А вот на плавзаводе целеустремленный, охваченный деловым азартом Петрюк чуть было не потерял славного Егоркина. Пробираясь по коридорам, они случайно забрели в тот отсек, где жили работницы консервного завода. И вот там их путь пересекли… живые нимфы и наяды (черт их разберет, в чем там у них разница и конструктивные особенности, если честно!), направляясь из душа по своим каютам. И вся их одежда состояла из одного-единственного полотенца… повязанного на голове.
Оторопь взяла бывалого мичмана. Он протянул к ним руку, да так и застыл. Замерз! В груди как-то захолодело, сердце ухнуло куда-то… вниз. Застоявшиеся гормоны при виде живых, обнаженных женщин с разгону долбанули мичмана прямо в седеющую голову. Возможно, и не только в нее. В хранилище интеллекта что-то произошло, что-то щелкнуло в блоке управления, и все внимание мгновенно переключилась на этих нимф.
Они все были прекрасны – так, по крайней мере показалось Александру Павловичу. Он уже почти полгода не видал женщин так близко. Тем более – обнаженных, ослепительных в своей наготе.
Ибо буфетчица танкера, которая при заправке плевалась семечками, разглядывая боевой корабль в кабельтове от себя, была не в счет. Но даже просто посмотреть на неё сбегалась на бак добрая половина экипажа.
А тут… рядом, да еще так привлекательно и призывно-раскрывщиеся горящему взгляду.
Никакого тебе стеснения и смущения! И зовущий запах вымытого женского тела, смешанного с запахами моря, таинственными вибрациями чувств, заполнявшим длинные затемнённые коридоры, лишал Палыча последней возможности куда-то скрыться…
Игриво улыбаясь, одна из них поманила за собой. Игриво выстрелила глазками из-под длинных ресниц, хлопавших, как крылья бабочки. Дыхание в груди Егоркина сперло, сердце забилось, как мотор на форсаже. Старший мичман потерял всяческую военно-моральную сознательность и забыл обо всем. Он уже чувствовал, не только носом, но и всеми своими половыми клетками непередаваемый запах вымытого женского тела. Какой? А вот, побудь полгода среди железа в замкнутом мужском коллективе – тогда узнаешь! Это откуда-то из глубин подсознания, зов диких предков! И Егоркин, смотря на эту женщину во все глаза, не мигая, двинулся за ней неверным шагом.
– Так! ГСН сработала, а башка отключилась напрочь! – заключил Петрюк во всеуслышание, плюнул и безнадежно махнул рукой.
Прагматичному, рациональному Павлу вспомнился мультфильм, где бандерлоги шли против своей воли на голос удава Каа, которому уже было лень самому ловить свою закуску. Однако Петрюку было не до кобелиных страстей. Решительно сгреб ладонью руку Егоркина, и сказал:
– Пойдем, Одиссей хренов! Сирен услышал! Тут люди голодают, а ты… – и укоризненно сплюнул и покачал головой.
– Пожалуй, пока еще никто не голодает – огрызнулся Палыч. Но его уже никто не слушал, и Паша Петрюк тянул его за собой, как трактор, трусливо скрываясь за поворотом коридора. Впрочем, за себя он тоже не мог поручиться, еще пять, ну десять минут, а там… пропадай, моя телега! Но дело – сейчас прежде всего!
Павел Анатольевич точно знал, что здесь можно добыть разных консервов, растительного масла, муки, томатной пасты… да и вообще, мало ли чего? А может быть и… Вот чего "и", он пока не знал. Но очень хотел. Вот именно так оно и было. Паша чувствовал себя, как кладоискатель, наткнувшийся на зарытый сундук, который и осталось-то, что только открыть. Всего и делов! А плавбаза – так это вам не просто сундук, а, вообще, целый "остров сокровищ". И нужен был, прямо как воздух, подход к хозяину этого "острова"!
В гигантской утробе плавбазы, среди переплетений коридоров, каких-то блоков и выгородок, среди рядов кают, посланцам наконец-то удалось найти нужных людей. А вот и сам местный Али – Баба – одновременно заметили и опознали цель посланцы с "Летучего".
Поздоровались, представились друг другу.
