- Что же нам следует делать? - Спросил Джордмонда старейший из обитателей лунного света. - Неужели нам теперь придется уничтожить это изделие?
- По крайней мере, нужно сделать так, что бы никогда он не обрел собственного разума и никогда бы не пробудилась душа, зачатая в нем и затаившаяся до времени, - отвечал Джордмонд.
Тогда высекли они на клинке многие руны, сплетенные особым образом, как советовал Джордмонд-Законник, и заставили утихнуть могучие силы, бродящие в клинке. Но и без тех сил меч этот по праву мог считаться наилучшим. Поднес его Келесайн Ангелу-Стражу, как дар, и тот с благодарностью принял сие оружие, не подозревая, скольких неудач и споров стоило его сотворение.
Сказал Тарнааль Келесайну:
- Хорош твой дар, и я желал бы в ответ чем-нибудь отдарить тебя. Вот, возьми этот драгоценный камень - что это было прежде, и каково происхождение этого камня, ты знаешь. Используй таящуюся в нем Силу по своему усмотрению.
У Алгарсэна меж тем, нашлись ученики и сыновья, которые пожелали отомстить за смерть Повелителя Драгоценностей. Троих обвиняли они в смерти своего учителя и господина: Зерема, Ягани и Тарнааля. И вот, вторглись они во владения Повелителя Бестий - потому что не могли проникнуть в огненное царство Ягани, а Тарнааль не имел владений и никогда подолгу не жил на одном месте. В то время Зерем еще не закончил восстановление своей цитадели, и нелегка ему была эта война. Преступив свою гордость, обратился он за помощью к Совету Лордов, но в Совете немногие высказали желание помочь ему. Наблюдая это, встал Келесайн и сказал:
- Я помогу тебе.
А следует упомянуть, что сильно недолюбливали друг друга Зерем и Келесайн. Все в них было противоположно - один был нечестивцем, другой - праведником, один, творя зло, находил в этом удовольствие, другой стремился к добру, один был низок духом, другой - благороден. Однако бывало и так, что и Зерему случалось сделать что-либо полезное или доброе, если это соответствовало его планам, а Келесайну, в свою очередь, для достижения своих целей приходилось иногда прибегать ко злу. В чем же различие между ними, спросит строгий судия? Может быть, лишь в устремлении.
С великим трудом терпели друг друга Зерем и Келесайн в Землях Эссенлера. Но Келесайн уважал закон, Зерем же пока ничем явно не нарушил его, и от того Повелитель Молний встал на его сторону. Поскольку немалым весом обладали его слова в Совете Лордов, многие пожелали присоединиться к ним, но отказался Келесайн от их помощи.
В скором времени были разгромлены приспешники Повелителя Драгоценностей и опустошены многие их земли. Тогда оставшиеся мятежники запросили пощады.
Лорд Зерем, к тому времени оправившийся и восстановивший вполне и численность своих войск, и собственное могущество, сказал послам, прибывшим от его недругов, следующее:
- Согласен я на мир с вами. Пусть зачинщики бунта и вассалы их, и их жены и дети, и близкие слуги покинут завтра свои укрывища и явятся ко мне безоружными. Пусть принесут мне присягу верности. Из их числа я выберу себе заложников.
Но когда удалились послы, сказал Келесайн Зерему:
- Не верю я в твое милосердие.
Расхохотался тогда Повелитель Бестий:
- Никогда не стану я предлагать тебе подобного, если вдруг случиться меж нами война, ибо ты слишком прозорлив, чтобы попасться на подобную уловку.
- Что же будет завтра с мятежниками и вассалами их, и семьями их, и слугами? - Спросил Келесайн.
- Все они будут истреблены, едва лишь появятся в моем лагере, - отвечал Зерем. - Затем мы ворвемся в замки и города мятежников и захватим их. Затем мы разделим эти земли. Я не стану вмешиваться в то, что ты будешь делать на своей половине, но и тебя не должно касаться то, что будет происходить на моей.
- Что же будет происходить там? - Спросил Келесайн.
- Это, - повторил Зерем, - мое дело.
