Молодец – имплантат, а совсем не я. Но… не будем вдаваться в детали.
Вжики отпрянули, самые агрессивные сдали назад. Я пнул пяткой свой рюкзак – точно к коленям Киры.
– Развяжи! Достань бронежилет! Надену, если успею.
Впрочем, броня от вжиков что мертвому – культарка. Сила удара яйцекладов такая, что даже "дезерт" или "тайфун" пробивают.
Еще один перламутровый жужик мелькнул в рядах собратьев. Я выцеливал его долгую секунду – мутант все время прятался за другими, – наконец подловил и выстрелил. Четвертая пуля оказалась особенно удачной, прошив опасную цель навылет, она разорвала в клочья и обычного красного вжика.
За спиной пыхтела и возилась Кира. И шепотом что-то бубнила себе под нос. По-моему, ругалась.
– Узел очень тугой…
– Развязывай!! – рявкнул я, дуплетом срезав двух ближайших летунов. Хитин сыпался целыми кусками вперемешку с невесомыми частичками крыльев. Смятые и изломанные, они больше не сверкали маленькими зеркальцами, а напоминали изжеванный целлофан от упаковок пустынного рациона.
В пээме – последний патрон. Зато опасных вжиков больше не осталось, только простые.
Штук пятьдесят.
Я надавил на спуск. "Макаров" выплюнул пулю, привычно ткнулся в ладонь отдачей. И замер, не дослав в ствол следующую.
Вот и все. Опустевший ПМ полетел на землю.
Легко расставшись с прежним хозяином, древний пистолет верно служил мне: почти не промахивался, несмотря на возраст и старые, просроченные патроны.
– Кира! Автомат!
Она тут же подала "хеклер" – стволом вперед. Я вполголоса выругался, перевернул МП5, рукоятью смарта сбил предохранитель в положение одиночной стрельбы.
И тут вжики ринулись на нас. Все сразу.
– Ложись!! – заорал я изо всех сил и, раскинув руки в стороны, открыл огонь из обоих стволов.
"Хеклер" плевался короткими вспышками, смарт жег насекомых на подлете. Клочья хитина валились под ноги, отстреленные крылья усеяли землю, как опавшие листья.
За первую атаку я срезал не меньше двух дюжин. Рой рассыпался, вжики начали мешать друг другу, двое даже столкнулись в воздухе. Легче мне, правда, не стало – они мелькали уже совсем рядом, кружили над головой, целились в лицо.
МП5 подавился последним патроном и затих. Смарт располосовал еще пару насекомых, одного я огрел кулаком, переломав хрупкие стрекозиные крылышки. Но вжики и не думали отступать, один спикировал мне на шею, и я дернулся, едва боль от укуса пронзила мышцы. Наугад отмахнулся "хеклером", отбросил бесполезную пушку и вытащил нож. Еще одна летучая мерзость села мне на грудь и вцепилась в карман джинсовки. Я прихлопнул вжика рукой, и, когда он, полураздавленный, свалился на землю, смачно припечатал ботинком.
И отшатнулся. Ко мне метнулся красный хитин и почти сразу внезапно вспыхнул, прозрачные крылья в долю секунды обратились в пепел, а обугленная тушка, пованивая жареной тухлятиной, упала под ноги.
Ядрена мать, она же меня сожжет, чего доброго!
– Кира, не смей!!
Смарт испепелил двух насекомых почти в упор, луч не оставил практически ничего, только горсть сажевых хлопьев. Еще одного я удачно сбил ножом, срезав половину брюшка.
Но другая тварь успела цапнуть меня в запястье, прежде чем я размозжил ее разгоряченным стволом лазерника.
Вжиков осталось не больше десятка. Но все они уже сидели на мне, примериваясь, куда бы ударить яйцекладом. Я крутился, как заведенный, стараясь прикрыть незащищенные одеждой участки кожи.
Куснули меня еще дважды – в ладонь и в плечо, продрав даже плотную ткань. В ответ смарт изжарил обоих, ножом я поддел еще одного, а остальных просто раздавил локтями.
Наконец последний вжик, что пытался отползти от меня, волоча за собой мятые крылья, хлюпнул от удара подошвой, скрючился и издох.
