Дело земли - Ольга Чигиринская 12 стр.


Тут Райко ошибся. Конюший посинел, как каппа после дождя, и даже держать его было не нужно - он и губами-то двигал еле-еле. А вот говорить отказался, напрочь. И видно было - просто так не скажет, хотя очень боится.

Райко приказал подать палок, но Сэймэй попросил его обождать.

- По-моему, толку из этого не будет, - сказал он. - Если человек решил молчать, так он скорей умрет, чем заговорит. Так что мы поступим иначе. Подайте-ка мне кисть и тушечницу.

Требуемое подали - и Сэймэй, достав из-за пазухи лист бумаги для насущных надобностей, оторвал узкую полосу и написал знак "язык".

- Сделаем проще, - сказал он, помахивая полоской, чтобы тушь просохла поскорее, - обезглавим его, а после я положу это заклинание ему в рот. Его мертвая голова все нам расскажет, а его господам совершенно незачем знать, живой или мертвый он их выдал.

- Нет… - захрипел конюший. - Не делайте этого.

- А почему, - поинтересовался Сэймэй, - я не должен этого делать?

- Не надо, - конюший всхлипнул и забился. - Вы лучше пытайте меня. Я слабый человек, я не смогу молчать. Пытайте меня! Избейте меня, сломайте мне все кости! Вырвите мне глаза, жгите меня на углях! Я скажу вам все, но, может быть, ее пощадят!

- Дочь? - спросил Сэймэй. - Где она? Говорили?

Райко молчал. Сэймэй, кажется, что-то понял раньше него - пусть он спрашивает.

- Я… - конюший, дрожа, глотал слезы, - я не знаю. Они… называли одно место, я слышал случайно, но где это - я не знаю…

- Говори.

- Гора Оэ. Монах-пропойца говорил о горе Оэ.

Райко прикрыл глаза. Гора Оэ - в одном конном переходе от Столицы. Это уже не Масакадо. Это уже песни царства Чу с четырех сторон…

- Что ты знаешь о Монахе-пропойце? - спросил Райко.

- Он - вечно пьяный скот и дурак. Ему обещают бессмертие - а он верит…

- Он в городе сейчас?

- Нет. Сейчас - уже нет. Его отослали вчера.

- Лжешь. Вчера все городские ворота уже стерегли. Такой огромный человек не прошел бы без моего ведома.

- Он и не прошел! - конюший расхохотался. - Его пронесли! Это я, глупец, научил их, как… Обвязали со всех сторон соломой и пронесли на носилках в процессии, как Огненного Парня!

Райко прикусил губу. Чучела, которых называли Хиотоко, "Огненный парень", плели из рисовой соломы и сжигали на рисовых полях как раз сейчас, в последние дни новогодних празднеств. Райко чувствовал себя дураком. Пока он раскланивался с вельможами - злодеи опять опередили его на десять шагов.

- Господин тюнагон, несомненно, оценит твою смекалку, - сказал он как можно холоднее.

- Да плевал я на господина тюнагона, - сказал конюший - и повалился набок, а глаза его закатились.

- Им управляют? - вскинулся Райко.

Очень уж похоже было на то, что вышло с давешним кровопийцей, когда он пытался сказать лишнее.

- Да нет, - поморщился Сэймэй, - просто он человек полнокровный, напряжение чувств ему вредно.

Гадатель встал, зачерпнул ковшом воды из кадки в углу веранды - и вылил медленной струйкой конюшему на висок. Тот заморгал, задышал часто - а потом с помощью стражника сел и вроде бы даже успокоился.

- Ты умрешь, - сказал Райко. - Но если ты все расскажешь мне, я поеду на гору Оэ и постараюсь спасти твою дочь, если это еще возможно. Хотя бы ее спасение стоило мне жизни. Я клянусь тебе в этом, слышишь? Но если ты не расскажешь нам… Что ж, твоя дочь не хуже и не лучше тех девушек, которые погибли по твоей вине. А ты - ты хуже тех отцов, которым я приносил горестную весть. Говори.

- Но… но вы же знаете, от кого я шел. Вам запретят, она умрет.

- Я знаю, от кого ты шел. Я не стану спрашивать позволения. У Тайра Садамори были полгода на уговоры, у меня их нет.

Конюший снова заплакал - но уже не навзрыд, как в прошлый раз. Он плакал - и говорил ровным, тихим голосом, словно бы слезы принадлежали кому-то другому.

