Смотрю я на них, вижу - действительно люди, пострадавшие с вечера: глаза у них красные, лица серые, телом подрагивают.
И главное - уходить не собираются.
- Да вы что, ребята, - смеюсь я, - думаете здесь до открытия простоять, что ли?
- А чего же? - говорят они. - Можно и подождать. Чай, уж немного осталось…
- Да вы в своем уме? - спрашиваю. - Как так - немного? У нас только фундамент заложен да стены начали ставить. Здесь еще месяца на три, а то и больше, работы!
- Брось шутить, дядя, - говорят они. - Делов-то всего - дом построить! Ты лучше "ля-ля" не разводи, ты воздвигай скорей!
Плюнул я со злости, закурил. Они зашумели, папиросу вырывают.
- Ты что, - кричит один в шляпе, - здесь перекуры устраиваешь? Ты людей до инфаркта довести хочешь?! Я из загорода на первой электричке сюда приехал, а он, подлец, курит!
Вот ситуация! Понимаю, что люди не в себе, что им сейчас море по колено…
- Ах так, - кричу я, - тогда и воздвигайте сами, чтоб вам пусто было!
- А что ж, - говорят они, - можно и помочь для темпу!
Скинули они пальто на снег, поплевали на руки и взялись за кирпичи…
Честно скажу, я такой кладки даже в кино не видел. У нас и норм таких нету. Если б кто с секундомером тут стоял, то мы бы мировой рекорд зафиксировали. Мастерки стучат, кирпичи летают, раствор аж кипит от скорости. Не успел я и ахнуть, а они уж стены под крышу подводят…
- Стойте! - ору я им. - Чего зря стараетесь? Все равно балок нет, жести нет, окна не вставлены… Опомнитесь, люди!!
- Ничего! - кричат они. - Сейчас все мигом будет… Нам ведь дворец не нужен, нам самочувствие поправить - и ладно!
Кинулись - кто к телефону, кто на базу поехал, кто неизвестно откуда рамы принес… Гляжу, через пятнадцать минут грузовик подъезжаете материалами, за ним другой - со столами и стульями, за ним автобус маляров привез…
Я глазам не верю, но вижу - к концу дело идет! Один уже паркет положил, проциклевал да натирает, другой окна моет, занавески вешает, третий столы устанавливает, четвертый из меню ненужное вычеркивает…
- Все одно, ничего у вас не выйдет! - кричу я. - Персонала нет, смета не утверждена!
- Не паникуй, дядя! - говорят они мне. - Смету потом утвердим, а персонал уже ведут!
Смотрю - действительно ведут. Официанток где-то раздобыли, буфетчицу, кассира. Заведующую, толстую такую тетеньку, просто на руках несут. Заведующая смеется, отбивается, кричит:
- Отпустите меня, граждане! Я ведь еще не оформлена!..
- Оформлена, оформлена, - говорят они ей. - План выполнять пора!
А в это время какой-то малый в спецовке - бог знает откуда он взялся бочку с рассолом прикатил да пиво на самосвале привез. Короче, хотите верьте, хотите - нет, но только ровно в семь открылась столовая, сели они за столики, выпили, закусили, "беломорчиком" подымили и все разом встали.
- Прощай, дядя, - говорят они мне. - Извини, если что не так! Нам еще на свою работу поспеть надо…
И ушли.
Вот тогда я сел за столик, обхватил голову руками и заплакал. Грустно мне чего-то сделалось за них, за себя. И еще обидно было, что я им сдуру сказал, что столовая типовая, одноэтажная. Под горячую руку они высотное здание запросто могли махнуть…
Протекция
(Рассказ вахтера)
… И вот, гражданин следователь, разрешите, я расскажу вам все по порядку, а вы уж меня не сбивайте, не то я что-нибудь важное забуду, а потом стану переживать.
А переживаний тяжелых у меня и без того достаточно - в душе такой нарыв, что, ей-богу, уже нет никаких сил терпеть.
Все, как было, расскажу вам, гражданин следователь, и, коли я преступник, пусть меня в тюрьму сажают, а коли нет, так я сам в первый санаторий уеду… Нервы, они ведь не из проволоки сделаны.
