиками пальцев, Марта ощупывала вокруг себя воздух, словно спятивший заклинатель… Они были совершенно беспомощны. Если бы у него был под рукой камень или палка, он мог бы с легкостью забить их обоих до смерти. Прилив глубочайшего беспокойства нахлынул на Алекса – не страх и не тошнота, но некое темное, примитивное, греховное ощущение, словно порожденное суеверной психикой дикаря.
– Я… я побуду немного снаружи, – сказал Алекс.
– Хорошо, заодно сделай нам ленч, – откликнулся Сарыч.
С ленчем Алекс справился и уже съел свою долю, когда обнаружил, что Сарыч и Марта почти не дали ему воды. У них просто не было лишней воды в запасе. Прошло некоторое время, прежде чем это полностью дошло до его сознания: здесь просто не было воды, вода в бригаде была базовым ограничением, тем, что не подлежало обсуждению.
В лагере имелся электрический конденсатор, осаждавший из воздуха водяные пары при помощи охлажденных спиралей. Кроме этого, у бригадиров имелась специальная полиэтиленовая пленка для дистилляции – если мелко накрошить растения и рассыпать в коробе под пленкой, то прозрачная пленка, нагреваясь на солнце, вываривала сок из измельченной травы и кактусов, и тогда из короба капала в горшок дистиллированная вода. Но такие пленки были делом долгим и громоздким, а конденсатор требовал много электроэнергии. Энергии же, которую можно было бы свободно тратить, в лагере просто не было.
Бригада возила с собой столько солнечных батарей, сколько могла себе позволить, однако даже самая лучшая солнечная батарея – вещь довольно слабая и нестабильная. Даже в самый горячий полдень скромные клочки захваченного ими солнечного света были не в состоянии генерировать достаточно электричества; кроме того, бывали ведь дни и без солнца.
Имелись также ветровые генераторы, но и ветер тоже дул не всегда. Бригада существовала в режиме постоянного энергетического голодания, она отчаянно нуждалась в энергии и повсюду ее выискивала. Целый арсенал батарей, машины, фургоны, автобусы, орнитоптеры, компьютеры, радиопередатчики, аппаратура – все это сосало энергию с неумолимой жадностью, присущей машинам. В отношении энергии бригада постоянно была в убытке, ей постоянно приходилось покорно приползать обратно к цивилизации, чтобы подзарядить свой грузовик аккумуляторов от какой-нибудь муниципальной сети.
Энергию еще можно где-нибудь выпросить или купить. Но невозможно одним ударом решить вопрос насчет абсолютной потребности в воде. Воду нельзя превратить в порошок или брикетик, нельзя прожить на виртуальной воде или каком-нибудь водозаменителе. Вода была вещью очень реальной и очень тяжелой и создавала кучу проблем. Порой бригада собирала дождевую воду, но даже в дождливые годы в Западном Техасе никогда не выпадало слишком много осадков. И даже когда им удавалось собрать дождевую воду, при переброске лагеря они не могли взять с собой слишком много, – а преследуя грозовые фронты, лагерь постоянно перемещался с места на место.
Все было очень просто: если хочешь успеть сделать как можно больше, пей как можно меньше.
Теперь Алекс начал понимать, почему Сарыч и Марта лежали, распростершись в своих шезлонгах под навесом, оцепенелые, как ящерицы, в то время как их глаза и уши летали за них в воздухе: пот ведь тоже вода. Цивилизация в Западном Техасе вымерла – она была мертва, как аризонское племя индейцев анасази, живших в скальных пещерах, – и все потому, что здесь просто не было достаточно воды и больше не существовало легких способов ее раздобыть.
Перестав спорить, Алекс последовал примеру Сарыча и Марты, засовывавших в рот полоски вяленой оленины. От вяленого мяса слюна потекла ручьем. Иногда Алексу удавалось забыть о жажде на целых десять минут. Сарыч с Мартой обещали ему несколько освежающих глотков каждые полчаса.
Восточный ветер улегся. Смарт-трос воздушного змея, вначале туго натянутый, теперь висел в небе вяло покачивавшейся дугой. Всякое движение в воздухе угасло, сменившись плотным, студенистым безмолвием, убийственной тишиной, выпаривавшей пот и жир из плоти. Раскаты дальнего грома на западе раздавались все громче и настойчивее, словно где-то сразу за горизонтом неумело разрушали какое-то здание, но неестественное спокойствие в окрестностях аэродромного фургона казалось столь же прочным и нерушимым, как удушливый воздух банковского подвала.
Алекс сидел со скрещенными ногами на блистерном мате, механически жуя клочок вяленой оленины и втирая пот со лба в волосы. По мере того как жара, и жажда, и напряжение нарастали все больше, бумажный комбинезон становилось все труднее переносить. Его белая пластифицированная блестящая оболочка, похожая на материал сумочек, в каких продают свежеиспеченный хлеб, действительно немного спасала от жары – костюм был продуман и взаправду работал. Но в конечном счете оказывалось, что он работал недостаточно хорошо. По Алексову позвоночнику стекали струйки пота, ягодицы мерзко липли к штанам, и каждый раз, когда он нагибался вперед, комбинезон туго натягивался на лопатках. Вдобавок ко всему этот костюм был самым шумным из всего, что ему доводилось носить до сих пор: в окружавшей фургон напряженной тишине каждое его движение сопровождалось громким шелестом, словно он копался в мусорной корзине, по локоть запустив в нее руки.