- Так ты собираешься стрелять белок для обеденного котла?
Лицо ее снова окаменело.
- Я взяла с собой лук не для охоты, Саймон. И меч тоже. Мы идем в опасное место. В эти дни только очень глупая молодая женщина отправится в путешествие безоружной.
От ее спокойного объяснения его внезапно пробрал озноб.
- Но ты так и не сказала, куда мы идем.
- Завтра утром. А теперь пойдем - мы теряем время. - Она вытащила меч из ножен, уронив их на мокрую землю. Ее глаза вызывающе блестели.
Саймон смотрел на нее.
- Во-первых, не надо так обращаться с ножнами. - Он поднял их и передал ей. - Убери клинок и застегни пояс.
Мириамель нахмурилась:
- Я уже знаю, как застегивать пояс.
- Надо начинать с начала, - спокойно сказал Саймон. - Ты хочешь учиться или нет?
Утро подходило к концу, и раздражение Саймона на то, что ему приходится учить фехтованию девушку, заканчивалось вместе с ним. Мириамель задавала вопрос за вопросом, и на многие из них Саймон не мог ответить, как ни напрягал он память, чтобы вспомнить то, чему Хейстен, Слудиг и Камарис пытались научить его. Трудно было признаться ей, что он, рыцарь, чего-то не знает о мечах. Но после нескольких коротких, но неприятных заминок он честно признался, что не имеет ни малейшего представления о том, почему перекрестие рукояти не сделано в виде круга, который прикрывал бы руку, держащую меч. Этот ответ понравился Мириамели куда больше, нежели предыдущие попытки Саймона что-нибудь придумать, так что теоретическая часть урока закончилась гораздо веселее.
Мириамель оказалась на удивление сильной для своего роста. Кроме того, она была ловка и хорошо держала равновесие, хотя и норовила делать слишком далекие выпады, что могло бы оказаться роковым в настоящем бою, поскольку едва ли не всякий соперник-мужчина был бы выше ее и своими длинными руками мог бы достать гораздо дальше. Но в целом Саймон был очень рад, что они сражаются длинными палками, а не настоящими клинками; Мириамель умудрилась в течение утреннего урока нанести ему несколько болезненных ударов.
После долгого перерыва для отдыха и утоления жажды они поменялись местами: Мириамель инструктировала Саймона, как обращаться с луком, особенно упирая на то, что тетиву следует сохранять теплой и сухой. Он улыбнулся собственному нетерпению. Как Мириамель не желала сидеть и выслушивать его рассказы о правильном обращении с мечом - большинство из них целиком были взяты из поучений Камариса, - так и ему самому не терпелось показать ей, что он может сделать с луком в руках. Но она не обратила на его нетерпение никакого внимания, и, таким образом, остаток дня был потрачен на обучение правильно натягивать тетиву. И к тому времени, когда тени удлинились, пальцы Саймона стали красными и распухшими.
Они приготовили ужин из хлеба, лука и сушеного мяса, а потом оседлали лошадей.
- Твоему коню нужно имя, - сказал Саймон, затягивая подпругу Домой. - Камарис говорит, что лошадь - это часть тебя, да к тому же еще и создание Божье.
- Я подумаю об этом, - сказала принцесса. Они последний раз осмотрели лагерь, чтобы убедиться, что не оставили никаких следов своего пребывания - закопали кострище, расправили длинной палкой смятую траву, - и поехали вслед за исчезающим днем.
- Вон старый лес, - сказал довольный Саймон. Он прищурился от первых лучей поднимающегося солнца. - Эта темная линия, во-он там.
- Я вижу. - Она заставила свою лошадь сойти с дороги, направляясь прямо на север. - Сегодня мы не будем останавливаться. Я решила рискнуть и ехать даже при дневном свете. В лесу мне будет гораздо спокойнее.
- Мы едем в Альдхорт? Но зачем?
Мириамель смотрела прямо перед собой. Она откинула капюшон, и солнце сверкало в ее золотистых волосах.
- Дядя наверняка послал за нами погоню, а в лесу нас не найдут.
Саймон слишком хорошо помнил все, что он пережил в древнем лесу. Очень немногие из этих воспоминаний были приятными.
