Содержание:
Крепость мертвых 1
Последнее перевоплощение Тристана Старого 5
Лнага 11
Под другими звездами 16
Весталка времени 17
Встреча 18
Джованна и ангел 20
Фотограф невидимого 27
Красная лягушка 32
"Онейрос" 38
Снега Арарата 44
В кругу, все ближе… 49
Парчовая скала 52
Где-то - человек… 54
Примечания 55
Владимир Колин
Зубы Хроноса
Крепость мертвых
Скрестив на груди руки, замерев и словно затаив дыхание, индеец смотрел на Луну. Ее полный диск отливал багрянцем. Облака быстро скользили по небу, и Мак Аллен мог бы поклясться, что Луна каждый раз появлялась из-за них все более блестящей, словно облака были тряпками, которыми невидимые руки начищали огромное медное блюдо. "Что это с Луной?" - чуть не спросил он Атахуальпу, но не решился нарушить молчание. Два часа тому назад, когда они пересекали на плоту реку, индеец попросил его молчать: - Если заговоришь, дорога убежит…
- Куда? - спросил он, но, не получив ответа, замолчал; он был достаточно суеверен, чтобы подчиниться тому, кто и сам следовал суеверию, когда решился перевезти его за реку, туда, куда не ступала нога белого человека.
В чаще девственного леса они то и дело останавливались, и индеец замирал, скрестив на груди руки и уставившись на буйное сплетение лиан. Мак Аллен не сразу догадался, что за клубками этих растительных змей каждый раз скрывался огромный каменный идол, перед которым и замирал, сосредотачиваясь, Атахуальпа. Зеленые браслеты на его запястьях, казалось, фосфоресцировали, и Мак Аллену приходилось отгонять от себя странную мысль, что индеец скрещивает руки, чтобы вызвать свечение камней, скрытых за зелеными побегами. Раза два ему показалось, что призрачный луч, как бы отвечая, на мгновение вспыхивал из-под сплетения лиан, но он поспешил уверить себя, что это просто плод его воображения или свечение гнилушки, а то и кусочка слюды на древнем камне.
Хотя перед ними не было никакой тропинки, Атахуальпа уверенно шел вперед и все чаще застывал перед камнями, оберегаемыми буйством лесной растительности. Им не встретилось ни одного препятствия и не попалось ни одного дикого зверя, хотя ночь была полна шорохов. Наконец, они вступили в скалистую долину и снова остановились. Молча, не в силах оторвать взгляд от казавшегося безжизненным лица своего голубоглазого проводника, Мак Аллен ждал.
Шумная мелодия леса приглушенно звучала теперь где-то позади. Время от времени он различал стон обезьяны, настигнутой во сне ягуаром, или резкий крик ночной птицы, но остальные звуки сливались в беспокойный гул жизни и смерти. Страха не было… Мак Аллен давно не испытывал этого чувства… "С каких пор?" - раздумывал он, уставившись невидящим взором в рыжую гриву таинственного потомка инков.
С того утра, когда, проснувшись, он почувствовал у сердца острие каменного ножа и встретил холодные глаза нагнувшейся над ним старухи, там, в хижине, до которой дотащился из последних сил, после своего поразительного бегства из-под виселицы в Лиме? Нет, он помнил, что тогда он не испугался. Старуха привела его в поселенье. Ее сын, Атахуальпа, сопровождал его сейчас.
Или раньше, когда ему читали смертный приговор в сырой тюремной камере? Директор разглядывал свои ногти, дул на них и наводил блеск, натирая их о рукав форменной куртки… Но Мак Аллен помнил, что ему не было страшно. И с удивлением обнаружил, что не испугался даже тогда, когда на окраине города перед ним появился Диего с целой сворой испанцев. Он понял, что Диего предал его, и все же… Почему? Ведь тут испугался бы кто угодно. Не боятся только дураки. И вдруг, со всей силой ужаса, пережитого в детстве, он вспомнил.
