Он рассказывал, как без малого десять лет вел совместные дела с Густавом, торговавшим тогда тканями, как при любом удобном случае они обменивались письмами и подарками, встречаясь не реже трех раз в год, что не так уж и мало, учитывая разделявшее их расстояние. Потом, после женитьбы Густава, рождения у него сына, встречи стали реже. Михаэль, серьезно занимавшийся в ту пору расширением своей торговли на севере герцогства, не смог прибыть ни на свадьбу друга, ни на крестины его сына, о чем сейчас сильно переживал, будто это могло отсрочить кончину Густава или облегчить его последние дни.
Михаэль упомянул, что письма и встречи прекратились, когда его товарищ решил полностью переключиться на торговлю лесом. В последние годы он ничего не слышал о Густаве, тем не менее часто его вспоминал. И вот месяц назад ему сообщили о смерти старого приятеля после долгой болезни. Бросив все, Михаэль тотчас направился в Зеенвиц, чтобы хотя бы поклониться могиле Густава.
Семья покойного встретила Михаэля недружелюбно, поначалу приняв его за очередного кредитора. Их отношение коренным образом изменилось только тогда, когда Михаэль без упреков и споров заплатил по всем долгам Густава Шельдера и долгам его семьи, которые образовались уже после смерти друга и оказались немалыми.
- Теперь же я не в состоянии оставаться в доме Шельдеров, - закончил свое повествование Михаэль. - Их постоянное и утомляющее выражение своей признательности просто сводит меня с ума.
- В конце концов эти их чувства можно понять, - отметил Фаден. - Разорившаяся семья, похоронившая кормильца, оставшаяся без достойных друзей, но с большими долгами, стояла на краю отчаяния, не ожидая помощи. Внезапно, подобно рыцарю в сияющих доспехах, появляетесь вы. Простите за такое сравнение, но для них вы сейчас немногим менее значимы, чем сам Спаситель.
- Насколько я знаю, - решил проявить осведомленность Михаэль, - вы из собственных средств назначили вдове Шельдер пенсию.
Господин Фаден отмахнулся:
- Не такие уж и крупные суммы.
- Что ж, будем считать и мои затраты на кредиторов Густава не очень крупными суммами. В любом случае мне пора возвращаться к собственной жизни. Спутники, с которыми я прибыл сюда, уже заждались меня в Даммене. Я почтил память друга, исполнил все прочие обязательства и решения об отъезде уже не изменю.
- Боюсь, как бы не подвела погода, - сказал Фаден, оборачиваясь к окну, словно через его мутные стекла действительно можно было увидеть улицу.
- Путь не так долог, как кажется. К тому же успею протрезветь.
Разлив остатки вина и призывно подняв бокал, Фаден провозгласил прощальный тост за преданность и щедрость Михаэля Бреверна. Они выпили, а через пять минут уже стояли у коновязи, пожимая руки, приглашая друг друга в гости.
- Если все-таки ненастье застигнет вас в дороге, остановитесь на постоялом дворе старика Вернена, - предупредил господин Фаден. - Это на перекрестке с дорогой на Хорншторф.
- Спасибо.
Михаэль Бреверн легко вскочил в седло, махнул рукой Фадену и направился к городским воротам. С невероятно легким сердцем он покидал город. Все переживания, вся неуютность оставались позади. Даже густой снег, поваливший из низкой темно-серой тучи, и холодный ветер его не тревожили.
Глава третья
Из-за наметенного снега колеи на дороге совсем не было видно. Ветер шумел, завывал где-то высоко, но небеса и даже верхушки деревьев скрывались за плотными полосами стремительно несущегося снега. Не обращая на вьюгу никакого внимания, пегая кобыла спокойно и уверенно тащила за собой крытую повозку.
Хорсту Келлеру практически не приходилось править удивительно умной лошадкой, и потому он был целиком занят своими тяжелыми размышлениями о причинах и цели поездки в Зеенвиц, о недешевом размещении в городе и о возможной стоимости услуг порекомендованного им нового доктора.
