* * *
"Вестрел" – небольшой, изрядно потрепанный волнами и ветрами двухмачтовик с высоко поднятой кормой – стоял почти в самом конце набережной. Это было вызвано обычной предусмотрительностью: во-первых, отсюда легко заметить приближающихся нежеланных гостей; во-вторых, можно быстро и незаметно поднять паруса и уйти вдоль берега, не тратя время на долгое пересечение гавани.
Издалека карак с убранными парусами и поднятыми сходнями выглядел на удивление тихим и заброшенным. Однако Конан надеялся застать на борту кого-нибудь из команды, чтобы послать его разыскивать загулявший экипаж. Большая часть народа наверняка торчит в маленьких кабачках на набережной, а любители основательно выпить и закусить скорее всего обосновались в таверне "Девять стрел". Неохота, конечно, выдергивать людей из-за столов и оттаскивать от только что найденных подружек, но ничего не поделаешь. Такова жизнь, как говорится.
Вахтенный, которому вроде как полагалось наблюдать за берегом и встречать приходящих, разумеется, клевал носом. Так что вернувшемуся из города капитану пришлось, ворча, перелезать через высокий фальшборт и прыгать на нижнюю палубу.
Там царила настоящая идиллия. Поверх свежевымытых досок лежала слегка облезлая шкура, выдаваемая за медвежью. На ней с удобствами расположились двое мужчин, девушка в ярко-красном платье, вместительная корзина с бутылками и доска для игры в нарды. Судя по расстановке фишек, партия находилась в самом разгаре.
Востроносая девица занималась тем, что откупоривала бутылки и шепотом давала советы играющим. Игроки – неизменный рулевой карака, рыжий ванахеймец Сигурд и первый помощник капитана Асторга – раздраженно отмахивались и вполголоса переругивались.
Девчонку Конан тоже знал. Она была уличной торговкой и очередной подружкой Асторги (в силу этого обстоятельства ей разрешалось иногда подниматься на корабль). Звали ее Эболи-Колючка.
Именно Эболи первой заметила появление капитана и, наклонившись, подтолкнула увлекшихся игроков, быстро что-то прошептав. Сигурд и Асторга неохотно оглянулись.
– Смотрите, кого принесло, – протянул Асторга, приветственно помахав наполовину опустевшей бутылкой. – Что новенького в замке? Как поживает наша очаровательная Чабела?
– Ты чего так быстро? – осведомился более прозаичный Сигурд. – Не пустили, что ли? Кстати, тут по твою душу заявлялся какой-то расфранченный молодчик, сказал, что у него есть для нас предложение…
– …И что он будет ждать до четвертого колокола на набережной, в "Золотой миноге", – дополнила Колючка, вставая и оправляя платье. – Ну, я пойду, что ли? Работа – она, конечно, не дельфин, в море не уплывет, но жить-то надо. Всего хорошего, дорогой. Сигурд, отвяжись! До свиданья, господин капитан…
– Подожди, – остановил собравшуюся уходить Эболи Конан. – А вы оба поднимайтесь и марш на берег – собирать команду!
– Он, наверное, перегрелся, – меланхолично предположил Асторга, не делая даже попытки встать. – Капитан, ты чего? Да проще наше морское чудо своротить, чем затащить ребят на борт!
– Мы что, уходим? – взвыл Сигурд. – Не, Конан, ты точно свихнулся! Или кому-то понадобились наши головы?
– Вот именно, – и капитан "Вестрела" в подтверждение своих слов наградил обленившихся подчиненных парой легких, но чувствительных пинков. – Шевелитесь! К вечеру нас уже не должно здесь быть. Об остальном успеем поговорить в море, сейчас главное – убраться из гавани. Мне повторять второй раз?
– Лучше не надо, – Асторга с кряхтением поднялся на ноги. – Ладно, раз уж такое дело… Ты сейчас куда?
– Пойду узнаю, что за тип к нам наведывался и что ему нужно, – отозвался Конан. – Заодно прогуляюсь по набережной, разыщу наших и пригоню сюда. Сигурд, ты не знаешь, где Зелтран?