Горелая вонь сразу же ударила в ноздри, нестерпимо заныла дважды укушенная и обожженная рука. И ужасно зачесалась шея: проклятые твари, похоже, успели напичкать меня личинками, всадив под кожу яйца с зародышами. Не смертельно, но неприятно. Хорошего мало, когда сначала начинает нарывать, место укуса неделю зудит и чешется, потом внутри начинает шевелиться , и – как итог – однажды из тебя лезет свеженький вжик, вполне зрелый и сформировавшийся. Ладно, если на отдыхе, а не в бою, когда со всех сторон наседают мутанты, а ты вдруг роняешь от боли оружие, корчишься с минуту, пока не вскроется нарыв, да вдобавок получаешь нового противника.
Один сталкер будто бы разродился вжиками прямо в объятиях своей подруги. Понятное дело, не без последствий. Перепуганная девица выставила ухажера вон, да и, как рассказывают, теперь вообще на мужиков не смотрит. Смех смехом, но я слышал, что из-за таких сюрпризов нашего брата не пускают в публичный дом без прививки. Не знаю, не пробовал. Если б я только подумал посетить красный квартал, Силь бы мне показала, где бункера для зимовки. Вплоть до направления.
Я устало опустился на землю, сел прямо среди опаленных трупиков и хитиновых чешуек.
Отбились.
Кира подскочила ко мне, обняла и, с трудом сдерживая слезы, заговорила:
– Ой, Андрей, они тебя всего искусали! Что же делать? Я так перепугалась! Думала, все, конец… Скажи, шея не чешется? Я читала, вжики откладывают под кожу яйца, откуда вылупляются личинки. Дай я посмотрю, может, и в тебя тоже…
Она осеклась.
Низкий протяжный многоголосый вой ударил по ушам. Казалось, он идет ниоткуда, но забивает все вокруг, еще минута – и в мире не останется ничего, кроме этого полурева-полустона. Я все понял сразу. Выругался про себя, включил локатор и протянул руку за снайперкой.
Только динго нам и не хватало. Для полноты ощущений.
– Это еще кто? – заикаясь, спросила Кира.
– Падальщики. Дикие собаки.
– Динго?
Я кивнул – конечно они, кто же еще.
КПК показывал восемь целей, но, зная повадки стаи, я ждал еще не меньше десятка. Санитары пустошей хорошо организованы: может статься, что эти – лишь разведка, которая должна определить, силен ли враг. Если противник не слишком опасен, ранен или по какой-то причине не способен сопротивляться, тогда приходят добытчики, быстрые, с крепкой шкурой и мощными челюстями. Укус динго всегда опасен, даже если живот и горло прикрыты, она может тяпнуть за лодыжку, да так, что отнимется нога.
– Кира, бронежилет.
Пока собачки добегут до нас – успею приодеться. А там посмотрим, кто лучше кусается: песьи зубы или пуля 7,62 со стальным сердечником.
Я скинул джинсовку, протянул руку за сталк-комплектом.
– Ой, – сказала Кира, – у тебя на шее…
– Знаю-знаю. Давай скорее.
Шея, плечо и правая рука саднили так, что впору лезть на стену. Или на дерево.
Кое-как я все же напялил бронежилет, затянул ремни. Ладонь горела огнем, словно кто-то методично поливал ее кислотой.
Я встал на колено, натянул на руку ремень СВД, уперся локтем: динго – проворные существа, и сейчас мне нужна была не только меткость, но и быстрота. Если удастся сразу подстрелить вожака и еще хотя бы двух-трех, остальные вряд ли ввяжутся в бой.
Шакалы всегда трусливы, люди они или звери – не важно.
Кира всхлипнула.
– Что случилось? – спросил я не оборачиваясь. Не до того – в сетке прицела уже скалилась лохматая собачья голова. По сточенным черноватым клыкам текла слюна, из пасти свисал язык, бледно-розовый, как пещерный червяк.
– Тебе больно, я чувствую… Может, я полечу тебя? Хотя бы немного.
