В один обычный, ничем не примечательный день, на пороге кабинета директора школы-интерната номер восемь появился пожилой человек. Оказалось, что пришел он за своим четырнадцатилетним внуком Сашей Трофимовым, давно уже и не надеявшимся на то, что у него есть семья. Покидая, так и не ставшие родными, стены интерната, Саша даже не подозревал насколько изменится его дальнейшая жизнь. Так начинается путь последнего Одарённого!
Осадчук Алексей Витальевич.
Летописи Дорна. Принц-изгой.
Книга Первая.
Белый воин.
Пролог.
-Мой король! Раггхи и горрды уже в нижних залах! – воин, принесший весть, стоял перед своим повелителем, прижав правую руку к груди в приветственном жесте. Его левая рука безвольно висела, как плеть, а доспех, перепачканный кровью, в нескольких местах имел разрывы и вмятины. Несмотря на плачевный внешний вид, в глазах ратника горел огонь, еще не остывший после последней схватки.
Король, молча кивнул воину, преданно глядевшему на него. Просто – без ритуалов и формальностей. Не до церемоний было. На глазах Родэрика Второго, потомка великого Рианна Мудрого, гибло всё, что создавалось несколькими поколениями великой династии Вилаваров, а за стенами Жемчужного дворца, нерушимой твердыни, умирали подданные, вверившие жизни, своему правителю…
Если б король услышал подобную весть еще месяцев шесть назад, то, наверняка, засомневался бы, в душевном здоровье посланника. Но как бы это ни было прискорбно осознавать, слова гонца являлись чистейшей правдой. Меленвиль – сильное и, пожалуй, самое могущественное государство Дорна, доживало свои последние мгновения бытия. Древний ужас Безымянных земель, похороненный несколько веков назад снова обрел жизнь. Под его натиском пала Сумеречная крепость – нерушимая твердыня, столетиями защищавшая Меленвиль от кровожадных орд. Не стало Италена и Некаста – сильных и хорошо защищенных городов. И вот уже полуживой воин приносит весть о том, что враг в верхних залах Жемчужного дворца, считавшегося неприступным и недосягаемым для врагов. Колыбель династии Вилаваров, созданная лучшими мастерами энанов, славившихся по всему Дорну своим искусством работы с камнем и металлом – гибла на глазах последнего из рода королей, древние статуи, которых выстроились в тронном зале широким полукругом. Каменные изваяния венценосных предков, казалось, глядели на своего потомка с укором и осуждением, и как ни странно Родэрик будто чувствовал их немой упрек и разочарование.
Тяжелый взгляд монарха был полон боли и отчаяния. Чувство бессилия, словно кровожадный монстр, разъедало его душу. Скорбь по погибшим холодными лапами сдавила сердце. "Недолго осталось ждать смерти! – успокаивал король сам себя, до боли сжимая кулаки. – Скоро я присоединюсь к своему народу! Скоро!"
Неожиданно тяжелые мысли прервал тонкий короткий всхлип. Родэрик обернулся и встретился взглядом с Элеонор. Королева Меленвиля, стояла чуть поодаль от своего царственного супруга, держа на руках их пятимесячного сына – наследника вот уже несуществующей державы…
"Как же она красива!" – невольно восхитился король. Недавние роды не испортили ее красоты. Напротив – она стала ещё прекрасней! Они нежно смотрели друг на друга, точно так же, как и в день, их помолвки… Тем временем, где-то там, на нижних этажах, затрубил рог…
Король быстро перевел взгляд на входные двери в тронный зал. Сотворенные из альвийской красной древесины и обитые прочной голубой сталью они скорее походили на большие ворота, чем на обычную дверь. Огромные, прочные и величественные, как и все, что создавали энаны – мастера из Стальных гор. На створках был изображен герб Вилаваров – древо объятое пламенем, пламенем которое не горит – искусно выполненное из золота и драгоценных камней.
В ста пятидесяти шагах от входных дверей, последней преграды оставшейся между людьми и их врагами, плотно сомкнув щиты, выстроились три дюжины тяжеловооруженных воинов. На высоких ростовых щитах красовались выгравированные черным серебром оскалившиеся морды пещерных медведей гризли. За спинами щитоносцев расположился последний десяток обоеруких мечников. У каждого из них медальон с воющим варгом, волком вымершим много веков назад. Справа и слева, по флангам – крайвы – лучшие лучники королевства. Воины ждали своего часа… Переливчатый зов рога повторился. Только уже намного ближе…
От созерцания жалких остатков некогда великой армии людей, короля отвлек уставший тихий голос придворного мага:
– Судя по характерным переливам боевого рога, ваша личная сотня вступила в схватку, мой король. Это нам даст еще немного времени. У меня почти все готово.
