Продолжение романа "Торговцы грезами". Прибыв в столицу Немедии Бельверус, Конан вместе со своими друзьями Мораддином и Рингой раскрывают заговор и помогают вернуть престол королю Немедии Нимеду.
Содержание:
ГЛАВА ПЕРВАЯ 1
ГЛАВА ВТОРАЯ 3
ГЛАВА ТРЕТЬЯ 6
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ 9
ГЛАВА ПЯТАЯ 12
ГЛАВА ШЕСТАЯ 15
ГЛАВА СЕДЬМАЯ 18
ГЛАВА ВОСЬМАЯ 21
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ 24
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ 27
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ 30
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ 33
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ 36
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ 39
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ 42
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ 45
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ 47
ЭПИЛОГ 51
Олаф Бьорн Локнит
Престол Немедии
Мистеру Анджею Сапковскому, с уважением.
О. Локнит
ГЛАВА ПЕРВАЯ
– И какому ослу только в голову пришло, что быть проводником – хорошее ремесло?
Задав этот вопрос, Исмаил почесал нещадно зудящий под чалмой бритый затылок и пригубил чашу с вином. Он-то знал точный ответ – этим ослом был он сам. Двадцать лет назад Исмаил продал свою захудалую посудную лавку в Хоарезме и начал водить нанимающих его караваны за кордон. Видно, шайтан нашептал Исмаилу тогда эту мысль! С тех пор спокойная жизнь пошла прахом, а седых волос в бороде прибавилось изрядно.
За эти двадцать лет Исмаил твердо убедился – помогает "челноку" один Господь, да и то при наличии у него свободного времени – остальные же призваны всячески мешать и вредить мирному барыге, призванному крепить торговые связи между странами. Торговцы всяким барахлом так и норовят всучить гнилую кожу и кособоко скроенную одежду; караванщики-наниматели сначала обхаживают, как родного отца, вручая проводнику свой товар, а потом отказываются платить вторую половину суммы, придравшись к какому-нибудь пятнышку на тюках с грузом; пограничники сплошь козлы и паразиты, причем так обстоит дело на всех границах – от Гипербореи до Кхитая. На пути поезда поджидают воры, в городах – рэкетиры, а охрана, эти вечно полупьяные идиоты, смелы лишь при торге за вознаграждение, в иных же случаях думают прежде всего о спасении собственной шкуры…
Исмаил глубоко вздохнул и снова почесал затылок, отчего чалма съехала ему на ухо. Вот и сейчас его компания застряла в туранском городишке Шусф, что у самой границы – а, спрашивается, почему? Потому что вчера нанятые им еще в Хоарезме охранники напились и передрались с местными молодчиками из-за какой-то бабы. Теперь трое из них лежат с переломанными костями в караван-сарае, один сбежал, справедливо опасаясь расправы за убийство, еще двое – в местной тюрьме, а начальник охраны божится, что он тут ни при чем, а ребята просто погорячились. Вдобавок, появились слухи о банде, что хозяйничает в Карпашских горах… Еще с утра Исмаил пытался нанять кого-нибудь из местных шусфийцев, но те, понимая отчаянное положение барыги, запросили такие бабки, что Исмаил только крякнул и отошел, про себя кроя местных черными словами и поминая всуе Нергала и Сета.
Теперь Исмаил сидел в единственной на весь город гостинице, выстроенной рядом с караван-сараем, и с тоской оглядывал посетителей, надеясь, что у Митры сегодня немного дел, и он, вспомнив о бедном торговце, ожидающем его помощи в захудалом Шусфе, пошлет ему людей для пополнения поредевшей охраны.
А выбор у Исмаила был небогат. Кроме него, в зале шусфийской гостиницы "Усталый путник" (а, надо заметить, остановиться в подобном заведении мог только очень усталый и потерявший всякую надежду добраться до места назначения путник) находились трое кофийцев, направляющихся по своим делам в Шадизар, бродячий дервиш с донельзя худым и унылым учеником, подвыпивший туранец с домрой и приехавшие недавно двое мужчин с девицей. Вот на них-то, точнее, на одного из них, и был обращен изучающий взгляд Исмаила.
