Дориана улыбнулась и, перегнувшись через стол, дотронулась до его руки.
– Там масса работы. Об этом не беспокойся. Будешь работать и учиться. Получишь отличный опыт.
Хоть он и кивнул, но продолжал тревожиться. Как она и предполагала, ее жест удивил его. "С ним определенно сложностей не будет, – подумала она. – Никаких проблем. Послушен, как ягненок". И мысленно похвалила себя за блестящий выбор.
– Я, собственно, пытаюсь сказать, что хоть опыта у меня нет, но не хотелось бы заниматься подсобными работами. В смысле, мне хочется иметь шанс сделать нечто существенное.
Вот так. Хочет быть в центре событий. Дориана неторопливо провела кончиками пальцев по тыльной стороне его ладони. Инди сглотнул и заерзал. Зардевшись, он неотрывно смотрел на ее руку.
– У тебя будет такая возможность. – "И не только в том, о чем ты думаешь". Она отвела руку. – Более того, я хочу, чтобы ты первым прочел надпись на доске, когда мы извлечем ее из расщелины. Сможешь приложить свои познания в древнегреческом на практике.
– А если это не древнегреческий, а линейный Би-образный?
Дориана рассмеялась и покачала головой. Линейной Би-образной нарекли надпись на табличке, найденной при раскопках на Крите, в Кноссосе, в 1899 году. Расшифровать ее так и не сумели.
– Ты слишком много читаешь. Шансы найти табличку с линейным Би-образным текстом ничтожны. Так что не волнуйся.
Дориана в два глотка допила свой коктейль, заметила написанное на лице Джонса удивление и тихонько рассмеялась.
– Что стряслось? Ты думал, я не пью, не даю себе послаблений и никогда не развлекаюсь?
Джонс хлебнул пива.
– Порой и не знаю, что о тебе думать.
Она улыбнулась и в упор посмотрела на него.
– Ладно, тогда я скажу, что думаю о тебе. Ты не только умный и одаренный человек, но еще и очень красивый мужчина. Признаюсь, если бы ты был уродливым грубияном, я бы не взяла тебя с собой.
Его замешательство позабавило Дориану. Должно быть, женщины еще ни разу не высказывались при нем напрямую.
– А что же ты думаешь обо мне? – Сбросив туфлю, она пальцами ноги погладила ногу Инди. – Но только честно.
У Инди от волнения даже голова закружилась.
– Я еще ни разу не встречал таких женщин, как ты. По-моему, ты провозвестница новой женской революции.
– Нет. Напротив, я исключение из нее.
Его изумление перешло всякие границы. Инди не сомневался, что она согласится с ним и скажет, что на дворе уже двадцатые годы. Мол, женщины меняются и не желают больше терпеть узы приличий ни в одежде, ни в духовной жизни. Но у Дорианы имелась своя точка зрения на сей счет.
– Инди, женщины бунтуют, но чисто внешне – курят на публике и стригутся "под мальчиков". Какая же это революция?
– Ну, это лишь начало.
– Проблема большинства женщин, особенного твоих ровесниц, заключается в том, что они не в состоянии разумно и откровенно общаться с мужчинами на равных, а предпочитают увертки, интриги и зов плоти.
– Пожалуй, подобные аспекты просто не приходили мне в голову.
– Ну, а мне приходили, и я их рассмотрела со всех сторон. Большинство мужчин даже не готовы общаться с женщинами на равных. Мужчинам незачем прибегать к недомолвкам и интригам, чтобы добиться своего, – Дориана ткнула Инди пальцем в грудь. – Они действуют в открытую.
– Чаще женщины сами об этом просят, поддразнивая мужчин.
Она расхохоталась.
– Значит, ты понял, о чем я! Вот именно, женщины просят; так уж заведено. Женщине от роду положено быть слабой. Но знаешь, что я тебе скажу? Большинство мужчин втайне боятся и ненавидят женщин.
Инди тряхнул головой и расплылся в ухмылке.
– Я не в счет. Я не только не боюсь женщин, но даже не питаю к ним ненависти. Беда в том, что… я люблю женщин.