Весной его жена сильно простудилась и несколько недель провела в постели, будучи не в силах подняться. Доктор обошелся семье недешево, однако дал хорошее лечение, позволившее Эльзе пойти на поправку. А через месяц она стала жаловаться на ноющую боль в ногах.
Приступы поначалу были редкими, но каждое следующее проявление непонятной болезни оказывалось все сильнее. Доктор из Даммена заверял, что это незначительное последствие простуды, которое со временем обязательно пройдет.
Недуг тем не менее не отступал, и, отказавшись от услуг доктора, Хорст по совету соседей обратился к лекарке, о которой ходила худая слава. Впрочем, рассказывая о ней жуткие слухи, люди все же сходились во мнении, что ее лечение помогло всем, кто просил старуху о помощи.
И в самом деле, прописанная Эльзе мазь принесла наконец долгожданное облегчение.
К сожалению радость Хорста и Эльзы была недолгой. Мазь оказывала свое положительное воздействие на все меньшие и меньшие промежутки времени, а не так давно совсем перестала снимать боль, и пришлось просить у лекарки что-то обладающее большей силой.
Вот и сейчас Эльза мучилась в повозке, изредка проваливаясь в беспокойный сон. Она поглаживала свои больные ноги, охала, постанывала и тут же просыпалась. Женщина давно перестала жаловаться мужу, лишь иногда горько шутила, что Хорсту было бы проще придушить ее подушкой во сне, чем неутомимо возиться с той, кому уже вряд ли удастся вернуть здоровье.
Стоило показаться постоялому двору старика Вернена, как Хорст обернулся к жене, чтобы разбудить ее. Но Эльза проснулась сама.
- Постоялый двор, - заявил Хорст.
Эльза пересела поближе к мужу.
- Думаю, нам стоит остановиться в трактире, - сказала она. - Вернен с нас много не возьмет, а если я поговорю с его женой, то можем рассчитывать на бесплатную комнатку.
- Ну, комнату в трактире мы еще в состоянии себе позволить, - улыбнулся Хорст. - Но я хотел тебе предложить все-таки доехать до Зеенвица.
Эльза вскинула брови:
- Ты в своем уме? Вьюга усиливается.
- Нам остается проехать чуть больше мили, - возразил Хорст. - И еще неизвестно, какой будет погода вечером и ночью. Как бы снег не повалил. Тогда мы в ближайшие дни не только до Зеенвица не доберемся, но и к себе не сможем вернуться.
Эльза мягко взяла Хорста за руку, прижала к своей груди и тихим голосом попросила:
- Давай остановимся здесь. Миля это действительно немного, но поверь, я не вынесу. Каждое движение вызывает дикую боль.
Хорст обнял жену, нежно поглаживая ее по спине. Его лицо уткнулось в пряди шелковистых волос Эльзы, выбивавшихся из-под чепца. От них приятно пахло чем-то родным, теплым, приятно и до дрожи беспокоившим душу.
Ему думалось, что сейчас Эльза преувеличила свои ощущения. Устав в дороге, она просто решила остановиться в тихом, спокойном местечке, и он не сердился на нее за это.
У Хорста было припасено множество доводов в пользу личного мнения, но он поцеловал жену, подмигнул ей и ответил:
- Как скажешь, родная.
Лошадь неспешно прошла через открытые нараспашку ворота и остановилась перед входом в трактир. Пока Эльза собирала в повозке вещи, чтобы потом их было проще снять и перенести, Хорст направился в трактир, где позвал хозяев. Вернулся он с крайне озадаченным выражением на лице.
- Пусто, - обронил он.
- Немудрено, - сказала Эльза. - Старые постояльцы разъехались, а новые в такую непогоду не нагрянули. Видать, это мы с тобой непутевые.
- Ты не поняла. Там вообще никого нет. Ни гостей, ни Вернена, ни его жены.
- Ты успел все осмотреть
- Нет, конечно. Но на мой крик никто не откликнулся, а я прождал там довольно долго.
Эльза указала мужу на сумки и ответила:
- Пойдем-ка внутрь. Там разберемся. Вернен с женой могли проводить гостей и, не ожидая новых постояльцев, решили заняться своими делами.
