– Ты права, – смиренно согласился он, и она сразу же перестала трясти головой (по правде сказать, ей и самой это не нравилось: перед глазами все прыгало и скакало, так что начало тошнить). – Об этом я ничего говорить не буду… Мне пора.
Он шагнул в сторону границы, но Енифар удержала его:
– Погоди-ка еще немного… Говоришь, руки невидимых слуг спасли Хонно?
– Да, и доставили ему невесту, – подтвердил он.
– Но ведь эти невидимые слуги принадлежали Бырохху! Как же они могли найти Хонно? Они совершенно из другой сказки.
– Бырохху? – удивился тролль. – Кто говорит о каком-то Быроххе? Королеву фэйри перехитрил самый хитрый из троллей – Нуххар. Тот, который подчинил себе Зверя Лесного, Зверя Степного и Зверя Домашнего. Разве кому-нибудь другому под силу было обмануть Скельдвеа?
– А ты раньше говорил, что это был Бырохх, – упрямо повторила Енифар.
Тролль засмеялся, поцеловал Енифар в макушку, повернулся и нырнул в туман, обволакивающий границу.
– Дурак, – сказала Енифар, с досадой глядя в туман. – Это был Бырохх вовсе, а не Нуххар. Все сказки перепутал!
И тут ее настигли всадники. Впереди ехал тот солдат, с которым Енифар разговаривала под деревом. Увидев девочку, он спешился и подбежал к ней.
– Ты цела? – спросил он, задыхаясь, и Енифар увидела, что он очень взволнован.
– Да, – ответила она и украдкой посмотрела на свои пальцы, как будто опасалась, что тролль, убегая, прихватил на память, например, мизинчик.
Солдат обнял ее и прижал к себе.
– Когда мы увидели, что он сбежал и украл тебя… – Он не закончил.
Енифар вздыхала, чувствуя щекой металлические пластинки на его кожаном доспехе.
Солдат спросил:
– Ты все еще не хочешь возвращаться домой?
Девочка не ответила.
Он сказал:
– Мы должны вернуть тебя матери. Она все поймет и не будет наказывать тебя.
Солдат погладил ее по волосам, взял за плечи, заглянул ей в лицо.
– Будь умницей.
* * *
Случилось однажды одноглазому хитрецу, троллю Нуххару, прийти на рынок в большую деревню.
Когда я думаю об этой деревне, мне видится плоский, сильно размазанный по земле блин, но это оттого, что я гляжу на нее с высоты птичьего полета. Или, лучше сказать, моего полета, потому что я не птица и вообще не уверена в том, что у меня есть крылья. Но я летаю, определенно.
Ну так вот, та деревня была очень большой, в основном за счет рыночной площади, где раз в месяц проводились ярмарки.
Нуххар пришел туда больше от нечего делать, чем ради каких-то определенных покупок. Ему хотелось посмотреть, чем занимаются другие тролли, когда у них появляются лишние вещи и лишнее время.
У самого-то Нуххара в избытке было только время, а за всем остальным ему приходилось гоняться, и не всегда успешно.
И вот он приходит на рынок и видит там веселого толстого тролля по имени Бырохх. А у Бырохха от достатка рожа пополам трескается, и притом рожа эта была довольно симпатичная, веселая, и с первого же взгляда делалось очевидно, что тролль этот обладает отменным нравом, никогда не бывает угрюм и всегда готов выпить, поболтать и подраться, что и создавало ему хорошую репутацию не только у мужчин, но и у женщин.
И еще он был щедрым – так и сыпал подарками.
Купит пять корзин яблок и три корзины тут же раздаст. Особенно нравилось ему раздавать яблоки девушкам – уж больно забавно хрустели фрукты у них на зубах. И особенно он ценил таких, которые умели сразу откусывать половину яблока и потом съедать не раскрывая рта.
Или купит Бырохх пять кувшинов браги и три тотчас же выпьет со случайными знакомцами.