- Но мы будем пробираться через Альдхорт всю оставшуюся жизнь!
- Мы не проведем там много времени. Только чтобы убедиться, что нас никто не ищет.
Саймон пожал плечами. Они ехали вперед, к далекой темной линии Альдхорта.
К вечеру они достигли окраин леса; солнце опустилось к горизонту, травянистые холмы были окрашены его косыми лучами.
Саймон думал, что они тотчас остановятся и разобьют лагерь, - в конце концов, они ехали непрерывно с прошлого вечера, сделав во время пути всего несколько коротких остановок. Однако Мириамель была настроена зайти поглубже в лес, чтобы достичь максимальной безопасности. Они верхом пробирались сквозь все теснее склоняющиеся друг к другу деревья, до тех пор, пока это было возможно, потом спешились и вели лошадей за собой еще четверть лиги. Когда принцесса наконец нашла понравившееся ей место для лагеря, солнце уже село; под густым древесным пологом мир стал скопищем немых синих теней.
Саймон быстро развел костер. Мириамель выбрала это место отчасти и потому, что поблизости журчал маленький ручеек. Пока она готовила еду, Саймон отвел лошадей к ручью, чтобы дать им напиться.
После дня, проведенного в седле, Саймон чувствовал себя странно бодрым, словно совсем забыл, что такое сон. Поев, они сели у огня и стали разговаривать о последних событиях. Однако у Саймона в голове были совсем другие мысли, и ему казалось странным, что принцесса так живо обсуждает Джошуа и будущего ребенка Воршевы, просит снова и снова рассказывать подробности битвы с Фенгбальдом, когда главный вопрос остается без ответа. Наконец в раздражении он поднял руку:
- Хватит об этом. Ты обещала рассказать, куда мы едем, Мириамель.
Прежде чем заговорить, она некоторое время молча смотрела в огонь.
- Ты прав, Саймон. Несправедливо было тащить тебя так далеко, пользуясь твоим доверием. Но я не просила тебя ехать со мной.
Он был обижен, но попытался не показать этого.
- Тем не менее я здесь. Так скажи мне, куда мы едем?
Она глубоко вздохнула, потом разом выдохнула:
- В Эркинланд.
Он кивнул:
- Я догадался. Это было нетрудно, послушав тебя на рэнде. Но куда именно в Эркинланде? И что мы там будем делать?
- Мы едем в Хейхолт. - Она пристально посмотрела на Саймона, как бы вызывая его поспорить.
Да будет с нами милость Эйдона, подумал Саймон.
Вслух он сказал:
- Чтобы забрать Сверкающий Гвоздь?
Хотя безумием было само это предположение, в такой мысли было что-то возбуждающее. Он - надо признаться, не без помощи - нашел и сохранил Торн, так ведь? А если теперь он принесет принцу еще и Сверкающий Гвоздь, то может стать - внезапное видение поразило его - кем-то вроде рыцаря рыцарей, таким, который может ухаживать даже за принцессами.
Он быстро прогнал эту картину - ничего подобного на самом деле нельзя было ожидать.
- Чтобы попытаться достать Сверкающий Гвоздь? - снова спросил он.
Мириамель все еще внимательно смотрела на него.
- Возможно.
- Возможно? - Он нахмурился. - Что это значит?
- Я обещала рассказать тебе, куда мы едем, - сказала она. - Но я не собиралась ни слова говорить о том, что я по этому поводу думаю.
Саймон раздраженно поднял палку, разломал ее на мелкие куски и швырнул в огонь.
- Кровавое древо, Мириамель! - зарычал он. - Зачем тебе это надо? Ты называла меня другом, а теперь обращаешься со мной как с ребенком.
- Я не обращаюсь с тобой как с ребенком, - горячо сказала она. - Ты настоял на том, чтобы сопровождать меня. Хорошо. Но все остальное - мое дело, собираюсь ли я забрать меч или направляюсь в замок, чтобы захватить пару туфель, которую я случайно там оставила.
Саймон все еще сердился, но не смог подавить смешка.