Когда принесли обед, Инди уже был полон предвкушения. Несмотря на резкие высказывания Дорианы о мужчинах, он был уверен, что уже сегодня вечером она раскроет ему объятья, и не мог удержаться от пылких фантазий. Он представлял, как касается ее длинных черных волос, лица, плеч, читает ее тело ладонями, словно слепой, изучающий азбуку Брайля. Он ни разу не встречал такой женщины. Ни разу.
– Десерт будешь? – спросила она, покончив с едой.
– Пожалуй, немного итальянского мороженого.
– "Спюмони", разумеется. Пойду поищу официанта. Ужасно медленно обслуживают.
– Да нет, Дориана, ничего страшного, – воспротивился он, но она уже выбралась из-за стола и направилась к выходу.
Инди обернулся, глядя ей вслед и заметил, как Дориана задержалась у столика, где в одиночестве сидел какой-то мужчина, светловолосый и немного грузный. Взгляды на долю секунды схлестнулись, но смысла содержавшихся в них безмолвных посланий Инди не уловил. Затем мужчина передернул плечами и отвел глаза, заметавшиеся, как два встревоженных таракана. На вид ему было лет тридцать. Дориана скрылась в следующем вагоне, а незнакомец поднялся из-за стола и последовал за ней.
Инди проводил его взглядом. Черт подбери, что это значит? Он уже собрался встать и пойти за ними, но раздумал. Нечего лезть не в свое дело.
Пару минут спустя принесли две вазочки с мороженым. Инди уставился на разноцветный шарик лакомства. Он ждал до тех пор, пока мороженое не подтаяло по краям, затем зачерпнул немного ложечкой и попробовал. "Куда она подевалась? Что они там делают?" Он глянул через плечо, затем вернулся к своему десерту. Неторопливо поглощая ложку за ложкой, Инди покончил с мороженым и отодвинул вазочку.
Пора оглядеться.
Встав с места, он быстро пошел к выходу. В следующем, последнем вагоне поезда, располагался бар. Публики здесь было много, но Дорианы нигде не было, как, впрочем, и ее преследователя.
Инди описал Дориану бармену и спросил, не видел ли тот ее.
– Нет, – покачал головой бармен. – Извините.
– Но я же видел, как она зашла сюда всего минут пять назад. И не выходила.
Бармен указал в дальний конец вагона.
– Может быть, она вышла подышать?
Подышать? Инди пробрался через толпу в конец вагона и открыл дверь. Повеяло дивной прохладой вечернего воздуха, напоенного ароматом окрестных полей. На землю уже опускались лиловые сумерки. Ступив на железный балкончик, он увидел Дориану, стоявшую у перил с дымящейся сигаретой в руке, не замечая его присутствия. Ее неподвижный профиль на фоне небес был прекрасен, как профиль античной статуи. Ветер играл в ее волосах. Одной рукой Дориана охватила себя за пояс, оперев на нее локоть другой, державшей сигарету. Инди с минуту любовался ею; потом Дориана обернулась, увидела его и улыбнулась.
– Тебе принесли мороженое?
"Само хладнокровие и невозмутимость", – подумал он, затем кивнул и указал на ее сигарету.
– А я и не знал, что ты куришь.
Она швырнула сигарету за перила и положила ладони ему на пояс.
– Я делаю еще много такого, чего ты не знаешь
Инди коснулся ее щеки и медленно, почти нерешительно приблизил губы к ее устам. Ее поцелуй был полон сладости экзотических фруктов, экзотических напитков – и еще чего-то неописуемо-экзотического. Он погладил ее черные как вороново крыло волосы, наслаждаясь их пышной мягкостью, но Дориана отступила на полшага и прошептала ему в губы:
– Мое мороженое тает.
– Наверняка.
Возвращаясь через бар в вагон-ресторан, Инди вдруг сообразил, что блондина так и не увидел; столик, за которым тот сидел, был пуст. Прямо иллюзион исчезновения.