Особенно ему нравилось пить брагу со стариками, потому что они очень смешно пьянели и начинали рассказывать всякие истории, по большей части страшно лживые, и это Бырохха чрезвычайно радовало.
А вот, к примеру, купит Бырохх пять связок булок и давай их раздавать направо-налево, и особенно сварливым женщинам. Как раскроет такая рот, чтобы обругать, а Бырохх ей р-раз! – и булочку между зубами. А та ведь, известное дело, троллиха, пока не прожует, дальше говорить не будет. Тролли никогда не выплевывают еду.
Вот так забавлялся Бырохх, и Нуххар, наблюдая за ним, сразу же понял о нем две вещи.
Во-первых, он понял, что Бырохх сказочно богат, и что богатство свалилось на Бырохха недавно, и что Бырохху не пришлось ради этого сильно трудиться.
Во-вторых, он понял, что у Бырохха есть что-то за душой, кроме богатства, и это "что-то" представляет собой некую тайну, разгадав которую, можно подобраться и ко всему остальному.
И очень захотелось Нуххару взять Бырохха за горло и выведать все его секреты.
Поэтому одноглазый тролль стал ходить за троллем-весельчаком след в след, стараясь ничего не пропускать и видеть даже то, чего не замечают другие. И скоро он заметил, что Бырохх не сам носит свои тяжелые корзины с покупками, а делают это за него какие-то таинственные существа. Прислужники Бырохха оставались невидимками, и можно было разглядеть только их руки. Весьма трудолюбивые и сильные руки, всегда наготове, чтобы помочь, поднять, поддержать, ухватить, оттолкнуть, приласкать, подобрать, дать тычка, откупорить, развязать, уложить, накрыть, завернуть и тому подобное.
Стоит ли говорить о том, что Нуххара весьма заинтересовали эти загадочные слуги, и стал одноглазый тролль соображать и прикидывать про себя: а нельзя ли ему каким-нибудь хитрым способом заполучить этих слуг себе. Для начала он решил сойтись с Быроххом поближе и выведать у него как можно больше его секретов. Поэтому он с Быроххом познакомился.
– Не дашь ли ты мне выпить? – спросил Нуххар, как будто случайно столкнувшись с Быроххом на рыночной площади. – Как я погляжу, многих ты угощаешь, так не угостишь ли и меня? Характер у меня веселый, а если я выпью, то начинаю рассказывать разные смешные истории о моих зверях, особенно о Домашнем.
Бырохх сразу же пленился возможностью послушать истории и простодушно налил Нуххару целую кружку отменной браги. Нуххар выпил и сказал:
– Хороша твоя брага! Пожалуй, сохраню ее вкус во рту подольше и пока помолчу, а лучше съем что-нибудь горькое. – С этими словами он вытащил из-за пазухи сверток, а в свертке оказалась большая горсть лесных орехов. И давай он эти орехи разгрызать. Скорлупу Нуххар бросал прочь, а ядра засовывал себе за щеку, чтобы они пропитывались запахом чудесной браги.
Когда Бырохх увидел, как Нуххар грызет орехи, он даже в лице переменился. Нуххар, разумеется, это сразу приметил и подумал: "Ага". Потому что он догадался о том, что главная тайна Бырохха каким-то образом связана с ореховой скорлупой. "Ага, – подумал хитрый одноглазый тролль Нуххар, – почему-то ему сильно не нравится, что я так обхожусь с этими лесными орехами…" Вслух же он сказал:
– Должно быть, тебя раздражает хруст, с которым я грызу орехи, ну так извини меня. Если хочешь, я выброшу все эти орехи вон, и не будем больше вспоминать о них.
– Отчего же не вспомнить! – ответил Бырохх. – Напротив, мне очень приятно бывает вспомнить об орехах, потому что не будь на свете орехов, я не одолел бы королеву фэйри Скельдвеа и не завладел бы всеми ее богатствами и слугами.
И он, разгоряченный выпитым, съеденным и раздаренным, тотчас же поведал случайному собеседнику всю свою историю: как он повстречал Скельдвеа, как пировал в ее подземном чертоге и, наконец, как перехитрил ее и спрятал в орехе.