- Ты, наверное, и впрямь едешь туда за туфлями, платьем или еще чем-нибудь в этом роде. Это как раз то, о чем я мечтал: чтобы в середине войны эркингарды убили меня за попытку украсть женские туфли.
Раздражение Мириамели немного рассеялось.
- Ты, наверное, украл достаточно вещей, когда жил в Хейхолте, и тогда все тебе сошло с рук. Так что это будет только справедливо.
- Украл? Я?
- Из кухни, например. Ты сам рассказывал. Ну а кто это украл лопату у пономаря и вложил ее в железную рукавицу в Малом зале - это выглядело, как будто Сир Некто собирается копать могилу?
Удивленный, что она запомнила такие подробности, Саймон довольно хихикнул:
- Джеремия тоже принимал в этом участие.
- Ты втянул его в это, хочешь сказать? Он никогда бы не стал делать ничего подобного по собственной инициативе.
- Но откуда ты это знаешь?
Мириамель бросила на него презрительный взгляд:
- Я же говорила, дубина, что следила за тобой много недель подряд.
- Что так, то так. - Саймон был польщен. - А что еще интересного ты видела?
- Главным образом, как ты удирал и предавался возвышенным мечтам, когда предполагалось, что ты работаешь, - отрезала она. - Неудивительно, что Рейчел щипала твои уши до синяков.
Оскорбленный, Саймон выпрямился.
- Я удирал только для того, чтобы у меня было хоть какое-нибудь свободное время. Ты не знаешь, что за жизнь у слуг!
Мириамель взглянула на него. Выражение ее лица внезапно стало серьезным, даже грустным.
- Ты прав. Но ты не знаешь, что за жизнь была у меня. Вот мне-то действительно выпало мало случаев побыть одной.
- Может быть, - упрямо сказал Саймон. - Но могу побиться об заклад, что в вашей части Хейхолта лучше кормят.
- Кормят тем же самым, - парировала она. - Только мы ели чистыми руками. - Она подчеркнуто неодобрительно поглядела на его черные от сажи пальцы.
Саймон громко засмеялся.
- Ха! Значит, вся разница между судомоем и принцессой - чистые руки? Боюсь разочаровать тебя, Мириамель, но после целого дня мытья посуды мои руки бывали даже чересчур чистыми.
Она насмешливо улыбнулась:
- Тогда, я полагаю, никакой разницы между нами нет вообще.
Саймон внезапно почувствовал, что их спор заходит на запретную территорию.
- Я не знаю, Мириамель.
Она поняла, что что-то изменилось, и замолчала.
Насекомые запели ночную песню, а темные деревья стояли вокруг, как соглядатаи. Странно снова очутиться в лесу, подумал Саймон. Он уже успел привыкнуть к бескрайним просторам, открывавшимся с вершины Сесуадры, и голым равнинам Высоких Тритингов. После них Альдхорт казался давяще тесным - хотя, наверное, Мириамель права: по крайней мере на некоторое время лес может быть самым безопасным местом.
- Я ложусь спать, - внезапно сказала принцесса.
Она встала и направилась к тому месту, где приготовила себе постель. Саймон заметил, что его плащ лежал с другой стороны костра.
- Если хочешь. - Он не мог сказать, сердится ли она. Может быть, ей здесь просто нечего больше понимать. Он иногда чувствовал это около нее, когда заканчивались все незначительные темы для разговора. О чем-то серьезном было трудно говорить - слишком неловко и слишком страшно. - А я посижу еще у огня.
Мириамель завернулась в плащ и легла. Саймон смотрел на нее сквозь мерцание угасающего костра. Одна из лошадей тихо заржала.
- Мириамель?
- Да?
- То, что я сказал тебе в ночь нашего отъезда, - правда. Я буду твоим защитником, даже если ты никогда не скажешь мне, от чего именно я защищаю тебя.
- Я знаю, Саймон. Спасибо.
Снова возникла пауза. Через некоторое время Саймон услышал слабый мелодичный звук. На мгновение он испугался, но потом понял, что это принцесса тихо напевает про себя.
- Что это за песня?
Она вздрогнула и повернулась к нему.
- Что?
- Что за песню ты поешь?