Человек, привлекший внимание Исмаила, был молод, высок ростом и казался сильным, как бык. Его лицо ясно указывало на принадлежность к северного народу и должно было, по мнению Исмаила, отпугнуть любого гопника, также как и внушительный меч, рукоятка которого ненавязчиво торчала из-под полы приезжего. Глядя, как северянин одним духом осушил кружку вина, Исмаил еще больше укрепился в мысли, что должен попытаться украсить этим человеком свой караван.
Спутники живописного киммерийца не заинтересовали Исмаила. Средних лет мужчина с залысинами и жиденькой бородкой, крепенький и малорослый, походил на обыкновенного чиновника, а кинжал на его боку выглядел чистой воды недоразумением. Женщина казалась довольно молодой и миловидной, но ни один уважающий себя мужчина не променял бы даже ласкового взгляда полногрудой черноокой турчанки на эту худенькую бледненькую мышку.
Приняв решение, Исмаил поднялся со своего места и подошел к столику, за которым сидел могучий варвар со своими друзьями.
– Доброго здравия благородным путникам! – вкрадчиво начал он, обращаясь преимущественно к варвару. – Позволено ли будет скромному торговцу из Хоарезма угостить вашу компанию тем, что послал нам Митра в этом недостойном заведении?
– Заведение действительно полное говно, – отозвался варвар, тряхнув при этом гривой спутанных черных волос. – Но даже здесь Бог не оставил нас и послал отличной выпивки… – и гигант выразительно постучал по пустой кружке.
Исмаил тихо крякнул. Он-то надеялся, что непритязательные вкусы киммерийца не идут дальше кисловатого местного пойла. Пришлось подозвать хозяина и, скрипя зубами, заказать для всех асгалунского розового завезенного в эту коф гостиницу исключительно ради разорения почтенного Исмаила.
В ходе дальнейшего разговора выяснилось, что варвар прозывается странным именем Конан, родом он из Киммерии (кажется, это между Гипербореей и Кхитаем, решил Исмаил) и сейчас сопровождает в Немедию свою спутницу. Скромно молчавший друг киммерийца по имени Мораддин оказался не больше не меньше как бывшим военным атташе при туранском консульстве в Шадизаре ("И кого только не берут в дипломатический корпус …" – подумал про себя Исмаил). Худенькая девушка представилась как Ринга из Зингары и при этом ожгла караванщика неожиданно твердым и проницательным взглядом желтовато-карих глаз, какой больше приличествует закаленному в опасностях мужчине, нежели хрупкой и изящной женщине явно благородного происхождения.
Побеседовав с новыми знакомыми о погоде и дорожных происшествиях, Исмаил, наконец, перешел к делу.
– Так, значит, вы, ребята, следуете в славную Немедию?
– В нее самую, – любезно подтвердил варвар, явно подобревший от бесплатной выпивки и проникнувшийся к торговцу симпатией. И добавил:
– Гори она совсем.
– Мы идем во Нумалию через Ианту, – Исмаил важно пригладил бороду и, глядя на черноволосого гиганта, елейно произнес: – Вы, как я вижу, ребятки непростые. Как раз таких мне бы и надо… Присоединяйтесь к нам, скучать не будете, это я обещаю.
В голубых глазах киммерийца зажглось понимание.
– Охрана нужна? – деловито спросил он.
– Ну, типа… – начал было Исмаил, но варвар перебил его вторым, самым важным вопросом:
– Сколько?
– Подожди, Конан, – решительно сказала девушка, и Исмаил в который раз подивился распущенности нравов в Зингаре, где женщине дозволяют вмешиваться в серьезную мужскую беседу. – Мы не собирались наниматься ни в какую охрану! Нам нужно спешить в Бельверус, а из Нумалии пока еще на конях….