Перед его глазами возникло кладбище. Над склепом дона Винсенте возвышалась черная пирамида, увенчанная крестом из зеленого мрамора, словно вырезанным из куска окаменевшего яда… Это была глупая игра, пари, заключенное из детского фанфаронства: он сам взобрался на верх пирамиды, и приятели в мгновение ока привязали его к зеленому кресту. Какое-то время ему казалось, что он еще слышит голоса ребят, подбадривающих друг друга и спешащих выбраться с кладбища, на котором Луна уже начала будить привидения.
Потом наступила тишина. Лишь шорох летучих мышей…
Руки затекли, и холод камня проникал сквозь залатанную рубаху. Лучи Луны, играя на тропинках между могилами, рисовали тени вампиров. Возле железной ограды, подняв к небу голову, выла собака. Ему стало страшно, и он завыл вместе с ней. Прочитанные молитвы не ослабили веревок, и когда утром вернулись мальчишки, они нашли его бессильно свесившимся в веревочной петле. Две недели с его рук не сходили синяки. Узнав о происшедшем, старый пират выпорол его канатом, потом крепко обнял. Мак Аллен улыбнулся. "Смешно, но с тех пор мне больше не было страшно. За одну ночь я растратил запас страха на целую жизнь…" Рука индейца коснулась его локтя, и Мак Аллен отскочил, морщась и глотая проклятье: Атахуальпа коснулся того самого места, в котором веревка изранила когда-то руку мальчика. "Разве можно так, мгновенно, перенестись в прошлое?" Индеец указал пальцем на дорожку, словно выхваченную Луной из бездны. "Золото! Дорога золота!" Еще секунду назад она была невидима. Теперь Мак Аллен различал каменные плиты, аккуратно уложенные между двумя низкими стенами.
Дорога начиналась прямо перед ними и тянулась, неправдоподобно прямая, к огромному кровавому диску Луны. Она поднималась вверх и, казалось, в самом деле вела на Луну.
Атахуальпа несколько раз простерся перед ней, падая и выпрямляясь с удивительной ловкостью, потом сделал Мак Аллену знак и ступил на плиты, между которыми росла мелкая серебристая трава, слегка окрашенная пурпуром лунных лучей. Мак Аллен молча последовал за ним.
Старинный путь инков так мало пострадал от дыхания времени, отделявшего двух людей с голубыми глазами от священного Инки, которого некогда проносили по этим плитам на золотых носилках! Даже если инки были более искусными строителями, чем римляне - как уверял Фрэй Мигуэль - состояние дороги было поразительным. Следя за искусным чередованием разноцветных камней, из которых были сложены низкие стены, Мак Аллен даже подумал, не поддерживало ли эту дорогу племя Атахуальпы. В таком случае индеец несомненно знал город и тайники, в которых хранилось золото. Он потрогал свой нож.
И вспомнил вечера, проведенные в поселенье индейцев. Первыми решили, что он - сын Виракочи, старики, пораженные его белой кожей, голубыми глазами, рыжими волосами и бородой и тем, что он знал их язык.
Он понял, чего они ждут от него, и вступил в игру, ведя себя так, как от него ожидали, - сурово и с достоинством, как подобает потомку стольких поколений Сыновей Солнца. Убедившись, что ему нигде не найти лучшего убежища, несколько дней он с удовлетворением принимал суеверное уважение и неясные надежды, которые вызвало в поселеньи его появление. Испанцы искали его, он знал, что тому, кто принесет его голову в Лиму, назначена премия, но был уверен, что каждый индеец вынесет любые пытки и умрет, так и не открыв его убежища, - как возлюбленная Инки Манко предпочла, чтобы ее голой привязали к дереву, выпороли до крови и наконец пронзили стрелами, но не выдала места, в котором спрятался Манко, чтобы организовать сопротивление Писсаро. С цинизмом подлинного авантюриста он пользовался неисправимой наивностью индейцев. Вера в то, что их бородатые белые боги когда-нибудь вернутся, придя со стороны моря, сделала их жертвой испанских конквистадоров, которых они приняли за этих богов, но и эта кровавая трагедия их ничему не научила. Та же глупая вера заставляла их теперь склонять головы перед Мак Алленом, и они были готовы жертвовать ради него последней каплей крови.