Она улыбнулась:
- Я и не знала, что пою вслух. Она крутилась у меня в голове весь вечер. Ее пела мне мама, когда я была маленькая. Я думаю, эта эрнистирийская песня пришла еще от бабушки. Но она на вестерлинге.
- Споешь ее?
Мириамель помедлила.
- Не знаю. Я устала и не уверена, что вспомню все слова. И вообще, это грустная песня.
Саймон лег и закутался в плащ, внезапно почувствовав озноб. Воздух становился холодным. Листья тихо шелестели на ветру.
- Ну ладно. Я попробую. - Мириамель на мгновение задумалась, потом начала петь. Голос ее был хрипловатым, но приятным.
Моя любимая жила,
- начала она тихим голосом. Мелодия ясно звучала в сумеречном лесу.
У озера, у Кэтрин-Дейр.
Прекрасней всех она была
Во всей стране моей.
Осенний лист летел, звеня,
У озера, у Кэтрин-Дейр.
Она плясала для меня
В сиянии полей.
В домах горели огоньки
У озера, у Кэтрин-Дейр.
Коснулся я ее руки
В один из зимних дней.
Всю зиму я о ней мечтал
У озера, у Кэтрин-Дейр.
И я ее поцеловал,
Когда настал апрель.
Дождались летом мы тепла
У озера, у Кэтрин-Дейр.
Но ты на свадьбу не пришла,
Не стала ты моей.
И снова лист летел, звеня,
У озера, у Кэтрин-Дейр.
Теперь уже не для меня
Плясать хотелось ей.
Пришла зима, покрылись льдом
И озеро, и Кэтрин-Дейр.
И я покинул отчий дом,
Чтоб стала боль слабей.
Озерная недвижна гладь,
Не повернется время вспять.
Ты эту сказку должен знать -
Любовь купить, любовь продать…
И бесконечно повторять:
"Жестокий Кэтрин-Дейр".
- Красивая песня, - сказал Саймон, когда она закончила. - И грустная. - Мелодия все еще звучала у него в голове; он понял, почему Мириамель незаметно для себя напевала ее.
- Мама пела мне ее в саду в Меремунде. Она всегда пела. И все говорили, что у нее самый красивый голос, какой они когда-либо слышали.
На некоторое время наступила тишина. Оба, и Саймон, и Мириамель, лежали, завернувшись в плащи, поглощенные своими тайными мыслями.
- Я никогда не знал своей матери, - сказал наконец Саймон. - Она умерла, когда я родился. Я не знал никого из моих родителей.
- Я тоже.
К тому времени, когда странный смысл этой фразы прорвался сквозь стену расстроенных чувств Саймона, Мириамель повернулась спиной к огню - и к своему спутнику. Он хотел спросить, что она имела в виду, но почувствовал, что принцесса не хочет больше разговаривать. Вместо этого он стал тихо смотреть, как угасает огонь и улетают в темноту последние искры.
2. ОКНА, КАК ГЛАЗА
Бараны сгрудились так тесно, что между ними почти невозможно было пройти. Бинабик пел тихую овечью колыбельную, с трудом пробираясь между мохнатыми спинами.
- Ситки! - позвал он. - Мне надо поговорить с тобой.
Она сидела скрестив ноги и перевязывала узлы сбруи своего барана. Вокруг нее несколько других троллей - мужчин и женщин - заканчивали последние приготовления перед тем, как вместе с отрядом Джошуа продолжить путь к Наббану.
- Я здесь, - сказала она.
Бинабик огляделся.
- Не пойдешь ли ты со мной в какое-нибудь более тихое место?
Она кивнула и положила сбрую на землю.
- Пойду.
Они пробрались через стадо толкающихся баранов, забрались на холмик и сели на траву. Суетящийся лагерь расстилался перед ними. Палатки разобрали еще ранним утром, и теперь от того, что в течение трех дней было маленьким городком, осталась только бесформенная движущаяся масса людей и животных.
- Ты раздражен, - внезапно сказала Ситки. - Скажи мне, что случилось, любимый? Хотя, конечно, за последние дни у нас было достаточно неприятностей, чтобы расстроить кого угодно.