Может, все это – игра воображения? Скажем, Дориана остановилась поправить чулок; блондин подглядывал и смутился, когда она заметила его взгляд – поэтому поспешил скрыться в умывальной комнате. И уже давным-давно вернулся в свой вагон.
Разумеется. Иначе и быть не могло.
7. Афинские тайны
До Акрополя они добрались под вечер; город уже тонул в рыжеватом закатном мареве. Афины лежали внизу, у их ног. Косые лучи солнца вызолотили великолепные дорические колонны Парфенона. Инди с благоговением воззрился на античный храм.
– Наконец-то Греция перестала казаться мне легендой.
Дориана засмеялась.
– Мне кажется, я слышу отзвуки голоса твоего отца.
– Перед сном он рассказывал мне о подвигах Зевса, Геракла, Посейдона, Гермеса и других. О Медузе Горгоне, Ясоне и аргонавтах. Я знал их всех до единого.
– Похоже, детство у тебя было прекрасное, – Дориана взяла его под руку.
"Ага, просто потрясающее", – подумал Инди, но спорить не стал. Не время сейчас спорить. Он глубоко вдохнул, словно волшебный воздух этих твердынь мог продлить мгновение.
– Как ты думаешь, что самое удивительное в судьбе Акрополя? – спросила Дориана.
Инди попытался вспомнить, было ли это на лекциях, но ничего не вспомнил и отрицательно затряс головой.
– То, что он все еще существует. В здании под называнием Пропилеи турки устроили склад боеприпасов, и в 1645 году он взлетел на воздух. Сорок два года спустя венецианцы взорвали Парфенон. И Акрополь дожил до нынешних времен лишь потому, что в начале девятнадцатого века археологи реставрировали его в соответствии со своими представлениями об облике памятника в пятом веке до нашей эры.
– У тебя опять профессорский вид, – заметил Инди с улыбкой, чтобы Дориана не приняла это за критику. – Это место, наверно, для тебя особенное.
– Конечно. Но больше всех я люблю башню Ветров на Римской агоре, особенно в рассветный час.
– Надо будет как-нибудь поглядеть, – Инди обвел взглядом город, уже погружающийся в сумерки. – Грандиозное место для археолога. Сплошь замечательнейшие руины, и прямо на задворках.
Вопреки его ожиданиям, она не засмеялась.
– Археологию, как европейскую культуру, породила именно эта страна.
Они пошли от массивных колонн Парфенона к Эрехтейону, единственному уцелевшему строению из остальных.
– Так почему же ты преподаешь в Париже? Я-то думал, тебе здесь лучше.
– Это сложный вопрос. Пойми – нас, археологов-греков, больше всего привлекают эстетические аспекты этой науки. Большинство наших предпочитают изучать великие работы античных скульпторов, нежели пачкать руки землей в поисках глиняных черепков. Фактически говоря, заведующие кафедрами археологии наших основных университетов являются специалистами по истории скульптуры.
– В самом деле? А почему?
– Ну, это своего рода компенсация экономического и социального отставания от северных стран, перехвативших наше наследие. Знаешь ли, нашей независимости всего девяносто лет, после четырех веков иностранного господства. Так что, сосредоточившись на эстетических аспектах археологии, мы как бы слегка превозносим нашу нынешнюю культуру.
– Ты разделяешь такой подход?
– Не разделяю, но понять могу. Я преподаю в Париже, чтобы иметь возможность взглянуть на предмет под более широким углом.
Они остановились перед Эрехтейоном, разглядывая кариатид – ряд каменных дев, подпирающих южный портик здания. Последние лучи солнца играли на каменных лицах богинь, портик тонул в сплетении света и теней. На мгновение Инди показалось, будто кто-то стоит у основания одной из статуй.
– Ты немного напоминаешь мне другого студента, – голос Дорианы звучал едва слышно, словно она говорила сама с собой. – Он был из Англии. Приехав сюда, он и понятия не имел о нашей нынешней истории. Знал только, что лорд Байрон умер у Мисолонги. Вот так.
Она умолкла. Инди ждал продолжения.
– Надо идти, – наконец, встрепенулась она от задумчивости.