- "Гори" - говорил Атахуальпа. - Золото… Сердца чужестранцев жаждут золота. Они не знают, что золото - это кровь Виракочи, и мы собрали его, потому что оно - жизнь, потому что все поет и веселится при его блеске. Они даже золото превратили в смерть. И убивают нас за него…
- Но у нас еще есть золото, много золота, - шепнул один старик. - Мы храним жизнь…
Глаза Мак Аллена вдруг вспыхнули - как тогда, в индейской хижине.
- Завтра я должен видеть золото, - сказал он. - Если его довольно, хорошо. Если же нет…
Он не решался говорить слишком ясно, так как не слишком хорошо знал их верования и боялся в чемнибудь ошибиться. Если бы с ним был Фрэй Мигуэль…
Но окружавшие его люди не удивились.
- Атахуальпа проводит тебя завтра, - сказал старик.
- Золота у нас много, увидишь сам. Мы храним жизнь…
- Но огонь больше не пылает, пламя едва теплится. В вьючный скот превратили они Народ Солнца. Истребляют нас, как стада лам. Гонят под бичами в шахты, и мы добываем для них золото Жизни, серебро Луны и медь Земли… Мы изнемогаем, Виракоча!
- Наши женщины - рабыни чужеземцев.
- Наши земли стали их землями.
- Мы погибаем тысячами, измученные, голодные. Наши дети болеют и умирают…
- Мы угасаем во мраке, невидимые, незнаемые…
- Мы изнемогаем, Виракоча!
Голоса вздымались и ниспадали в горестной литании, и Мак Аллен уже не различал говорящих. Но он слушал их причитания лишь одним ухом. Единственное, что ему было нужно, - это золото, которое он обнаружит завтра, золото, которое хранят люди, сидящие возле него, и которое он извлечет на свет. С их золотом он уедет в Европу. Все двери откроются перед его звоном. Прочь с дороги, расступитесь, этот сеньор приехал из Перу! Его карманы набиты золотом! За один день он тратит столько, сколько другие за год.
Это ему принадлежит дворец, в котором полно слуг, из окон которого доносятся самые веселые песни в Мадриде и до самого утра идет пир. У него самые жрасивые арабские скакуны и самые прекрасные рабыни язычницы, потому что он - из Перу. Из Перу. С золотом из Перу.
Мак Аллен глубоко вздохнул. Он все еще сжимал в руке нож, и резная рукоятка больно впилась ему в пальцы. Нужно было успокоиться. В двух шагах от него Атахуальпа скользил сквозь сырую холодную ночь.
Летучая мышь прошелестела над головой Мак Аллена.
Они подошли к краю пропасти. Дорога останавливалась у глубокой расщелины и снова поднималась на дотгом берегу, слегка окрашенном лунным светом. Через пропасть был перекинут плетенный мост из лиан. Мак Аллен увидел, как тело индейца раскачивается вместе с хрупким плетением, и вспомнил, что недавно такой же старый мост оборвался и сбросил в Апуримак нескольких прохожих. Об этом ему рассказал тоже Фрэй Мигуэль. Если подумать… Все это было не так уж давно, не больше тридцати лет тому назад… И вдруг он улыбнулся, словно услышав, как кто-то шепнул ему на ухо: - 20-го июня 1714 года!
И впрямь, меньше тридцати лет. Его отец, старый пират, только что обосновался в Куско, покинув братию флибустьеров, с которыми бороздил Караибское море.
Только что женился - кто его знает, в который уже раз - на молчаливой Куси-Койлор, индианке, которая еще кормила грудью маленького Мак Аллена…
Замерев на другом берегу, подобно идолам, которых Мак Аллен видел на севере, возле озера Мичиган, впереди ждал Атахуальпа. Он мог бы стоять так, не теряя терпения, целыми часами. Мотнув рыжей бородой, Мак Аллен ухватился рукой за толстый, как его шея, канат и, покачиваясь, начал продвигаться по плетеным мосткам. Посередине он остановился и взглянул в пропасть.
