***
ПРИМЕНЕНИЕ ПРОЛЕТАРСКОЙ СМЕКАЛКИ ПРОТИВ ИМПЕРИАЛИСТИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ КАНОНЕРОК
(Фантазия на тему Африканских снов XIV)
'Когда три тысячи лет тому назад некий пельтаст сказал своему командиру, что неплохо бы украсть из палатки вождя персов священную чашу, и внести тем самым в умы врагов смятение, то его же послали на задание, и его же и казнили. Казнили за то, что потеря священной чаши не произвела на персов никакого впечатления. С тех пор бродит по всем армиям Мира пословица, гласящая следующее: 'Никогда не проявляй инициативу, ибо тебя же заставят выполнять и тебя же накажут за то, что плохо выполнил'
Старшина Тарасюк получил для ведения переговоров следующие дипломатические аксессуары: ящик патронов, пять калашей, ящик сгущенки и мешок сахара. Нам были нужны проводники, знающие брод, а также и гарантии местного вождя на свободные проезд через земли соседей. Старшина решил все вопросы, не выходя из утвержденной сметы, но когда мы тронулись в путь, к колонне присоединился тяжело груженый грузовик DAF. В ответ на вопросительный взгляд Барона, Тарасюк пробормотал, что, мол, 'дещо на дорогу й трохи провіанту'. Зная своего Старшину, командир не стал углубляться в данную тему и приказал продолжать движение.
Место под названием Пангани было гиблое и не комфортное. Тушенка закипала в банках, вода в радиаторах и даже пиво в единственном работающем в порту баре было теплым – без электричества холодильник не работал, а без белых инженеров, бежавших от революционных масс, электричества быть просто не могло. Мы доставили груз, сдали под расписку главному советнику местного Революционного командования майору Пенусу (которого Аким сразу же переиначил в команданте Ху) и готовились отбыть в очередное известное, но не поименованное место. Нам, правда, навязали еще группу соотечественников ряда строительных специальностей, которых надо было сопроводить до аэродрома, где их ждал трудяга Ан-12, но это были уже частности. Но…
У тыловых чиновников, независимо от цвета кожи и политического строя, обострено чувство приближения фронта. И скопление на окраинах перегруженных машин всех возможных в этих местах марок, и опустевшие присутствия в порту и центре временной революционной столицы говорили о близости той самой жареной домашней птицы, лишь опосредствованно имеющей отношение к несению яиц, но охотно наносящей удары клювом в не самые приличные места. Тыловые крысы бежали, сухопутная линия фронта была в нескольких сотнях километров. Это говорило о том, что опасность должна была придти с моря. Так оно и было. Команданте Ху, заикаясь и по – вологодски окая, сообщил, что буквально в нескольких десятках миль проходят учения флота Белого орлана. И под его эгидой возможна высадка десанта бежавших войск прошлого режима, а сил – кот наплакал, и береговая оборона равна нулю, ну, а подкрепления с тяжелым вооружением будут не раньше, чем через неделю. И тут нашелся самый умный. Сегодня это был Сокол, помешанный на военно-морской истории. Он и предложил устроить на доминирующем над портом мысе, выдающемся в океан и являющейся идеальным местом для высадки десанта, фальшивые береговые батареи, как бы для устрашения противника. Команданте Ху восхитился гениальностью Сокола и тут же стал ныть, что у него совсем нет людей и помочь ему можем только мы, и он даже придаст к нам группу секретных мареманов каплейта Мазовецкого. Короче, не успел Барон его послать, а мы завершить сборы в дорогу, как пришла радиограмма о нашем временном придании Главному Военному Советнику Майору Пенусу.
К началу совещания подошли мареманы Мазовецкого. Они сияли, как известное место у коня Медного всадника в ночь выпуска Дзержинки, и что-то бурно обсуждали, а когда уже в помещении штаба самый молодой из них, покрутив головой, выдал фразу:
– Ну, прямо новый Рюгген.
Каплейт так на него взглянул, что молодой лейтенант аж побледнел.
