В воздухе кружилась пыль, ее острые частицы кололи кожу. Люси морщилась, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть.
У нее не просто звенело в ушах - Люси ясно слышала чей-то визг. Она перелезла через обломки низкой деревянной изгороди. Джип стоял на аллее как ни в чем ни бывало. Ни Джека, ни Хейди не было.
Люси заковыляла туда, откуда слышался визг, пока не уткнулась в насыпь, оставшуюся на месте кустиков, которые Хейди использовала как импровизированный туалет. Впереди мерещилось что-то красно-синее, и Люси ринулась вперед через обломки.
Хейди свисала на землю, пронзенная зазубренным стволом молодого деревца. Темная кровь толчками хлестала из груди и ручейками била изо рта, искаженного воплем. Рядом на коленях стоял Джек без футболки, его обнаженную спину испещряли кровавые порезы.
На этот раз Люси действовала без промедления. На ходу стянув футболку, она протянула ее Джеку, чтобы он остановил кровь, сочащуюся из груди Хейди.
Он покачал головой и хотел что-то сказать, но закашлялся. И тогда Люси увидела его руку. Поначалу она не поверила глазам. Ей показалось, что из руки у Джека торчит палка, Люси даже сделала движение, чтобы смахнуть ее на землю.
А затем поняла, что это не палка, а рука. Левая рука Джека. По крайней мере, кость. Плечевая, вспомнила Люси школьный урок анатомии. В этом не было ничего смешного, но Люси хихикнула и отвернулась, чтобы выблевать воду и желчь.
Джек снова закричал, и она поняла, что он просит ее затянуть футболку на плече. Кровь стекала багровым ручьем по ее неумелым пальцам. Втянув воздух, в котором было больше пыли, чем кислорода, Люси сделала так, как он просил, удивляясь, что не грохнулась в обморок.
- Чертов солдафон, - пробормотала она, понимая, что он ее не слышит.
- Эй, кто там?
Из тумана выступили две фигуры: мужчина и женщина. Их лица скрывали противогазы. В руке женщина сжимала ружье.
Люси протерла глаза, забитые пылью, и помахала им рукой. Если они захотят убить ее или устроить кровавую бойню на манер техасской резни бензопилой, она все равно не в силах им помешать. Оставалось верить, что, несмотря ни на что, ее отец выжил и что люди в массе своей хорошие.
И она не ошиблась. Это были хорошие люди.
Мэдди Грейс и ее сын Виктор помогли освободить Хейди, завернули ее в одеяло и отнесли на ферму, где жена Виктора Энджел ждала их с двумя перепуганными, но не утратившими любопытства малышами. Сидя на уютной деревенской кухне, Люси спросила, как зовут детей. Горела газовая лампа, Энджел промывала ее порезы.
Хейди перестала кричать. Энджел сказала, что Виктор фельдшер, служил в армии, он позаботится о ее друзьях.
Люси не спорила, ощущая себя безнадежной трусихой. Больше она не вынесет крови и боли. Каждый порез и синяк, болячка и рана, вопили о том, как ненавидит ее тело свою хозяйку. Ко всему прочему, кажется, Люси оглохла на левое ухо.
На пороге возникла Мэдди Грейс, на ее морщинистом лице застыла скорбь и решимость.
- Вы, должно быть, хотите проститься.
- Джек? Но у него повреждена только рука…
Люси запнулась.
- Нет, я не про вашего парня. Девушка.
Чувство вины навалилось на Люси, но она сумела подавить его. Джек прав: действуй, думать будешь потом.
- Конечно, - ответила Люси и последовала за Мэдди Грейс в кладовку, превращенную в импровизированную операционную. На складном столике, какие используют для пикников или карточной игры, лежало неподвижное тело Хейди. Окровавленные тряпки были сложены на краю аккуратной стопкой, Виктор с опущенной головой стоял рядом, слезы стекали по крупному носу.
Джек полулежал в складном кресле, рука по-прежнему была стянута футболкой. Он поднял глаза на Люси и протянул ей здоровую руку.
Люси не ответила на рукопожатие, сразу подойдя к столу. Она сплела пальцы с пальцами подруги и с удивлением ощутила слабое пожатие, а ресницы Хейди дрогнули.