Заметив, что слова спутницы заставили варвара заколебаться, Исмаил быстро проговорил:
– Я готов заплатить две сотни золотых: сотню сейчас, и сотню по прибытии в Нумалию.
– По две мне и моему другу, – уточнил киммериец, а молчаливый Мораддин лишь удивленно поднял узкие брови. – И кормежка за твой счет.
Исмаил кивнул, решив про себя, что в случае чего варвару придется отдуваться и за себя, и за своего малорослого товарища.
– Оставь эту затею, Конан, – с едва заметной досадой произнесла девушка. – Из-за каких-то пары сотен…
– Да что ты в этом понимаешь, женщина?! – возмутился киммериец, наклоняясь к ней. – Если у тебя дом в Кордаве, муж консул и куча денег, то это не значит, что ты можешь помешать двум классным парням честно заработать немного денег… раз уж подвернулась такая оказия.
– В Бельверусе ты получишь гораздо больше. Но мы не должны медлить, ведь в консульском отделе ждать не любят, – девушка в раздражении забарабанила пальцами по пустой бутылке. Звук получился странный – точно ударяют не ногтями, а медной монетой. Исмаил невольно опустил взгляд на руки девушки – но она уже перестала трезвонить и сжала ладони в кулаки.
– Получу ли я что-нибудь в вашем Бельверусе – одному Нергалу известно, – варвар явно начинал злиться. – Пока ты лезешь из шкуры вон, наводя, – он длинно и заковыристо выругался, – мать его в душу– конституционный порядок – обещания так и сыплются, а как все закончилось – подарят какой-нибудь похабный орденок и благодарность в придачу. Вся награда! Ну, еще, может, король облобызает. А тут деньги верные, и делать ничего не нужно.
– У тебя на уме одни деньги, Конан, – холодно сказала девушка и отбросила назад две толстые темно-каштановые косы, отчего вплетенные в них украшения жалобно звякнули.
– Да, потому что бесплатно в нашем мире тебя даже в могилу после смерти не зароют! – рявкнул варвар, и Исмаил невольно вздрогнул, решив, что гордой кареглазой девице сейчас не поздоровится. Но та, похоже, ничуть не испугалась вспышки ярости своего могучего спутника и лишь слегка усмехнулась.
– Послушай, Конан, мы должны проводить Рингу… – тихо и рассудительно заговорил было Мораддин, снизу вверх глядя на своего друга – но ему не дали закончить. Громкий выкрик киммерийца разбудил дремавшего за соседним столиком туранца, который, решив, что, попив, можно и попеть, нетвердой походкой направился к сидевшей рядом компании.
Азиат обвел путников мутным взглядом и, остановив его на Мораддине, икнул и спросил прямо: – Что спеть-то?
– Знаешь, любезный, мы вовсе не нуждаемся в увеселении… – вежливо произнес Мораддин, но туранец, свежо и пряно пахнущий ногами, шаурмой и пивом, лишь утвердился в своем заблуждении, что именно его песен господам и не хватает, рванул струны домры и заголосил на всю гостиницу:
– В белосте-е-енном Хоарезме, что ласка-а-аем синим морем, рос цветок мужской услады с нежным именем Зуле-е-ейна…
Орал он, как некормленный ишак, а домру не настраивали, наверно, лет десять.
– Титька тараканья, этого еще не хватало! – девушка с каштановыми косами в сердцах ударила ладонью по столу, и Исмаилу почудилось, будто ее ногти на миг стали раза в два длиннее обычных человеческих, словно вдруг из ножен высунулись пять острых кинжалов. Барыга на всякий случай осенил себя охранным знаком – но москвичка вновь сжала руку в кулачок, и теперь ее ногти выглядели не более устрашающе, чем у любой столичной модницы.
– Любезный, мы же тебе сказали, что… – терпеливый Мораддин сделал вторую попытку.