Каплейт Мазовецкий оказался своим парнем. Он в унисон с Бароном послал Пенуса в штаб к местным со сквозь фальшивым списком нужного оборудования (чтоб не путался под ногами), а сам вместе с Бароном, довольным, как удав, Тарасюком и абсолютно затравленным Соколом занялся разработкой диспозиции. Нужен был строевой лес, трубы, краска и маскировочные сети. Тарасюк, в ответ на вопросительный взгляд командира откашлялся и доложил, что под охраной отдельного отряда племенной милиции аж 'у далекому куточку порту' стоит пароход типа Либерти с мертвой машиной, но загруженный имуществом каких-то мелких нефтяников и стройматериалов. И труб там, 'як галушок на святі'. Так что, если Тарасюку 'дадуть для обміну вантажівку з ящиками, яка знаходиться у комендатурі, то через три години все буде готове'. А если брать силой, то только к утру, 'тому що, працювати буде можна тільки вночі, коли чорненькі міліціонери сплять'. Каплейт подозрительно посмотрел на Тарасюка и недоверчиво на Барона, но командир, улыбнувшись, кивнул, и моряк успокоился. Так что, перед вернувшимся из штаба команданте Ху поставили ряд первостепенных задач – изъять из комендатуры вышепоименованный грузовик для обміну, забрать оттуда же минометную батарею, изыскать пару бульдозеров и экскаватор, и перегнать их на мыс, выделить достаточное количество маскировочной сетки, найти буксир, способный транспортировать Либерти к мысу, и эвакуировать все, что шевелится в радиусе трех километров от мыса. Кроме рыбы, не удержавшись, добавил Аким.
За содержимое таинственных ящиков из комендантского грузовика охрана 'Прекрасной Маргариты', так называлась старая ржавая калоша, разрешила забрать из трюмов и с палубы кучу полезных вещей. Это были деревянные щиты и балки, стальные трубы, пара автогенераторов, лебедки, краска и много чего еще.
Прорабская группа в составе Сокола, Акима и Тарасюка запрягла в работу всех, до кого могла дотянуться, и приблудные строители весьма пригодились. Сначала, конечно, было израсходовано с обеих сторон несколько центнеров военно-строительных матюгов, но рявканье Барона, подтвержденное переговорами Тарасюка с Бригадиром, запустило маховик строительно-монтажных работ. Было решено поставить пять одноорудийных точек Британского образца, дерева хватало, а трубы как раз вполне походили на двенадцатидюймовые стволы. Открытым оставался вопрос об имитации ведения огня, и тут диверсанты Мазовецкого предложили весьма интересный вариант: у них остался десяток зарядов, и они брались установить их на отмели, и по сигналу взорвать по радио. Но вопрос о том, как все-таки имитировать стрельбу с батареи, оставался открытым. И тут воспрянувший Сокол заявил, что в старом форте стоит дюжина 42 фунтовых морских орудий с севшего на мель и разбитого штормом лет 150 назад Британского фрегата. Аким пришел в дикий восторг и стал требовать у Команданте Ху транспорт и грузчиков, но это была не последняя для него радость на сегодня… Уловив выжидающий взгляд командира, Тарасюк сказал, что у него есть 'ще якась дрібничка, яка може знадобитися'. И на вопрос заинтересовавшегося Барона добавил: 'Так пушки або бомбомети якісь'.
Тем временем, Аким уже разгрузил трехтонные дуры длинной четыре метра, и углубился вместе с Соколом и Мазовецким в расчеты, сколько надо засыпать в орудия пороха, чтобы и бабахнуло нормально, но не рвануло. И тут подкатил Тарасюк на DAF, картинно откинул борт и снял со штабеля ящиков брезент. Когда Аким прочитал маркировку на ящиках, выражение его лица было сродни умильной мордочки щенка, которому вместо постылого пориджа положили ломоть ветчины, посыпанный педигрином.
– Это же 160 мм минометы, – замирающим голосом простонал Аким. – Сколько штук и как с боезапасом.
– Пять стволов. Шестьдесят лотков с минами и 200 дополнительных зарядов, – гордо доложил Тарасюк, а потом смущенно добавил: – Тільки от колеса заховали, гади.
– Ничего, – радостно сказал Аким. – До позиций дотянем, а там колеса ни к чему.
Воспользовавшись перекуром, Барон отвел Мазовецкого в сторону и спросил простовато-нейтральным тоном,
– Что и тут Кригсмарин Рейха отметились? Да ты не дергайся каплейт. Нам сам Гречко лекцию читал и про приказ Гитлера о консервации бригады субмарин, и о подъеме девяти рыбок Денница у Рюггена 1956 году, и о том, что Маринеско сам того не ведая спас тысячи жизней, пустив на дно секретные экипажи, которые должны были, подождав 10 лет, вывести на коммуникации десятки лучших U-boat Рейха.
Мазовецкий, помедлив минуту, кивнул головой и, оглянувшись, сказал:
– Тут недалеко от берега лежит законсервированная лодка серии XXI. Причем, лежит на ровном киле, хотя и с дифферентом на корму. Внутри все тип-топ, пять аппаратов на товсь, в баллонах есть сжатый воздух и даже аккумуляторные батареи не пустые, судя по всему – за ней регулярно присматривали…
– Но теперь присматривать некому, – закончил за него Барон.
