- Хотя Мирэн и Владыка Бреда, но, проявляясь в Сущем, он вынужден до известной степени подчиняться законам Сущего - по крайней мере, до тех пор, пока не наберется достаточно силы, чтобы преодолеть эти законы. Когда у Мирэна есть выбор, какую из предложенных вещей проглотить в первую очередь, он выбирает ту, которую проглотить легче всего, и, усилившись, принимается за следующую. Поэтому мы предложим ему пищу, и пищи этой всегда будет в изобилии вокруг него, и получить ее будет легче легкого.
Сказала Астана:
- Что же, вы предлагаете откармливать его "на убой"? Но что это даст? Мирэн быстро усилится и поглотит и нас с вами, и весь этот мир.
Сказал Мъяонель:
- Нет, ибо он будет пожирать себя самого. Я собираюсь изобрести болезнь, которая станет пожирать Порчу. А, пожирая Силу Мирэна, эта болезнь, это заклятье будет превращаться в свою противоположность и вновь давать ему жизнь.
Сказала Астана:
- Я по-прежнему не понимаю. Если вы способны изобрести нечто, что будет пожирать самого Мирэна, почему бы попросту не остановиться на этом?
Сказал Мъяонель:
- Потому что подлинная Сила Мирэна покоится в Царстве Бреда и прорывается в Сущее так, как выгоднее и удобнее ей - так же, как реки текут вниз, а не вверх. Но если я начну поглощать энергию, исходящую от Мирэна, он либо подыщет себе другую дорогу в Эссенлер, либо изменит способы своего проникновения. Ведь бывает так, хотя и редко, что вследствие особенных условий местности реки на какой-то части пути начинают течь вверх, а не вниз. Поэтому наше заклятье будет не только поедать Мирэна, но и кормить его. Пусть наше заклятье станет подобным растению - ибо именно этот атрибут волшебства имеется и у вас, и у меня. Я дам заклятию корни, которые будут поглощать Порчу, а вы, миледи - листья и плоды, которые будут питать ее.
Так они и поступили. И это возымело действие, ибо Мирэн, отказываясь от индивидуальности и во всем уподобляясь чистой Силе, принимал не только все преимущества, но и недостатки, связанные с таким состоянием. Ведь ловушка, устроенная Астаной и Мъяонелем, была чрезвычайно проста, однако понять это могло лишь существо, наделенное разумом. Повелитель Порчи рвался в Рассветные Земли; никто не препятствовал ему и в Эссенлере для него всегда было вдоволь доброй пищи, однако он не усиливался и не продвигался ни на шаг.
И хотя Астане пришлось отказаться от части своих владений, вряд ли это можно назвать высокой ценой за сохранение целого мира.
Однако история на сем не кончилась. Через несколько лет, когда Восседающие в очередной раз собрались во дворце Джордмонда-Законника, и Хозяйка Деревьев подробно рассказала об этом происшествии, поднялся Лорд Зерем и сказал так:
- Трудно в это поверить. Слышал я о войнах между Владыками Бреда, но никогда не слышал, чтобы один из Владык Бреда вступил в противостояние с другим, защищая нечто упорядоченное. Это противоречит самой их природе.
Сказала Астана:
- Не хочешь ли ты сказать, что я лгу? До недавнего времени была я последней в числе тех, кто стал бы защищать Хозяина Рощи. Однако я видела своими глазами то, что видела, и не могу отрицать увиденное.
Сказал Келесайн мягко:
- Леди Астана, мы не сомневаемся в истинности вашего рассказа, мы сомневаемся лишь в том, верно ли вы истолковываете увиденное.
Удивилась Хозяйка Деревьев. Сказала она:
- Как же еще можно истолковать все это?
- Скорее всего, Мъяонель сначала навел порчу на этот лес, - ответил ей Келесайн, - а потом, заручившись вашей поддержкой и сделав вид, будто бы противостоит некоему противнику, полностью захватил его. Теперь полуостров - проклятое место, он более не принадлежит вам, но в нем властвуют силы, которые слишком уж похожи на те, коими повелевает Хозяин Безумной Рощи. Возможно, там и в самом деле поселился Мирэн - но я ни за что не поверю, что Мъяонель бессилен что-либо предпринять против своего вассала. Также я не верю в их ссору. Мъяонель обманул вас, миледи, вынудив участвовать во всем этом и таким образом формально избежав нарушения клятвы.