Бинабик вздохнул и кивнул.
- Это верно. Смерть Джулой - очень тяжелая потеря, и не только из-за ее мудрости. Мне не хватает ее самой, Ситки. Мы никогда не встретим никого похожего на нее.
- Но это не все, - мягко настаивала Ситки. - Я хорошо тебя знаю, Бинбиниквегабеник. Это из-за Саймона и принцессы?
- Это корень всего. Смотри, я покажу тебе кое-что. - Он развинтил свой посох. Длинное белое древко с наконечником из сине-серого камня выскользнуло оттуда.
- Это стрела Саймона. - Ситки широко открыла глаза. - Дар ситхи. Он оставил ее?
- Я не думаю, что он сделал это нарочно. Я нашел ее запутавшейся в одной из рубашек, которые ему сшила Гутрун. Он мало взял с собой, но все-таки не забыл мешок со своими главными драгоценностями - зеркальцем Джирики, куском камня, который он принес с могилы Хейстена, и кое-какие другие вещи. Полагаю, Белую стрелу он оставил по ошибке. Может быть, он для чего-то вынимал ее раньше и забыл положить обратно в мешок. - Бинабик поднял стрелу и повернул ее, так что она засверкала в лучах утреннего солнца. - Это мне кое о чем напоминает, - сказал он медленно. - Это знак долга Джирики Саймону - долга ничуть не меньшего, чем тот, который, в память Укекука, связывает меня с доктором Моргенсом.
Внезапно страх появился на лице Ситки, хотя она и делала все, чтобы скрыть его.
- Что ты хочешь сказать, Бинабик?
Он печально посмотрел на стрелу.
- Укекук обещал Моргенсу свою помощь. Я принял на себя его обещание. Я поклялся защищать юного Саймона, Ситки.
Она двумя руками схватила его ладонь.
- Но ты уже выполнил обещание - и даже больше, Бинабик. Тебе совсем не нужно сторожить его день и ночь до конца жизни.
- Это… это другое. - Он бережно убрал стрелу в посох. - Это больше, чем просто долг, Ситки. Путешествуя по этим диким местам, и Саймон, и Мириамель уже в опасности, но еще большей опасности они подвергнутся, когда придут туда, куда, я боюсь, они направляются. Но кроме того, они представляют собой страшную угрозу и для всех нас.
- Но почему? - Ей трудно было скрыть боль.
- Если их поймают, то наверняка доставят к Прейратсу, советнику короля Элиаса. Ты не знаешь его, Ситки, но я знаю, по крайней мере по рассказам. Он могуществен и без колебаний употребляет это могущество по любому поводу. И он жесток. Он узнает от них все, что они знают о нас - а Саймон и Мириамель, оба они знают очень много, - о наших планах, о мечах и обо всем остальном. И Прейратс убьет их - во всяком случае Саймона, - добывая эти сведения.
- Значит, ты идешь искать их? - медленно спросила она.
Он уронил голову.
- Я чувствую, что должен пойти.
- Но почему именно ты? У Джошуа целая армия!
- На то есть причины, возлюбленная моя. Если ты пойдешь со мной, когда я буду говорить с Джошуа, ты все узнаешь. Тебе в любом случае следует там быть.
Она вызывающе посмотрела на него:
- Если ты пойдешь за ними, я пойду с тобой.
- А кто убережет наших людей от опасности - в чужой стране, с чужим языком. - Он сделал жест в сторону двигавшихся внизу троллей. - Ты теперь хотя бы немного говоришь на вестерлинге. Мы не можем уйти вдвоем и оставить кануков глухими и немыми.
Слезы показались на глазах Ситки:
- Неужели нет другого выхода?
- Я не могу ничего придумать, - сказал он медленно. - Хотел бы, но не могу. - Его глаза тоже заблестели.
- Камни Чукку! - простонала она. - Неужели мы перенесли все, что нам пришлось перенести во имя нашей любви, только для того, чтобы вновь расстаться? - Она крепко сжала его пальцы. - Почему ты такой упрямый и благородный, Бинабик из Минтахока? Я проклинала тебя за это и раньше, но никогда еще мне не было так больно.