- Прости, - сказала Люси. Она вечно со всеми ссорилась, и ее последними словами всегда были слова гнева или сожалений. Люси моргала, пытаясь улыбнуться сквозь слезы. - Мы с тобой, слышишь? Мы рядом, ты не одна.
Губы Хейди шевельнулись, но сказать она ничего не успела. Она дернула головой, стала задыхаться. Виктор приподнял голову умирающей, бормоча какую-то нелепицу.
Хейди улыбнулась. Люси приходилось видеть, как усыпляли животных, быть свидетельницей мгновения, когда живое существо переходило от жизни к небытию. Выглядело очень похоже, но гораздо страшнее. Только что ее подруга была здесь, сражаясь за каждый вдох, истекая кровью. И вот дом опустел.
Люси разрыдалась, слезы, копившиеся весь этот ужасный день, прорвали плотину и горячими ручейками потекли по щекам. Джек хотел встать, но Виктор велел ему оставаться на месте.
Жилистые сильные руки Мэдди Грейс обхватили ее, увлекли в гостиную, мягко толкнули на диван. Кто-то протянул ей чистую рубашку, втиснул в ладони чашку с мятным чаем, вытер слезы носовым платком, но они все равно текли.
Наконец слезы высохли, и Люси, всхлипывая, уснула, ощущая во рту вкус мяты.
- Скоро стемнеет. Давай дождемся утра, - сказал Джек.
- Пусть стемнеет, мне все равно. Я еду домой, Джек. Я больше не могу ждать. Виктор сказал, что джип на ходу, он заменил колесо и вставил стекло. Я еду домой.
Люси вытерла ладони об чужую рубашку. Она проспала чуть больше часа. Каждая рана и порез твердили, что Джек прав, ей нужно отдохнуть и выспаться.
Но это место не было домом.
- Подождет твой отец еще денек, - настаивал Джек, пытаясь привстать на раскладном диване. Люси видела, что, несмотря на морфин, который ему дал Виктор, Джеку очень больно.
- А если нет? - выпалила Люси. - Я наговорила ей ужасных вещей, Джек. Сказала, что хотела бы иметь мать, которая понимала бы меня, мать, похожую на матерей моих подруг. Я должна ехать. Я не переживу, если эти слова окажутся последними.
- Но если она жива…
- Нет. - Это слово далось Люси с трудом, но в глубине души она знала правду. - Я чувствую, ее больше нет.
Как и Хейди. И огромного множества людей. Даже радио замолчало, и семейство Мэдди Грейс было отрезано от новостей.
- Ладно, тогда я иду с тобой. - Джек попытался опустить ноги и вскрикнул от боли, задев искалеченную руку.
- Нет. Отсюда до фермы всего час пути. Оставайся, Мэдди Грейс не против. Они отвезут тебя на ферму, когда тебе станет лучше, или я вернусь за тобой через пару дней. Я скажу им, куда ехать. - Люси наклонилась и поцеловала горячий лоб Джека. Его трясло, надо будет сказать Виктору, что у Джека лихорадка.
- Я люблю тебя, Люси, - сказал Джек.
- Давно бы так. А я ради тебя отстрелила яйца одному негодяю.
Чтобы не расплакаться, Люси улыбнулась сквозь слезы. Они видятся не в последний раз, но что бы ни случилось, она не оставит его со словами гнева на устах.
- Я тоже люблю тебя, чертов солдафон.
Дорога представляла собой месиво веток и сучьев, но Люси переключилась на полный привод. И уже в полной темноте фары уткнулись в желтые отражатели на почтовом ящике в конце аллеи, просиявшие, словно маяки в тумане.
Люси остановилась рядом с домом, высматривая свет в окнах. Скрипнула дверь. Спотыкаясь, она бросилась вверх по ступеням и заморгала, ослепленная теплым светом фонарика.
- Папа?
- Люсита! Люси! - Отец уронил фонарик. Люси зарылась носом в мягкую фланель его рубашки, вдыхая родной запах ванильного трубочного табака, лошадей, мяты.
- Наконец-то я дома, папа. - Люси рассмеялась, уткнувшись лицом ему в грудь.
- Да, да, наконец-то ты дома.