Обернувшись к своему другу и наставнику, Родэрик с надеждой в голосе произнес:
-Верю, Альдор, у тебя все получится.
Королевский маг стоял над синим, полупрозрачным камнем небольшого размера, положив на него руки. Камень постепенно менял свой цвет и если смотреть пристальней, становился все темнее и темнее… Голос Альдора дрожал от перенапряжения и усталости:
-Я, как и все мои предшественники, служившие вашим предкам, готовился к такого рода моменту. Веками накапливалась сила для создания этого заклинания… Просто нужно время для его проведения, осталось совсем немного…
Сильный удар потряс входные двери. Громкий звук эхом, ворвавшись в зал, ушел высоко вверх… Через некоторое время удар повторился, а за ним посыпался град ударов разной силы…
Воины зашевелились… Без суеты, без волнения… Им не в первый раз идти на смерть. Передний ряд бойцов ощетинился копьями, готовый принять первый удар на себя…
-Если в двери уже колотят, значит, нет больше марагарцев, – воин со шрамом на лбу, поднял два своих клинка вверх, отдавая последние почести павшим братьям. Его примеру последовали остальные…
Камень под руками Альдора окрасился в сиреневый цвет… В зале потемнело… Стены начали потрескивать, грозя лопнуть при первом же прикосновении… Воздух сгустился, и дышать стало труднее…
Напротив мага появлялось голубое пятно. Сперва, оно обрело форму размером с монету, но затем, уже через несколько мгновений, выросло до размеров окна. Несколько ударов сердца – и пятно напоминало размерами дверной проём…
-Мой король, портал будет активен несколько минут, нужно торопиться! – надсадно воскликнул Альдор, морщась от перенапряжения.
Король, подойдя к королеве, нежно баюкающей малыша, наклонился и поцеловал его в лобик, ласково прошептав ему что-то. Он ещё раз встретился взглядом с той, которая была всегда рядом с ним, обнял, погладил по волосам.
-Пора, – тихо произнес он.
-Пора.., – также тихо ответила она ему. Вместе они подошли к магу.
Родэрик положил свою руку на плечо своего старого друга и наставника и уверенно произнес:
-Я остаюсь, Альдор. Ведь все, что я мог дать своему сыну, я уже дал. Теперь ты поведешь его по этому жизненному пути дальше. Храни его и воспитай, как меня когда-то… Мы же обязаны остаться, как велит нам это наш долг. Остаться со всем тем, на что были помазаны.
-Но…, – старый волшебник был поражен, – ведь это неправильно, мой мальчик, я ведь уже стар…
Готовый вырваться поток слов и уговоров из уст Альдора, властно, но в то же время мягко, как это умела только она, оборвала королева Элеонор:
-Никто, кроме тебя, не сможет дать нашему сыну большего.
В прекрасных темно-синих глазах застыли слёзы, она протягивала своё сокровище пораженному магу…
-Но… – старик начинал понимать, что король и королева уже давно все решили, и что их уже никто не переубедит… Он, более не говоря ни слова – времени осталось совсем мало – бережно принял малыша, обернулся и сделал первый шаг по направлению к порталу.
Альдор слышал, как за его спиной, король отдал приказ троим воинам сопровождать и защищать мага с его драгоценной ношей. Старик со слезами на глазах и болью в сердце пересекал границу мироздания. Он уже не видел и не слышал, как входная дверь в тронный зал с ужасным скрежетом и треском проломилась, как в пролом ворвались первые скалящиеся твари, как в них полетели стрелы крайвов…
Он чувствовал только еле слышимое биение крошечного сердца, того, которому суждено, будет поднять из праха и пепла павший Меленвиль… Старик, держа в руках младенца, исчез в слабо мерцающем портале, а за ним по пятам вошли два варга и крайв…
Глава 1.
Жизнь в интернате.