- Какими делами можно... - начал было возражать Хорст с несвойственным ему напором.
- Обычными, - прервала его Эльза со смешинкой в голосе. - Теми делами, которыми занимаются мужчины и женщины, когда остаются наедине.
- Думаешь? - не поверил Хорст. - Верненам ведь уже лет по пятьдесят или даже больше.
Они вошли в трактир, где им все было знакомо, пусть Хорст и Эльза не были здесь постоянными гостями. Стены были обиты деревянными давно немытыми досками, два ряда столов с крепкими лавками тянулись в сторону большой печи, справа от которой крутая лестница вела на второй этаж, к комнатам для постояльцев. Лестница была широкой, потому что под ней располагались два закрытых кабинета для - случись такое - важных гостей, не пожелавших бы сидеть у всех на виду.
И только теперь Хорст почувствовал, нечто неуловимо странное в этом, вроде бы, знакомом помещении. Непостижимо, но что-то здесь изменилось, что-то казалось находящимся явно не на своем месте. Тот же воздух и те же привычные предметы окружали его, а вот от странного ощущения некоего наваждения невозможно было отделаться. Он осторожно дотронулся до столешницы. Нет, все было реально, ничего страшного не произошло. А стол плохо протерт: липкий и в крошках. На одном из столов стояла сковорода с какими-то объедками, на соседнем - две пивные кружки. На скамье у печи, куда старый Вернен обычно присаживался, чтобы передохнуть, валялись скомканный фартук и какая-то мокрая тряпка.
- Ну, и где все люди? - прошептал Хорст на ухо жене.
Подойдя к печи, в которой догорал огонь, танцуя среди головешек, он подбросил пару поленьев, после чего заглянул в кабинки под лестницей. Никого.
Повернувшись к жене, он внезапно понял, что же ему показалось странным и явно занявшим здесь неположенное место. Они сами! Он и Эльза были здесь некстати, были лишними.
Ему стало жутковато, и он обратился к Эльзе:
- Мне кажется, что нам не следует здесь оставаться.
- Что за глупости? - отмахнулась Эльза, присаживаясь поближе к печи. - Здесь есть все, что нам сейчас нужно: кров, тепло и еда. Сегодня я отсюда никуда не поеду. Вот увидишь, Вернены скоро объявятся.
- Там кто-то есть? - испуганно прокричали сверху, и тотчас со второго этажа до зала донесся стук обуви. Незнакомец бежал со всех ног.
По голосу Хорст даже не смог понять, какого пола был кричавший, но вопрос отпал сам собой, когда на лестнице появился полноватый безумно суетливый господин лет пятидесяти в черном камзоле с атласными лентами, из-под которого виднелась белоснежная сорочка, украшенная кружевами. Застучали по лестнице красные туфли с кожаными ремнями, инкрустированными какими-то камнями. Хорст не разбирался в драгоценных и полудрагоценных камнях. Будучи обыкновенным мельником, все, что он мог сказать о камнях, так это подходят они для мельничного жернова или нет.
Эльза не смогла сдержать улыбки при виде спустившегося господина. Ей представилось, что это и не человек вовсе, а слегка обмятый хлебный мякиш, на который зачем-то напялили дорогие одежды.
- Если уж вы затеяли здесь постоялый двор, - менторским тоном, не терпящим возражений, начал мужчина, - то будьте любезны оказываться на своих местах, когда к вам прибывает постоялец.
Хорст открыл рот, чтобы дать важные пояснения, но этот говорящий хлебный мякиш замахал у него перед лицом руками и продолжил:
- По пути сюда я натерпелся невероятного страха и подвергся нападению волков. Я остался без кареты, и только Богу известно, сколько пробежал на своих двоих. Я ожидал встретить здесь радушие, а вместо этого уже битый час мотаюсь по всем помещениям и строениям вашего постоялого двора, тщетно пытаясь найти хоть одну живую душу.