Началось все около года назад, как раз когда изволил сокрыть свой лик государь Мураками. Свадьбу дочери конюшего и смотрителя соколиной охоты, назначенную на благоприятный день шестого месяца, из-за траура пришлось отложить. А несколько месяцев спустя помолвка расстроилась из-за того, что невеста оказалась беременной. Виновника искать не пришлось - господин тюнагон подарил своему конюшему несколько штук дорогого полотна, сколько-то искусно сделанной утвари - и сам все объяснил. "Родится девочка - возьму к себе в дочери, - сказал он. - Родится мальчик - и его не оставлю заботой".

Ребеночек, однако, прежде срока родился мертвеньким, и к прислужнице господин Канэиэ охладел. А конюший расстроился и стал искать способов вернуться во дворец Хорикава-ин, где он служил раньше, до того как братья разъехались.

И попал прямо в змеиное кубло.

Потому что старшие братья невесть с чего воспылали к младшему ненавистью - и твердо решили сжить его со свету. Конюший не видел ничего дурного в том, чтобы приложить руку к отправке господина тюнагона в ссылку - по правде сказать, он в том видел много хорошего и был даже согласен рисковать. Он любил дочь, а ее очень уж крепко обидели. Но с нечистью связываться не собирался… только кто ж его спрашивал?

- А откуда взялась нечисть? - спросил Сэймэй.

- А как ей и положено - из гроба. Я сам не видел, как дело было, только слышал от других, что господин Великий Министр изволили прихворнуть - и уже совсем было померли, но перед смертью сказали, чтобы не звали бонз, а по старинке совершили обряд оплакивания. Ну, как водится, плакальщики рыдали и три дня уговаривали его вернуться… А он возьми да и вернись.

- А кто та женщина, с которой ты передал отравленную еду для стражников? - спросил Райко.

- Богиня, - Конюший сказал это и обвел всех полными ужаса глазами. - То ли сама Идзанами, то ли одна из ее служанок. Ее все боятся. Даже Сютэндодзи. Даже сам Великий министр Корэмаса!

- Разве может быть такое? - удивился Райко.

- Если б вы ее видели, вы бы поверили… Она на тех, что из смерти встал, похожа - как вы на ваших стражников, господин Минамото. Тоже две руки, две ноги, одна голова - а не спутаешь, кто какого рода.

- Красива?

- Я же говорю - богиня.

- Богиня - и сама еду развозит? - Райко хмыкнул, но его сарказм не произвел на конюшего впечатления.

- А что же. Если дочь морского дракона перекинулась черепашкой и позволила мальчишкам издеваться над собой, чтобы испытать рыбака с Урасима - так отчего бы Идзанами не привезти стражникам еды? Она не служит братьям - она помогает. Если хочет.

- Забавная какая помощь, - как бы себе под нос сказал Райко. - А скажи, не отрубал ли кто в последнее время господину Великому Министру правую руку?

- Й-й-я не знаю! - замотал головой конюший. - Я его давно не видел, с прошлого года! Все приказы отдавал мне господин Правый Министр Канэмити!

И слышно было по голосу конюшего, что будь его воля, он бы министра не то что с прошлого года, а еще вечность не видал - и все мало было бы.

Райко решил не повторять своих ошибок - и преступника, обвязав ему тканью рот, положили на дно повозки Сэймэя и повезли в усадьбу Минамото. Начальник городской стражи ехал следом, в компании Сэймэя, своей повозкой. Ехал задумавшись. Допрос конюшего преумножил загадки, а не ответы.

Самым главным вопросом было - зачем господину Великому Министру Хорикава насылать беду на дом тюнагона? Да, Сэймэй напророчил сыну тюнагона великое будущее - но, по правде говоря, вряд ли это будущее могло стать более великим, нежели настоящее господина Хорикава и его брата, Левого Министра Канэмити.

- Что вы думаете об этом? - спросил он Сэймэя.

- Я думаю, что они пытаются повернуть реку вспять… пока она не дошла до ненужного им поворота. - Сэймэй покачал голово. - Если сыну тюнагона Канэиэ суждено занять некое место, это значит, что к тому времени, когда он войдет в возраст, это место опустеет. Для человека, господин Минамото, в этом нет лишней угрозы - люди смертны. Но мы говорим о существах, чей срок на земле ограничен только мерой их осторожности.

