Ножны. Те самые, что из пещеры рубинового клада вынесены, сняты с мертвого песиголовца, те самые, в которых Яр хранил рубиновый меч. Серебряная ажурная отделка восхищала любой, самый притязательный взор. Скалились вставшие на дыбы гривастые львы; серебрился в полете змей-дракон; распростерли крылья двуглавые орлы, сжимая добычу в когтистых лапах… Знатные ножны, мастер, видать, сработал. Вишена раньше и не замечал всего этого серебряного волшебства-великолепия.
В ножнах покоился клинок - темнела витая ухватистая рукоятка, переплетались железные змейки, образуя причудливой формы гарду. Вместо привычного шарика или ромба рукоять венчала ощерившаяся собачья голова.
- Ну? - спросил Вишена, оглядев все это повнимательнее.
Яр поднял на него неуверенный взор - так смотрят затравленные, выбившиеся из сил олени.
- Я не знаю откуда взялся сей клинок. Как рубинового меча лишился, ножны пустыми носил. Плащ этот меня занимал… Словом, когда я за ножны ненароком взялся, он уже был там. Но откуда? Кто его подсунул? Когда? Уж и не ведаю…
Коротким ладным движением Яр извлек меч из ножен, и Вишена едва не вскочил: он-то привык к сверкающим, полированным клинкам; сей же клинок был черен, как плащ у лежича на плечах. Вороненый булат едва заметно поблескивал, а на гарде, там где Вишена привык видеть драгоценные камни, рубины иль изумруды, все едино, виднелись непонятные символы, разные с обеих сторон гарды.
- Это варяжские руны, - пояснил Тарус. - Мало кто в мире их помнит и понимает. Древние они, не теперешние.
- Что же значат они, чародей?
Тарус указал на гарду длинным коричневым пальцем:
- Это руна судьбы, Гэнмар. Но она перевернута. Вторая - Морк, означает постоянство и верность.
Вишена долго глядел, не мигая, на чародея.
- Что же? Отголоски рубинового колдовства?
Тарус пожал плечами:
- Похоже. А ты, Яр, не горюй. Где бы мы были без рубинового меча? А сначала-то и его убоялись не на шутку. Авось и этот, черный, на что сгодится. Ступай поспи. Набирайся сил.
Хлопец отошел в сторону и прилег рядом с Омутом, закутавшись в плащ. Плащ здорово согревал, несмотря на то что казался тонким и невесомым. И от дождя он защищал, третьего дня застал путников ливень-озорник, кругом струи поливали, на сажень не проглядишь, а на Яра хоть бы капля упала. Даже на голову - ни-ни! Вот только снять его нельзя. Точнее, снять-то можно, да едва отойдешь в сторону от него шага на три - коршуном взмоет в воздух, и на плечи. Застежка с рубинами сама собой: "Клац!" Попался, мол, голубчик… Эхма, что творится-то?
Одолеваемый тревожными думами Яр забылся тяжким глубоким сном. Вишена с Тарусом остались сидеть у костра.
- Бедняга хлопец… изведется ведь… - пробормотал Пожарский со вздохом.
- Ничего. Коли сейчас не сломается, после его уж ничем не согнешь, - ответствовал Тарус, подбрасывая хворосту в пламя, жадно набрасывающееся на пищу. - Молодчага он, Яр. Иному и перстня с рубином, вросшего в палец, хватило бы с лихвой. А наш-то? С нечистью дрался, не робел, головы не опускал. Орел, да и только. Неужто мечом черным его доймут? Не, Вишена, не та кость. Кремень, не хлопец!
- Перехвалишь, - поморщился Вишена, - будет.
Тарус умолк, снова подкармливая костер. Ветер вкрадчиво шуршал в кронах четверки сосен: "Шу-шу-шу…" Где-то вдали орали лягушки, выл, протяжно и тоскливо, не то волк-одиночка, не то престарелый вовкулак. Над поляной мелькали черными молниями летучие мыши, чертя меж звезд замысловатую сеть; изредка бесшумно проносилась крупная неясыть.
- Как думаешь, далеко ли те, с Книгами? - спросил Вишена, задумчиво уставившись в огонь.
Чародей почти и не думал:
- Дня на два отстаем. Быстроногие они, черти, на север спешат, к морю. Поди их догони…
- Вдруг не догоним? А?