Освещенный Луной, возле огромного камня растянулся скелет - казалось, он прилег отдохнуть. Интересно, давно он так спит? Череп откатился и отдыхал на расстоянии вытянутой руки от грудной клетки. Мостки раскачивались под шагами Мак Аллена, словно качели.
Ощущение было приятное, хотя голова слегка кружилась и казалось, что тяжелое тело собирает все свои силы, чтобы оторваться и полететь. Если бы не застывшая фигура индейца впереди, Мак Аллен издал бы громкий крик. Теперь же он просто прошел над старым скелетом, раскачиваясь сильнее, чем это было необходимо. Когда его нога коснулась каменного берега, Атахуальпа, как тень, двинулся вперед.
Голоса леса уже давно не было слышно. Облака растаяли, и звезды мерцали вокруг окровавленной Луны, "Такой ночи у меня еще не было", - подумал Мак Аллен, взволнованный захватывающим чувством ожидания. "Такая ночь не может кончиться, как все остальные. Ведь она сулит золото…" Он не думал о том, как убьет Атахуальпу, все его мысли были прикованы к золоту. Ему казалось, что он улавливает ожидание великого откровения в сыром и холодном молчании ночи, в безветренной погоде, в равномерном скольжении индейца. Все это было ожиданием, и в этом ожидании, наполнявшем его сердце, слились небо и земля.
И вдруг Мак Аллен совершенно ясно почувствовал, что все, что он пережил, все, что он перечувствовал с тех пор, как открыл глаза и вступил в борьбу за что-то таинственное и неопределенное, движимый темным, упорным стремлением, все его радости и поражения - все это было нужно для того, чтобы приготовить его к той ночи, в которую он вступал сейчас.
- Крепость мертвых, - сказал Атахуальпа, не поворачиваясь.
Он остановился, и его вытянутая рука указывала в ночи на что-то, для Мак Аллена не различимое.
- Где? - отчаянно крикнул он и кинулся вперед, толкнув стройную фигуру индейца.
Атахуальпа едва успел схватить его в объятия и тем помешал ему провалиться. Они стояли у крутого обрыва, и Крепость Мертвых виднелась внизу, в долине. Тяжело дыша, Мак Аллен пожирал глазами зрелище, которое не открывалось еще ни одному белому.
Окрашенная в багрянец лучами Луны крепость симметричными рядами рассыпалась по огромной каменной воронке. Скалистые стены окружали ее со всех сторон, розовые, словно усыпанные прозрачными лепестками.
- Кратер вулкана! - удивленно шепнул Мак Аллен.
Атахуальпа, по-прежнему молча, начал спускаться по ступеням, вырытым прямо в наклонной стене. Лестница вела к огромной центральной площади крепости. Мак Аллен уже с этой высоты различал строгую архитектуру зданий. Никакого орнамента, который оживлял бы стены. Каменные лестницы поднимались к суровым башням. Прямые улицы разделяли здания, расположенные вокруг площади, и Мак Аллена ужаснуло это никогда еще не виданное им зрелище пустого города.
"Крепость мертвых. Все мертво. И камни домов, и настил улиц, и пыль. Как спуск в ад…" Но крепость, которая словно вырастала ему навстречу по мере того, как они спускались вниз по сточенным шагами мертвых ступеням, была не похожа на ад. Полное спокойствие, ничем не тревожимое минеральное молчание…
Поздней ночью из всех городов, которые знал Мак Аллен, уходил трепет жизни. Но при этом всегда угадывалось дыхание людей, спавших за темными окнами, и даже крысы, скользившие по улицам, доказывали, что города были живыми. А в этой крепости, к которой он спускался вместе с Атахуальпой, все было мертво.
Даже имя.
Теперь, когда индеец прервал наконец молчание, Мак Аллену хотелось, чтобы он говорил. Ему казалось, что хрипловатый голос может снять проклятие и оживить город небесных Сыновей Солнца. Но Атахуальпа молчал.
