Я затем рассказал ему, как беспокоят людей намерения русских. Я провел линию от Нордкапа до Албании и перечислил столицы восточнее этой линии, оказавшиеся в руках русских. Создавалось впечатление, что Россия движется на запад. Сталин сказал, что у него нет такого намерения. Напротив, он отводит войска с запада. В ближайшие четыре месяца будет демобилизовано и отправлено на родину 2 миллиона человек. Дальнейшая демобилизация будет зависеть лишь от транспортных возможностей.
Я выразил надежду, что до окончания конференции мы сможем договориться о границах всех европейских стран, а также о доступе России к морям и о разделе германского флота. Три державы, которые соберутся за столом конференции, – это сильнейшие державы, когда-либо существовавшие в мире, и их задача – сохранить всеобщий мир.
Хотя поражение Германии радует нас, все же это великая трагедия. Но немцы похожи на стадо овец. Сталин снова вспомнил о своем пребывании в Германии в 1907 году, как 200 немцев не попали на собрание коммунистов, потому что на железнодорожном вокзале некому было проверить их билеты. Затем он извинился за то, что официально не поблагодарил Англию за помощь в снабжении во время войны. Россия приносит благодарность за это.
В ответ на мои вопросы он разъяснил систему труда в совхозах и колхозах. Мы согласились, что и в России и в Англии нет угрозы безработицы. Он сказал, что Россия готова обсудить вопрос о торговле с Англией. Я заявил, что самой лучшей рекламой для Советской России за границей было бы счастье и благосостояние ее народа. Сталин говорил о преемственности советской политики. Если с ним что-нибудь случится, то имеются хорошие люди, готовые стать на его место. Он думал на тридцать лет вперед, дящее. "Это значит, – сказал Стимсон. – что опыт в пустыне Нью-Мексико удался. Атомная бомба создана". Хотя мы следили за этими страшными исследованиями на основании всех тех отрывочных и скудных сведений, которые нам давали, нам заранее не сообщили или, во всяком случае, я не знал даты окончательных испытаний. Ни один ученый, обладающий чувством ответственности, не мог бы предсказать, что произойдет при первом атомном взрыве большого масштаба. Были ли эти бомбы бесполезными или они оказались всесокрушающими? Теперь нам это было известно. "Младенцы благополучно родились". Никто еще не мог определить ближайших военных последствий этого открытия, и никто еще не осознал его значения.
На следующее утро самолет доставил полное описание этого грандиозного события в человеческой истории. Стимсон привез мне этот доклад. Я рассказываю все по памяти. Бомба, или нечто схожее с ней, была взорвана на вершине вышки в сто футов. Всех людей в радиусе десяти миль удалили от нее, а ученые со своими помощниками укрылись в мощных бетонных убежищах приблизительно на таком же расстоянии. Взрыв был ужасающим. Колоссальный столб пламени и дыма вознесся к внешним пределам атмосферы нашей бедной планеты. В радиусе одной мили было абсолютно все разрушено. Так, значит, вот что даст возможность быстро закончить Вторую мировую войну, а пожалуй, и многое другое.
В связи с этим президент пригласил меня безотлагательно побеседовать с ним. При нем находились генерал Маршалл и адмирал Лэги. До сих пор мы мыслили себе наступление на территории собственно Японии при помощи массовых воздушных бомбардировок и вторжения огромных армий. Мы предвидели отчаянное сопротивление японцев, сражающихся насмерть с самоотверженностью самураев не только на поле боя, но и в каждом окопе, в каждом укрытии.
Перед моим мысленным взором вставал остров Окинава, где много тысяч японцев вместо того, чтобы капитулировать, стали в строй и уничтожили себя ручными гранатами после того, как их командиры торжественно совершили обряд харакири. Для того чтобы подавить сопротивление японцев и завоевать их страну метр за метром, нужно было бы пожертвовать миллионом жизней американцев и половиной этого числа жизней англичан или больше, если мы сможем доставить их туда, ибо мы твердо решили также участвовать в этом испытании. Сейчас вся эта кошмарная перспектива исчезла. Вместо нее рисовалась прекрасная, казалось тогда, картина окончания всей войны одним или двумя сильными ударами. Я сразу же подумал о том, что японский народ, храбростью которого я всегда восхищался, сможет усмотреть в появлении этого почти сверхъестественного оружия оправдание, которое спасет его честь и освободит его от обязательства погибнуть до последнего солдата.