– Боцман? – хмыкнул ванахеймец. – Как не знать? С раннего утра бросил якорь в "Стрелах" и хлещет за троих. Сходить за ним?
– Еще спрашиваешь! – рявкнул капитан и повернулся к терпеливо ожидавшей девушке: – Эболи, покажешь, где эта самая "Минога"?
Понятливая Колючка с готовностью закивала и вкрадчивым тоном заправской доносчицы сообщила:
– А я знаю того парня, что к вам приходил! Это Плоскомордый из Карташены.
– Да? – удивленно переспросил Асторга. – Что ж ты сразу не сказала? Мы б тогда его здесь оставили…
– Вы не спрашивали, – голосок Эболи был настолько ядовит, что любому становилось ясно, за какие достоинства товарки прозвали ее Колючкой.
– Если он из Карташены, то какого хрена ему понадобилось в Кордаве? – задал вполне резонный вопрос Сигурд, убиравший остатки столь внезапно прерванного завтрака на троих.
– Почем мне знать? – фыркнула Эболи. – Может, рассчитывает, что вы для него кого-нибудь прирежете. Хотя говорят, он сам кого хочешь прикончит и не поморщится.
Вовремя проснувшийся вахтенный догадался опустить сходни, так что не пришлось прыгать второй раз – с борта карака на причал. Колючка, донельзя гордая тем, что ей посчастливилось пройтись рядом с самим капитаном Конаном, окликала всех знакомых и усиленно стреляла глазками по сторонам. К ее глубочайшему разочарованию, возле "Золотой миноги" ей твердо пожелали счастливого пути. И даже слегка подтолкнули в спину.
Из-за обрушившейся на Кордаву летней жары содержатели почти всех трактиров и таверн на набережной вытащили столы на улицу, натянув над нами разноцветные холщовые тенты. Иначе никто не соглашался заглянуть в душное и продымленное помещение, отчего неминуемо страдала торговля и уменьшались доходы. "Минога" не была исключением – все десять столиков небольшой таверны выстроились в круг под ярко-желтым шатром с изображением рыбы, давшей наименование трактиру.
Несмотря на разгар дня и суету в гавани, в таверне сидел только один посетитель. Удобно развалившись на скамье, он прихлебывал вино со льдом и, прищурясь, рассматривал корабли в заливе. Точно приценивался, не прикупить ли парочку в хозяйство.
Никто в точности не знал, за что Эвана из Карташены прозвали Плоскомордым. Никакой очевидной плосколицести, свойственной, например, обитателям гирканийских степей или жителям далекого Кхитая, в нем не замечалось. Однако прозвище оказалось на редкость прилипчивым, и Эван предпочел просто присоединить его к своему имени.
Ремесло Эвана, как и у большинства жителей Зингары, было связано с морем. Иное дело, что его промысел изрядно противоречил закону. Плоскомордый владел одномачтовой фелюгой с командой в десяток человек и был контрабандистом. Причем довольно удачливым, нахальным и умудрявшимся уходить от ответственности как перед представителями государственной власти, желавшими на годик-другой засадить его за решетку, так и перед признанными авторитетами сего нелегкого занятия.
Около года назад Эван Плоскомордый заставил говорить о себе почти все Побережье. Он рискнул перейти дорогу печально известному Зуге Молчальнику – главарю карташенского Прибрежного Союза, как обходительно именовали народ, промышлявший контрабандой. Россказни о поединке старого Зуги и молодого, да раннего Эвана прямо на городской площади не утихали до сих пор.
После смерти Зуги Прибрежный Союз Карташены перешел под руку Плоскомордого. Как поговаривали, власть в городе теперь тоже принадлежала ему. Во всяком случае, сплетники называли Плоскомордого именно тем человеком, что дергает за скрытые ниточки и принимает решения. Эван оказался достаточно умен, чтобы не переусердствовать в укреплении своего влияния и не вызвать неприязни бывших компаньонов Зуги. Также он умудрялся не ссориться с законным губернатором Карташены, и его дела уверенно шли в гору.