Молвила Астана:
- Вы сказали "не верю". Это означает, что у вас нет никаких доказательств всех этих обвинений. Хотя ваши слова заставили меня усомниться, но, вспоминая нашу встречу с Хозяином Рощи, я не нахожу в его поведении ничего, что указывало бы на обман.
Сказал Архайн:
- Вот как?! А не кажется ли вам, что так и должно быть?! Мъяонель - лжец, убийца и лицемер; вы же, миледи, чисты и доверчивы, и ему ничего не стоило обмануть вас.
Сказал ему Джеренион:
- Предвзятость - не самый лучший помошник в подобных суждениях. Милорд Архайн, мы все знаем, как вы ненавидите Хозяина Рощи, но, как мне кажется, нынче мы пытаемся установить истину, а не изыскать новый повод для войны с Мъяонелем.
Архайн впился в лицо молодому Лорду ненавидящим взглядом, но не нашел ничего, что ответить.
Сказал Келесайн Майтхагел:
- Что ж, давайте попробуем установить истину. Всякое дерево узнается по плодам его. Вспомните дела этого Лорда и вы увидите, где правда. Без всякой причины Мъяонель вторгся в наши владения и завладел частью их. Без всякой причины он убил Комета, сына Архайна, и еще многих других, не имевших никакого отношения к нашей войне. Захватив в плен наших учеников, он жестоко измывался над ними и унижал их. Ради достижения цели он был способен на все - вспомните клинок, погубивший Стражей - клинок, от ярости которого нас спасла лишь случайность! Таковы дела Мъяонеля. Он склонен к коварству, обману, жестокости и низости. А ведь эти качества плохо сочетаются с благородством, каковое благородство некоторые из вас хотели бы приписать ему.
Ирвейг слушал все это с молчаливой усмешкой. "Конечно, без всякой причины вторгся сюда Мъяонель, - думал он. - Когда он пришел в Эссенлер в первый раз, ты, Келесайн, своей рукой убил его. Тарнааль убил Селкет, его родственницу, а еще раньше мы убили другого его родича, Гасхааля. После Мъяонеля и Селкет вместе с Безумной Рощей сожгли мы также и дроу, пришедших в Эссенлер потому, что они доверились Мъяонелю… Но нет, Лорд Келесайн, конечно же, решительно никаких причин не было у Мъяонеля для войны с нами!"
И хотя последнее слово осталось за Повелителем Молний, Совет по-прежнему бездействовал и не желал предпринимать ничего против Владыки Бреда до тех пор, пока не появятся явные доказательства его вины.
Вскоре после того собрания, когда Келесайн пребывал в своих колдовских покоях в Грозовой Цитадели, ему доложили о появлении нежданного гостя. Это был Лорд Зерем. Подивившись столь необычному визитеру (ибо они никогда не были друзьями), Келесайн приказал впустить его.
Войдя, Зерем приветствовал его и пожелал говорить с хозяином Цитадели наедине. Когда слуги и ученики покинули комнату, сказал Повелитель Бестий:
- Келесайн, на многие вещи мы смотрим по-разному, однако у нас с тобой есть кое-что общее. Я вижу, что ты, в отличие от прочих членов Совета, не спешишь доверять прохвосту, которого мы вынуждены терпеть в Рассветных Землях. Я полагаю, что ты был бы не прочь избавиться от него и, если бы не клятва, давно предпринял бы что-нибудь в этом направлении. Я думаю, ты понимаешь, что тот лес, где Мъяонель будто бы "пленил" своего вассала - это только начало. Наверняка не сегодня-завтра "неожиданно" случится еще какая-нибудь "беда" такого же рода - и Мъяонель снова самоотверженно "спасет" нас. Потом беды будут случатся все чаще и чаще, Совет станет все больше доверять Мъяонелю и никто не будет замечать, что все больше владений попадают под его власть - тайную или явную.
Сказал Келесайн:
- Что толку говорить об этом? Они не поверят, пока тьма и безумие не пропитают насквозь Рассветные Земли.
Сказал Зерем:
- Не думаю, что они и тогда поверят. Что мы знаем о Владыках Бреда? Кто может поручиться, что Астана или Джеренион, или Ирвейг уже не отравлены его ядом? Ведь могущество Владык Бреда кроется прежде всего в воздействии на разум и душу. Можешь ли ты быть уверен, что его колдовство уже не начало изменять Восседающих?
Сказал Келесайн:
- Что ты предлагаешь? Мы не можем напасть на него - его оберегает клятва.
Сказал Зерем:
- Ты полагаешь? А давай-ка припомним, что мы обещали. Мы обещали не мстить - но мы не мстим, а всего лишь принимаем меры против будущей угрозы. Мы признали права Мъяонеля и его союзников на захваченные земли - но ведь мы покушаемся не на земли, а на жизнь Хозяина Рощи. Мы обещали не нападать первыми - но ведь Мъяонель уже нарушил клятву, обманом захватив часть земель Астаны, а значит и у нас развязаны руки, по крайней мере - в отношении Хозяина Рощи.
Сказал Келесайн:
- Ты предлагаешь убить только его одного?… Да, это правильное решение, ибо остальные его союзники поодиночке нам не страшны. Но есть одно препятствие, Зерем. Даже если ты, я и Архайн неожиданно обрушимся на замок Мъяонеля, мы не сможем быстро захватить его. Он призовет своих союзников и обратится к Совету, который, в свою очередь, будет вынужден отвергнуть нас и даже помочь Мъяонелю - ибо формально окажемся нарушившими клятву мы, а не он.
Сказал Зерем, повторив то, что когда-то говорил Огненной Танцовщице Ягани:
- Иногда следует отступить от буквы закона - ради его духа.
Усмехнулся Келесайн, услышав эти слова:
- Можешь не рассказывать мне об этом. Ибо я долгое время был священнослужителем в своем родном мире и знаю о букве и духе закона куда больше тебя. Мне не раз приходилось сжигать мужчин и женщин, которые не совершили ничего дурного - но только лишь потому, что не успели совершить. Я видел печати Мастера Леонардо, Повелителя Зла, на их душах, и знал, что если оставить этих людей на свободе, они начнут наводить порчу, насылать болезни и потом за плату излечивать их, убивать младенцев в материнских утробах, портить посевы, заниматься всевозможным чернокнижием и соблазнять невинные души. Поэтому, скрепя сердце, был вынужден я посылать их на казнь. В начале я еще проявлял преступную жалость - и что же? Вместо одного негодяя умирало десять невинных людей. Поэтому я полагаю, что следует уничтожить Владыку Безумия прежде, чем сойдет с ума весь этот мир. Даже только лишь за то, что он покровительствует дроу, следует предать его смерти. Я знаю, за что были осуждены богами темные альвы. Нельзя допустить, чтобы эта раса возродилась, ибо возрождение ее будет означать гибель человечества и, может быть, еще многих других народов. Не надо уговаривать меня, Зерем. Ты дурной соблазнитель. Ты туп и жесток, и я хорошо знаю тебе цену. Но даже и твоя звериная жестокость - не такое уж большое зло, по крайней мере, до тех пор, пока в мире существуют лжецы и негодяи вроде Мъяонеля или Леонардо.
"О, ты даже не подозреваешь о том, на что в действительности способен их извращенный ум, мой святой друг, - думал, слушая Келесайна, Лорд Зерем. - Как-то раз я гостил в Преисподней, во дворце Баалхэаверда. Там был Мастер Леонардо и за обедом он рассказал нам превеселую историю. Узнав, что ты пытаешься в Клэреше, своем родном мире, создать некое идеальное общество, Мастер Леонардо весьма заинтересовался этим. Когда ты стал сжигать чернокнижников, Леонардо, развлекаясь, начал метить своими печатями совершенно невинных людей. Обнаружив метку, ты, естественно, тут же волок "чернокнижника" на костер. На твоих руках не меньше невинной крови, чем на моих, о Лорд Келесайн. Ну и посмеялись же мы тогда во дворце Баалхэаверда!"
Вслух же Зерем сказал:
- Так или иначе, но если ты согласен со мной, нам следует придумать, как застать Мъяонеля врасплох.
Сказал Келесайн:
- У меня нет на этот счет никаких идей.
Сказал Зерем:
- А у меня есть одна мысль. Я слышал, что с помощью некоего магического инструмента, называемого Зеркалом Судьбы ты можешь видеть, как прядутся нити времени. Загляни в прошлое Мъяонеля, и посмотри, нет ли там чего-либо, что укажет нам, как действовать. Возможно, существуют какие-то вещи, посредством которых можно уничтожить, изгнать или хотя бы ограничить его Силу. Возможно, у него есть могущественные враги, которые многое отдали бы за то, чтобы найти его.
Сказал Келесайн:
- Не знаю, улыбнется ли нам удача, но попробовать стоит. Приходи через несколько дней.
По прошествии этого времени Зерем посредством колдовского зеркала связался с Келесайном и спросил его, нашел ли тот что-нибудь; Келесайн же сказал: "Пока ничего" и наскоро попрощался. Зерем подождал еще два или три дня и повторил попытку, однако в ответ услышал все то же: "Ничего". После седьмого "Ничего" терпение его лопнуло. Подозревая, что Келесайн отыскал некое могущественное оружие, секретом которого не желает делиться, Зерем без приглашения прибыл в Грозовую Цитадель и не уходил от ворот до тех пор, пока раздраженный хозяин наконец не впустил его.
Когда они остались одни, в восьмой раз повторил свой вопрос Повелитель Бестий.
- Глупец, - сказал ему Келесайн. - Ты сам - лжец и оттого всех подозреваешь во лжи. Я не отыскал в прошлом Мъяонеля ничего, что могло бы помочь нам. Я смог проследить его путь до той поры, как он стал Обладающим Силой, но не нашел ни значительных поражений, ни каких-либо явных уязвимых мест. У него есть несколько могущественных врагов, однако обращаться к ним бесполезно, ибо они знают о Мъяонеле еще меньше нашего. Например, Йархланга, Повелителя Падали, одного из Лордов Темных Земель, Мъяонель сначала подчинил себе, а потом, не иначе, как по какому-то капризу, освободил от оков своей воли. Полагаю, Йархланг мог бы стать нашим союзником в новой войне, но я бы погнушался таким союзником, да и пользы от него будет немного. Немногим отличаются от Йархланга и другие враги Мъяонеля. Увы, Зерем, неудачливой оказалась твоя идея.
Но сказал Повелитель Бестий:
- Если мы не можем действовать силой, надлежит обратится к хитрости. Говоря об уязвимых местах, я вовсе не имел в виду только лишь какие-нибудь предметы или Лордов, которые знают о Мъяонеле нечто тайное. Уязвимым местом может быть и привязанность. Нет ли у Мъяонеля чего-либо такого, что он ценит более всего на свете, что отнимает у него разум и может заставить забыть о всяческой осторожности?
Некоторое время размышлял Келесайн, а потом сказал так:
- Мне кажется, что нет. Его душа холодна; выбирая свои привязанности, друзей или женщин, он относится к ним так, как будто бы в любое мгновение может потерять их. В этом нет ничего странного: если он - ван, как он сам утверждает, то он должен помнить зарю мира и бесконечно долгие времена, последовавшие за тем. Ничего удивительного, что он научился терять. Удивительно, что он вовсе не разучился любить.
Сказал Зерем:
- Ты говоришь так, будто бы, вникнув в прошлое Мъяонеля, перестал считать его своим врагом.
Сказал Келесайн:
- Я никогда не считал его врагом, ибо у меня вовсе нет врагов. Есть существа, от которых Сущее должно быть избавлено - и я один из немногих, кто вполне понимает и покорно несет это бремя. Изучая прошлое Мъяонеля, я пришел к мысли, что прежде - до того, как стать Лордом - он был не так уж плох. Как ван, он не был лучше или хуже любого другого живущего. Однако с тех пор как он обрел Силу, в нем поселилось Безумие, которое стало использовать оболочку прежнего Мъяонеля для своих целей. Поэтому может возникнуть иллюзия, что ничего не изменилось и Мъяонель остался таким же, каким был когда-то. Но это не так. Его истинный облик - отвратителен и более чем красноречиво свидетельствует о его истинной природе. Я борюсь с Безумием, которое правит Мъяонелем, а не с ним самим, но, к сожалению, их нельзя разделить, и уничтожить Безумие можно только с тем, в ком воплощено оно.
Сказал Зерем:
- Меня успокаивают твои слова, ибо я начал уж было опасаться, не переметнулся ли и ты в стан друзей этого проходимца. Вернемся, однако, к уязвимым местам. Ты сказал, что наш враг не разучился любить. Кого же он любит?
Сказал Келесайн:
- Колдунью из Башни Луча, чародейку Ролу. Однако эта любовь - не страсть. Он не слишком-то часто приходит к ней, и, хотя они и делят ложе, во многом они - более друзья, чем влюбленные.
Спросил Зерем:
- Есть ли у нее другие любовники?
Сказал Келесайн:
- Нет. Изредка она предается любви с демонами, ибо не считает это изменой. Мъяонелю, впрочем, нет до этого никакого дела, и, если бы она спала с другими мужчинами, или с женщинами, или с животными, полагаю, ему не было бы дела и до этого.
Сказал Зерем:
- Странная это любовь.
Сказал Келесайн:
- Она нечиста, как и вся его Сила.
Рассмеявшись, добавил Зерем:
- Либо же это - свидетельство о природе ванов, которая извращена изначально. Но, как бы там ни было, такая любовь нам не нужна. Есть ли другая?
Сказал Келесайн:
- И да и нет. Обретя Силу, Мъяонель потерял сердце, но впоследствии купил сердце у влюбленного юноши, Тайленара, обещав юноше отомстить за него. Это сердце страстно любило девушку по имени Айнелла, и зов его превозмог все - и волю Мъяонеля, и его безумие. Повинуясь этому зову, Мъяонель желал обладать Айнеллой, но она отказала ему и покончила с собой.
Сказал Зерем, потирая руки:
- Великолепно! Это именно то, что нам необходимо! Но почему Мъяонель не воскресил ее?
Сказал Келесайн:
- Я не знаю. Ибо не все поступки и уж тем более - мотивы поступков можно прочесть по пряже времен. Но как раз это решение легко объяснить. Мъяонель любил ее больше себя и ставил ее желания превыше своих собственных. Он бы не стал брать Айнеллу силой, или отнимать у нее воспоминания о Тайленаре. Воскреснув, она бы снова стала терзать себя, возможно - снова бы попыталась свести счеты с жизнью. Что же, ответь, могло быть лучше для нее, чем отдохновение в Стране Мертвых перед новой жизнью?
Хихикнув, сказал Зерем:
- И в самом деле!.. Но вот что я скажу обо всем этом: нам следует немедленно найти душу Айнеллы, воскресить ее и использовать против Хозяина Рощи.
Поморщившись, сказал Келесайн:
- Мне бы не хотелось этого. Когда я проник в прошлое Мъяонеля и увидел этих двоих - Тайленара и Айнеллу - то передо мной будто бы на мгновение развернулся весь мир - такой, каким он должен быть. Я жалею их обоих, и юношу и девушку, и не желал бы в нашем деле использовать их.
Сказал Зерем:
- Право же, Келесайн, твоя мнимая святость иногда заставляет меня хохотать, а иногда - скрежетать зубами от бешенства. Подумай сам, что тебе легче сделать: обречь гибели весь Эссенлер, или "использовать" всего лишь одну девицу, которая, ручаюсь, и сама с превеликой радостью согласится способствовать нам против Мъяонеля, как только узнает, кто погубил ее возлюбленного?
И, приводя подобные аргументы, Творец Чудовищ в скором времени убедил Келесайна в том, что им надлежит поступить именно так, а не иначе. Да и Повелитель Молний не особенно-то спорил с ним, ибо и сам придерживался мнения, что допустить меньшее зло ради большего добра - не грех, но, скорее, необходимость.