- Догоним, мыслю. Впереди болота сплошные, там они как пить дать задержатся. Ну а я тропку одну знаю счастливую, полешуки мне о ней поведали. Главное, к морю поспеть вместе с утеклецами. Там, думаю, их ладьи ждут не дождутся.
- А ежели они пехом?
- Тогда на запад свернут, вдоль побережья. Только и успевай! Но скорее - ладьи их дожидаются. Мореходы они, мореходами и останутся.
Вишена поскреб в затылке.
- А ежели - волками обернуться, а, чародей? Догоним вмиг, отобьем Книги - и деру!
- В зубах ты их потащишь, что ли? Умник! Как есть догонять надобно!
Вишена вздохнул печально. Вот она, магия. Когда помогает, а когда и мало от нее толку.
- Не серчай, Пожарский, придумаю что-нибудь. Чай не впервой.
- Небось придумаешь… - согласился Вишена и усмехнулся. - Думай, голова, шапку куплю!
Тарус уселся на корточки, протянув ладони к огню, - его излюбленная поза.
- Иди и ты досыпай, друже. Чего схватился посреди ночи? - сказал он.
- А ты как же? Не спишь?
- Я завтра отосплюсь, в походе…
Вишена только рукой махнул. Вот, мол, чародей-кудесник, вечно со своими штучками!
Разбудили его на рассвете. Лесные птахи затеяли обычный многоголосый звонкий концерт; ветерок за ночь улегся - спать, наверное.
- Вставай, Пожарский! Сейчас снимаемся!
Путники, зевая, готовились к дневному переходу. Купава успела сообразить какого-то бодрящего отвару, пустив деревянную чашу-долбленку по кругу. Звенело точило о металл - Славута ладил свою любимую пуще всего секиру.
Яр наутро выглядел повеселее, даром что в плащ все кутался. Ему как раз совали чашу с отваром:
- Держи братину, отрок!
Принял, отхлебнул и закашлялся.
- Ух-х! Горячий!
- Горячий, - передразнил Роксалан и хохотнул, - студи, дураче, под носом ветер!
Воины засмеялись; усмехнулся и Яр, подул в чашу, отхлебнул и передал дальше.
Ярило-солнце скоро высушит росу на траве. Пора бы и в путь.
И вновь шаг за шагом, пронзая леса, перебираясь через реки, по следам неуловимых скороходов-северян. Где бегом, где помедленнее, взбираясь на пригорки и петляя по извилистым тропам. Впереди - следопыты, дока-Боград да чикмы Пристень с Дементием. Здесь, здесь прошли даты! День, а то и все два назад. Живее, други, прибавим шагу! А солнце все клонится к макушкам сосен; уж и вечер опускается. В желудке урчит - страсть, ноги натруженные ноют, глаза слипаются… Который день спят все по четыре часа, не боле, летняя ночь с воробьиное крылышко, не успело стемнеть, уж и рассветает.
Вновь поляна, костер, спят наспех утолившие голод спутники, а у костра сидит на корточках Тарус-чародей, да Боромир-Непоседа рядышком на бревне пристроился.
- Слышь, чародей, что говорю, - завел беседу ватаг, - так мыслю: завтра пройдем недалече от Рыдог. Что, если свернуть? Коней добудем - в два счета северян достанем.
Тарус покачал головой, не соглашаясь:
- Нечисть в Рыдогах беснуется. Люди, кто цел, в Паги подались. Какие там кони?
- Да неужто все селения извели? Хутор Омута - еще ладно, но чтобы большое селение, не бывало такого!
- Много чего раньше не бывало, да теперь спасу нет. Меняются времена, друже. Меняются.
Боромир хлопнул ладонью по колену:
- Добро, пусть не в Рыдоги. В Чикмас можно, чуток севернее. В Пяшниц иль в Ходинскую. Большие селения, коней точно дадут. А?
- Северяне-то больше лесом прут. Какие уж тут кони, говорю? Да и нельзя уходить со следа. Отыщем ли после?
Боромир поглядел недоверчиво:
- Уже ль мы не следопыты? Али незрячие?