– Она теперь всегда со мной, и притом ближе, чем на два шага, – посмеиваясь, заключил Бырохх. – Так что все условия договора строго соблюдаются. А уж нравится это ей или нет – интересует меня еле-еле, а может быть, и вовсе не интересует.
Нуххар все это выслушал чрезвычайно внимательно, покивал, посмеялся, похлопал Бырохха по плечу и ушел пошатываясь, но на самом деле почти совершенно трезвый.
Той же ночью к гостинице, где остановился на ночь Бырохх, постоялец богатый и беспечный, явилась фэйри. Ее никто не видел, кроме двух деревенских пьяниц, которые шатались по улице и пуще чумы, от которой по всей шкуре идут гнойные прыщи и клочьями выпадает шерсть, боялись фэйри. Хорошенькое дело! Поцелуешь женщину – и очнешься спустя триста лет, когда во всех лавках кредиты тебе уже закрыты и ни в одной питейной не помнят ни имени твоего, ни лица, не говоря уж о репутации!
Поэтому-то пьяницы и шарахнулись от фэйри и даже и не вздумали приставать к ней.
Она же остановилась под окном гостиницы, так, чтобы ее хорошо было видно при свете факела, горевшего всю ночь. И скоро уже она почувствовала, как ее обступают незримые существа. Они толпились неподалеку, не решаясь прикоснуться к ее одежде или хотя бы к ее обуви. Их руки то высовывались из воздуха, то боязливо прятались обратно, в тень невидимости. Эти руки подрагивали, и трепетали, и шевелили пальцами, и тянулись, и отдергивались, как будто обжегшись.
По всем этим признакам фэйри поняла, что обладатели рук испытывают восторг и ужас, и тихо засмеялась:
– Не нужно меня бояться! Подойдите, приблизьтесь. Можете дотронуться до моих волос или до моей щеки, но не забывайте о том, кто вы и кто я.
Они тотчас же воспользовались ее милостивым разрешением и принялись гладить ее по щекам, по вискам, по волосам, по шее, по плечам и по коленям.
– Я фэйри, – тихо шептала незнакомка, и руки похлопывали ее в знак согласия и полного доверия. – Я принцесса фэйри, младшая сестра Скельдвеа, та, что пропала много лет назад. Скельдвеа была злой и суровой, она была коварной и властолюбивой, но я совсем на нее не похожа. Я – веселая и добрая, я люблю троллей и людей, я не бываю суровой со слугами и всегда позволяю к себе прикасаться. – Тут она хихикнула, и воздух огласился едва слышными смешками. – Меня зовут Фреавеа, – продолжала принцесса фэйри. – Как видите, у меня красивые волосы, – по правде сказать, не так-то просто их причесывать, когда у тебя нет прислуги. У меня шелковое платье, и честно говоря, не так-то просто его надевать, когда никто тебе не помогает со всеми этими крючками и завязками. И ноги у меня очень хороши, а на ногах – сапожки из самой лучшей кожи, украшенной золотым тиснением. Но если уж во всем признаваться искренне, тяжко мне приходится, когда я начинаю просовывать шнурки во все эти бесконечные дырочки, чтобы получше затянуть сапоги.
Руки соединяли ладоши, как будто аплодировали, и прищелкивали пальцами. Они вполне понимали затруднения Фреавеа и готовы были помогать ей.
Но оставалось еще кое-что, и Фреавеа поняла, что именно беспокоит невидимых прислужников Бырохха.
– Вы хотели бы знать, что случилось со мной во время моих странствий и куда подевался мой глаз?
Руки повисли в воздухе, застыв неподвижно. Они действительно были обеспокоены отсутствием у принцессы фэйри одного глаза.
– Я храню этот глаз в орешке, – сообщила Фреавеа. – Так мне удобнее присматривать за моей старшей сестрой.
Несколько слуг развели руками, другие явно схватились за голову, третьи принялись чесать ладони. Всех крепко озадачило это объяснение.