Это знали о Плоскомордом все, умеющие слушать, в том числе и Конан. И он не видел никаких причин для того, что процветающему контрабандисту из богатого провинциального городка приезжать в столицу, да еще и искать встречи с капитаном королевских корсаров… рискующим вот-вот угодить в опалу, если не успеет вовремя смыться.
Так что в "Миногу" Конан пришел из чистого любопытства. А также из-за упоминания города Карташены, возле которого, как говорила принцесса Чабела, "Вестрел" уже не раз нападал на суда под зингарским флагом. Может, предлагаемое Плоскомордым дело позволит заодно пошарить вдоль берегов и поискать, кому же это так жить надоело?
Герой Карташены оказался довольно молодым – не старше двадцати пяти. Плоскомордости, как уже было сказано, в нем совершенно не наблюдалось. Зато определение Сигурда "расфранченный" в точности соответствовало истине. Хотя в одежде молодого человека преобладал черный цвет, он с легкостью умудрялся привлекать к себе внимание окружающих. Во всяком случае, почти все проходившие мимо таверны женщины на миг задерживались, чтобы в зависимости от характера и положения либо зазывно улыбнуться, либо принять обманчиво недоступный вид.
"Слишком много о себе воображает, – решил Конан, входя под шелестящий на ветру навес "Миноги" и усаживаясь напротив своего возможного работодателя. – Ну, и зачем мы ему понадобились?"
Эван Плоскомордый отвлекся от созерцания чуть колышущегося сонного моря и, кажется, даже слегка дернулся, обнаружив за своим столом неизвестно откуда взявшегося постороннего человека. Физиономия у него оказалась, что называется, несколько глумливая, темные, чуть раскосые глаза смотрели не то с насмешкой, не то с вызовом. Ростом он не был замечателен – от силы три с половиной локтя, однако выглядел сильным.
Впрочем, выдержка у Эвана была на высоте – больше он ничем не выдал своего изумления. Слегка наклонил голову и невозмутимо осведомился:
– Надо полагать, я имею честь беседовать с… – он на миг замялся, подбирая слова, затем продолжил: – …с известным капитаном Конаном Киммерийцем?
"Известный капитан" ограничился коротким кивком, еле слышно хмыкнув про себя. Плоскомордый безошибочно понял намек и перешел к делу:
– Мне сказали, что ты иногда берешься за выполнение поручений, которые можно назвать "необычными". Если у тебя сейчас нет неотложных дел, то как бы ты и твои люди посмотрели на предложение провести несколько дней в Карташене? У нас там происходят… всякие странности.
– Какие именно? – уточнил Конан, жестом подзывая пробегавшего мимо служку. Эван уставился сначала на далекий горизонт, затем на носки своих вычищенных до зеркального блеска сапог, а потом неторопливо заговорил:
– С недавних пор начали пропадать корабли. Причем в такие дни, когда нет и не могло быть никакого шторма. Причем в краях, где не утонет даже ребенок и в виду побережья. Причем без всяких следов – обломков, выброшенных на берег тел и прочего. Мне продолжать?
– А какой груз? – поинтересовался Конан. Обычно причина любого таинственного исчезновения судна таилась в его трюмах. – Законный или?…
– Не без того, – с еле заметной полуулыбкой ответил Плоскомордый. – Однако не настолько ценный, чтобы ради него топить или захватывать корабль. Мы порядки Побережья знаем, а если это был кто-то из Союза – я с ним сам справился.
Эван произнес эти слова почти равнодушно, однако в них прозвучала отчетливо различимая нотка угрозы, и Конан мельком подумал, что вряд ли кто в Прибрежном Союзе Карташены осмеливается возражать своему молодому предводителю.
– Может, у вас под боком обосновался какой-нибудь бездельник с Барахас? – поразмыслив над услышанным, предположил Конан. Сказанное Плоскомордым выглядело весьма любопытным… и, если честно, непонятным. Раз он утверждает, что на пропавших кораблях не было ничего особенного, значит, так оно и есть. Тогда зачем понадобилось уничтожать корабли? Это делается только в одном случае – когда ты натворил нечто из ряда вон выходящее и не хочешь оставлять возможных свидетелей.