– …Но эмир сластолюби-ивый, разлучив Зулейну с ми-илым… – безжалостно продолжал туранец, терзая в поэтическом экстазе неповинную домру, – в свой гарем ее запря-а-атал, чтобы честь ее девичью…
– Вот про это, пожалуйста, поподробнее, – заинтересовался киммериец, приготовившись слушать.
– Я его сейчас убью! – зашипела жена консула, и было непонятно, о ком она – о дурнопахнущем менестреле или своем черноволосом спутнике.
Мораддин поднялся из-за стола и взглянул в упор на разошедшегося певца.
– Любезный, ты нас утомил, – очень тихо произнес он, и туранец мигом умолк. Потому что даже хмельной угар и упоение собственным искусством не помешали ему увидеть в глазах низенького вежливого путника, что чужая смерть для него – зрелище заурядное и даже приевшееся. Следовательно, одним неудачливым певцом больше, одним меньше – для этого спокойного господина значения не имело. Исмаил, которого невольно пробрал озноб от этого взгляда, решил, что поторопился с выводами о ненадежности туранского дипломатического корпуса, в котором есть такой замечательный вежливый военный атташе.
– Ну вот, на самом интересном месте, – проворчал киммериец, когда протрезвевший сын степей убрался восвояси. – Мрачные же у меня попутчики – даже песен не любят…
– Ну, вообще-то что решаем? – напомнил о себе Исмаил, доставая бумажник.
– Благодарим за предложение, уважаемый, – вместо гиганта ответил его малорослый друг, – но шел бы ты лесом. В направлении болота. Понял, да?
Исмаил и Конан одновременно открыли было рты – но Мораддин посмотрел в глаза сначала одному, потом другому, и оба рта послушно закрылись. Худенькая девушка торжествующе улыбнулась, обнажив при этом остренькие белые зубки.
Исмаил понял, что наступил подходящий момент откланяться. В этой мысли его особенно укрепила внезапно выглянувшая из-под стола морда красноглазого бультерьера, похожая на плоскогубцы. Милая зверюшка строго взглянула на настырного "челнока" и вывалила из пасти широкий розовый язык.
Вернувшись за свой столик, Исмаил решил про себя – а, может, и к лучшему, что он не смог нанять этих людей для своего каравана. Не слишком-то уютно ехать в такой компании, где лишь один нормальный человек, да и тот – кимме5риец.
* * *
Почтенный караванщик был прав только наполовину. Конан из Киммерии был не только единственным нормальным человеком из троих путников. Он вообще был единственным человеком в этой маленькой компании.
Мораддин, сын Гроина, был человеком лишь наполовину. Его мать была бритунийкой, отец – из рода подземных карликов-рудознатцев, звавших себя гномами и селившихся в туннелях под Кезанкийскими горами и Граскаалем. Как-то, расчувствовавшись (что с Мораддином случалось нечасто), он поведал своему другу-северянину романтичную историю любви бритунской селянки и молодого гнома. Но чуждый сентиментальности киммериец сделал из этого рассказа лишь один вывод: при отсутствии других претендентов дочери Иштар способны завязать шашни даже с нелюдем-малоросликом.
Доставшийся в наследство от отца небольшой рост Мораддин с лихвой окупал безупречным владением практически любым оружием – впрочем, даже оно не всегда требовалось полугному, знающему тайные приемы, с которыми даже безоружный человек становится крайне опасным. Благодаря этому, а также несомненному уму и спокойному ровному нраву, карьера Мораддина в особо привилегированных частях армии владыки Илдиза была чрезвычайно успешной – до тех пор, пока щепетильная честность полугнома не помешала этому. В результате навета сослуживцев удачливый капитан гвардии султанапурского эмира в одночасье превратился в обыкновенного надзирателя на рудниках, куда туранские власти ссылали преступников. Нетрудно догадаться, что именно там и состоялось его знакомство с Конаном.