Тогда Фреавеа добавила:
– Одним глазом я смотрю на день, а другим – на ночь, одним глазом я вижу то, что происходит наяву, а другим – то, что происходит в моих снах. Мы, фэйри, проводим свои дни не так, как вы, тролли. Больше всего на свете мы любим спать и танцевать, и многие из нас танцуют во сне или спят, когда танцуют, и поэтому, если какая-то фэйри упала во время пляски, не нужно показывать на нее пальцем и ржать во всю глотку, потому что такое падение означает лишь глубокую мечтательность, и ничего более.
– А, – сказали руки, – ну тогда нам все понятно.
И они поклялись перейти на службу к Фреавеа, потому что она объявила себя законной наследницей своей сестры и пообещала никогда не освобождать Скельдвеа.
– Так вы клянетесь, что оставите Бырохха и будете отныне моими вернейшими рабами навечно? – вопросила Фреавеа.
– Клянемся! – дружно крикнули руки и сжались в кулаки.
– Хорошо, – сказал Нуххар и сбросил личину.
Вот как вышло, что часть незримых слуг перешла от Бырохха к Нуххару. Не случись всего этого в большой деревне в рыночный день – не видать бы глупому троллю Хонно прекрасной троллихи Бээву!
– Ты спишь? – спросил солдат у Енифар, когда девочка тяжело привалилась головой к его груди.
Он обнял ее покрепче, чтобы она не упала с седла. Енифар пробормотала, не открывая глаз:
– Нет, нет, я не сплю – просто придумываю…
Ей не хотелось смотреть на солдата, потому что он вез ее обратно, к приемной матери, к крестьянке с узловатыми пальцами и грязным, заплаканным лицом, и считал, что совершает благое дело.
* * *
– Ничто не разрушит любовь детей к матери, – рассказывала троллиха Аргвайр белокурому ребенку, который происходил от племени, где все обстояло совершенно не так. – Эта любовь – как крепкая стена, где все камни скреплены слюной, слезой и кровью. Эта смесь крепче любого другого раствора. Сама подумай, – она придвинула к девочке блюдо с растертыми фруктами, и девочка, радостно смеясь, принялась обмакивать в кашицу пальцы и облизывать их, – сама подумай, – продолжала троллиха, – как можно развалить такую стену? Ни добрые солдаты из замка, ни охотники на троллей, ни даже кровные враги – никто не в состоянии извлечь оттуда хотя бы один камушек. Им не взломать этого дома, не вытащить оттуда ни одного ребенка, не отобрать у детей их мать.
Аргвайр легла щекой на край стола, уставилась на девочку блестящим зеленым глазом, и та, поймав этот ласковый взгляд, весело засмеялась в ответ. Разноцветные слюни потекли из ее рта.
– Ты спросишь меня, – сказала Аргвайр, – что случилось дальше с той женщиной и четырьмя ее детьми? Конечно, ты хотела бы узнать об этом!
Малышка взяла другое блюдце, с молоком, и опустила туда лицо. Она отпила немного, и вокруг ее рта появились белые потеки. Это тоже было смешно.
– Подземный ход обрушился, когда на волю выбрался последний из пленных троллей, – сказала Аргвайр. – Мать, четверо детей, охотница на троллей и двое мертвых охранников оказались погребены под землей.
Но ты не бойся, это не навсегда! Они пошли в другом направлении. Меньшой братец опять передвигался на четвереньках и внимательно нюхал все вокруг, и в конце концов он унюхал близость железной дороги. Он поднял голову и, повернувшись к остальным, сказал:
– Тут рядом проходит ветка метро.
Они знали, что такое метро, потому что смотрели телевизор. И один раз мать возила их на метро в зоопарк, но там никому из них не понравилось.
Они нашли проход к тоннелю метро и спустились туда. Охотница, наверное, кралась за ними, – этого никто из них не выяснял. Спасать ее дети не собирались. Впрочем, и убить ее у них руки не дошли. Они так устали и переволновались, что вообще забыли о ней. Поэтому и неизвестно, уцелела ли охотница после той схватки под горой и что она делала потом.