Вероятно, мужчина не закончил бы своей речи, если бы Эльза не хлопнула по столешнице ладонью, резко и звонко. Тараща глаза, мужчина осекся. Только теперь он обратил внимание на хлопья таявшего снега, лежавшие на одеждах Келлеров и их сумках, сваленных у столов.
- Так нашли еще кого-нибудь? - спросила Эльза.
- Никого, - чуть не подавился словом мужчина. - А вы разве не владельцы этого...
- Нет, - поспешил ответить Хорст, - мы не хозяева.
- Простите, - булькнул мужчина, отшагнув от Хорста и торопливо поправляя якобы сбившуюся одежду. - Я был непозволительно резок. Меня зовут Пауль Рейхенштейн, нотариус аббатства Адденбах.
Глава четвертая
- Не знаю, как вас и благодарить, - не без усилий выговорил Виллем, кутаясь в непродуваемый шерстяной плащ своего спасителя. - Позвольте представиться: я - Виллем Рангер.
Это были первые слова, сказанные им молодому спутнику, вызволившему его из снежного плена. Точнее сказать, не первые, но пока единственные выраженные осмысленно.
Когда Николаус фон Граусбург вытаскивал замерзшего Виллема на дорогу, растирал его застывшие конечности и лицо, тот по очевидным причинам вообще ничего не говорил. Когда же Николаус пытался влить в его с трудом открытый рот горькой настойки, Виллем, уже укутанный в походный плащ, пришел в себя и без остановки стал выкрикивать проклятья в адрес какого-то господина Дикмана и его псов, пущенных по следу. Полностью погруженный в свой бред, он ровным счетом ничего не понимал из окружавшего его мира. То горланя, то причитая, он царапался и даже пытался укусить Николауса.
- Меня зовут Николаус фон Граусбург, - представился спутник, перехватывая поводья покороче.
Теперь он шел не впереди, а рядом с седлом, пристально всматриваясь в смуглое и костлявое лицо Виллема в надежде, что оно изменилось и приобрело больше черт вменяемости. Спасенному на вид было хорошо за тридцать, хотя Николаус сильно удивился бы, узнав, что Виллему Рангеру на самом деле лишь двадцать шесть. Выглядел он изможденным. Со своими серыми и унылыми глазами он напоминал какого-то древнеримского раба, изнуренного наказаниями.
Одежда Виллема представляла собой жалкие обноски. Его плащ был так дыряв, что, скорее всего, не спасал от холода, а представлял угрозу, создавая сквозняки между прорехами. Если кому-то пришло в голову сравнивать спасенного с церковной мышью, то последняя однозначно показалась бы богачом.
- Я плохо ориентируюсь, - озабоченно крутил головой Виллем. - Скажите, пожалуйста, в какую сторону мы направляемся?
- На постоялый двор. Меня ждет там важное дело. По такой погоде, наверное, и вам придется там остановиться.
- Это ничего, - сказал Виллем, а про себя возблагодарил небо, что не возвращается обратно в Хорншторф. - Главное, что с вашей помощью все страшное, что могло со мной приключиться, осталось позади.
Виллем внимательно присмотрелся к спутнику.
Тому было лет двадцать, старше он никак не выглядел. Красивое лицо имело тонкие изящные черты, свойственные скорее десятилетнему мальчугану, чем взрослому дворянину, который держит путь в одиночестве, положившись лишь на свою шпагу. Одет Николаус был довольно просто, хотя и недешево. Очевидно, что основным требованием Николауса к одежде была ее повседневная практичность, а отнюдь не изысканность.
- Странный привкус во рту, - посетовал Виллем.
- Настоящий богемский биттер. Думаю, в большей степени именно его целебным свойствам вы обязаны своим спасением.
- Вы из Богемии?
- Заезжал ненадолго. Сам я родился и живу в Граусбурге. Уютное, но мало чем примечательное местечко далеко на северо-востоке. Слышали о таком?
- Нет, не приходилось, извините, - покачал головой Виллем и спросил: - Вы купец?
Николаус с укором посмотрел на седока:
- Нет. С чего вы так решили?