Варвар попал на рудники в самый разгар своих поисков магического сосуда Нейглама, святыни гномов и предмета вожделения некоторых весьма высокопоставленных людей. Неравнодушный к чаяниям народа своего отца, Мораддин помог бежать варвару-авантюристу, но с условием, что найденный Конаном Нейглам будет возвращен тем, кто имеет на него законные права. Сам Мораддин также покинул теплое, но безрадостное место надзирателя, забрав из рудников на память о честной службе эмиру лишь маленького любимца – летучую мышь-альбиноса, обладающую весьма строптивым норовом и на редкость противным голоском. Сколько раз за прошедшее время полугном пожалел о том, что связался с Конаном – ведомо лишь ему одному. Но, даже после возвращения Нейглама гномам, Мораддин и северянин не расстались, вместе покинув пределы Турана и отправившись на поиски новых неприятностей на свою голову.
Ринга, уроженка Рабирийских гор, что располагались на самой границе между Зингарой, Аргосом и Пуантеном, человеком не была вовсе. Она принадлежала к загадочному и почти исчезнувшему племени гулей, которые отличались от людей наличием длинных, втягивающихся при необходимости когтей, острых зубов, среди которых особенно выделялись клыки, а также тем, что для поддержания жизни им требовалась свежая кровь, желательно людская. Срок жизни гулей был намного больше человеческого, и Ринге, выглядевшей очень юно, на деле было не меньше сотни лет. Вдобавок, девушка-гуль обладала странным и редким умением – даром Сторожа. Хозяин, имеющий подобного раба, мог спать спокойно – Сторож слышал даже во сне, лезут ли в дом воры, умел отвести глаза бандиту или убийце, был способен заставить человека испугаться собственной тени или выронить оружие в самый неподходящий миг.
Но Ринга не была рабыней. Напротив, в Немедии она занимала прочное положение в обществе, имела немало привилегий и ни в чем не нуждалась. Всего этого она добилась, уже немало лет служа немедийской короне в Тайной Канцелярии, где необычайные способности девушки-гуля нашли достойное и щедро оплачиваемое применение. Ринга обрела свое место среди людей, отказавшись от привычек и традиций собственного народа и употребляя в пищу лишь кровь животных.
В захолустном заморийском городишке Дэлираме, где и произошла встреча Ринги с двумя странствующими авантюристами, она выполняла очередное задание немедийских властей, и умело воспользовалась помощью недогадливых друзей, обманутых ее скромной внешностью и тихими манерами. Под ее незаметным руководством Конан и Мораддин проделали существенную часть работы по раскрытию торговых махинаций с запрещенным порошком серого кхитайского лотоса, о чем они узнали лишь в самом конце. Теперь Ринга следовала в Берльверус с докладом об успешно выполненной миссии, и северянин с полугномом ехали вместе с ней: Мораддин – в расчете на достойное место на королевской службе, Конан – с надеждой на щедрую награду. Но даже упование на вознаграждение не излечило уязвленную душу северянина, до сих пор не могущего придти в себя от мысли, что его, бывшего вора, пирата и наемника, обвела вокруг пальца какая-то девчонка, к которой, вдобавок, он был одно время неравнодушен.
Избавившись от настырного караванщика, Мораддин спокойно вернулся к прерванной трапезе. Мышь устроилась на плече своего хозяина, победоносно взирая оттуда блестящими глазками на окружающих. Конан заскучал. Они собирались выехать завтра с рассветом, вследствие чего потребление горячительных напитков было строго ограничено дотошным полугномом, знающим на своем опыте, каково это – выгонять рано утром в дорогу мучающегося похмельем северянина. Сыграть в кости здесь также было не с кем. Впрочем, денег у Конана было немного, а единственную драгоценность – маленький мешочек с порошком лотоса, спасенный запасливым варваром от сожжения в Дэлираме вместе с остальной отравой, надо было еще кому-то продать.