Кроме того, нам не нужны будут русские. Окончание войны с Японией больше не зависело от участия их многочисленных армий в окончательных и, возможно, затяжных боях. Нам не нужно было просить у них одолжений. Через несколько дней я сообщил Идену: "Совершенно ясно, что Соединенные Штаты в настоящее время не желают участия русских в войне против Японии". Поэтому всю совокупность европейских проблем можно было рассматривать независимо и на основании широких принципов Организации Объединенных Наций. Внезапно у нас появилась возможность милосердного прекращения бойни на Востоке и гораздо более отрадные перспективы в Европе. Я не сомневался, что такие же мысли рождались и в голове у моих американских друзей. Во всяком случае, не возникало даже и речи о том, следует ли применить атомную бомбу. Возможность предотвратить гигантскую затяжную бойню, закончить войну, даровать всем мир, залечить раны измученных народов, продемонстрировав подавляющую мощь ценой нескольких взрывов, после всех наших трудов и опасностей казалось чудом избавления.
Принципиальное согласие англичан использовать это оружие было дано 4 июля – до того как состоялось испытание. Окончательное решение теперь должен был принять президент Трумэн, в руках которого находилось это оружие. Но я ни минуты не сомневался, каким будет это решение, и с тех пор я никогда не сомневался, что он был прав. Исторический факт таков – и о нем следует судить в исторической перспективе, – что решение об использовании атомной бомбы для того, чтобы вынудить Японию капитулировать, никогда даже не ставилось под сомнение. Между нами было единодушное, автоматическое, безусловное согласие, и я также никогда не слыхал ни малейшего предположения, что нам следовало бы поступить иначе.
* * *
Сложнее был вопрос о том, что сказать Сталину. Президент и я больше не считали, что нам нужна его помощь для победы над Японией. В Тегеране и Ялте он дал слово, что Советская Россия атакует Японию, как только германская армия будет побеждена, и для выполнения этого обещания уже с начала мая началась непрерывная переброска русских войск на Дальний Восток по Транссибирской железной дороге. Мы считали, что эти войска едва ли понадобятся и поэтому теперь у Сталина нет того козыря против американцев, которым он так успешно пользовался на переговорах в Ялте.
Но все же он был замечательным союзником в войне против Гитлера, и мы оба считали, что его нужно информировать о новом великом факте, который сейчас определял положение, не излагая ему подробностей. Как сообщить ему эту весть? Сделать ли это письменно или устно? Сделать ли это на официальном или специальном заседании, или в ходе наших повседневных совещаний, или же после одного из таких совещаний? Президент решил выбрать последнюю возможность. "Я думаю, – сказал он, – что мне следует просто сказать ему после одного из наших заседаний, что у нас есть совершенно новый тип бомбы, нечто совсем из ряда вон выходящее, способное, по нашему мнению, оказать решающее воздействие на волю японцев продолжать войну". Я согласился с этим планом.
24 июля, после окончания пленарного заседания, когда мы все поднялись со своих мест и стояли вокруг стола по два и по три человека, я увидел, как президент подошел к Сталину и они начали разговаривать одни при участии только своих переводчиков. Я стоял ярдах в пяти от них и внимательно наблюдал эту важнейшую беседу. Я знал, что собирается сказать президент. Важно было, какое впечатление это произведет на Сталина.
Я сейчас представляю себе всю эту сцену настолько отчетливо, как будто это было только вчера. Казалось, что он был в восторге. Новая бомба! Исключительной силы! И может быть, будет иметь решающее значение для всей войны с Японией! Какая удача! Такое впечатление создалось у меня в тот момент, и я был уверен, что он не представляет всего значения того, о чем ему рассказывали.
Совершенно очевидно, что в его тяжелых трудах и заботах атомной бомбе не было места. Если бы он имел хоть малейшее представление о той революции в международных делах, которая совершалась, то это сразу было бы заметно. Ничто не помешало бы ему сказать: "Благодарю вас за то, что вы сообщили мне о своей новой бомбе. Я, конечно, не обладаю специальными техническими знаниями. Могу ли я направить своего эксперта в области этой ядерной науки для встречи с вашим экспертом завтра утром?" Но на его лице сохранилось веселое и благодушное выражение, и беседа между двумя могущественными деятелями скоро закончилась.
Когда мы ожидали свои машины, я подошел к Трумэну. "Ну, как сошло?" – спросил я. "Он не задал мне ни одного вопроса", – ответил президент. Таким образом, я убедился, что в тот момент Сталин не был особо осведомлен о том огромном процессе научных исследований, которым в течение столь длительного времени были заняты США и Англия и на который Соединенные Штаты, идя на героический риск, израсходовали более 400 миллионов фунтов стерлингов.
Таков был конец этой истории, насколько это касалось Потсдамской конференции. Советской делегации больше ничего не сообщали об этом событии, и она сама о нем не упоминала, числа проблем, по которым мы были не согласны, было отложено. Я предполагал, в случае если меня выберут, как многие ожидали, дать бой Советскому правительству по этим многочисленным вопросам. Так, например, ни я, ни Иден не согласились бы, чтобы граница проходила по Западной Нейсе.