- Не согласен я на такой уговор, - ответил ему Келесайн. - Ибо предвижу, что и мирных жителей ты истребишь, или превратишь в чудовищ, или бросишь, как пищу, своим демонам. Кроме того, было бы подлостью убивать молящих о пощаде и в знак того готовых привести завтра к нам своих заложников.
- Не подлость это, - отвечал Зерем, - но военная хитрость.
- С кем завтра ты собираешься воевать? - Спросил Келесайн. - С безоружными? С детьми, или, может быть, с женщинами?
Только плечами пожал на это Повелитель Бестий.
- Почему бы и нет? - Молвил он. - Ведь так мы обезопасим себя от новых мятежников, которыми могут стать эти дети, когда вырастут. Но я сильно жалею, что прежде времени посвятил тебя в свои планы. Следовало выполнить задуманное без всяких предупреждений - тогда бы не возникло меж нами никаких споров.
Сказал ему Келесайн:
- Поступи ты так, своих воинов обратил бы я против тебя. И теперь говорю: ничего ты не сделаешь людям, что придут завтра в наш лагерь.
Помолчал тогда Зерем, а после промолвил:
- О, сколь жаден ты, Лорд Келесайн! Нехорошо поступаешь ты со мной, угрожая мне и желая захватить земли мятежников для себя одного!
Сказал ему Повелитель Молний:
- Ты слышал меня.
И вышел из шатра Зерема.
Прав оказался Лорд Зерем. Ибо после того, как заключен был мирный договор, послал Келесайн некоторых своих учеников в те земли. Там возвели они храмы Бога Света и открыли больницы и школы. Сменилось несколько поколений - и в безраздельное свое владение получил Келесайн те земли и города, ибо посредством школ и храмов овладел он умами их жителей, а посредством больниц заслужил их великую благодарность. Как к справедливым судьям, стали обращаться к его людям насельники той страны.
Также и в другом оказался прав Зерем - мятежные ученики Алгарсэна и ученики их, и сыновья сыновей их, недолго сохраняли мир. Не раз и не два начинали они смуту, и всякий раз приходилось усмирять их - когда убеждением, а когда и силой. И убивали они верных Келесайну, а те, в свою очередь, преследовали их и враждовали с ними. Наблюдая это, не раз говорил Зерем своим приближенным:
- Сколь более жесток Повелитель Молний, нежели я! Ибо я не щажу врагов - он же посылает на смерть верных друзей своих, и обрекает на мучительную гибель самых преданных слуг. Много проще было бы уничтожить эти сорняки в самом начале, чем теперь, когда они осмелели от своей безнаказанности и распространились повсюду, угрожая погубить весь урожай моего соседа, столь жадного до истины и справедливости!..
РОДИЧИ
(история десятая)
Сестра Келесайна, Талиана, была замужем за Гасхаалем, Повелителем Ворон. Не по нраву был Келесайну этот брак, но все же вынужден он был смириться с ним, и признать Гасхааля, своего недруга, как одного из Лордов Эссенлера. Нечасто появлялся Келесайн в его замке, располагавшемся на Вороньем Острове, однако ж иногда бывал там, навещая сестру. Через некоторое время после происшествия с Повелителем Драгоценностей и беспорядков, учиненных его сыновьями и вассалами, отправился Келесайн снова на Вороний Остров, потому что был приглашен на Остров его хозяином - да и сестру свою, занятый делами Рассветных Земель, Келесайн не видел вот уже более года.
Любезно был принят он в замке Гасхааля, и за обедом просили его хозяева замка рассказать им что-нибудь о том, что происходит сейчас в Рассветных Землях. А надо сказать, что Вороний Остров не являлся в полной мере частью Эссенлера - это был мир сам в себе, но весьма небольших размеров: всего лишь за два или три часа можно было пройти его из конца в конец, от одного края Острова до другого. Обычно плавал этот Остров в сумраке между иными, большими мирами, изредка приближаясь к ним, но с тех пор как Гасхааль был допущен к волшебству Эссенлера, Остров его прикрепился к этому миру, словно корабль, завершивший долгое странствие и стоящий ныне недвижно в портовой гавани.