В сумрачной дымке вспыхнули первые огоньки вступающего в ночь города. Инди кивнул, но взгляд его так и влекло к Эрехтейону. Он изо всех сил всматривался вглубь портика. Освещение изменилось, блики исчезли и теперь стали отчетливо видны два человека, мужчины, пристально смотревшие на Инди и Дориану.
– Странно.
– Что? – осведомилась Дориана.
– Вон те двое парней у кариатид следят за нами.
Дориана стремительно обернулась, будто ее ударили в спину ножом.
– Никого не вижу.
– Они отошли подальше.
Она схватила Инди за руку.
– Пошли!
Недоумевая, с чего вдруг такая спешка, Инди последовал за ней к Парфенону. Там начиналась тропинка, ведущая к дороге, где поджидали пассажиров кабриолеты. В Афинах по-прежнему хватало на улицах конных повозок, хотя на парижских улицах лошади стали большой редкостью. Словно Афины никак не могли решить, вступать ли в двадцатый век.
Дориана снова потянула его за руку.
– Инди, они идут за нами!
Он оглянулся. Те двое направлялись к Парфенону, один на несколько ярдов опередил другого.
– С чего ты взяла, что за нами? Наверно, просто пара туристов.
– Глянь еще раз.
Мужчины приближались. Они еще не бежали, но не скрывали, что торопятся.
– Давай подождем. Наверно, мы их совсем и не интересуем.
Дориана схватила его за руку.
– Не будь дураком. Бежим!
Они припустили вперед, торопливо спускаясь по каменистому склону. Инди чувствовал себя глупо; он по-прежнему сомневался, что мужчины преследуют именно их. Споткнувшись, Инди едва не потянул Дориану за собой. Лодыжку пронзила жгучая боль.
– Проклятье!
– Быстрей! – прошипела Дориана.
Скривившись от боли, он оттолкнулся от земли и заковылял дальше. Лиловые сумерки сгущались, видимость ухудшалась. Спускаясь, они исцарапали руки о росшие вдоль тропинки плотные кусты. Лодыжка Инди отчаянно протестовала против каждого шага. Он то и дело оглядывался, но никаких преследователей не видел.
Среди развалин уже почти никого не осталось, и у подножия тропки задержавшихся на прогулке поджидал всего один экипаж. Дориана помчалась к нему, махая рукой вознице. Тот спокойно открыл перед ней дверцу; Инди, хромая, перебежал через дорогу.
– Господин, все ли у вас в порядке? – поинтересовался возница.
– В полнейшем. Поехали!
Экипаж тронулся. Инди принялся всматриваться в сумерки за окном. В этот самый миг те двое выскочили на дорогу, остановились и уставились вслед удаляющемуся экипажу.
– Скорее всего, им был нужен последний экипаж, а не мы, – заметил Инди.
Дориана не ответила.
* * *
Дом Дорианы располагался на холме в старом пригороде под названием Монастираки, откуда в любое время дня виден Акрополь, парящий в небе, словно храм богов. Выглядел дом весьма причудливо – с пилястрами по углам, черепичной крышей, терракотовыми богинями и тесным двориком, скрытым от улицы кованой железной оградой и пышной растительностью.
"Неплохо", – подумал Инди, входя в дом и обоняя запахи готовящегося обеда. Дориана вернулась домой после двухлетней отлучки, но словно и не уезжала. Несмотря на ее отсутствие, жизнь здесь продолжалась. Экономка приготовила не только обед, но и пенистую ванну для Дорианы. Пока она купалась, Инди отмачивал свою распухшую лодыжку в ведре с холодной водой.
– Эй, Инди! – окликнула Дориана.
Он посмотрел на дверь ванной.
– Да?
– Неси свое ведро сюда, поболтаем.
Инди оживился. Поговорить с Дорианой – мысль хорошая, и ведь никто не мешает сделать это во время купания, а? С озорной улыбкой он вынул ногу из ведра и встал.
– И как же я сам об этом не подумал?!
Установив ведро возле ванной, он сел на покрытый полотенцем стул. На полу возле ванны стояла бутылка и бокал. Еще один бокал, уже полупустой, держала Дориана.