Они прошли по рельсам и выбрались на платформу прежде, чем появился поезд. А потом преспокойно уселись в вагон и со всеми удобствами поехали домой. Это обстоятельство так смешило их, что они давились от хохота всю дорогу. Люди поглядывали на них, но ничего не говорили. В этот день играла местная футбольная команда, и город лихорадило, как во время наводнения. Все были в том вагоне странными, не только четверо детей троллихи. Даже девочка в порванных джинсах не слишком-то обращала на себя постороннее внимание. Разве что кто-нибудь мельком подумает: "Что за дурацкая мода, и ведь находятся идиоты, которые выкладывают за рванину, купленную в бутике, огромные деньги!"
Вот так дети освободили свою мать, когда она попала в руки охотников на троллей. Ты, наверное, сейчас спросишь меня, чем они занялись, эти дети, когда подросли? Я тебе расскажу, хоть ты меня ни о чем и не спрашиваешь…
Младшая дочь стала садоводом. Она и сейчас покупает разные семена у старушки, похожей на аристократку, у которой все сыновья пали на войне, а все дочери рано овдовели. Из этих семян у младшей девочки вырастают удивительные суккуленты, и все они цветут два раза в год и выглядят так, словно понятия не имеют ни о какой ботанике, ни о Менделе, ни о Дарвине, ни о Тимирязеве, а растут как им вздумается и принимают самые причудливые формы, под настроение или в зависимости от музыки.
Старшая дочь больше всего на свете любит ездить на метро. Это началось после того, как они с матерью выбрались из преисподней целые и невредимые и на самом обычном метро запросто вернулись домой. Девушка-троллиха садится в первый попавшийся поезд, делает пересадки наобум, с закрытыми глазами и заткнутыми ушами, чтобы не слышать объявления остановок. Она твердо верит в то, что рано или поздно поезд окажется на правильной станции, откуда можно будет добраться до троллиного мира. В своих снах она часто видит ту самую станцию, так что, очутившись там, она не заблудится.
Старший сын, тот, что всегда просыпался с улыбкой на лице, пошел служить государству и сделался спасателем. Это тоже началось в тот день, когда они пробирались сквозь толщу земли, чтобы вызволить запертых и закованных в цепи троллей. Мальчику нравилось вытаскивать пострадавших из-под завалов, из тоннелей, из колодцев, из шахт, из обрушенных зданий. Теперь он носит форменный комбинезон с большими яркими буквами на спине. У него всегда включен мобильный телефон, и ему могут позвонить в любое время дня и ночи, и тогда он берет свой заранее собранный рюкзак и отправляется в аэропорт, по зябкому синему рассвету, по мокрому асфальту, мимо праздничных фонарей, мимо дворцов, похожих на гробницы, в которых мерцают зомби.
Младший сын рисует комиксы. С каждым годом ему снятся все более яркие сны. Поначалу, когда эти сновидения приходили в пастельных и приглушенных тонах, он пытался изображать их акварелью. Он нарисовал целую серию картинок со сценами из фэнтезийных миров.
Но постепенно краски его видений сделались ядовитыми. В том мире, куда он уходил каждую ночь, солнце светило совершенно иначе и ночное небо тоже было другим. И он начал рисовать комиксы.
В кругах комиксистов он пользовался большой популярностью. Там никому, кстати, не было дела до того, что у него лицо заросло черной шерсткой, не говоря уж о горбе и маленьком росте; напротив, многие считали, что эти вещи косвенно свидетельствуют о его гениальной одаренности. Ведь это он создал замечательную графическую серию про деву-богатыршу Бээву, которая кормила своих коров сырым мясом диких зверей и носила такие бусы, что поднять их было под силу лишь целой армии невидимых слуг. У этой Бээву был муж, глупый тролль Хонно, который вечно попадал в дурацкие истории, так что Бээву приходилось вызволять его.