Несмотря на сильное напряжение боя, на ярость и желание убивать, которое всегда появляется, стоит поймать в оптику очередного мутанта, на сердце у меня потеплело. Пусть Кира сто раз не обученная, пусть не всегда вовремя лезет со своей пси, но помочь она хочет совершенно искренне. Раньше я о таких псиониках не слышал, даже медиумы у федеральных госпиталей не лечат за просто так, один– два медяка в карман положат все равно.
Может, она и правда когда-нибудь станет великой, избавит мир от вируса X. Если доживет. И если один сталкер с микросхемой под черепом перестанет забивать голову всякой ерундой и доведет ее до Москвы.
Неужели это трудно – защищать того, кто тебе доверился? И так ли важно, кем он станет и где его ждут?
"Ты поклялся, сталкер. Остальное – потом".
Затвор плавно пошел вперед, ствол снайперки хищно вцепился в горло передней твари.
Я медленно потянул спуск и…
Вожак замер на месте. Остальные псы тоже. Черный лоснящийся нос шевелился – динго принюхивался. Что-то ему очень не нравилось, пес отфыркивался, мотал головой и снова пытался разгадать странный запах.
Паленых вжиков учуяла, что ли? Да для этих собачек падаль – самый деликатес. Обожают трупы жрать.
– Что случилось? Они остановились.
– Не знаю, Кир, посмотрим. Они думают, стоит ли с нами связываться. Только не шевелись. Не провоцируй их.
Вторая в стае – крепкая могучая самка, что стояла у плеча вожака, вдруг подняла морду к небу и завыла. Через мгновение к ней присоединились и остальные. Но теперь в их вое больше не было угрозы и вызова.
В нем звучал страх.
Я с недоумением наблюдал, как почти все динго поджали хвосты и попятились. Самка жалобно заскулила, да так громко и выразительно, что услышали даже мы с Кирой, хотя собаки остановились метрах в трехстах.
Только вожак не трогался с места. Он все продолжал что-то вынюхивать, водил мордой из стороны в сторону, будто старался уловить, откуда идет так раздражавший его запах. Двое последних развернулись и побежали прочь, подвывая на бегу от страха. За ними устремились остальные, и даже самка вожака, помедлив немного, бросила своего повелителя. Опустила лобастую голову к земле и потрусила вслед за стаей.
Динго выли. Но в панической перекличке не хватало одного голоса – главного. Того, кто всегда вел орду динго за собой. Он все еще сопротивлялся. Он видел, что остался один, но пытался бороться.
На меня волнами накатывала усталость. Горячка боя ушла, оставив лишь слабость и боль. Все ближе подступала дурнота, первый признак лихорадки от вжиковых укусов. Надо подумать о лечении, иначе можно нарваться на богомолов. Личинки для них – любимая пища, которую они способны учуять за несколько километров. На сладкое угощение мутанты сбегаются целыми полчищами, и их ни на секунду не остановит тот факт, что лакомство придется из кого-то выковыривать. Богомолы передвигаются очень быстро, да и кому охота связываться с батальоном кузнечиков в два метра ростом?
Ладно, одна пуля не восемь. Вряд ли остальные динго вернутся мстить. Когда стая спасается бегством, у нее только один закон – каждый сам за себя.
Перекрестье замерло на цели.
– Не стреляй, – вдруг сказала Кира. – Я пыталась успокоить Тикки, а наткнулась на его мысли. На динго. Он очень испуган, очень. И больше всего на свете хочет убежать. Под теплый живот, в спасительную темноту, где еще много таких же, как он, вопящих от страха щенят.
"Интересно, что же так напугало зверюгу? Аж до щенячьего визга и детских воспоминаний".
Вожак опять потянул носом и, наконец, не выдержал. Завыл с нотками отчаяния и страха, прижался к земле и помчался прочь, нелепо подбрасывая задние лапы.
Минуту спустя поле радара очистилось. Динго отступили.
Наверное, не стоило врать самому себе. Конечно, я знаю, почему так перепугались свирепые падальщики. Конечно, они всегда убегают от сильного противника, но разве два человека, один из которых ранен, а второй – смертельно напуган, смогли бы устрашить восьмерых псов? Бывало, на нас с Силь твари нападали и впятером, между прочим, на здоровых, сильных, хорошо вооруженных.