Значит, начну с того, что я - Зенков Иван Сергеевич, шестьдесят два года мне, работаю сотрудником Медицинского института в должности вахтера.
Работа, сами понимаете, нехитрая, с утра до вечера сижу на посту в вестибюле, выдаю ключи от кабинетов, по телефону на звонки отвечаю - мол, институт слушает, и вообще слежу за порядком. На работе мною довольны, никаких замечаний - наоборот, благодарности по праздникам выносят за подписью всего треугольника.
И вот так текла она, моя жизнь, до того самого дня, пока это все не приключилось, не закрутило меня да не привело к вам, гражданин следователь, а видеть вас, сами знаете, радость маленькая. Извините…
Так вот летом у нас в институте, как известно, экзамены. Вступительные. Одним словом, абитуриентов принимаем. Народу к нам поступает много, все хотят быть докторами, иметь высшее образование. На каждое место человек десять поступает… можете представить, что творится.
В вестибюле летом не протолкнешься. Все ходят, волнуются, шепчут, в книжки заглядывают… Здесь же родители стоят кучками, тихонько пугают друг дружку… Этот, мол, доцент, страшный, а тот, мол, еще страшнее! Пропадут, мол, наши дети! Запугивают друг дружку до обмороков.
Я даже специально в столе бутылку валерьянки держу. Как кому плохо, так в стаканчик накапываю. Очень помогает от нервной системы.
Так вот в тот памятный день из-за валерьянки и началось. Стояла в вестибюле одна мамаша с дочерью - абитуриенткой. У обеих вид был ужасно перепуганный. Дочка дрожала, а мать ее по голове гладила. Гладила, гладила да вдруг за сердце сама и схватилась.
Ну, я свое дело знаю. Достал валерьянку, отлил в стаканчик и к ней.
- Выпейте, говорю, гражданка! Очень помогает от нервной системы.
Она выпила и говорит:
- Спасибо вам большое, а то мне что-то плохо сделалось.
Я говорю:
- Напрасно вы себя изводите. Сдаст ваша дочка.
Дочка говорит:
- Ни в коем случае! Я сегодня физику доценту Грачеву сдаю, а он же зверь!
Я говорю:
- Какое вы имеете, девушка, право оскорблять наших сотрудников? Товарищ, говорю, Грачев Виктор Георгиевич очень даже хороший человек. Я его прекрасно знаю!
Сказал и отошел к своему рабочему месту.
Только вскоре подходит ко мне эта мамаша и говорит:
- Уважаемый товарищ дежурный! У меня к вам интимный разговор. У меня дочка очень нервная. С ней вот-вот должна произойти истерика. Помогите, ради бога!
Я говорю: "Пожалуйста!" - и лезу за валерьянкой.
- Нет, - говорит мамаша, - вы меня не так поняли. Я прошу у вас протекции. Вы сами сказали, что хорошо знаете доцента Грачева. Так не смогли бы вы за нас замолвить словечко? Ничего такого особенного не надо, лишь бы он к ней подобрее отнесся…
И смотрит на меня так жалобно-жалобно. А сзади дочка выглядывает - вся бледная и губы кусает.
И вот тут, гражданин следователь, дал я слабину! Мне бы шугануть их да кулаком стукнуть, а я расчувствовался.
- Хорошо, говорю, мамаша. Попробую. Как фамилия?
- Николаева, - говорит.
- Ладно, говорю, попытаемся!
Встал и пошел на кафедру физики. Постоял там пять минут, папироску покурил - и назад.
Эта Николаева - ко мне.
Я говорю:
- Все в порядке! Пусть сдает и не сомневается.
Мамаша Николаева говорит:
- Спасибо вам большое!
Я говорю:
- Не стоит!
Для чего я это сделал, гражданин следователь? Просто для поднятия духа, как говорится. Подумал: пусть девчонка думает, что за нее хлопотали. Все нервы спокойнее будут. А там, глядишь, ежели действительно учила, то и сдаст. Вот какие мысли у меня были, гражданин следователь, и ничего больше.