Школа-интернат N8 находилась на окраине города. Чтобы добраться оттуда до городского центра, сперва приходилось минут сорок трястись в автобусе до бумажной фабрики "Заря", а затем, сделав там пересадку, еще минут пятнадцать ехать в почти всегда переполненном пассажирами троллейбусе. Итого: час туда, час обратно. Естественно, путешествие к центру города являлось самым настоящим приключением для учащихся школы-интерната, попросту называемых в народе – интернатовцами.
Само здание, в котором располагалось данное учебное заведение, было построено еще в 1899 году по заказу князя Михаила Петровича Глуховского. Город хоть и являлся областным центром, все же не мог похвастать большим количеством построек подобного возраста. Великая Отечественная унесла с собой почти все памятники городской архитектуры, а на их месте постепенно строились уже новые и, к сожалению, более простые их подобия.
Особняк этот строили бельгийцы, выписанные генерал-губернатором из Европы годом ранее для проложения, тогда ещё первой трамвайной линии. Она, кстати, и по сей день является единственной действующей в городе. Вместе с линией построили пожарную вышку, и несколько особняков для местной элиты, в которую, конечно же, входил и сам генерал-губернатор с его закадычным другом князем Михаилом Петровичем. Позднее, во времена Великой Отечественной, пожарная башня пострадала от снаряда, а из особняков "выжил" только "глуховский".
На момент прихода большевиков к власти, князья Глуховские уже не проживали в России. Они благополучно иммигрировали за границу, и, как складывалась дальнейшая судьба, сей благородной четы, история умалчивает.
Сам дом облюбовала новая местная власть, и впоследствии, на протяжении нескольких десятков лет, дом являлся дачей здешних вождей пролетариата.
После Великой Отечественной войны специальная комиссия выдала акт "Об аварийном состоянии здания", и постановила перенести дачу местных "шишек" в более безопасное место, поближе к центру города, а само строение передать под детский дом. Так с 15 мая 1950 года "глуховский" особняк переименовали в честь имени Ленинского комсомола N8, а уже в постперестроечное время, когда было модно отбрасывать все пережитки советского строя, от названия школы-интерната остался только номер. Так он официально и назывался по сей – школа-интернат N8.
Старый особняк существенно отличался своим архитектурным ансамблем, как от всех построек городской окраины, так и от их собратьев расположенных в центральной части города. Он имел в высоту три этажа. Толстые стены, выложенные красным кирпичом, даже после столетия олицетворяли собой безопасность и надежность. Крыша здания, застеленная метровыми, изъеденными ржавчиной, листами жести, также местами хранила на себе частицы архитектуры вековой давности – в виде черепицы, поросшей бурым мхом.
Большие, широкие окна, обрамленные узором из того же кирпича, имели необычный для современного взгляда, облик. Ровные откосы, качественные, проверенные годами материалы, и еще многие и многие детали говорили о том, что дом строили мастера со знанием своего дела.
Рядом со зданием интерната в восьмидесятые годы местные власти построили Дом малютки, значительно отличающийся от старого особняка, как размерами, так и архитектурным рельефом. Оно являлось характерным представителем архитектуры двадцатого столетия, совершенно отличающееся от древнего дома, как своим качеством, так и своим предназначением. Князь Глуховский построил добротное жилище для своей семьи, а Дом малютки, как и подобные ему здания и строения, строились советским государством для советского гражданина. Уже сейчас во многих местах осыпалась штукатурка, оконные рамы "выкручивало" и кое-где протекала крыша.
* * *
Маленький Саша Трофимов появился в Доме малютки, в пятимесячном возрасте. Никто не помнил, как он оказался здесь. Даже сама заведующая Зоя Марковна затруднялась сказать что-то определённое по поводу появления этого малыша.
Саша рос очень спокойным и некапризным мальчиком. Наверное, поэтому все нянечки и воспитательницы относились к нему по-особенному – никогда не повышали на него голос и не наказывали. Постепенно, с каждым прожитым днём, он превратился в любимца всего персонала. Ему чаще других детей перепадало от щедрот работников дома малютки – то конфет дадут, то кусочек сладкой халвы, а бывало, если уж очень повезет, то и импортную жвачку. Даже Зоя Марковна, не имеющая собственных детей, иногда брала с собой маленького Сашеньку в город, нарядив его перед этим в дорогую красивую одежду. Так они и прогуливались по парку вдвоем, будто бы настоящая семья. В такие дни заведующая покупала четырехлетнему мальчугану вкусное мороженое, сахарную вату и еще много всяких сладостей и даже разрешала ему называть её мамой.