– Возможно, – согласился карташенец. – Да только он рано или поздно чем-нибудь себя выдал. Например, зашел в деревню за провиантом или водой. Мои люди обшарили все побережье – никто ничего не видел. Да и сами корабли должны куда-то деваться! Если суда крадут и перепродают – они непременно бы появились в гаванях Аргоса или Шема! Но их нет, как морской змей сожрал!..
Плоскомордый внезапно замолчал, точно сболтнул лишнего, и уткнулся в кружку.
– Ну хорошо, – задумчиво протянул Конан. – Значит, пропадают корабли. А тебе-то до этого какое дело, если честно?
– В числе прочих исчезли суда, принадлежащие мне и моим компаньонам, – после некоторой паузы отозвался Эван. – Мне это не нравится. А еще… – он рассеянно побарабанил пальцами по столу и, наконец, решился:
– Я знаю, что прозвучит это ужасно нелепо, однако рыбаки и жители прибрежных поселков в один голос уверяют, что вот уже две луны, как возле устья Флеммы поселился какой-то жуткий водяной зверь, похожий на дракона…
– Чего? – от неожиданности Конан фыркнул в собственную кружку, расплескав часть содержимого по столу. – Кто, кто у вас завелся?
– Морской дракон, – убитым голосом повторил Плоскомордый и сделал движение, чтобы встать. – Ладно, я все понял. Прошу прощения, что отнял твое время. Поищу кого-нибудь другого.
– Погоди, не горячись, – остановил его киммериец, с трудом сдерживая смех. – Во-первых, я еще ничего не решил. Во-вторых, драконов не существует!
– Я знаю, – согласно кивнул Эван. – Но коли мне описывают зверя длиной в два десятка шагов, с парой крыльев и с огромной пастью, нашпигованной зубами, я за неимением другого слова называю его драконом. Людям, которые мне рассказывали об этом существе, я доверяю – скорее всего, они в самом деле видели нечто похожее… В общем, свое предложение я высказал.
– Ты хочешь, чтобы мы попытались изловить или убить какую-то тварь, которая обитает неподалеку от вашего городишки и якобы топит корабли? – уточнил Конан. – А представляешь, сколько времени это займет? И как мы будем искать этого вашего морского дракона посреди океана?..
– Именно поэтому я решил обратиться к тебе, – безмятежно заявил Плоскомордый. – Говорят, у тебя как-то получается справляться с подобными вещами. Давай договоримся так: сейчас начало луны. Если к ее исходу вы никого и ничего не разыщете – значит, не судьба. Вдобавок, может оказаться, что никакого дракона действительно нет и не было, а корабли погибли от рук вполне реальных людей. Ты ведь возьмешься с ними разобраться? В любом случае, я оплачиваю все ваши расходы и плачу сверху ту сумму, которую ты и твоя команда сочтете подходящей.
"Вот только охоты на дракона мне еще недоставало! – Конан сделал вид, что погружен в размышления, хотя на самом деле ему отчаянно хотелось от души расхохотаться. – Это ж какой визг поднимется на борту, когда ребята узнают, куда и зачем мы идем! Но с другой стороны – вдруг получится? Когда в последний раз кому-то из людей удалось прикончить дракона, настоящего дракона? Двести лет назад, триста? Все равно из Кордавы надо уходить, а тут такой подходящий случай… Соглашусь! Там посмотрим, что из этого выйдет."
– Идет, – Конан пристукнул по столешнице кружкой. – Мы выходим из гавани сегодня вечером, к вашей Карташене доберемся дней через пять-шесть.
– Я еще задержусь в столице, – Плоскомордый старался говорить спокойно, но слышалось, что он одновременно и рад, и не верит тому, что корсар согласился на его невероятное предложение. – Постараюсь закончить свои дела как можно скорее. Встретимся через седмицу в Карташене.