Действительно, выбегает вскоре эта девчонка и вся сияет. "Пятерка, кричит, мама!"
Тут они с мамашей целуются от радости и прыгают.
Я тоже сижу довольный, что мой фокус удался.
Только затем подходят они ко мне и начинают благо, дарить. Мол, я спаситель, чудесный человек и все такое.
Я, понятно, сижу смущаюсь.
Но после этих слов мамаша лезет в сумку и сует мне двадцать пять рублей.
Гражданин следователь, я отказывался. Я их ни в какую не брал. Говорил даже: "Да что вы, ей-богу!.."
Но эта женщина сунула мне в карман деньги и убежала вместе с дочкой.
Весь вечер потом я совестью мучился. Переживал вовсю. Водки выпил. "Нехорошо, думаю, получилось!" И твердо решил утром деньги этой гражданке вернуть. На другой день пришел рано на работу, сел за стол, жду. А ее нет и нет. В вестибюле опять полно народу. Ходят, волнуются.
И вдруг подходит ко мне незнакомая женщина. Такая вся из себя полная.
- Здравствуйте, говорит, Иван Сергеевич. Я к вам по рекомендации Николаевой. У меня сегодня сын физику сдает. Выручайте!
Я прямо обомлел.
- Да вы что, говорю, рехнулись? Ничего я не могу сделать. Отойдите и не мешайте работать!
А она в слезы.
- Голубчик, говорит, умоляю! Не будьте так жестоки. Мой сын должен стать врачом. Он - талант. Он с детства лягушек резал и все такое. Если он не поступит, я не переживу. У меня давление высокое!
Ну что было делать, гражданин следователь? Ведь все мы люди. Все должны друг другу помогать. У нас так и в кодексе записано, что висит на стене в главном корпусе. Что тут поделаешь?! И опять, конечно, я дал слабину. Проявил нестойкость.
- Ладно, говорю, попробую помочь. Но ничего не гарантирую.
Она говорит:
- Конечно, какие гарантии?! Просто слово замолвите!
Опять пошел я на кафедру. Покурил там, выхожу.
- Все в порядке, - говорю. - Пусть идет, не сомневается!
- Спасибо! - говорит мамаша. - Я вам буду очень благодарна. Только ведь вы фамилию у меня не спросили!
- Ничего, - говорю. - Я его по приметам описал.
- Так вы ж его ни разу не видели, - говорит.
- Ничего, - говорю. - Я ваши приметы описал. Он ведь на вас похож?
- Не очень, - говорит. - Он у меня приемный!
Я даже разозлился. Говорю:
- Не волнуйтесь, мамаша! Все сделано! Лишь бы знал хорошо!
И вот, гражданин следователь, можете поверить: через полчаса подбегает к этой мамаше какой-то парень в очках, целует ее и кричит: "Пятерка!"
Она его ко мне посылает:
- Благодари, говорит, Ивана Сергеевича.
Меня этот парень хватает за руки, трясет, всякие слова говорит, а мамаша, чувствую, в это время что-то в карман кладет.
Я туда-сюда, хочу отказаться, но этот парень за руки держит. Просто не было сил отбиться. Опять, значит, дал я слабину.
А эта гражданка говорит на прощание:
- Завтра, Иван Сергеевич, мой племянник сдает. Орлов фамилия. Прошу составить и ему протекцию…
А на меня, знаете ли, такая усталость напала, что мне уж все равно.
- Валяйте, говорю, присылайте племянника. Пусть сдает - мне не жалко!
И вот с тех пор пошло и пошло. Каждый день ко мне родители идут. Просят, умоляют.
Я, конечно, никому конкретно не обещаю.
Сдаст человек - так сдаст. А не сдаст - я не виноват.
- Извините, говорю, не получилось. Уж видно, совсем ваш ребенок ничего не знал, ежели после моей протекции сумел провалиться. Не быть, значит, ему доктором!
Очень многие моей помощью пользовались.
Я уж потом стал и на других кафедрах гарантировать.
А потом уж и в другие институты стал устраивать.