Они привлекали к себе внимание. Люди иногда оборачивались, чтобы посмотреть на красивую женщину с красивым ребенком. Счастье переполняло детскую душу Сашеньки, ему очень хотелось видеть в Зое Марковне – маму, маму, которую он никогда не знал, и которую ему так хотелось иметь. Как потом он сам вспоминал отрывками, пребывание в Доме малютки было самым счастливым в его жизни… Годы летели, а с ними и взрослел сам Саша.
Примерную дату появления Трофимова принято было считать 5 марта. В этот день праздновался его шестой день рождения, в столовой повариха Семеновна пекла её фирменный пирог с яблоками, который так любила вся малышня. Воспитательница тётя Люба разучивала с детьми поздравление. Все, как обычно. Но это уже была последняя страница его жизни здесь, с этими добрыми людьми… Его ждал "красный корпус" – так между собой все называли здание школы-интерната. Каждый ребенок, которому исполнялось шесть лет, переходил в подготовительный класс школы-интерната со всеми вещами. Там начиналась новая жизнь…
* * *
-Саня, ты математику сделал? – спросил Вовчик Толстый, лёжа на своей кровати и смотря в потолок. Он удобно устроился на железном, скрипящем сотнями пружин ложе, и приготовился заниматься своим любимым делом – лентяйничать. В учебных заведениях подобных школе-интернату N8 упитанные дети – это фантастическое исключение. Постоянное недоедание и как закономерный итог этого недоедания – стабильный голод – вот норма жизни всех интернатовцев. Естественно, непрерывно голодное и постоянно двигающееся подрастающее поколение, в общей сложности представляло собой худеньких, но как ни странно, довольно крепких и выносливых детей. Володя же Гориков, а попросту Вовчик Толстый, как раз наоборот, громя все нормы и закономерности, являлся тем самым фантастическим исключением из правил. Частые посетители школы-интерната будь-то иностранные спонсоры, привезшие очередную гуманитарную помощь, или же госинспекторы, "неожиданно" нагрянувшие с проверкой, заканчивающейся обыкновенно за отлично накрытым столом в школьной столовой, постоянно принимали Вовчика за сына Лаврентьевны – главной поварихи, имевшей довольно внушительные формы. Как ни странно это очень импонировало Толстому, и даже сама повариха на очередной вопрос: "А это не ваш сын?", частенько отшучивалась, мол, "внебрачный". "Родство" это постепенно переросло в очень выгодные для Вовчика отношения. То ли это постоянное давление на подсознание Лаврентьевны, то ли Толстый себя очень грамотно поставил – не суть важно. Важным являлось то, что Вовчик, как "внебрачный сын" главной поварихи получил постоянный доступ к святая святых школы-интерната – кухне. Несомненно, как внутренний статус среди учащихся, так и чистый вес, Толстого неимоверно вырос. Еще бы, теперь он мог достать все! Ну, или почти все… Бывшие недруги, постоянно пинаемого за свой вес и неуклюжесть, мальчика, резко превратились в закадычных друзей и приятелей. Но Гориков на все имел свою, отличную от других, точку зрения, и дураком, конечно же, не был. Его единственным и, наверное, самым родным человеком был Саша Трофимов, с которым они вместе росли в Доме малютки, а затем вместе перешли в "красный корпус", и который, единственный в этом злом и жестоком мире всегда был рядом и никогда не отступал, защищая своего непутевого и слабого друга.
Толстый являлся патологическим лентяем, за что ему, естественно, не раз влетало от преподавателей, а в особенности от Сергея Петровича, директора интерната. Дело в том, что жизненное правило Вовчика гласило: "мало делай, но много получай". Правило это, в принципе, почти всегда действовало, но, увы, не так, как хотел сам Вовчик: делал он мало, а получал много, и зачастую – по голове.
-Сань, ты чего молчишь? Сделал или нет? – Толстый был настойчив. Правило правилом, но голова всё же одна.
-Вот сейчас делаю, а ты мне мешаешь, между прочим, – привычно отмахнулся Саша, внимательно читая учебник.
-А когда сделаешь, дашь списать? А? – не унимался тот.