Рассказал Келесайн о неприятностях, случившихся в последнее время. И о горькой участи Алгарсэна и учеников его рассказал он. Вознегодовала тогда Талиана:
- Нет у вас чести, - сказала она. - Сколько вас было, когда напали вы на Повелителя Драгоценностей? Только лишь трое? Отчего всем Советом вы не набросились на него, как голодные волки?
- Одному Тарнаалю удалось одолеть его, - отвечал Келесайн, - но даже выступи против Алгарсэна весь Совет Лордов, нельзя было бы назвать это бесчестным, потому что всем нам он бросил вызов и всех нас желал подчинить своей воле. Не поединок это был, но справедливая кара.
- Выслушали вы его? Узнали, зачем сотворил он эту драгоценность? Как же можно назвать справедливым приговор, если не было и самого суда?
- Хватило и той лжи, которую он раньше говорил на Совете, - отрезал Келесайн.
- А что случилось с сердцем Рассветных Земель, которое Алгарсэн обратил в драгоценность? - Спросил Келесайна Повелитель Ворон.
- Ничего, - отвечал Келесайн.
Усмехнулся этим словам Гасхааль.
- Вот как? А не боишься ли ты, что кто-нибудь другой протянет руку и возьмет эту драгоценность?
- Не боюсь, - отвечал Повелитель Молний, глядя в глаза своему недругу, - потому что сердце это невидимо, неосязаемо и неощутимо. Для себя изменял его Алгарсэн, и только он сам мог бы владеть им. Для этого он связал сердце со своей Силой: но сейчас, когда Алгарсэн уничтожен, часть его Силы, связанная с сердцем Эссенлера, ушла в глубины Рассветных Земель и недоступна отныне никому из Обладающих. Нет волшебника, способного владеть ею, как нет и не будет никогда второго Повелителя Драгоценностей.
- Благодарю тебя, шурин, - со смехом сказал ему Гасхааль, - ибо ты разрешил мое недоумение: вот уже который день, когда я гляжу на Эссенлер посредством волшебного зрения, глаза мне слепит некий блеск в самой сердцевине этого мира. Долго я не мог понять, какова природа этого блеска, и только теперь узнал это.
Пристально посмотрел на него Повелитель Молний, и молвил:
- Превосходная вещь - наблюдение. Ограничивающийся наблюдениями живет долго, а тот, кто действует необдуманно - коротко.
- Зато умеющий наблюдать и поступать обдуманно, живет не только долго, но и приятно, - в тон отвечал ему Гасхааль.
- Иногда самый мудрый поступок - ограничиться наблюдениями, - сказал Келесайн.
На сем завершили они беседу, и Повелитель Молний покинул Вороний Остров.
По прошествии некоторого времени спросила Талиана Гасхааля:
- Отчего наш Остров меняет свое местоположение?
Сказал ей Гасхааль на это:
- Кажется мне, что он застоялся на месте. Хочу я полетать над Эссенлером, и полюбоваться его равнинами и горами.
Сказала Талиана:
- Не вдоль поверхности Эссенлера летим мы, но проникаем вглубь его магической сути. Для чего нам это? Ведь раньше ты говорил, что столь тесное взаимопроникновение двух миров может быть опасно для них обоих?
Отвечал ей Гасхааль:
- Нет для нас никакой опасности, ибо мы ненадолго задержимся здесь. Но, чтобы избежать опасности, я должен буду прибегнуть к изощренейшему искусству. Это займет все мое время в ближайшие два-три дня - прошу, прости меня, если в эти дни я буду невнимателен к тебе и редко буду находить для тебя время. Также мне потребуются все волшебные зеркала, которые мы используем для общения. Есть у тех зеркал много иных свойств, о которых ты не знаешь, и сильно помогут мне эти зеркала в моей работе.
Сказала Талиана:
- Конечно же, забирай их. Несколько дней я могу провести и без вечерних бесед со своими подругами.
Эти дни Талиана посвятила чтению книг или прогулкам по Острову. Почти что и не видела она Гасхааля, занятого какими-то своими таинственными делами.