На это Тарус лишь загадочно усмехнулся:
- Умен ты, Боромир-Непоседа, не спорю. Однако не мни себя умнее прочих. Почем знаешь, может, и за нами кто идет? Песиголовцы, к примеру. Отвлечемся, время потеряем, а они след в сторону уведут, и все. Где кого сыщешь? Или сами Книги отберут, поминай потом, как звали! Нет, покуда мы на хвосте у северян висим, никуда не сунемся. Себе дороже.
Задумался Непоседа над словами Таруса. Рядом храпели ратнички. Венеды, как у них водится, легли кругом, голова к голове, остальные - как придется.
Прав, пожалуй, чародей. Кто их песиголовцев знает? Да и крыланов тех лупоглазых с секирами вспомнить нелишне. Недаром же они появились-то у отряда на пути?
- Не шевелись, Боромир, - вдруг тихо сказал Тарус, не поднимая при этом головы.
Боромир напрягся, но внешне это ничуть не было заметно.
- Что такое?
- Позади тебя в кустах возится кто-то. Вроде бы не зверь. Я глаза его видел, блеснули против костра.
Непоседа покосился на изумруды - светятся, правда, слабо. Как на нечисть, только если она далеченько. Странно.
- Буди Вишену, он ближе всех. Спать, мол, ложишься, уразумел?
- Угу…
Боромир потянулся, очень натурально, и встал.
- Пойду, пожалуй, - сказал он погромче. Приблизился к. Вишене и пихнул того в бок, став на колени.
- Тихо, Пожарский!
Вишена приоткрыл глаза: чего, мол?
- Позади меня кусты, кто-то там хоронится, изловить надобно. Готов?
Вишена нашарил меч.
- Готов!
- Нумо!
Словно две тугие пружины распрямились - Вишена опрометью кинулся влево от куста, Боромир вправо; Тарус же поспешил прямо на куст. Заняло все секунды две.
Никого в кустах не оказалось.
- Что за наваждение? - удивился Тарус. - Ясно же видел!
Из-за толстого дубового ствола бесшумно, словно бесплотная тень, вынырнула размытая темнотой полусогнутая фигура. Скользнула в самую чащу, в сторону от поляны.
- Вот он!
В мгновение ока чужака зажали с трех сторон; послышалось не то рычание, не то хрип, и в дело пошли мечи. Фехтовал беглец круто, знай поспевай за ним, втроем едва справлялись. Подоспели вскоре Славута, Похил и кто-то из венедов, однако из лесу вынырнули еще двое с мечами.
- Песиголовцы! - сообразил наконец Тарус. - Не упустите их, други!
Вишене достался один из пришлых, в первый же момент разделавшийся с Дементием. Руку достал, тать!
Изумрудный меч замер в умелом хвате. Ну, поглядим, на что ты годен!
Запела сталь, зарычал противник; истинно - пес, дело твое - рычать! Однако мечом умеет. Эк лихо отбивает да отводит удары! А ежели тебя снизу? Увернулся, гляди. А ногой? Ага, не сладко, собачья башка!
Вишена угодил песиголовцу точно по мохнатому уху, и тот взвыл, от боли да от досады. Правильно учил отец - дерешься на мечах, руки-ноги тоже не забывай! Здорово помогает.
Бз-зиннь! Бз-зинь! Гец!
Кулаком между глаз! Хоть бы не куснул, зараза. С него станется. Сверху-сбоку, сверху-сбоку, лезвием. Успеваешь, песья морда? На тебе с вывертом!
Лязгнув, вражий меч улетел в кусты, и песиголовец отступил, растопырив руки да прижав уши.
- Ага! Испужался, отродье? - Вишена убрал меч в ножны. - Ну, иди сюда! Поглядим, каков ты на кулаках!
Но песиголовец вдруг развернулся, вознамерившись юркнуть меж тесно стоящих стволов. Удирать навострился. Да не тут-то было!
Ловкая подсечка - и вражина ткнулся мордой своей собачьей в прелые листья.
- Что, не по нраву? - спросил Вишена с издевкой. - Будешь знать, как по ночам в кустах шастать да подкрадываться.
Песиголовец тем временем поднялся и бросился на Пожарского, зарычав еще громче и злее, чем вначале. Рычал он, надо все же отметить, совсем иначе, нежели собаки. Есть ведь разница между речью и песней?
Вишена согнул руки, отвел прямой удар, уклонился от бокового и умело, от души залепил противнику ногой по треуглой голове. Только ноги взбрыкнули! Гляди-ка, приподнимается! Живуч. На тебе еще!