– Григорий Поликарпович! – суховато представился хозяин "острова сокровищ". Еще бы, не просто какой-то кладовщик, а помощник по хранению продукции и запасов. Один статус его обязывал! Поэтому он снисходительно кивнул, узнав собственный статус мичманов.
Но уважительно высказался о флоте, и о нашей роли в их успешной работе. Естественно, как часто бывает, он тоже прослужил три года на флоте, где-то на ТОФе, на атомных лодках. Главное, окунаться в море, а потом – уже не оторвешь!
Хозяин каюты выставил настоящую хрустальную посуду, а уж на закуску он явно не поскупился…
("Еще бы! При таких-то возможностях" – завистливо подумал Петрюк). Даже выпивку выставил в красивых бутылках. Человек сенбя уважал, явно гордился своим статусом, и решил дать его прочувствовать мичманам военного флота. Наше "шило" рядом смотрелось бы совсем нелепо… Однако Паша Петрюк, нисколько не комплексуя, все же достал свою бутылку, вопросительно глянул на хозяина. Тот согласно кивнул, наполнили рюмочки.
Григорий Поликарпович провозгласил тост, мы чокнулись, и тут же по всей каюте пошел красивый мелодичный звон хрусталя) и мы дружно выпили. Хозяин даже и не подумал разбавлять, и с явным удовольствием крякнул. Закусили.
– Что это, Павел Анатольевич, твой друг как будто не в себе? – участливо спросил радушный хозяин.
– Да, – ответил Петрюк, – понимаешь, наткнулись мы тут у вас в коридоре на нижних палубах на русалок… очень уж легко одетых, так моего друга того… контузило сразу на верхнюю и нижнюю головки, и вот уже полчаса в себя придти не может!
– Всего-то полчаса?! – снисходительно хмыкнул хозяин. – Да тут, бывало-ча, люди на недели пропадают, а может, кто и с концами сгинул, кто ведает? – пошутил он.
– Прямо с концом? – делано ужаснулся мой друг.
– Ага, тут недавно с одного военного корабля офицер был, радиоинженер, РЛС навигационную нам чинил на взаимовыгодных условиях. Так вот, представляешь, его потом два дня по всему судну искали! А что, неудивительно, русалок там – около сотни, уж чего они и как с ним делали – не делали, не ведаю, но когда появился на’ люди – был бледный и весь бестелесно-воздушный, как тень отца Гамлета. Но довольны-и-и-й (протянул он, чтобы показать – насколько доволен был офицер) – просто как мой персидский кот после недельного побега с дачи. Короче, как сказал наш местный поэт:
Был как медведь силен ты,
Как олень красив ты,
Но укатали горку
Наши бурки-сивки!
– Вот, лучше не скажешь – похвастался Али-Баба, и продолжал: – А ты представляешь, его командир даже и не наказал – сочли его, при здравом рассуждении, пострадавшим, честно!
– Ага, вернувшимся из плена! – съязвил Егоркин, где-то в глубине души отчаянно завидуя тому офицеру.
– У нас у самих-то с этим строго, прямо как в приличном монастыре, что ты!
Тут мичмана недоверчиво зафыркали.
– Да точно, говорю! – сделал обиженный вид Григорий Поликарпович, – только наши гости иногда нарываются, а "аборигены" – ни-ни!!! Капитан наш против этого заветное слово знает – хмыкнул хозяин каюты.
– А какое? – живо заинтересовался Петрюк.
"Сразу спишу с судна к чертовой матери"! Ага, именно такое слово. Да! Так что, твой Егоркин легко отделался, к сожалению! – пошутил хозяин.
Хоть на выпивку Григорий Поликарпович и оказался покрепче всех прежних "клиентов", но результат был все-таки достигнут. Вот это отняло у Петрюка и Палыча значительные силы и время. Да и прижимист Али-Баба был не в пример белорусам, одному еврею, и даже – украинцам. Однако, собеседникам удалось понравиться друг другу, каждому приятны и уважение, и внимание, и похвалы. Поэтому мичмана, в конце концов, все-таки получили заветный "Сезам" и вовсю порезвились в его закромах. В баркас последовали и крупы, рыбные консервы, и настоящее оливковое масло, и деликатесный тунец, и туши-бревна редкой и вкуснейшей рыбы-капитана.