- Ты уже бывал здесь раньше? - спросил Мак Аллен, хотя знал, что его спутник пришел сюда не впервые.
- Да, - коротко ответил индеец.
- Один?
Неопределенное движение руки, которое могло означать и да и нет. Мак Аллен вдруг почувствовал тепло, которое поднималось со дна воронки, из покинутых домов. "Тепло смерти?" - промелькнуло у него в голове. Он не знал, на какой они высоте, - во всяком случае, больше одного лье от кратера вулкана, но в нем явно хранились запасы тепла. Каменное чудовище просто спало. В один прекрасный день оно проснется и восстанет в пламени и дыме, разрушая мертвые дома и каменные улицы, губя воспоминания. Не справедливо ли забрать у него золото, с которым ему больше нечего делать?
Они продолжали спускаться. Мак Аллен попытался представить себе эту каменную лестницу, оживленную нескончаемым движением стройных фигур, закутанных в кровавого цвета одежды. Ему никак не удавалось убедить себя в том, что эти люди жили на самом деле, что каждому из них было дано определенное количество лет, бесконечная вереница дней и ночей, которые они расточили, питая ими бестелесного дракона времени. Он попробовал представить себе надежды и цели, двигавшие одним из этих людей, тысячу раз поднимавшихся и спускавшихся по стертым ступеням… одним из тех, кто высекал эти ступени и однажды поранил себе пальцы ног, запнувшись об острый край камня, который Мак Аллен только что миновал… Он пытался представить его себе сидящим на согретой солнцем ступени и потирающим посиневшие пальцы, в то время как потоки других людей равнодушно текли мимо. Какой-то приятель узнал его и остановился спросить, что случилось. Они поговорили о женах, о детях и пошли дальше вместе, делясь новостями. Приятель начал было насвистывать припев модной песни, привезенной накануне из Куско, но спутник его перебил. Его старшая дочь была Девой Солнца, и ходили слухи, что ее принесут в жертву Виракоче ради выздоровления небожителя Инки, заболевшего два дня тому назад. Два пленника уже были убиты, и их тела, набитые соломой и золой, висели в Доме Победы. Приятель радостно поздравил его с высокой честью, которая выпала на его долю…
- Глупости! - громко сказал Мак Аллен.
Атахуальпа обернулся, но не сказал ни слова. Он ждал.
- Я что-то вспомнил, - извинился Мак Аллен, радуясь, что тот продолжает спускаться, не обращая на него внимания.
Это рассказы Фрэя Мигуэля виноваты в том, что ему в голову приходят разные выдумки. Нет, люди, построившие крепость, мертвы, навсегда, окончательно мертвы - как и мир, к которому они принадлежали.
Никто и ничто не заставит их ожить, не извлечет из небытия их мысли и чувства. Он вспомнил ссохшийся шарик, который показал ему как-то тот же Фрэй Мигуэль. Он бросил его в стакан с водой, и жалкий шарик превратился в изумительный голубой цветок. Фрэй Мигуэль получил эту игрушку от капитана одного фрегата.
Он говорил тогда об иллюзии смерти и о победе жизни, утверждая, что эта игрушка - парабола. Но, вероятно, он был просто пьян, как всегда. Бедняга Фрэй Мигуэль…
Никто не соберет нынче его костей хотя бы для того, чтобы сложить в бочонок с ромом, который он так любил, а уж тем более - для того, чтобы погрузить их в ванну, из которой он воспрянет, целый и невредимый, со своими лисьими глазками, так любившими блеск золота! И один только господь бог знает, как мечтал старый доминиканец о сокровищах, спрятанных в крепостях мертвых…
Они дошли до последней ступени. Узкая улица вела между двумя рядами стен, составленных из синеватых кубов. И это не было иллюзией, навеянной Луной: Луна была теперь желтая и блестящая. Фиолетовый камень разных оттенков вибрировал загадочными отблесками погасшего вулканического пламени. Было жарко, и Мак Аллен почувствовал, что по его бороде стекают капельки пота.