Придет ко мне родитель, скажет:
- Иван Сергеевич, у меня сын в юридический или, скажем, в авиационный поступает! Не можете помочь?
А мне что, жалко?
- Пусть поступает, - говорю. - Все, что смогу, сделаю. Пусть сдает и не сомневается.
Многие потом благодарить приходили…
И, конечно, деньги совали, и я, натурально, проявлял слабость.
А что, гражданин следователь, если тебе деньги ни за что ни про что дают, а ты еще отказываешься, а тебе все-таки их засовывают, - неужто это преступление?!
Я ведь из-за этого сна лишился. Нервничать стал ужасно. Уж валерьянку никому не капал - сам все больше пил.
Денег-то у меня порядком собралось. Хотел я их, так сказать, в фонд науки передать, чтоб собак на них купили для опытов. Да побоялся. Еще начнут выяснять, откуда у меня такие средства.
В общем, совсем извелся я. Вечерами дома сижу, как крот. Все жду, когда милиция придет. И дождался.
Вчера вечером звонят в дверь, открываю - наш участковый. У меня внутри все и оборвалось.
- Вы гражданин Зенков? - спрашивает.
- Я, - говорю и чувствую - ноги подкашиваются.
- Вы работаете в институте? - спрашивает.
- Работаю, - говорю.
- Значит, все верно, - говорит. - А я к вам по личному делу. У меня брат поступает в ваш институт, так не смогли бы вы чем-нибудь посодействовать?
Чего он еще говорил, не помню.
Я сознания лишился, на пол упал.
Меня на постель положили, стали отхаживать.
Всю ночь я метался, горел весь, аж, поди, паленым пахло.
Одним словом, утром встал и сам пошел к вам, гражданин следователь. Судите меня по всей строгости.
Все равно больше нет сил маяться. Нервы ведь тоже не из проволоки.
У вас, простите, никто из родственников в институт не поступает?.. Нет?..
Тогда разрешите папироску…
Новый обычай
(Рассказ одного молодого активиста)
Я, товарищи, лично считаю, что у нас очень плохо обстоит дело с внедрением новых современных обычаев.
Вот, скажем, еще давно была хорошая идея заменить крестины октябринами.
Вроде бы очень полезная идейка!
Приносили новорожденного младенца на торжественное собрание и над его колыбелью всякие напутственные речи говорили. Так сказать, окунали младенца вместо купели сразу в гущу общественной жизни.
Хорошая идея была! А не прижилась…
Новорожденные пугались громких голосов и аплодисментов и сразу намокали. А если новорожденный намок, он сразу забывает, где находится, поднимает истерический крик и не дает слова сказать о том, какая светлая жизнь его ждет впереди…
Не прижился обычай! А жаль.
Или вот другая хорошая идейка была: устраивать комсомольские свадьбы. Чтоб, значит, вместо всяких родственников, папаш да мамаш приглашать на нее общественность и представителей районных организаций. А также отдельных вышестоящих товарищей.
Казалось бы, очень интересная идея! Но тоже плохо приживается…
Некоторые невесты, например, отказываются целоваться на глазах у представителей районных организаций. Стесняются.
Опять же с местами за столом на данных свадьбах возникают затруднения.
Приходит, скажем, вышестоящий товарищ. Возникает вопрос: где его посадить?… Где-нибудь в уголке неудобно! Сажают на почетное место - рядом с невестой. Но из-за этого бывают неприятности. Некоторые несознательные женихи выпивают лишнее и начинают наседать на вышестоящих товарищей в смысле ревности. Возникают печальные инциденты!.. У нас в районе, например, из-за этих свадеб несколько вышестоящих товарищей полегло в больницы…
В общем, не приживается обычай! А жаль.
Нам эти новые обычаи очень нужны. Вот мы тут недавно собрались с товарищами из нашей организации и стали советоваться: какой бы такой новый современный обычай придумать?
Один товарищ, между прочим, и говорит:
- Давайте, говорит, устроим комсомольские поминки!!
Я поначалу не понял товарища.
- Как же так? - говорю. - Ведь для поминок, говорю, обязательно усопший требуется. А его не всегда можно приурочить к данному мероприятию.