Проходя по лесу, окружавшему замок, не раз пыталась она заговорить с воронами, но те не отвечали ей, потому что Гасхааль велел своим подданным молчать в ее присутствии. Но увидела раз Талиана, как льются слезы из глаз одной крупной птицы, и слезы эти во всем были подобны человечьим. Странным и страшным показалось Талиане это зрелище, и спросила она птицу:
- Отчего ты плачешь?
Но ничего ей не ответила птица. Закаркали тогда другие птицы, и, вместе с этой, поднялись в воздух и улетели из этой части леса. Тогда побежала Талиана в замок и, отыскав Гасхааля, спросила его:
- Отчего плачут птицы в твоем лесу?
- Тебе померещилось, - ответил ей Гасхааль. - Птицы не умеют плакать, как люди. А может быть, больна была эта птица, и слезились глаза у нее. Как только я закончу свои дела, о которых говорил тебе раньше, я разыщу ее и посмотрю, чем ей можно помочь.
Ушла от него Талиана, будто бы удовлетворившись ответом, но беспокойно стало у нее на сердце. И вот, на другой день, она забрела вглубь леса, куда не заходила никогда раньше. Здесь повсюду на ветвях, как и везде на Острове, сидели большие черные птицы. Хотела Талиана отыскать среди них ту, которую видела вчера, но не нашла плачущей. Тогда двинулась Талиана дальше. Ворон становилось все больше - теперь не только на деревьях сидели они, но и стояли на земле, и столь много было их, что Талиане приходилось долго искать, куда поставить ногу, чтобы не раздавить никого. И вот, увидела девушка маленькую поляну, где стоял Гасхааль, окруженный со всех сторон птицами, которые летали над ним и сидели у него на плечах, и только пространство прямо перед Гасхаалем было свободно. Но вороны, повинуясь запрету Гасхааля, промолчали и не предупредили своего повелителя о появлении Талианы.
И услышала Талиана, будто бы муж ее разговаривает с неким невидимым собеседником.
- …Глупец, - говорил Гасхааль. - Кому нужно владеть им? Есть и иные способы достигнуть желаемого.
С этими словами он достал из-под плаща бриллиант большой величины и бросил его перед собой. Повинуясь его жесту, в тот же миг одна из ворон подлетела к камню и проглотила его, хотя это стоило ей больших усилий. Захохотал, наблюдая это, Гасхааль, и устрашил Талиану смех его, ибо никогда раньше он так не смеялся.
Тогда неслышно покинула она это место и вернулась в замок. Здесь она долго бродила по комнатам, не зная, чему верить и не желая видеть правды, которая казалась ей слишком страшной, слишком абсурдной, слишком уродливой, чтобы принимать ее. Страшна правда о том, что божество, в которое ты веришь, ничем не лучше дьявола, но еще страшнее правда о том, что сам ты никогда не сможешь судить верно о них обоих. Вот уже долгое время Талиана закрывала сердце от сомнений, посещавших ее, когда она озиралась вокруг. Никогда она не верила дурному, что говорили о ее муже - но разве иначе надлежит поступать тому, кто любит? Даже и теперь знала она, что, едва увидит вновь Гасхааля, посмотрит в его лицо - мужественное, изрезанное морщинами и шрамами, но всегда скорое на ласковую улыбку, заглянет в глаза его - глаза старца, глаза юноши, глаза существа, повидавшего больше веков, чем она могла вообразить себе или представить, знала она - мигом рассеются все ее подозрения. Горько укоряла она себя за то, что бежала прочь от той поляны, где стоял Гасхааль. Решила тогда Талиана дождаться его возвращения в замок и подробно расспросить обо всем. С тем она поднялась в его заклинательные покои.
Пробыв там некоторое время, Талиана заметила странный свет, льющийся из-под одной дальней двери. Она подошла и заглянула в ту дверь. Это была кладовая, а исходили мерцающим призрачным светом волшебные зеркала, которые собрал здесь Гасхааль со всего замка. Не похоже было, чтобы в эти дни он притрагивался к ним. Вошла Талиана в кладовую и коснулась одного из зеркал. В тот же миг ожило зеркало, и увидела Талиана лицо брата.