Твердая ладонь угостила вражину промеж ушей, тот упал, на этот раз окончательно.
- Не убей его, Вишена. А то мы двоих сдуру уже зарубили, - сказал вдруг Тарус, хватая Пожарского за руку. - Поспрошаем, глядишь, чего и скажет.
- Ну да! Неужто эта погань по-нашему разумеет? - не поверил Вишена.
- Да кто ж его собачью душу знает?!
Вокруг собрались уже все путники, разбуженные шумом. Роксалан с Купавой занялись раненым Дементием, венеды скопом скрутили пленника, да тот и не упирался. Висел, ровно тряпка, Вишена из него дух вышиб напрочь.
- Ловко ты его! - с завистью молвил Яр, пожирая Вишену восхищенным взглядом. - Что это?
Вишена усмехнулся:
- Это? Борьба такая, без оружия. Спас называется. Отец научил!
- А меня научишь?
- Научу, коли впрямь захочешь. Дай только Книги найти. Лады, хлопче?
- Лады, Пожарский!
Вернулись к кострам. Боромир заворчал на Вишену, скорее для порядка, чем всерьез:
- Орел, так тя… Меч в ножны - и ну кулаками махать! Ярмарка, что ли? Где ж это видано, без оружия драться?
- Ладно, Непоседа, не бурчи. Я ж у него меч выбил.
- Ну и что? Огрел плашмя или рукояткой по башке, да и дело с концом. А то - Спас, отец научил… Плохо учил, так тя…
Тарус возился с песиголовцем. По-людски тот не соображал ни бельмеса, как и полагал Пожарский с самого начала. А жаль.
- Ладно, - сдался наконец чародей после получаса безуспешных попыток найти общий язык. Песиголовец только рычал да скалил зубы. Клыков у него, кстати, почти и не было видно. Маленькие, чуть поболе остальных зубов. Да и вообще, зубы совсем не собачьи, ближе уж к человеческим.
- Свяжите его, чтоб не удрал. На рассвете отпустим.
- Отпустим? - удивился Боромир. - Это еще зачем?
- Не убивать же его? - ответствовал уверенно чародей. - С мертвого какой прок? Вернется к своим, расскажет, так, мол, и так, задали нам жару, еле живот сберег. Другой раз поостерегутся соваться.
Боромир махнул рукой:
- Будь по-твоему. Голова ты, Тарус-чародей. Ох, голова!
На том и разошлись. Выставили часового на всякий случай, и на боковую. Однако на этом приключения сей беспокойной ночи не завершились. Спустя час Пристень-часовой вновь поднял тревогу: к костру невесть откуда выбрел дикий злющий упырь. Здоровущий, глаза красным полыхают, что твои угли, клыки наружу, когти - что у медведя, страхолюдина, ей-право… С таким в одиночку встретиться, хлопотне оберешься.
- Огнем, огнем его, братцы! - командовал Тарус.
Братцы живо похватали пылающие ветви и окружили упыря; Тарус нащупал старинный амулет в виде человеческой ладони, наложил защитное заклятье и отослал упырину на запад, к бездонным омутам речки Векши. Пущай поплавает! Убрел сбитый с толку вурдалачище, вращая глазами да сопя.
- Тьфу ты, пропадь! Отоспаться не дадут, вражьи дети, - проворчал Боромир, возвращаясь к костру. - Гоняй их по ночам, словно дела больше нет.
С рассветом кое-кого было не растолкать - умаялись ратнички. Однако с грехом пополам наладились в путь-дорогу.
Пленника-песиголовца отпустили. Боград, разрезая ему путы, приговаривал, хоть и знал, что его не поймут:
- Так и скажи сброду своему несусветному, мол, не ваше это собачье дело - за Книгами ходить! Уразумел, ушастый?
Песиголовец щурился на свет и недоверчиво косил глубоко посаженными маленькими глазками, не веря, что свободен. Меч его подобрал Омут и спрятал в суму-чехол; два других взяли Славута и подраненный Дементий. Клинки были старые, добротные, но чересчур узкие и длинноватые.
- Чудно! - вздыхал Боград. - Одет вроде по-людски, руки-ноги на месте, даром что мохнатые. И - на тебе! - такая рожа. Что за твари эти песиголовцы? Чудно, одним словом.