- Но если один человек будет занимать, скажем, должность Великого Министра… и при том не стареть… Это невозможно не заметить! И потом, будь я Великим министром Хорикава - я бы опасался куда сильнее господина Левого Министра. Если государь Рэйдзэй соизволит отречься и принять постриг, то Хризантемовый трон достанется, скорее всего, принцу Тамэхира - а значит, господин Такаакира сделается тестем государя, и уж конечно, именно он возглавит Великий Совет!

- Почему же… и стареть, и умирать, а потом это место займет другой представитель той же семьи, которому какое-то время не придется скрывать свой возраст. Будучи нечистью, эти существа вдвойне суеверны. Господину Такаакира ничего не предсказано - значит, его можно не опасаться. Если он станет серьезной угрозой - с ним поступят, например, как с министром Каном.

- Но ведь и младенца можно просто убить, - Райко поморщился. - Зачем вся эта кровавая игра? Убивать прислужниц, чертить знак на пол-Столицы? Подсылать шпиона? Травить сражу? Было бы гораздо проще приказать этому несчастному удавить ребенка в постели.

- Сразу видно, господин начальник стражи, что вы - человек, не подверженный темным предрассудкам. Как же можно его убить, если в будущем он уже есть? Ему нужно судьбу поломать сначала. А еще лучше - использовать это дело для того, чтобы взять в руки власть совсем надежно. Чтобы сама нужда скрываться отпала.

- Я бы целился все равно в господина Минамото.

- Вы отличный стрелок, - улыбнулся Сэймэй. - И вам нравятся решения, прямые, как полет стрелы. Но заметьте - после сегодняшней ночи вся столица узнает, что равного вам стрелка нет. Поэтому в стрельбе с вами никто не станет состязаться.

Повозки остановились у ворот усадьбы Минамото, слуги ввели их внутрь, выпрягли быков и помогли хозяину и гостю выбраться. Кинтоки и Урабэ приняли пленника и повели в задние помещения, где одну из глинобитных кладовых легко можно было превратить в тюрьму. Сато доложил, что девицы получили все положенные подарки и уехали. Садамицу с поклоном подал Райко какую-то бумагу, привязанную к ветке сосны. Райко не сразу вспомнил, что вчера отослал письмо даме Кагэро.

Без особого трепета он развернул бумагу цвета топленого молока и прочел:

Когда туман рассеется в полях -
Лук не спеши натягивать, стрелок:
Не гуси то
А снег
Лежит в низинах.

Райко посмотрел на веточку в руке. "Сосна" и "ждать" - звучат одинаково: "мацу". Значит дама Кагэро приняла его письмо с благосклонностью и теперь ожидает ответа. Но почему же "не спеши натягивать лук"? И что это за снег, который лежит в низинах?

В кои-то веки что-то сделал правильно и преуспел, но преуспел не вовремя. Если не уделить переписке времени и сил, вместо полезного советчика и союзника - слово "возлюбленная" не шло на язык - заведешь себе разве что опасного врага. Да и не следует обижать женщину, с которой и без того обошлись жестоко.

Закралась мысль: а пусть господин Хиромаса и дальше ведет переписку от его имени. Он накурил сакэ - ему и пить…

- Сердечно рад приветствовать, - господин Хиромаса, сидящий за трапезой, был так изящен и подтянут, что Райко немедленно ощутил всей душой и телом, каким пугалом выглядит сам. - Что это у вас, письмо от дамы Кагэро?

Райко, остро чувствуя необходимость пройти во внутренние покои и привести в порядок туалет, но еще острее чувствуя голод, сел за свой трапезный столик и протянул господину Минамото листок, исписанный тонкими, нервными чертами.

- О! - Господин Осени приподнял брови. - Как интересно! Необычайно интересно!

- Правда? - удивился Райко.

Он находил стихотворение милым, но вполне заурядным.

- У меня даже какая-то щекотка в пальцах появилась, - господин Хиромаса отложил палочки и протянул письмо Райко. - Это писала не дама Кагэро. Не ее рука.

- Как не она?

- Не она. И почерк не тот, вы уж поверьте, я знаю, и само стихотворение… оно молодое, как свежая трава.

- Позови-ка мне Цуну, - сказал Райко слуге, расставлявшему блюда.

Юноша явился на зов и распростерся перед господином, а потом перед его гостем.

- Насчет письма, - сказал Райко. - Кому вы с Садамицу его отдали?