А мне в ответ этот товарищ резонно замечает:
- А зачем, говорит, усопший? Это в старом патриархальном обычае друзья собирались вместе и об усопшем всякие хорошие слова говорили. А зачем, спрашивается, хорошие слова? Ему от них теплее не станет! А вот мы, по нашему новому обычаю, про живого так говорить будем! А то у нас отдельные товарищи работают-работают, а доброго слова о себе не слышат…
Честно говоря, мне эта идейка очень понравилась. Так свежо и оптимистично.
Поддержал я идейку. Установили число. Выбрали кандидатуру.
Есть у нас такой Коля Гвоздев, хороший парень, общественник, редактор стенной газеты и все такое. Его-то для начала и решили помянуть.
Собрали в назначенный день актив в красном уголке, вызвали Колю Гвоздева и говорим:
- Ты, Коля, сейчас ступай за дверь, а мы тебя здесь будем хорошими словами поминать. Можешь послушать!
Коля вышел, а я поднялся из-за стола и говорю:
- Дорогие товарищи! Вот от нас ушел хороший человек. Коля Гвоздев. Много лет он честно работал, и пусть его сейчас нет среди нас, но мы всегда будем помнить его добрые дела!
Очень проникновенно я говорил. Многие девушки даже разрыдались. Затем стали другие товарищи выступать. Каждый вспоминает о Коле хорошее, секретарь поминки протоколирует - все идет как по маслу.
Но тут один из выступающих товарищей вдруг зарвался. В раж вошел. Говорил-говорил, да вдруг как крикнет:
- Спи, говорит, спокойно, дорогой Коля. Мы отомстим за тебя!!
Чего он этим хотел сказать, не знаю. Только после этих слов открывается дверь, вбегает бледный Коля Гвоздев и со всего маху бьет данного товарища в лоб.
Ну, конечно, мы поминаемого скрутили, связали и вынесли из комнаты ногами вперед.
В общем, сорвалось начинание!
Мы, правда, и потом пробовали его несколько раз повторять, но все неудачно. Каждый раз поминаемый товарищ не выдерживал.
Не прижился обычай! А жаль.
Теперь вот сижу и голову ломаю, какой бы такой новый обычай придумать, чтоб он был современный, красивый и чтоб без травм.
Мысли гражданина Кравцова
О семейном бюджете
…Нет, что ни говори, жизнь нынче трудная… Сам посуди: я зарабатываю 140 рублей, жена - 100. Всего выходит 240. Это как-никак, 80 поллитровок! Кажется, жить можно?
Но теперь считай. За квартиру платить надо? Надо! Три поллитровки долой. За свет - две поллитровки, за телефон - одну.
Вот оно и выходит, что на жизнь всего 74 бутылки остается.
Теперь дальше… Мне - проездной билет, жене - проездной билет, - два поллитра долой! Дочка у меня в восьмом классе, отличница, на пианино играет, ей на карманные расходы надо? Надо! В буфет зайти, мороженое купить… одним словом, пять поллитровок - ребенку на питание…
Теперь культурный досуг. В кино семьей сходить - четвертинки нету. Потом жена требует хоть один раз в месяц театр посетить. А театр - вещь дорогая! На премьеру пошел - хоть и на балконе места, а поллитра просидишь, это точно.
О покупках я уже не говорю… Туфли женские - пять поллитровок, кашне мужское в цветочках - три!..
В общем, туда-сюда, считай-прикидывай, а все равно на житье 30 поллитровок остается, не больше! Говоря яснее: бутылка в день. А у меня семья - три человека!.. Что есть бутылка на троих? Не мне тебе рассказывать… Так, тьфу! Щекотание горла! Вот и живи как знаешь…
Только пустая посуда и выручает! Ей-богу! В прошлый месяц бутылки сдал - телевизор купили, теперь на сервант собираю…
А тут, слышь, ребята болтали, что водку в бумажных пакетах выпускать будут… Вроде как молоко. Это что ж? Это ж такой удар по семейному бюджету! Как жить тогда, я просто не знаю…