- Где Гасхааль? - Спросил Повелитель Молний без всяких приветствий. Резок и груб был его голос.
- Он занят волшебством, - ответила Талиана брату.
Гневно вспыхнули глаза Келесайна.
- Это я и так знаю. Подобно червю, погрузился он со своим Островом в магическое естество Эссенлера, и, как червя, уже нельзя вырвать его оттуда, не повредив самого плода. Мне нужно сейчас же говорить с ним - позови его, немедленно! Может быть, еще не поздно остановить его.
- Что происходит? - Спросила Талиана брата.
- Спроси об этом своего мужа, - отвечал ей тот. - Его словам ты поверишь больше, чем моим.
- Это не так, - сказала Талиана. - Когда-то ты сказал Джордмонду, что я не знаю, чему верить - теперь твои слова стали правдой. Сегодня я видела странную сцену в лесу - Гасхааль заставил одну из своих ворон проглотить огромный бриллиант. И хотя птица с большим трудом справилась с приказанием, это обстоятельство, кажется, только сильно рассмешило его - а ведь он всегда с большой заботой относился к своим птицам. Мне кажется, что он болен или обезумел, ибо смех его был смехом безумца.
- Он не более безумен, чем прежде, - сказал Келесайн. - Все его птицы когда-то были людьми, но всех их он превратил в ворон и забрал себе их знания и их души. Ведь титул его - Повелитель Ворон, и этот титул - не пустой звук. А то, что ты видела в лесу, не безумие, но Ритуал Силы. Также, как проглотила ворона бриллиант, проглотит он сам драгоценное сердце Эссенлера. Магия этого мира иссякнет, а могущество Гасхааля возрастет многократно.
- Не может так поступить тот, кого я люблю, - сказала Талиана.
Сказал Келесайн с издевкой:
- Тот, кого ты любишь, может быть, и не может. Но ведь не Гасхааля ты любишь, а свое представление о нем. Однако наш разговор все так же бессмысленен, как и прежде. Позови своего мужа.
- Его нет сейчас в замке и я не знаю, когда он вернется.
- Если он вернется и не захочет разговаривать со мной, передай ему только одно: когда ворона глотает бриллиант, камень можно вернуть - если поймать птицу и извлечь бриллиант из ее желудка.
На сем зеркало погасло.
Когда вернулся Гасхааль, Талиана сказала ему:
- Мой брат желает говорить с тобой.
Спросил ее Гасхааль:
- Откуда ты знаешь об этом?
- Я отыскала зеркала, - ответила Талиана. - Зачем ты обманул меня, сказав, что они нужны тебе для волшебных манипуляций?
- Я не лгал тебе, - ответил ей Гасхааль. - Они потребуются мне, хотя и позже, чем я полагал вначале.
- Ты поговоришь с моим братом?
- Не сейчас. У меня еще много дел.
- Он, предвидя такой ответ, просил передать тебе: камень можно извлечь из желудка вороны, которая проглотила его.
Долго молчал Гасхааль, а потом спросил Талиану:
- Откуда он узнал об обряде?
Промолвила женщина:
- Я рассказала ему.
- Ты предала меня, - сказал ей Гасхааль. - А я не прощаю предательств.
Произнеся это, он превратил ее в ворону и поспешил в комнату с зеркалами. Там он выбрал одно из них, небольших размеров, и назвал имя Келесайна. Когда появилось перед ним отражение Повелителя Молний, сказал ему Гасхааль:
- Открой двери зеркал.
- Зачем? - Спросил его Келесайн.
- У меня есть нечто, принадлежащее тебе, и я желал бы вернуть тебе это.
Отомкнул тогда Келесайн со своей стороны двери зеркал, а Гасхааль проделал тоже со своей и, бросив в образовавшийся проем ворону, сказал:
- Забирай обратно свою сестру.
И, сказав это, поспешно закрыл двери зеркал.
Сказал ему Келесайн:
- Молись всем богам, которых знаешь. В огненный ад превращу я твой Остров, а участи твоей устрашатся даже и пленники Обители Боли.