Тетушкин, находившийся в это время на ходовом посту, услышал истошный вопль старпома плавбазы по каналу УКВ:
– На "Бугеле"! Заберите своего представителя! Нам больше нечего вам дать! А если и дадим, так пойдет ваш "маленький" как миленький на дно, на радость всем рыбам и крабам, таким же жадным, как ваш представитель!
Борис Александрович понимающе покачал головой, и передал командиру барказа приказ на возвращение, тем более, что ветер заметно посвежел.
Егоркин с Петрюком выбрались, наконец, из недр пропахшего рыбьим жиром гиганта прямо к трапу, у которого их барказ уже прилично покачивался.
– Да, – вслух протянул Петрюк, оглядывая непривычно низкую осадку суденышка. Офицер, сидевший у штурвала, также заметно беспокоился.
– Кто умеет молиться? – поинтересовался, между прочим, Петрюк у команды, рассевшейся в барказе, прямо поверх мешков и коробок. Сказал он это совершенно без улыбки на лице.
– А по-мусульмански можно? – спросил в ответ один из матросов.
– Конечно, даже языческая молитва сейчас вполне подойдет! – на полном серьёзе ответил Александр Павлович – Тут, брат, море! И никакой небесный покровитель просто не может быть лишним! Кто в море не ходил – тот искренне Богу не молился!
Действительно, по пути волны несколько раз заливали через борта, и зло плескались, и шипели, угрожающе раскачивали утлое суденышко.
Через некоторое время действительно просевший почти по самый планширь барказ лихо ткнулся к борту корабля и начал разгрузка.
Тётушкин и помощник с интересом наблюдали за процессом. Трофеи были огромны и поражали воображение!
Командир покинул своих гостей, которые уже вполне освоились, избавились от галстуков и расстегнули верхние пуговицы, ослабили ремни. Заслышав шум возни на палубе, он вышел встречать посланцев. Ловко выскочив из тамбура на торпедную площадку, он присоединился к офицерам на шкафуте.
Петрюк и Егоркин гордо стояли у надстройки, изо всех сил притворяясь трезвыми и заботливо поддерживая друг друга. Стояли они по стойке "смирно", но треугольником. Как известно, треугольник – самая устойчивая конструкция. Палуба заметно покачивалась под ногами. Ветер пел в вантах, волны шумели, жадно облизывая борта. А Петрюк недовольно возмущался:
– Смотри-ка, вроде и выпили-то всего нечего, а – качает!
– Да ты что, это же шторм начинается!
– Какой там шторм! Говорю же тебе, балбесу, – это меня качает! А все ты – "давай по бакальчику шампанского, давно не нюхали". Вот и дали, вот и понюхали!
Тут они заметили в сумраке дежурного освещения своего командира:
– Патрон! – проревел Паша Петрюк, немного панибратствуя, самую чуточку. Одной рукой он протягивал наполовину опустевшую бутылку спирта, а другую прикладывая к пилотке.
– Приказ выполнен точно и в срок, материальное обеспечение частично уцелело! Это сдача! Доложил старшина команды снабжения старший мичман Петрюк!
Сторона треугольника по имени Егоркин, ел глазами начальство и тоже держал ладонью пилотку.
– Вольно! – хмыкнул командир, и обратился к Тетушкину: – Борис Александрович, считайте их состояние за производственный травматизм и определите на отдых. Груз закрыть и опечатать, Петрюк придет в боеготовое состояние – сам разберется – кому, чего и сколько!
Тем временем радио заблажило на весь ходовой пост голосом перепуганного радиста с "черноморского" траулера:
– Бугель, Бугель! Всем, кто меня получает! Нам приказывают остановиться, боевой катер неизвестной национальной принадлежности идет курсом на сближение, прошу помощи у "Бугеля". Мои координаты…
Это было совсем рядом и даже просматривалось на индикаторе РЛС. Две зеленоватые отметки сближались. На ходовой пост взлетел командир корабля.
– Старпом! Боевую тревогу! Сниматься с якоря!