- Чего только на белом свете не бывает, - вздохнул вслед за Боградом Роксалан, басом, низким и раскатистым.
Выступили, все еще обсуждая это странное создание - впервые ведь увидали такого. Раньше Лойды и окрестных земель достигали лишь смутные, искаженные до неузнаваемости слухи о собакоголовых. Ожидали, что окажутся они пострашнее. Не сравнишь с вовкулаками - вот те воистину чудища!
Мало-помалу приближались к болотам. Около полудня захлюпало под ногами, стали попадаться обширные желтые моховища.
- Морошки будет сей год - страсть! - заметил довольно Омут, большой до морошки охотник.
След датов весьма уверенно вывел к берегу Миги-реки и чуток свернул к северо-западу.
- Ну, чародей, - кисло молвил Вишена, - видать, знают они тропку твою счастливую…
- Не говори "Гоп"… - ничуть не смутился Тарус. - Еще не вечер, Пожарский. Поглядим, кто кого.
У Каменного Брода переправились на левый берег Миги. Первая полоса болот осталась за рекой; дальше пошло каменистое голое всхолмье, оттененное с севера и востока зубчатой стеной хвойного леса. Следы на твердой, усеянной ледниковыми валунами почве мудрено было разглядеть, однако следопыты свое дело знали и вели без задержек. Даты быстро оставили реку, вновь устремляясь на север, в леса. Бор, крепкий, медный, ядреный поглотил и беглецов, и преследователей.
Степняки-венеды, выросшие в седлах, часто вздыхали: "Коней бы…" Да где их возьмешь? Шли все в стороне от селений, западнее. Границы родных земель оставались справа, за лесом и болотистыми равнинами.
Конское ржание услыхали под вечер. Боград мигом насторожился и известил Таруса с Боромиром.
- Тут нигде в округе селений нет ближе чем в Чикмасе. Отряд это чей-то, - уверенно сказал Боромир.
- Может, наши? - предположил Боград. - Заворич с Позвиздом.
Тарус недоуменно пожал плечами:
- Да что им тут делать?
- Разобрались с песиголовцами, и в Лойду. А оттуда верхом. Нас ищут.
- Вряд ли, - упорствовал Тарус. - Они бы искали совсем в другой стороне, южнее. А эти на севере.
- Не даты же это?
- Уж конечно…
До захода солнца оставалось еще порядком, часа три, а то и поболе. Боград, задумчиво глядя на слепящий лик Ярилы, пробормотал, будто каждое слово пережевывал:
- Поглядеть кто такие, а, чародей?
- Пожалуй. Бери брата и пошли.
Богуслав был тут как тут. Немедля и отправились на звуки. Боромир с остальными спутниками присели отдохнуть в густых зарослях можжевельника.
Тарус с венедами забрали немного к западу, чтоб выйти ко всадникам, имея солнце за спинами. Неслышно пробирались меж сосен, топча прошлогоднюю хвою, мягко-мягко, ровно рыси. Вскоре открылся просторный луг; с востока его ограничивал широкий безымянный ручей, приток Миги. Горели костры, вокруг них копошилось человек сорок. Почти все щеголяли в знакомых Тарусу остроконечных шапках.
- Ба! - узнал чужаков чародей. - Те самые всадники, что Яра в Рыдогах пленили.
Некоторое время все трое пристально разглядывали пришлых. Те расселись у костров, ели небось. В стороне, у табуна, сновали еще человек пять; чем они там занимались, рассмотреть толком никак не удавалось.
- Пугнуть бы их… - прошептал Боград с некоторым сомнением.
- Зачем? - удивился Тарус. - Сидят, ну и пусть себе сидят. Обойдем лесом, и дело с концом. А так - всполошатся, чего натворят-наворотят? Иди знай! Обойдем, вернее не придумаешь.
Чужаки сниматься со стоянки явно не собирались, что было на руку.
Вернулись к отряду, перемолвились с Боромиром. Неслышно, словно тени, обогнули луг берегом Мига-реки и ушли на север. До захода солнца успели оторваться достаточно далеко.
- Коней бы у них увести… - всю дорогу монотонно бормотал Боград. - Эх, жаль, много их, окаянных…
Уже в сумерках Тарус не выдержал и оборвал ватажка венедов: