Меня затащила туда моя тогдашняя подруга Брендас. Мне тогда позарез нужны были деньги, а Брендас была родом из этого мира и уверяла, что хозяйка поместья Лиловые Луга очень неплохо платит сборщицам фруктов. Я согласилась и не пожалела - это была не работа, а праздник! Упоительное тепло догорающего лета, напоенного всеми ароматами сада, звонкие голоса девушек, веселый смех, торопливая закуска прямо под деревьями - о, как она была вкусна, самая простая еда! Все девушки были местные, из окрестных сел, и я вполне закономерно оказалась самой легкой среди них. Поэтому именно мне все время приходилось взбираться выше других, чтобы достать самые далекие - и конечно же, самые лучшие - яблоки. Лишь мне одной было позволено лазать по веткам - мой вес они выдерживали без труда. Я просто упивалась своей силой и ловкостью, вися на ветках и швыряя яблоки в подставленные подолы, я прямо-таки плясала на этих ветках, и голос мой звенел над садом громче всех прочих.
Вот там, в этом воистину райском саду, и настигла меня моя первая любовь, настигла весело-недоуменным вопросом: "А кто она такая и почему ее так заметно?" Я свесилась с ветки вниз головой и доходчиво - разумеется, в пределах своей легенды в этом мире - объяснила молодому человеку с темной бородкой, кто я такая. И очень удивилась, когда он пригласил меня вечером прогуляться с ним по берегу реки. Помню устремленные на меня с завистью глаза всех без исключения девушек: "Ну и свезло тебе, Линдас! Это же сам молодой лорд Ауре, единственный сын хозяйки Лугов!"
Конечно же, я пришла. Еще раз повторяю - мне было только восемнадцать, я всего четыре месяца как знала свое Истинное Имя, и все мироздание представлялось мне увлекательной игрой. И ласковый ко мне мир не обманул меня и на этот раз - Ауре действительно заинтересовался мною как личностью. Любая из девушек в саду, не исключая, пожалуй, и Брендас, с радостью раздвинула бы ноги перед наследником Лугов - но он выбрал меня.
Сказочные, невероятные два месяца... Каждый вечер мы с Ауре бродили по берегу реки с чудесным именем Онето, по тем самым лугам, которые дали имя поместью, и рощицам, где деревья уже примеряли алые с золотом наряды.
Я влюбилась в Ауре почти мгновенно - мне для этого и сейчас-то немного надо, а уж тогда... Я читала ему свои стихи, а он рассказывал мне о столице, где он учился в совсем недавно организованном Политехническом институте, и о первой в стране железной дороге, в прокладке которой он собирался принимать участие... От Онето поднимался туман, а мы сидели на высоком берегу реки, вдвоем закутавшись в его накидку, и мечтали взахлеб. Я рассказывала ему о достижениях моего мира с таким видом, словно это только что пришло мне в голову. Ауре, увлекаясь, иногда начинал набрасывать прямо на песке какие-то расчеты, а после поднимал на меня сияющий взор и говорил, что такой ум - огромная редкость для женщины даже его круга, но еще большая редкость - сочетание такого ума с такой красотой... И все чаще моя рука задерживалась в его руке, и все решительнее мои пальцы пробирались под манжет рубашки Ауре и скользили вверх, к локтю...
А потом я тайком прокрадывалась в дом, где спали сборщицы, влезала под одно одеяло со ждущей меня Брендас и задыхающимся шепотом излагала ей новые подробности своих похождений. По всем признакам это была та самая воспетая поэтами первая любовь, а такой любви, по строгим канонам Тихой Пристани, была положена верная хранительница тайн, подруга, наперсница и поверенная... Брендас казалась мне идеально подходящей на эту роль - ее дыхание замирало в темноте, и она переспрашивала: "Ну? А что он?" - и вздыхала, не скрывая зависти: "Ох и счастливая ты, Линдас..."
И когда то, что не могло не случиться между нами, наконец случилось, я не утаила от Брендас и этого - да и разве можно было не похвастаться таким счастьем! Мой светлый лорд, мой самый первый, тот, кто сделал меня женщиной - и я до сих пор благодарна ему за то, как это произошло. Он был всего на три года старше меня, и так боялся своей неловкостью причинить мне боль, и был очень обрадован, когда обнаружил, что замка на моих воротах давно уже нет... в первый раз за все время после ухода с Тихой Пристани я возблагодарила своего гинеколога.
Это случилось в конце третьей недели наших прогулок. Вскоре начало холодать, и из прибрежной рощицы мы перебрались в сарай-сушильню для яблок. Мы любили друг друга, а потом настежь открывали дверь сарая, и Ауре показывал мне созвездия, называя их именами своей Сути. Так мы и засыпали там, среди густого яблочного аромата, укрывшись его накидкой - в эти ночи я вообще не возвращалась в дом сборщиц.
И наконец, настал день, когда Ауре надо было возвращаться в город. До начала его занятий оставались три дня.
О том, что он уже помолвлен с какой-то там Джеммис из соседней усадьбы, я слышала от него и раньше - слышала, но старалась об этом не задумываться. И вот теперь Ауре собрался плюнуть на эту помолвку, предложив мне тайком уехать с ним и там, в столице, обвенчаться...
В третий раз повторяю - мне было всего восемнадцать лет. А кроме того, я, при всем своем ведьминском свободомыслии, все же выросла на Тихой Пристани!
На следующий день я, как и было уговорено, в полдень была на холме, под старым буком. Но Ауре не появился и в шесть вечера... Не буду описывать свои тогдашние эмоции - пошло все это и банально, особенно с высоты теперешних моих лет. В общем, где-то около восьми, уже в темноте, я вернулась в дом сборщиц с лицом, покрытым соленой коркой от высохших слез. Одно желание оставалось у меня - ткнуться головой в грудь Брендас и обрести слабое подобие утешения, которое лучшая подруга в такой ситуации просто не может не дать.
Брендас поджидала меня на крыльце.
- Явилась! - начала она первая. - Вижу, не удался романтический побег?
- Ох, Брендас... - я замешкалась, не зная, как лучше начать свои излияния, но их и не пришлось начинать.
- А между прочим, по твоей милости всех семерых, кто живет в нашей комнате, выгоняют без расчета! Хозяйка сквозь пальцы поглядывала на ваши прогулки с Ауре, но когда узнала, что он хочет обвенчаться с какой-то наемной работницей, приказала ему ехать по реке, а нас...
В первую минуту я ничего не поняла. Ничего я не поняла и во вторую, ибо была просто оглушена. И только в третью минуту мой ум, так ценимый Ауре, пробудился от романтической спячки.
- А откуда хозяйка вообще знает об этом, а? Ауре должен был уехать как всегда, никаких особенных хитростей мы применять не собирались. А кроме нас, о побеге было известно только...
- Да мало ли от кого! Кто-то из девчонок по дурости сказал чересчур громко - вот и нашлись уши, которые услышали... Кто ж знал, что она не станет разбираться, а выгонит всех!
- Кто-то из девчонок? - все мои слезы моментально высохли, в лицо ударила волна жара. - А кто разболтал девчонкам? Не ты ли, подруженька?! Я же тебе одной говорила, подальше от чужих ушей...
- Да господи, что ты такого рассказала, чего никто не слыхал? Девчонки и сами к нему под бок не прочь были, они за тебя, между прочим, переживали искренне, расспрашивали меня...
- И ты отвечала?!
- А что тут такого? Или делать ловко, а чтоб другие знали - неловко?
Тогда я еще не знала, насколько деструктивен бывает мой гнев - не помня себя от ярости, я рванула Брендас за волосы... Вспыхнули они мгновенно - я и понять ничего не успела, еще раза два ударила наотмашь по чему попало... И только когда занялся ее шейный платок, и на ее дикий вопль начали выскакивать из дома другие девушки, я сама завизжала как ненормальная и бросилась бежать - все равно куда, только подальше, ибо в тот момент я сама до полусмерти перепугалась того, что натворила...
После этого я месяц отсиживалась у Пэгги, не решаясь сунуться ни в Авиллон, ни в Мир Яблок. Сейчас я поступила бы иначе, но тогда стыд сковал всю мою логику, как лед ноябрьские лужи. Этого месяца хозяйке Лиловых Лугов хватило на то, чтобы ускорить брак сына и его нареченной Джеммис. Когда я снова объявилась в Мире Яблок, было слишком поздно, и то, что Ауре обещал никогда не забывать меня, было воспринято мною не как утешение, а как утонченное издевательство. Меня, женщину конца двадцатого века, эта покорность материнской воле оскорбила в лучших чувствах.
Если вдуматься, все это было для меня только благом хороша бы я была, так рано связав себя семьей, да еще на такой Сути! Но тогда это просто не приходило мне в голову. Я действительно безумно любила Ауре и потому не помнила себя от горя.
В таком состоянии я вернулась в Город-для-Всех - и обнаружила, что никто из моей прежней компании не подает мне руки. Это было не просто осуждение - нет, отлучение от всего совместно пережитого, лишение права на уважение, клеймо навеки! Я пыталась хоть в ком-то найти сочувствие, но все, как один, тащили из перманентной депрессии невинно пострадавшую от моей руки красавицу Брендас. То есть бывшую красавицу - мои прикосновения оставили борозды страшных ожогов на ее лице и шее. До сих пор гадаю - известно ли было им, _за что_ я ударила Брендас, или нет? Или им просто было все равно?
(Между прочим, сейчас я знаю не меньше десяти целителей, которым под силу уничтожить такие рубцы без следа. И никогда не поверю, что никто из них тогда не знал - хотя бы одного...)
Боль от потери Ауре слилась для меня с болью от потери друзей в одну чашу - и не думаю, что та, которую Спаситель просил пронести мимо него, была сильно горше... Вот после этого-то я раз и навсегда утратила веру в три вещи: в романтическую любовь до гроба, в так называемых лучших подруг и в людскую жалость.
Ибо все эти девочки и мальчики с горящими глазами утешают того, кого считают достойным утешения, но никак не того, кто и вправду в нем нуждается. Того, кого боль толкает веной на бритву, но не того, кому она вкладывает в руки меч. Того, кто умеет эффектно страдать, но не того, кто больше любой непристойности стыдится собственной слабости! А я... я же тогда совсем не была сильной, но все равно сумела выкарабкаться без посторонней помощи, сама - слава богам, учеба у Лайгалдэ и в Ордене отвлекли меня от моей маленькой трагедии. И с тех пор я и воспринимаю как оскорбление любую жалость по отношению к кому бы то ни было.
Правых - не жалеют! Сильных - не спасают!
* * *
...В последнюю секунду, судорожным усилием, которое даже нельзя назвать волевым, мне удается смягчить силу выброса - и девчонка в черной шляпе с коротким сдавленным криком отдергивает руки. Ладони ее теперь ярко-розового цвета, она дует на них, даже лижет, и лицо ее искажено судорогой настоящей, а не придуманной боли. Ничего страшного, это всего лишь ожог первой степени, немного масла, немного покоя - и все само пройдет. Вот и на обшлагах ее старенькой куртки армейского покроя нет и следа огня, хотя вообще-то синтетика занимается мгновенно. Разве что обуглился край вылезшей нитки...
- Зачем ты так? - доносится до меня ее голос сквозь клубящийся ало-золотой туман, который я никак не могу изгнать из своего сознания. - Ведь я желала тебе только добра!..
- И вот так будет со всяким, рэссла вирз, спасателем, который попытается сунуться не в свое дело, - машинально произношу я, с трудом сползая на пол - колени трясутся, ноги держат кое-как. И все плывет, плывет, словно я резко выпрямилась в душной ванной... я хорошо знаю это состояние, когда замедляется субъективное время, знаю по урокам Лайгалдэ. Краткий энергетический коллапс, он проходит достаточно быстро.
Когда мир вокруг меня снова обретает внятность, я уже окружена тесным кольцом недопесков. На разные лады повторяется одна и та же фраза: "Она ударила Данни огнем!" (значит, это и есть Данни? Вот и познакомились, трать-тарарать...) Многие неумело изгибают руки в защитных жестах. А прямо передо мной глаза в глаза - стоит Арлетт Айотти.
- Кто ты и что тебе здесь надо, саламандра? - я осознаю смысл последнего слова и тут же понимаю, что на самом деле она сказала "анъоо-ллах", что-то вроде "дух или живое существо пламени". Слово языка ломиэллайи - родного языка печально знаменитой леди Наллики.
Все, вот теперь окончательно срослось - и черные волосы при светло-серых глазах, и имя Айотти. Я правда, знаю едва ли два десятка корней этого языка, который не в силах освоить никто, кроме его носителей, ибо организован он вопреки всем лингвистическим законам и правил там, по-моему, нет вообще одни исключения. Но если память мне не изменяет, "айо-оти" на сем странном наречии означает что-то вроде "милосердия".
Есть такая раса Нездешних - лаийи теней, чаще именуемая кланом Черной Звезды. Особенность ее в том, что она способна оптимальным образом улавливать и использовать энергию отрицательных эмоций - смертных, в меньшей степени других Нездешних. Поэтому о них говорят, что они "питаются болью" и откровенно их недолюбливают. Но на самом деле человеку, пообщавшемуся с лаийи теней, обычно быстро делается лучше ведь они забирают себе его отрицательный потенциал.
Как и все истинные лаийи, клан Черной Звезды весьма неохотно покидает места обитания, поэтому среднему мотальцу известно о них не так много. Однако в остальном они - те же лаийи, и если смертную женщину угораздит лечь с одним из них...
Вот тогда спасайся кто может! Ибо для получившегося гибрида отрицательное эмоциональное поле - единственно возможная среда существования. И если только он не помрет от энергетического дисбаланса годам этак к двадцати, то научится искусно провоцировать и поддерживать вокруг себя это самое поле. А если учесть, что, как и любая первая производная лаийи и человека, данный гибрид не любит жить подолгу на одном месте...
В общем, от Наллики, успевшей стать в Ордене притчей во языцех, стоящая передо мной дама отличается, похоже, лишь большей агрессивностью и (я очень на это надеюсь!) меньшим талантом к сложению и Говорению Слов.
Все это проносится у меня в голове за какую-то пару секунд, после чего я мгновенно осознаю, как надо действовать.
Медленно, очень медленно, чтобы все прониклись, я обвожу расфокусированным взглядом это сборище энергетов-дилетантов, которое пытается меня "удержать"...
- А ну все на метр от меня, - выговариваю я негромко, но предельно внятно. - А то еще кого-нибудь обожгу по чистой случайности, - и резко выбрасываю вперед ладонь. Сработало недопески мгновенно отшатываются назад, одна Арлетт стоит неколебимо. Из задних рядов доносится чей-то почти плачущий возглас:
- Что же ты, Риаль? Ты же Повелевающая Огнем, сделай что-нибудь!
- Ха-ха три раза, - мрачно отзывается та, которую назвали Риаль. - Сама лезь с голыми руками на саламандру-оборотня.
Я невольно ухмыляюсь, заслышав сие, и кажется, это пугает их еще больше.
- Можешь называть меня саламандрой, если тебе так больше нравится, - теперь я сосредоточена исключительно на глазах цвета мартовских луж. - Вообще-то я Линда Угнела, старшая сестра некой Маэстины Ковенски. Тебе ничего не говорит это имя?
- Зачем ты причинила боль Данни? - Арлетт, видимо, не пожелала услышать мои последние слова.
- Для профилактики, - я принимаю максимально наигранную позу вызова. - Чтоб больше никогда в жизни не совала пальцы в розетку. Если уж совсем честно, я предпочла бы причинить эту боль тебе. Ты же считаешь, что тот, кому не больно - не человек, не так ли?
В полированной дверце шкафа я вижу свое отражение - волосы разметались, ожерелья перепутались и вообще вид такой, словно вот-вот кинусь и начну когтями рвать. Ушельцы видят то, что хотят видеть. Сейчас я играю и не боюсь переиграть - пусть они боятся, мне так даже проще. Ну не могу я уйти отсюда, не надавав по мозгам этой Арлетт! Впрочем, я и так уже, кажется, доставила ей пару приятных минут. Удивительно, как у нее от моей ярости - а это ведь тоже отрицательная эмоция! - до сих пор понос не случился.
- Ты хочешь меня убить, да, саламандра? - спокойно бросает мне в лицо Арлетт, будто всю жизнь ждала этого.
- Ну зачем сразу убивать, энергию тратить, - отвечаю я с демонстративным презрением. - Вот зашвырнуть бы тебя куданибудь очень далеко, чтоб под ногами не путалась и детям тутошним на мозги не капала!
Ситуация, преследующая меня с раннего детства и посейчас "девочки дерутся"... может, просто из-за ощущения себя ничуть не похожей на других женщин? Но как бы то ни было, такое случается со мной не реже трех раз в год - только в детстве это были таскания за волосы, а сейчас - дуэли, блинн, на атрибутах и архетипах...
- ...Ну-ка, ну-ка, что здесь происходит? Что тут у вас за бардак?
В дверях комнаты неожиданно обнаруживаются три фигуры в серой с серебром форме, которую я так мечтала увидеть в этом вертепе. Стражи Башни. Нет, на небе или где-то еще, но бог, несомненно, есть и временами даже слышит мои молитвы. Уж не знаю, что занесло их сюда, но сейчас их явление настолько к месту!
- Удо Грейлен, капитан Стражей Башни Теней. Кто хозяйка этой квартиры? - уверенно употребленный женский род не оставляет сомнений, что Удо сей вертеп знаком куда лучше, чем мне.
Вокруг него мгновенно образуется пустое отчужденное пространство, на лицах читается какой-то иррациональный испуг, ничего общего не имеющий с обычным страхом перед представителем закона. Лицо Удо наполовину закрыто большими зеркальными очками - две недели назад какой-то ублюдок зажег у него под носом световую бомбу, так что он до сих пор не выносит дневного света. И меня не покидает ощущение, что испуг в недопесках рождает не только ореол Круга, но и эти очки...
- Я здесь, - Влединесс возникает в поле зрения чуть ли не из-под стола. - В чем дело, капитан Удо?
- По заявлению Инглори Эрхе разыскивается ее дочь Имлаанд. Есть ли она здесь и знает ли кто-нибудь о ее местонахождении?
Все-таки девчонка... Я быстро оглядываю помещение, но нигде не мелькает пушистая головка солнечного цвета. Вышла, что ли, в соседнюю комнату или еще куда? Зато Арлетт Айотти сразу же вскидывается в сторону Удо:
- Вы появились исключительно вовремя, капитан. Дело в том, что у нас тут объявилось некое странное существо - по виду обычный человек, но есть основания считать, что это - стихийная саламандра. Ведет себя крайне агрессивно и уже слегка обожгло одну из нас. Мы пробуем сдерживать ее, но едва с этим справляемся...
Вот этого я ожидала от Арлетт меньше всего - пытаться сдать кого-то своему злейшему врагу! Одно из двух: либо она старается увести разговор в сторону от Имлаанд, либо в самом деле настолько перепугана, что даже Стражей готова взять в союзники...
Удо долго смотрит на меня, а я на него. Все-таки первой не выдерживаю я - рот мой растягивается в улыбке до ушей. Подозреваю, кстати, что они с ребятами некоторое время просто стояли в коридоре, не привлекая к себе излишнего внимания, и уж последнюю-то пару реплик точно слыхали.
- Привет, Эленд, - наконец говорит капитан Стражей. - Все ищешь приключений? Кого это ты тут обожгла?
- Достали, вот и обожгла, - отвечаю я. - Сам знаешь: гнев Огня, гордыня Камня, хитрость Воды и упрямство Жизни...
- Это уж точно, - кивает Удо. - За что хоть обидела?
- А пусть не в свои дела не лезут, - я, раздвигая толпу, спокойно подхожу к Стражам. - Ни в мои, ни в чьи-то еще. Я вообще-то сюда за своей сестрой пришла, которой эти деятели уже черт знает сколько мешают зарегистрироваться.