– Товарищ командир! А как же…
– Александрыч, ты про радиоспектакли что-то слышал? Вот и давай – и по 16-тому каналу, и в открытой связи! Импровизируй!
Тетушкину не надо было повторять дважды! Раздались ревуны, звонки бодрые команды, вроде: – Вперед, полный! – Командиру БЧ-2 принять целеуказания!
А когда вошедший в раж старпом проорал: – Главный комплекс к стрельбе по надводной цели изготовить! – ситуация на индикаторе изменилась.
Вот тут нервы у нахала не выдержали, и маленькая зеленая отметка на темном поле легла на обратной курс и бросила перепуганного рыбака.
– Вот, а ты говорил – машины разобраны. Слушай, ты настоящий режиссер! Какой талант пропадает! – пошутил удовлетворенный командир. Жизнь на корабле вновь потекла "по-якорному".
Меж тем, механики лихорадочно сворачивали ремонт, а капитаны-гости готовились покинуть корабль.
А волны уже захлестывали палубу, спасательно-разъездная "мыльница" танцевала на бурунах твист, подпрыгивая и раскачиваясь на волнах, как пьяный студент на дискотеке.
Почесав затылок, командир корабля капитан 2 ранга Василий Яшин, предложил гостям остаться до утра – если верить штурману и его радио, то ветер должен был стихнуть так же, как и начался. Но капитаны наотрез отказались. Капитаны – это такая человеческая категория – с развитой гиперответственностью. Оставить на ночь свои суда в море, пусть даже на надежных помощников, пусть даже на якоре – такой вариант они даже не мыслили возможным!
Открыв рот, чтобы сказать, что при таком волнении посадка на катер ему даже не видится возможной, Ящин так и остался в таком состоянии. Рядом с ним застыл от удивления и Тетушкин. Такое они видели впервые!
Капитаны стали тепло прощаться с офицерами, предлагая им "отомстить" достойным приемом у себя. А потом, совершенно спокойно, застегнув свои белые хлопчатоюумажные тужурки, в которых они прибыли на прием, капитаны по очереди… ловко попрыгали за борт! Моряки с катера также ловко и привычно их вылавливали и втягивали на борт "мыльницы". Видно было, что такой фокус они проделывают не впервой! А вскоре их "мыльница" уже дала ход, за кормой немедленно вспух бурун, и катер заспешил в сторону якорных огней плавучего рыбацкого "города".
Из преисподней машинного отделения вылез довольный механик в промасленном комбинезоне, вытирая руки ветошью – в знак того, что он лично принимал участие в экстренной сборке механизмов. Заметив его, еще до доклада, командир облегченно вздохнул – значит, все в порядке, значит – готовы!
Однако, прибрежные катера не унимались – и черт их разберет, к кто это – местные пограничники или пираты. И тем и другим поменять флаг на любой мыслимый и даже – немыслимый, это – как раз плюнуть! Разгорался восход над далекой пустыней, и теперь уже сразу три катера приближались к нашим рыбакам.
– Вот сволочи! – сплюнул командир, азартно предвкушая острые события.
На этот раз "радиоспектакль" не произвел на командиров вражьев катеров никакого впечатления. Они продолжали уверенно идти курсом сближения с траулерами. В военном деле все может пройти только один раз. Военные быстро учатся, и особенно – на собственных синяках и шишках. Но дело-то в том, на этот раз СКР действительно снялся с якоря, и дал ход, медленно но уверенно разгоняясь. Победно выли форсажные турбины – ехидное "Аг-а-а-!" слышалось в их пении.
Из рубок катеров заметили хищный силуэт сторожевика. Для их командиров это было полной неожиданностью! Угрожающе вращая башнями, подняв ракетные пусковые, корабль красиво подлетел к катерам и… резко отвернул на 90 градусов! Высокие волны, выбежавшие из-под форштевня, неотвратимо устремились к катерам. Те беспорядочно запрыгали на волнах, пулеметчиков выбросило из-за турелей, на одном из суденышек за борт улетела шлюпка, какие-то бочки и ящики и подпрыгивали на волнах.