Было много и других вопросов, по которым нужно было повоевать с Советским правительством, а также с поляками, которые, захватив огромные куски германской территории, совершенно явно стали ярыми советскими марионетками.
В Потсдаме, быть может, можно было исправить положение, но устранение в результате выборов в Великобритании английского национального правительства и мой уход со сцены в то время, когда я еще пользовался большим влиянием и властью, исключили возможность принять удовлетворительное решение.
Приложения Чего Черчилль не говорил
Валерий Лебедев Рождение мифа о Черчилле и Сталине
В марте этого года (2005 – ред.) у нас поднимался вопрос об аутентичности длинного пассажа Черчилля, в котором он чуть ли не преклонялся перед Сталиным. Да и не чуть ли, а именно преклонялся. Эта обширная цитата гуляет по разным сайтам рунета в разных вариантах.
Вот ее полное выражение.
"Большим счастьем для России было то, что в тяжелые испытания Россию возглавлял гений и непоколебимый полководец И. В. Сталин. Он был выдающейся личностью, импонирующей нашему жесткому времени того периода, в котором протекала его жизнь. Сталин был человеком необычной энергии, эрудированный и несгибаемой воли, резким, жестким, беспощадным, как в деле, так и в беседе даже я воспитанный в английском парламенте не мог ничего противопоставить.
Сталин, прежде всего, обладал чувством юмора и сарказма, а также способностью точно выражать собственные мысли. Сталин и речи писал только сам, и в его произведениях звучала исполинская сила. Эта сила была настолько велика в Сталине, что он казался неповторимым среди руководителей государства всех времен и народов.
Сталин производил на нас впечатление. Его влияние на людей неотразимо, когда он входил в зал Ялтинской конференции, все мы словно по команде встали и, странное дело, почему-то держали руки по швам. Он обладал глубокой лишенной всякой паники, логикой и осмысленной мудростью. Он был непревзойдённым мастером, находить в трудные минуты пути выхода из самого безвыходного положения. В самые трагические моменты, а также в моменты торжества был сдержан, никогда не поддавался иллюзии. Он был необычайно сложной личностью.
Он создал и подчинил себе огромную Империю. Это был человек, который своего врага уничтожал руками своих врагов, заставил даже нас, которых он называл империалистами, воевать против империалистов.
Сталин был величайшим не имеющим себе равных в мире, диктатором. Он принял Россию с сохой, а оставил её оснащенной атомным оружием. Нет! Чтобы ни говорили о нём, таких народ не забывает".
Впервые в наше время этот панегирик появился в статье "Не могу молчать" небезызвестной Нины Андреевой в "Советской России" от 13 марта 1988 года, в разгар и даже угар перестройки. Ее тогда назвали "антиперестроечным манифестом", автором которого была, естественно, не Андреева, бывшая в то время старшим преподавателем Ленинградского технологического института имени Ленсовета на кафедре физической химии, а группа идеологов под руководством члена политбюро Лигачева. Ну, цитата появилась не совсем в таком виде. И не в такой редакции, хотя кое-что совпадает.
Приведу полностью цитату из статьи Андреевой.
"Он был выдающейся личностью, импонирующей нашему жестокому времени того периода, в которое протекала его жизнь. Сталин был человеком необычайной энергии, эрудиции и несгибаемой силы воли, резким, жестким, беспощадным как в деле, так и в беседе, которому даже я, воспитанный в английском парламенте, не мог ничего противопоставить… В его произведениях звучала исполинская сила. Эта сила настолько велика в Сталине, что казался он неповторимым среди руководителей всех времен и народов… Его влияние на людей неотразимо. Когда он входил в зал Ялтинской конференции, все мы, словно по команде, вставали. И странное дело – держали руки по швам. Сталин обладал глубокой, лишенной всякой паники, логической и осмысленной мудростью. Он был непревзойденным мастером находить в трудную минуту путь выхода из самого безвыходного положения… Это был человек, который своего врага уничтожал руками своих врагов, заставлял и нас, которых открыто называл империалистами, воевать против империалистов… Он принял Россию с сохой, а оставил оснащенной атомным оружием".
Расхождения все-таки столь велики, что это никак не может быть объяснено разными переводами. Естественно, хочется прибегнуть к первоисточнику и посмотреть, что же именно на самом деле сказал Черчилль.
И вот тут начинаются сложности. И странности. Почти нигде нет ссылки на первоисточник. Но иногда бывают. Одни сайты говорят, что это из речи Черчилля в палате лордов 23.12.1959 г. по случаю 80-летия со дня рождения И. В. Сталина.