Метеорит, который упал неподалеку от Дерби, оказался самым близким к Лоло, штат Монтана. Атмосферная дымка - как говорили по радио, когда оно работало, - не рассеивалась. Их ждала ядерная зима. Никто не знал, сколько она продлится. Возможно, несколько лет. Никто не знал, сколько людей погибло. Прибрежные зоны затопило цунами. Говорили, что Майями, на который упал крупный фрагмент Луны, больше не существует. Сильнее всего пострадали экваториальные зоны, но Люси не жалела, что сбежала из Калифорнии.
Три месяца спустя наступила настоящая зима. Джек появился спустя неделю в компании Мэдди Грейс, Виктора и ящика солений. Его рука не зажила даже спустя несколько месяцев, но он разрабатывал пальцы и делал упражнения, которым научил его Виктор. Джек с отцом быстро нашли общий язык, и про себя Люси немного ревновала его к отцу, впрочем, им все равно предстояло какое-то время жить вместе, поэтому она не роптала.
Виктор сказал, что они похоронили Хейди рядом с красивым кизиловым кустом, уцелевшим после ударной волны. Никто не знал, как сообщить о смерти Хейди ее семье в Чикаго. Люси поклялась, что найдет ее мать и сестру и расскажет, как умерла и где похоронена Хейди.
Ей было слишком хорошо известно, как тяготит незаконченное дело.
О матери они с отцом не говорили. После первой ночи, когда Люси спросила, а отец ответил утвердительно, они больше не возвращались к этому разговору.
Три месяца пролетели, словно три минуты.
Люси стояла на крыльце, засунув руки в карманы пальто и глядя в затянутое дымкой небо. Метеоритные дожди кончились, по крайней мере, в этой части неба, но звезд не было. Как и Солнца - лишь узкая светлая полоска на небе ближе к вечеру. У них остались генератор и колодец, но приходилось экономить. Из Мизулы прибыла Национальная гвардия, чтобы расчищать дороги, попутно снабжая местное население горючим и новостями. Других вестей из внешнего мира до них не доходило. Ничего нового о маме и судьбе лунной экспедиции. Словно их никогда не существовало.
Скрип гравия рассеял ее задумчивость. Черный военный "хаммер" подъехал к крыльцу.
- Папа! - крикнула Люси.
Джек был в амбаре, но отец возился с печью, готовя фирменный чили, считавшийся любимым семейным блюдом.
Он вышел на крыльцо, сжимая в руке ружье. Отец сильно сдал за последнее время: волосы поседели, вокруг глаз и рта залегли морщины, которых раньше не было. Однако рост, осанка и чувство собственного достоинства остались при нем.
Из джипа вышли двое военных.
- Пол Гудвин? - обратился один из них к отцу.
- Я, - ответил отец, аккуратно прислонил ружье к стене и шагнул вперед.
С помощью еще одного солдата из машины выбралась худенькая и очень миловидная женщина. Огромный живот выпирал из-под темно-синей форменной юбки. Она посмотрела на отца, затем на Люси и двинулась к ним навстречу, сжимая в руке сумочку.
- Меня зовут Шеннон, - произнесла она с легким английским акцентом. - Я служила вместе с Нетой.
- Нет! - вскрикнул отец, прижав кулак ко рту. Люси нашла его руку и прильнула к его груди.
Одно дело - чувствовать, что мамы больше нет, другое - услышать, как чужая женщина говорит о ней в прошедшем времени.
- Здесь? - Люси показала на сумочку. Они принесли ее прах? Ее кремировали?
- Что? Нет, - ответила Шеннон. - Это запись, она записала сообщение. Мы вернулись не все, всем не хватило места.
Мужчина позади Шеннон предостерегающе кашлянул.
- Хватит, Вентворт, это семья Неты! Они должны знать правду. - Шеннон обернулась к Люси и ее отцу. - Ваша мама осталась, чтобы я могла вернуться… Она знала, что я беременна.
- Узнаю Нету, - произнес отец. Его глаза покраснели от слез, но он выдавил улыбку. - Господи, это так на нее похоже.
- А вот ее последняя запись. У вас есть электричество? Перед отъездом мы его зарядили, но можем оставить вам аккумулятор. - Она подошла к крыльцу и протянула Люси сумку.