– Ага, колхоз "Сорок лет без урожая"!!! В море всегда крепить на палубе надо! Морская культура тоже синяками и шишками написана! – торжествующе проорал главный боцман Васильков. – Мариманы, блин, матерь иху, шайка балбесов и бездельников! – презрительно сплюнул он за борт.
Катера шарахнулись – кто куда. По УКВ раздались возмущенные крики на английском, а затем – на ломаном русском. Старпом проворчал: – Опять, наверное, выпускник славного Каспийского училища имени Сергея Мироновича командует! Понавыучили их на свою голову! Штурман, там, случаем, твоих соучеников нет? По голосам не узнаешь?
Дело было сделано, штурман доложил курс в зону патрулирования.
Динамик системы внутренней связи неприятно взвизгнул. Из него послышался доклад гидроаккустика: – Вахтенный офицер – ГАС! Пеленг 180, дистанция 10 кабельтов, баржа красного цвета!
– Есть! – меланхолично ответил вахтенный офицер, следя в визир за нарушителями.
Тётушкин заметил удирающую самоходную баржу, все борта которой были измазаны красным суриком.
– Что-о-о-о? – грозно протянул он на весь ходовой пост.
– Сигнальщики! Опять спим! – рявкнул он в микрофон. – Вахтенный офицер! Снова вам акустики лапшу прямо на уши вешают, а вы даже не стряхиваете с себя пепел раскаяния!
– ГАС – ходовой! Я вот вам сейчас покажу – "красного цвета"! Это как же по своим посылкам цвет разглядели? Почему выпазите на верхнюю палубу по боевой тревоге!? Где ваш добрый командир группы? Навести порядок, проверить личный состав и прибыть на ходовой с докладом!
– Ни одно доброе дело не должно остаться безнаказанным! – сказал старпом в ответ на вопросительный взгляд замполита. Тот согласно кивнул и пошел бурлить в народные массы. На то и щука в море, чтобы карась не дремал!
Порядок был восстановлен, и старпом довольно погладил свои пшеничные усы.
– Борис Александрович! – позвал командир, восседавший в своем святом кресле с высоким подголовником: – Между прочим, скоро начало очередного учебного дня в системе боевой подготовке! Что там у нас на сегодня?
– Да как всегда – обычный день. Сегодня, что – четверг? Значит, живем по среде!
– О Боже! Не могу – люблю военный порядок! – искренне простонал вахтенный офицер, командир БЧ-2 капитан-лейтенант Гринин.
– Значит, еще на один день ближе к дому! – удовлетворенно сказал штурман и зачеркнул в календаре теперь уже вчерашний день. А солнце уже оторвалось от горизонта и стремительно летело к зениту… всё, как всегда!
Какие иногда бывают боевые задачи
Досужие разговоры после некоторого подогрева крепким, вкуснейшим чаем, и кое-чем покрепче его, так, просто в качестве аперитива, без особого фанатизма скатились на критику существующего порядка вещей. Ибо каждый "военпенс" знает, что в те, в благословенные и совершенно приличные наши времена дождь был мокрее, мороз – крепче, шило – правильней. А уж моряки-то были, что ты, не в пример нынешним! А мы-то были сильными и молодыми!
Как только общая беседа затронула тему традиций и мощи нашего флота, в центре внимания вновь оказался славный старший мичман Егоркин. Нет, ну конечно, куда же без него!
Он не то чтобы лучше всех разбирался в этом вопросе, но делал это более доходчиво, на убедительных забавных примерах, которых у него было по целой куче на каждый случай.
– Как – то, уже в начале девяностых годов, возвращались мы с боевой службы, – начал он, – а тут – бац, вводная, как ведром по голове!
Среди ночи по радио приходит указание зайти всем нашим КПУГом из трех сторожевиков в одну знаменитую военно-морскую базу бывшего вероятного противника и всеисторического и самого последовательного недоброжелателя России и ее народа. Тем не менее, желанное пристанище для всяких наших собственных внутренних злопыхателей. Вот вам и загадка души!..
– Александр Палыч, так как же это – в двух мировых войнах вместе бились против немцев! – несмело возразил молодой капитан-лейтенант Гена Гаврилов.