- Ну… - Цуна опустил глаза, - я его привратнику отдать хотел, но Садамицу сказал, что лучше будет его подбросить прямо в северные покои. Так что мы обошли дом и начали искать лазейку в сад… Смотрим, а там играют в мяч двое парней, таких, как я примерно. Садамицу меня на ограду подсадил потихоньку, те давай спрашивать - кто я и откуда взялся… Я им так и ответил: кто мой господин - не скажу, а только к вашей госпоже от него письмо. Один сказался пажом дамы Кагэро, я письмо ему и отдал.

- Каков он был на вид?

- Да по всему выходит, что не из простых, господин. Оба не из простых. Одежды шелковые - у одного вроде зеленые, как молодой бамбук, у другого - такого цвета, я даже сказать не знаю, как… Словно ошкуренное дерево. Шапки на обоих высокие, лаковые. Прически взрослые уже. Что-то мы сделали не так, господин?

- Все хорошо, ступай, - Райко опустил руки в поднесенную слугой чашу для омовения, сполоснул, вытер поданной мягкой бумагой. - Вот будет неловко, если это шутка пажей, - сказал он, когда за Цуной сдвинулись перегородки.

- Нет, рука женская, - возразил молчавший до сих пор Сэймэй, окуная ладони в чашу. - В почерке мужчины, даже если он пишет травяным письмом, видна привычка к уставу. А в этом возрасте мальчики уже должны иметь хороший уставной почерк.

- Может быть, ты соизволишь взглянуть? - спросил господин Хиромаса. - Я понимаю, что тебе это бывает нелегко, но…

Сэймэй молча протянул руку, даже не стерев капли воды, и взял письмо кончиками пальцев. Издалека пробежал глазами строчки - и тут же, рассмеявшись, вернул лист господину смотрителю Осенних покоев.

- Она почти не касалась бумаги, - сообщил он. - Но это явно не дама Кагэро. Женщина, которая написала письмо, очень молода - и очень влюблена в вас, господин Райко. Я полагаю, это её паж играл в саду с пажом… нет, скорее всего - сыном дамы Кагэро.

- Почему вы так уверены насчет… сына? - рука Райко дрогнула и он выронил из палочек кусок печеного сома - тот плюхнулся прямо в блюдечко изысканного соуса из слегка подтухшей рыбы.

- Потому что паж немедленно бы оспорил ложь другого пажа, - пояснил Сэймэй. - А вот сыновья часто ревнуют матерей к их кавалерам. Но многие из них не видят беды в том, чтобы сосватать подходящего человека сестре. Особенно, если сам собою подвернулся такой случай.

- У господина Канэиэ нет дочерей от дамы Кагэро, - напомнил господин Хиромаса.

- Ну-ка отдайте мне письмо, господин Минамото, - сказал Райко.

Получив лист обратно, он свернул его и положил за пазуху.

- Кем бы ни была эта дама, я отвечу ей сам, - сообщил он, чувствуя непонятный азарт.

- Никак не могу препятствовать столь благородному намерению, - улыбнулся Господин Осени.

- Но у вас очень мало времени, - добавил Сэймэй.

- Я все равно не смогу уехать, не объяснившись с господином Канэиэ и господином Тадагими.

- Да, господин тюнагон захочет объяснений, - согласился Хиромаса. - И господин Левый Министр, пожалуй, тоже. Ведь застреленный вами лейтенант Татибана - его подчиненный.

Верно, подумал Райко - и его тоже. Господин Тадагими - капитан Левой Внутренней стражи, но господин Левый Министр - начальник в том числе и над дворцовой охраной…

Тут хоть сам становись нечистью и растворяйся - у меня есть свидетель, есть даже два свидетеля, но что они значат, в сравнении со словом Правого и Левого Министра? А ведь эти двое будут петь в один голос, и не помешает им никакая вражда - важней, чтобы я не докопался до сути дела. А уж Великий Министр Хорикава… этот меня и вовсе съест - не подавится. Во всех смыслах.

Мне нужен Сютэндодзи. И мне нужна эта их богиня. Когда разделаемся с ними - заговор развалится сам собой. И уж во всяком случае, будет понятнее, чей он и зачем. Монах и богиня, остальное приложится.

- Господин Сэймэй, - он положил палочки - и слуга тут же убрал столик вместе со всей посудой, - господин Хиромаса. Вы - мои гости, слуги выполнят любую вашу просьбу. Мне следует привести себя в надлежащий вид и ожидать вызова от кого-то из членов Великого совета, посему я сожалением должен покинуть вас. Господин Сэймэй… прошу вас, погадайте на удачу того, что я задумал.

Назад Дальше