- У нас есть электричество, - ответила Люси, спускаясь со ступеней и беря сумку, вероятно, с маленьким ноутбуком внутри. - Значит, ее больше нет, - прошептала она, обращаясь к Шеннон.
- Мне очень жаль, милая, - ответила та, еле сдерживая слезы.
Люси кивнула и сжала губы.
- Спасибо.
- Простите, что не приглашаем вас зайти, - сказал отец, когда Люси поднялась по ступеням.
- Я понимаю, - промолвила Шеннон.
Люси прижалась к отцу, глядя, как Шеннон с сопровождающими забирается в машину и джип, развернувшись, исчезает в облаке пыли.
Вдвоем они просмотрели запись на портативном военном плеере, молчаливо согласившись не звать Джека. Люси любила его, но это касалось только их двоих.
На экране мама выглядела собранной и одновременно очень беззащитной. Усталое лицо, морщинки, свет в глазах, слова, полные любви. И ни сожалений, ни упреков.
Она даже называла ее придуманным именем, Люси.
В последний момент, когда слезы против воли хлынули из глаз, мама прошептала в камеру: "Люби ее, Пол. Отдай ей всю любовь, которую я не смогу ей отдать. И не печалься обо мне. Я хочу, чтобы вы жили долго и счастливо".
Люси, рыдая, выскочила на крыльцо. Отец вышел за ней, его большие сильные руки обняли Люси.
- Как же я на нее злилась! - всхлипнула она, выдыхая морозный пар. - Но я не хотела ее обижать! Никогда не хотела!
- Она знала, Люси. - Отец прижался губами к ее волосам и стал тихонько раскачиваться.
- Но я не могу сказать ей об этом! Ее больше нет.
- Ничего подобного. Твоя мама здесь. Уверенность, с которой отец это произнес, потрясла Люси. Она отстранилась, чтобы заглянуть ему в глаза.
- Разве звезды исчезли? - отец показал на небо.
- Звезды? Нет, но мы больше их не видим.
- Правильно, Лусита. Но они здесь, как и твоя мать. Мы их не видим, но они согревают нас своим светом.
Они еще долго стояли на крыльце, пока не раздались шаги Джека.
- Вы заходите внутрь? - удивленно спросил он. Люси кивнула. Она нашла здоровую ладонь Джека и подняла глаза. Невидимые звезды сияли на небе. Люси сжала в ладони пальцы Джека и вошла в дом.
ЧАРЛИ ДЖЕЙН АНДЕРС
Рассказ Чарли Джейн Андерс "Six Months Three Days" попал в шорт-лист на премию "Небьюла" и премию Теодора Старджона. Ее произведения публиковались в "Mother Jones", "Asimov's Science Fiction", "Tor.com", "Tin House" и т. д. Она - исполнительный редактор в io9.com и ведет читательскую серию "Writers With Drinks" в Сан-Франциско. Смотрите charliejane.com.
Рок Мэннинг вас не слышит
Он пришел грабить сейф в полупустой магазинчик на углу, где я работал. Прилизанные усики и козлиная бородка, пончо поверх мешковатой толстовки, футбольные гетры. Дробовик в его руках выглядел так, словно в последний раз из него стреляли в куропаток году в 2009-м, после чего благополучно забыли в чулане. Я размышлял о путях отхода: перепрыгнуть через него или прошмыгнуть за кулер, ибо я Рок Мэннинг, любимец Интернета, мастак проделывать подобные трюки.
Я пожал плечами и поднял руки вверх.
Беда в том, что замок был запрограммирован на показатели моего организма, и если мой пульс участится, сейф заблокируется, а если остановится сердце, сирены завизжат как резаные. Мой босс Рамон порой уходил без выручки, потому что я слишком возбуждался, размышляя о том, что мы будем снимать в выходные: крушение вагона или турнир на мотороллерах. Пришлось изучить технику глубокого дыхания, чтобы он мог забрать мелочь из сейфа.