Заключенный договор, как водится, был скреплен на месте взаимным рукопожатием договорившихся сторон, после чего новоявленные компаньоны разошлись по делам. Один отправился собирать загулявшую команду, второй ушел к складам торгового дома "Шерим и сыновья".
И, разумеется, никто из них не подозревал, к чему приведет необычный договор, заключенный в таверне "Золотая минога" на набережной славного города Кордавы.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Жертва семейных традиций
В стране опять неладно,
Простимся до зари.
Последнюю балладу
Пока что повтори…
Менестрелю было паршиво. Он внезапно оказался лишенным почти всего из небольшого числа ценимых им вещей. К этим предметам относились: возможность петь, женское общество, наличие денег и хорошая компания.
В данный момент из сего скудного набора наличествовали виола черного дерева и два золотых дублона вкупе с несколькими медными монетками, чудом завалявшиеся в карманах.
Все остальное пребывало в уютном доме в паре кварталов отсюда. На встречу с поспешно брошенным имуществом в ближайшем будущем можно смело не рассчитывать. Вещи что, их потерю легко пережить, постепенно обзаведясь новым пригодным в дороге барахлом.
Но среди всяческого хлама, таскаемого с собой больше по привычке, чем из насущной необходимости, затерялся кошелек. Красивый такой кошелечек, черного бархата, расшитый серебряной нитью. С двумя десятками золотых монет офирской чеканки внутри. Для кого-то такая сумма была мелочью на карманные расходы, но для кого-то – целым состоянием.
Без того унылая песня оборвалась, сменившись сердито насвистываемой мелодией похоронного гимна. Сердиться, собственно, было не на кого. Только на самого себя и на судьбу, решившую слегка пошутить.
А ведь все поначалу так хорошо складывалось!
…В конце нынешней весны странствующий бард Ди Блайи обнаружил, что по горло сыт Иантой Офирской и его творческой натуре настоятельно требуется сменить обстановку. Ианта, конечно, была прекрасным и богатым городом, но слишком многие его обитатели желали слегка подпортить физиономию Блайи, не спрашивая на это позволения.
После некоторых размышлений и подсчета имеющейся наличности Ди Блайи решил, что провести лето на Полуденном Побережье – не такая уж и плохая мысль. Вдобавок, он еще там не бывал, если не считать непродолжительного визита в Мессантию.
Сказано – почти что сделано. На прощание в "Бутоне лотоса" (небольшом, но весьма уютном и недорогом заведении) был устроен шумный кутеж, а еще через пару дней Ианта и Ди Блайи без особого сожаления распрощались друг с другом.
Настоящее имя менестреля, родившегося два с половиной десятка лет назад в маленьком пуантенском городке Блайи, вообще-то было Тейраз. Тейраз Рюделли, если вам угодно. С течением времени название родного городка, по традиции присоединяемое к собственному имени, почти полностью вытеснило последнее. "Ди Блайи", собственно, и означало "родом из Блайи". Некоторые еще добавляли к этому прозвище "Потаскунчик". Блайи, услышав подобное наименование своей особы, всякий раз шумно возмущался и обвинял бесталанных собратьев по ремеслу, старающихся хотя бы по мелочам досадить более удачливому сопернику.
Родители Ди Блайи были мелкопоместными дворянчиками средней руки и пришли в ужас, узнав, чему собирается посвятить свою жизнь их горячо любимый первенец. Неизвестно, что повлияло на его решение. То ли сказки, выслушанные чрезмерно впечатлительным дитятей, то ли стремление любой ценой вырваться из-под опеки любящего старшего поколения.
– Вон из дома! – ревел Рюделли-старший и тут же противоречил сам себе: – Ты выйдешь отсюда только через мой труп!
Матушка, разумеется, рыдала в три ручья и пыталась примирить не в меру вспыльчивых отца и сына. К сожалению – а может, и к счастью – у нее ничего не получилось. Упрямый отпрыск в итоге оказался за воротами загородного поместья, помахал всем на прощание и, не слишком отчаиваясь, двинулся в Гайард – ближайший крупный город.