– Налей себе рецины, – предложила она, когда он снова погрузил ногу в ведро.
– Спасибо. А что это?
– Вино из сосновой живицы.
– Сосновое вино? – Он налил себе, попробовал и состроил кислую физиономию. Дориана рассмеялась.
– Еще войдешь во вкус, уж поверь мне. Оно очень популярно. Может быть, даже чересчур популярно. Так что, когда распробуешь, не злоупотребляй.
Инди пригубил еще немного; взгляд его блуждал, не в силах сосредоточиться на ее лице. Уж больно соблазнительно она возлежала среди пены, томно вытянув ногу по бортику ванны, напомнив Инди о недавней близости. Ему живо представились их объятия в поезде, сплетение их тел под такт вагонных колес. Сейчас любовная игра казалась чуть ли не порождением воображения. Инди никак не мог поверить, что Снежная Королева из Парижа так легко оттаяла в его объятиях. А теперь он запросто наблюдает, как она принимает ванну.
Все последовавшее за той ночью слилось в памяти в сплошную пелену. Вчера утром они сошли с поезда, и большую часть дня провели на пароме. Добравшись до порта Пиреи, взяли такси до Афин. Прибыли совершенно разбитыми и проспали двенадцать часов. Сегодня, пока Дориана разрабатывала детали поездки в Дельфы, Инди самостоятельно осмотрел город. Для начала чувство долга заставило его провести утро в археологическом музее; затем Инди просто бродил, наслаждаясь городскими пейзажами.
– Как тебе Афины? – поинтересовалась Дориана.
– Понравились. Правда, я то и дело сравнивал их с Парижем.
– И каковы же выводы? – Она вытянула стройную ногу перед собой.
Инди решил, что здесь совсем иной уклад жизни; обаяние Парижа крылось в едва уловимых оттенках и полутонах. Здесь же все проявлено четче, ярче и строится на резких контрастах примостившегося среди скал города.
– Греция – страна земная и плодородная; Франция же куда более рассудочна и рафинирована.
– Согласна.
Оба города тесно связаны с прошлым, но прошлое по-разному отразилось на каждом из них. Париж обратился в средоточие культурной жизни, неиссякаемый родник творческих достижений. Здесь же, где приметы прошлого встречаются на каждом шагу, пышно процветавшая некогда культура впала в спячку. Париж подобен прекрасной статуе, над которой еще трудится резец скульптора; Афины же обратились в законченный монумент, а их жители могут лишь пассивно наблюдать, как он мало-помалу разрушается.
И все-таки, хотя тень великих предшественников осеняет современных греков, они вовсе не пали духом. Это общительные, словоохотливые люди, не стесняющиеся открытого выражения чувств, будь то радость, гнев или печаль. Мужчины по большей части смуглы, курчавы и хороши собой. Беспрестанно курят черный табак и одну за другой пьют бессчетные чашечки кофе, с отсутствующим видом перебирая пальцами янтарные или серебряные четки. Зато женщины с головой ушли в семейные хлопоты; многие носят черные платья, словно в знак вечного траура.
Инди очень старался изложить свои мысли внятно, но Дориана уже утратила к ним интерес.
– Инди, я хочу рассказать тебе, почему решила, что эти люди в развалинах преследовали нас.
– Хорошо. Мне бы очень хотелось это знать.
– Прежде всего, хочу поведать немного о своей семье, – она запрокинула голову, чтобы обмыть шею, отчего из пены выглянули ее розовые соски.
– О семье? – переспросил Инди, не в силах сосредоточиться на смысле слов.
– Да. О своей семье. Видишь ли, дочери греческих крестьян не становятся археологами. Мой отец – кораблестроитель и крупный землевладелец. Мы даже владеем парой островов.
– Прямо целиком?
– Они не так уж велики, – засмеялась она.
– И он живет здесь, в Афинах?
– У него здесь имеется недвижимость, а еще дома в Риме и Лондоне. Сейчас он живет в Риме, но домой вернуться не может.
– Почему?