А поскольку грабитель продолжал размахивать дробовиком у меня перед носом, сердце пустилось вскачь, и тумблеры сейфа вцепились друг в друга не на жизнь, а на смерть. Налетчик уже решил плюнуть и убраться восвояси, но придумал смешать усыпляющий сироп от кашля с нехилым количеством коньяка "Гран Марнье" и, тряся дробовиком, заставил меня залпом осушить пойло. Сердце по-прежнему трепыхалось, и я посоветовал ему обзавестись терпением, пока бухло подействует. Ему пришло в голову ускорить действие напитка при помощи депрессантов, но я сказал, что в случае моей смерти не видать ему сейфа как своих ушей.
Закончилось все тем, что мы пару часов трепались о старых фильмах и видеоиграх. Реджинальд обожал комедийные боевики восьмидесятых-девяностых и на память цитировал "Смертельное оружие" целыми кусками. Сам не знаю, что на меня нашло, но я рассказал ему, что по субботам мы с друзьями снимаем любительское видео для Интернета в центральном парке Бостона, и пригласил поучаствовать в съемках. А может быть, во всем виноват сироп от кашля, задушевные разговоры или то, что он перестал махать дробовиком. Спустя пять минут после того, как Реджинальд попрощался и вышел вон, я сделал глубокий вдох и услышал, как щелкнул замок.
Я собирался рассказать друзьям про Реджинальда, но отвлекся размышлениями о моем характере. Не о моем настоящем характере, о котором мне нечего сказать, а о характере моего персонажа.
Только вообразите! Гарольд Ллойд, неизменный в каждой роли - маленький простак, образованный, но непрактичный, искренний и открытый, голова которого вечно переполнена безумными проектами. Я буду как он, только коварнее и слегка чокнутым. Ладно, пусть не слегка. Сироп от кашля и коньячные пары делали свое дело, и я верил, что сумею не только заставить публику хохотать над моими выходками, но и заслужу ее сочувствие.
Жанель, хорошенькая студентка киношколы с радужными дредами, со мной согласилась. Она считала, что комик должен вызывать у зрителя симпатию или, по крайней мере, чувство общности в перерывах между ужимками и прыжками. Вдвоем мы попытались убедить в этом нашего режиссера Салли Хамстер, которая ни в какую не соглашалась. Салли заявляла: "Искусством я занимаюсь в будни, а в выходные маюсь дурью". До того как я вернулся в ее жизнь, полностью излечившись от нервного расстройства и горя желанием снимать странное кино с элементами фарса, Салли занималась серьезными проектами в киношколе. К тому же мы с Жанель сами всегда говорили, что наши фильмы не имеют с искусством ничего общего, чистой воды развлечение.
Я успел забыть о грабителе забегаловок Реджинальде, пока он не явился собственной персоной, облаченный в ярко-алый рестлерский костюм, хотя, возможно, это был его обычный прикид для субботних пробежек. Мы переодели его копом, а группа студентов киношколы изображала банду мотоциклистов, пересевших на велосипеды после того, как галлон бензина подорожал до двенадцати баксов. Впрочем, это их не сильно расстроило, и они носились по городу, крутя педали и врубив на полную громкость тяжелый рок.
Некогда участок Бостона у реки перестроили, сделав из него подобие деревушки в стиле старой доброй Англии - на деле те же бутики, которые стояли заколоченные со времен Долгового кризиса. В нашем сценарии он изображал городишко, жители которого пытались выжить велосипедистов при участии копа Реджинальда, в то время как мой герой неожиданно оказывался в гуще событий, потому что принес кактус захворавшей подруге. Моя мотивация выглядела несколько надуманной, и это тревожило нас с Жанель. К моему удивлению, Салли решительно отказывалась видеть в нас киношных героев-любовников. И не потому, что вместе с головой ее бойфренда Рейна разлетелось на куски ее сердце, просто Салли ненавидела сопли на экране.
Все, за исключением Заппа Стилмана, решили, что Реджинальд крут, особенно в сцене, когда велосипедисты подпрыгивают на гигантской рампе, которую мы смастерили из старой вывески фитокосметического салона, а Реджинальд пытается пяткой врезать им по колесам. При этом он каким-то образом умудрился сломать нос Заппу, хотя остальные гики заявили, что сломанный нос только добавляет его лицу боксерской мужественности. (Запп был внучатым племянником одного знаменитого режиссера и знал все на свете).