Совсем уж отчаянные сообщают, что эта речь помещена в Британской энциклопедии, правда, без указания тома и страницы. Последнее проверить было легко, что я и сделал еще в марте, написав: "В "Британике" ничего подобного нет. Да и вообще в ней не печатают речей. Не дает ничего похожего и поиск".
Я решил взять наиболее часто повторяющееся место в разных вариантах "речи Черчилля" подвергнуть его анализу и поиску в Гугле и др. машинах. Это фраза: "Он принял Россию с сохой, а оставил её оснащенной атомным оружием". Ее дают многие сайты рунета. Иногда с английским первоисточником, который звучит так: "Winston Churchill said: "Stalin came to Russia with a wooden plough and left it in possession of atomic weapons".
Или в таком виде: Churchill said "when he took Russia on they only had a wooden plough, but he left it with nuclear weapons".
Согласитесь, что если слова первоисточника берутся в кавычки, то это – точная цитата. И как таковая она не может довольно сильно различаться, как в приведенных фразах. Это же не пересказ своими словами.
Первый вариант на английском языке приводится на сайте http://www.mltranslations.org/Russia/aucpb.htm
И в нем нет никаких отсылок, где же именно сказал эти слова Черчилль. В какой речи, где она опубликована. А что же это за сайт? Это – подборки статей из российских газет, переведенных на английский язык. Притом не всяких газет, а особых. Например:
♦ Proletarskaya Gazeta
♦ Red Youth (Красная юность)
♦ International Center for the Formation of Modern Communist Doctrine
♦ Molniya
♦ All Union Communist Party of Bolsheviks
А главные "английские" авторы там – Victor Anpilov и Nina Andreyeva.
Кстати, все это было создано давно – более 12 лет назад. Хмм, неплохо.
Остальные источники цитаты про "соху и бомбу" и вовсе гостевые книги, персональные странички и дневники в ЖЖ.
Второй вариант "сохи amp; бомбы" дается здесь http://www.wademan.com/VisionQuest/VQ_Russia5.htm
Смотрим: Russian History, раздел The Khrushchev Era. Там сказано "when he took Russia on they only had a wooden plough, but he left it with nuclear weapons".
Неужто американский сайт? Неужто – нашлось?
Исследуем. Если поискать, найдем надпись "welcome to my trip journal". Стало быть, домашняя страничка путешественника в небольшой группе своих родственников.
Сначала хотел сделать домашнюю страничку на троих, сам, жена и дочь Amalia amp; Selena. Потом оставил только себя, а тех как бы в сноске. Тэк-с. Имя путешественника Wade Hatler. Ну, побывал в разных странах. Не Пржевальский и даже не его лошадь, но кое-где был. Везде фотографировал. И у себя разместил.
Но причем тут цитата из Черчилля? А не причем, просто проезжая по России из Петербурга в Москву (кстати, – давно, в перестройку) и при этом "изучая ее историю", он ее там видел на одном русском сайте в английской версии и взял к себе. А уж потом от него она снова вернулась в русские сайты с отсылкой на "американский источник".
И вот таковы ВСЕ источники, на которые ссылаются экстатические любители тов. Сталина.
Забавно, что если ввести английский вариант любой фразы из "речи Черчилля", то американские поисковики дают только сайты рунета, home pages путешественников и форумы да блоги.
Нашел я сборник речей Черчилля и его выступлений в Палате Общин. Нет там такой речи (см. Churchill, His Complete Speeches, 1897-1963 http://www.winstonchurchill.org/i4a/pages/index.cfm?).
В 1959 году Черчиллю было 84 года, и, как сообщает хроника: "In early April, Sir Winston suffered an arterial blockage which temporarily cut off circulation to his speech center".
To есть в результате повышенного давления у него временно в мозгу оказался пораженным центр речи. И никаких упоминаний о выступлении в палате общин. Потом, слава Богу, все прошло, но речь в Палате общин по случаю 80-летия тов. Сталина была безвозвратно пропущена.
Какая-то загадка. Как быть? Неужто все сочинили, с начала до конца?! Думаю, не все. Черчилль, действительно отзывался о Сталине как о выдающемся деятеле, хотя и диктаторе. Называл его умным (но – не гением, "гениальным типом" его называл Гитлер). Умеющим точно и лаконично выражать свои мысли. С отменной памятью на детали. Обходительным с гостями, которых он хотел обаять. Но он никогда не мог бы написать о вытягивании в струнку и держанию рук по швам при входе Сталина. Не в его стиле, да и не в его поведении. Не в его образе. Все-таки лорд, потомок знаменитого пэра Марльборо, славного в английской истории (у Черчилля и книга о нем есть). И вдруг – премьер и лорд вскакивает как денщик при появлении полковника и стоит руки по швам. Тут уж составители "речи Черчилля" сильно переборщили. Переиграли до "не верю".