- Вы сказали, что на постоялом дворе вас ожидает важное дело, а там, насколько мне известно, важными делами занимаются приезжие купцы. Удобное расположение у постоялого двора, большой сарай, который торговцы используют как склад. Если привозить товары на рынок Зеенвица и размещать их все сразу в городе, то, говорят, в трубу можно вылететь.
- Что ж. Кажется логичным, но нет, я не купец.
Они не стали продолжать эту тему и провели значительную часть пути в молчании, предоставив друг другу возможность думать о своем. Виллем мысленно радовался тому, что убирается подальше от своих предполагаемых преследователей, радовался разыгравшейся не на шутку метели, даровавшей ему иллюзорную защиту и позволившей чуть-чуть запутать следы.
Николаус переживал по поводу ожидаемой вести. Находясь в Хорншторфе, он рассчитывал покинуть его лишь завтрашним утром, но странным образом его разыскал какой-то так и не представившийся господин, сообщивший, что отец Николауса через своих знакомых передал ему некое важное известие. Эти люди ожидают Николауса на постоялом дворе Вернена, но вынуждены завтра же отправиться в дорогу, вне зависимости от того, разыщет их сын старшего фон Граусбурга или нет. Поэтому молодому человеку не оставалось ничего иного, как выехать навстречу ненастью.
Когда сквозь метель вдали уже проглядывались крыши постоялого двора, Николаус поинтересовался:
- Уместно ли мне будет спросить, кто такой господин Дикман, и в чем таком он перед вами провинился, что заслужил от вас таких выражений, каких я не слышал даже от своего конюха?
Виллем заметно напрягся, не зная, какие откровения допустил, находясь в беспамятстве.
- Я что-то говорил о нем? - осторожно переспросил он.
- О нем нет. Но фамилия звучала отчетливо, а эпитеты, которыми вы его награждали, просто пугали.
- Неприятный человек этот Дикман. Существо из прошлой жизни, наверняка считающее меня исчадьем ада, но никогда не признающее таковым себя, - отмахнулся Виллем.
- А что там с его цепными псами? Их вы тоже не жаловали.
На последний вопрос Виллем решил не отвечать, накинув край плаща так, что закрыл лицо.
Сперва Николаус принял Виллема за не вполне нормального человека, ведь только ненормальный отважится пуститься в путь пешком по такой непогоде. А вот сейчас он отчетливо осознал, что Виллем - несчастный человек, поставленный перед необходимостью бежать то ли от призраков, то ли от реальной угрозы. Неизвестно, что за тайну скрывал Виллем, но он производил впечатление порядочного человека, вызывал симпатию. И Николаусу, несмотря на молодые годы, уже приходилось самому сталкиваться с обвиняемыми во всех смертных грехах людьми, которые на поверку оказывались кристально честными и грубо оболганными.
Ворота постоялого двора были распахнуты. Прямо от них путников ожидал невзрачный на вид двухэтажный трактир, справа располагалась конюшня, а слева - внушительных размеров сарай, где, если потеряться, пожалуй, выход отыщешь лишь через несколько дней.
Николаус помог Виллему спешиться и снял сумки с седла. Оба уже направлялись к трактиру, когда услышали окрик приглушенный воем вьюги. По дороге на Зеенвиц в сторону постоялого двора, борясь с порывами ледяного ветра, двигался всадник.
Михаэль Бреверн быстро спешился и подошел к Николаусу, позади которого Виллем опасливо косился на незнакомца, стараясь спрятать свое лицо.
- Доброго вечера, господа, - без лишних мудрствований начал Михаэль. - Не подскажите ли, в каком состоянии путь до Даммена?
- Вам стоит спросить людей в трактире. Наверняка есть те, кто прибыл оттуда. Мы сами приехали из Хорншторфа, - Николаус указал рукой на север. - Но думаем, что на дороге до Даммена нет ничего хорошего. Снежная буря, как мне кажется, пришла именно с той стороны.
- Да тут не разобрать, откуда она пришла. Хотелось бы знать, когда закончится, - небрежно бросил Михаэль Бреверн, направляясь к воротам.