Так что не в СВД дело. Динго слишком часто сталкиваются с людьми, чтобы бояться огнестрельного оружия. Ответ кроется в моей голове. Не знаю уж, что они там почуяли, чем их так перепугал несуществующий по словам Смити имплантат. Впрочем, я и сам боюсь его не меньше.
Чуткий нос динго открыл им какую-то не очень приятную правду, которую не знаю даже я. Диверсант, говоришь?
Я смотрел вслед убежавшим тварям и с тоской думал, что меня теперь боятся даже мутанты. А роботы принимают за своего. Кто я вообще? Что за гадость торчит у меня в башке?
Кира присела рядом:
– У тебя укусы вот здесь и здесь, и еще тут…
Ах, да. Совсем забыл. Я отсоединил магазин СВД, передернул затвор и поймал в ладонь выпавший патрон. Так все же лучше, чем смартом – им с непривычки можно и полруки отчекрыжить. Я ж не инженер, чтобы лазеркой на камнях росписи ставить.
– Помоги броню снять.
Смешно, столько торговались, а в бою она мне ни разу еще не помогла.
– Что ты хочешь делать? – спросила Кира, расстегивая ремни. Шея и плечо уже начали распухать, так что сам я вряд ли бы справился.
– Надо выжечь личинки. Не дать им вылупиться из яиц… а то начнут еще во мне расти, очень неприятные ощущения, знаешь ли.
Я пытался храбриться и шутить, чтобы не пугать ее. Процедура не для слабонервных.
– Как выжечь?
– Порохом. Вскрою патрон, присыплю – и привет.
Кира стащила сталк с плеча, потянула со второго. Но, услышав, что я сказал, остановилась. Глаза у нее расширились, она испуганно заморгала:
– Ты хочешь поджечь порох на СЕБЕ?!
Я сбросил бронежилет, оттянул ворот футболки и, насколько позволяла немеющая шея, посмотрел на укус. Ничего так, красненький, и разбух уже. На шее наверняка то же самое – надо торопиться. Ладонь пока еще только чесалась, но скоро и ее разнесет.
– Не волнуйся, это почти не больно, я сто раз так делал. Чуть-чуть потерплю – и все.
– А… а без этого никак?
– Никак. Когда личинки вылупятся – придут богомолы. Сбегутся на запах со всей округи. Нам только их и не хватало.
– Но это же больно!
– Да уж не щекотно, – я зажал пулю рукоятью ножа, упер в ствольную коробку "хеклера".
– Подожди!
Кира присела рядом со мной на корточки, заглянула в глаза и сказала весьма решительно:
– Это все не нужно. Я сейчас, подожди немного, только соберусь.
Она закрыла глаза.
– У тебя четыре укуса, да?
Не сразу, но я все-таки сообразил, что меня опять собрались лечить пси. Вот уж не знаю, что лучше. Может, все-таки порохом попробовать? Верный способ.
– Кира, я…
– На шее, на плече и два на руке? Не шевелись.
Все доктора одинаковы, что с клистиром и градусником, что, как теперь выясняется, с пси-резервом. Командуют тобой, будто перед ними не живой человек, а кусок мяса какой-то, который надо правильно разделать. Вот и у Киры тот же тон прорезался.
На шее, на плече защипало почти одновременно. Мгновение спустя заныла рука. Кожа начала зудеть, потом нагреваться, потом заболела нестерпимо, будто я и вправду высыпал на места укусов по щепотке пороха.
Завоняло паленым. На этот раз – от моей собственной шкуры.
Зуд чуть унялся, зато сильно заболели ожоги. Я скрипнул зубами.
– Сейчас-сейчас… – сказала Кира.
Чпок! Лопнул и растекся по плечу первый вжиковый зародыш. Тут же вскрылся нарыв на шее и оба на руке. Жжение стало нестерпимым.
– Потерпи еще чуть-чуть.
Я терпел. Ради нее в основном, чтобы не сбить с настроя, не пошатнуть концентрацию пси-медиума. А то ведь подумает, что несчастному Андрею жуть как больно и что эту боль причиняет сама Кира… Может случиться всякое. Перепутает еще личинки с чем-нибудь другим.
Жжение стало спадать, места укусов больше не дергало в такт ударам сердца, будто под кожу мне всадили четыре крючка и тянут за все разом. Ожоги на руке прямо на моих глазах стали спадать, на месте опаленной кожи росла новая, розовая и чистая, как у младенца.
В висках закололо.
Ну, вот и она, лихорадка: яд вжиков успел попасть в кровь. Хорошо, успели избавиться от зародышей. Теперь можно и поболеть. Главное, не свалиться в обморок перед Кирой, подумает же, что довела своим лечением до полного аута.
Стремительно темнело в глазах. Я судорожно вздохнул несколько раз, помотал головой. Чуть прояснилось, но не до конца.
Кира с удовлетворением кивнула – наверное, чувствовала, как зарастают раны. Я и сам уже не ощущал боли от ожогов. Впрочем, я вообще ничего не ощущал. Постепенно, по одному, выключались чувства. Сначала пропал слух, потом онемела кожа.
Потом я перестал различать цвета и почти ослеп. Меня затрясло.
Проклятая лихорадка! Знакомые симптомы, но как раз сейчас она очень некстати.
– Вот и все! – гордо сказала Кира. – Я тебя вылечила.
– Здорово. Спасибо тебе.
Наверное, мой голос показался ей слишком хриплым, потому что она тут же открыла глаза, и спросила:
– Что-то не так?
Я знаю, как это выглядит со стороны – сидит бледный до синевы человек, которого бьет крупная дрожь. Зрачки не двигаются, мышцы на ощупь каменные, как у мертвеца.
– Андрей! Скажи, где болит!
– Все нор… мально. Это лихо… радка. От яда.
Странно, что я еще сохранил способность разговаривать.
Кира переполошилась.
– Как ее лечить? Скажи! Скажи, я все сделаю!
– Никак. Сама… пройдет. Через полчаса. Помоги мне… лечь.
Она тут же обняла меня за плечи и потянула вниз. Если б не ситуация, я бы, наверное, усмехнулся: ну, как же, девушка укладывает мужика на землю. Интересно, с какой целью.
"Все бы тебе шутить. Юмор висельника, блин. Даже в эпицентре небось найдешь повод поржать".
Через минуту я почувствовал, что лежу. Голова упиралась во что-то мягкое, похоже, в рюкзак. А по груди растекалось странное тепло: я не сразу понял, что Кира так и не отпустила меня, а наоборот – прижалась еще крепче. По-моему, она что-то шептала мне на ухо. Что-то очень доброе и ласковое.
Жаль, я не слышал.
А когда чувства вернулись, первое, что я ощутил, – мокрые дорожки на щеке. Кира плакала. Она больше не шептала, только всхлипывала.
– Не плачь, все нормально. Это жутко выглядит со стороны, но быстро проходит. У вжиков парализующий укус. Специально, чтобы жертва не смогла сразу же избавиться от личинок.
Кира промолчала. Я повернул голову и увидел зареванное лицо с совершенно счастливыми глазами. Да, перемены настроения никуда не делись: Андреналин выпал из жизни – поплакала, снова очнулся – обрадовалась. Бедный маленький псионик!
– Ну что ты? Все хорошо, все просто здорово. Ты замечательно меня вылечила.
– Я подумала… подумала, что сделала какую– нибудь ошибку. Я никогда раньше не пробовала жечь и лечить одновременно.
– Но справилась же. Ты молодец, у тебя прекрасно все получается. Особенно если не отступаешь и идешь до конца.
Она смутилась и, наверное, залилась румянцем, только я не разглядел – щеки и глаза и так красные от недавних слез. Наверное, как и я, вспомнила свою первую попытку, тогда, рядом с куполом Оазиса. Ничего, со временем научится правильно перераспределять пси-резерв. Любой профи когда-то был учеником и совершал детские ошибки, но стал мастером как раз потому, что не сломался после первых неудач.
– А потом ты перестал мне отвечать, и я испугалась. Я ведь не знаю, что надо делать и как тебя лечить. А вдруг без помощи ты умрешь? И еще я подумала, что тогда останусь одна во всем мире, и мне стало очень страшно и одиноко.
Я усмехнулся.
– Наверное, я не слишком похож на героя из твоих фантазий, да, Кир? То клинит в голове какая-то штуковина, то падаю замертво от пустячных царапин!