К утру дня 'М' все было готово, и когда на горизонте показалась эскадра вторжения, как высокопарно назвал Сокол отряд из пяти вымпелов, все даже испытали определенное облегчение. Главными сегодня были Аким и лейтенант Силаев по кличке Змей, ибо именно от данных их дальномеров и расчетов зависел ход боевых действий.
– Та-а-а-ак, – протянул Змей. – Два эсминца серии Чарльз Ф.Адамс, у них всего по две 127 мм пушки и, следовательно, контрбатарейную борьбу затевать не должны. Транспорта… два ржавое каботажное дерьмо и один что-то вроде Либерти или Виктори, что тоже является ржавым дерьмом. Ну, пора.
С этими словами он утопил плунжер взрывной машинки, и у берега стройно бабахнуло три небольших фонтанчика воды. Через несколько минут, левее траверза, вспороли воду один за другим пять воздушных пузырей, и лейтенант, щелкнув секундомером, уставился на циферблат, Аким же буквально врос в дальномер. Минуты тянулись одна за другой. Вдруг один из эсминцев резко изменил курс, и чуть позднее второй тоже начал противоторпедный маневр.
– Вот засранцы, – выругался Змей. – Служба наблюдения поставлена отменно.
Но тут из-под ватерлинии самого большого транспорта вырос фонтан воды, подсвеченный пламенем, а чуть позднее – еще один. Но это был еще не конец концерта… В метрах двухстах от берега забурлило море, и свету явилась облепленная водорослями субмарина Кригсмарин. Далее события стали развиваться подобно снежному кому. Торпедированный транспорт стал тонуть и вроде даже разваливаться, один из двух оставшихся на плаву ветеранов африканского каботажа стал в дрейф и спустил шлюпки, а второй в меру сил старой машины стал разворачиваться явно для того, чтобы сделать ноги (или что там у пароходов). Ну, а эсминцы дали ход в сторону берега и открыли огонь по субмарине. Аким орал сразу по двум полевым телефонам, и когда перед фальшивыми орудиями береговой артиллерии взорвались небольшие заряды взрывчатки, имитирующие огонь, в дело вступили минометы. По курсу эсминцев встали водяные султаны, а орудия бахнули уже совсем как настоящие, в этом им помогли морские пушки, ждавшие этого момента 150 лет. Миномет их, естественно, опять продублировали, причем, две мины нашли свои цели, эсминцы огрызнулись четырьмя снарядами… И тут над последней U-boat Третьего рейха поднялся столб огня и дыма. Эсминцы стали расходиться в разные стороны, уходя на разворот. К Барону подошел Капитан-лейтенант Мазовецкий уже заменивший водолазный костюм на сухопутное сафари.
– Ну, вот и все, – сказал он. – Задание выполнено и твое, и мое. Высадка десанта сорвана, подлодка уничтожена, наши потери – ноль. И, что обидно, эти халявные медузы с эсминцев получат за лодку награды.
Через полгода после этих событий немножко поддатый дяденька из ЦК на банкете задолбал Сокола своими похвалами. Каждые десять минут он подкатывал к лейтенанту, хлопал его по плечу и кричал на весь зал, что только парень из рабочей семьи может выдать такую гениальную идею, проявив при этом, воистину, пролетарскую смекалку. А сын профессора математики и преподавательницы из Гнессинки честно хлопал глазами.
А еще два года спустя, субботним вечером, моряк и армеец шли с наградного банкета, и с увлечением спорили о том, откуда родилась идея фальшивых береговых батарей. То, что делали на Ла Манше и немцы, и Наполеон, возражений не вызывало. Но дальнейшие исторические изыски подвергались мощнейшим обструкциям, и дискутирующим сторонам стало ясно, что для большего вхождения в тему требуется продолжение банкета. Но тут из-за угла появилась компания интелей, распевающая кухонный вариант песни 'Куба – любовь моя', типа – 'Куба, отдай наш хлеб, Куба, возьми свой сахар. Куба, Никиты уж нету давно, Куба пошла ты на…'. Пришлось набить морды, и в самый разгар утоления справедливого гнева появилась доблестная Московская милиция. На вопрос, почему это товарищи офицеры обижают пятерых штатских, Барон объяснил обиженным голосом Дона Сэры, что, мол, эти хулиганы выкрикивали на всю улицу омерзительную фразу – 'Менты – козлы', а поскольку у меня самого брат милиционер, а у товарища кап три жена работает в милиции (услышав это, Мазовецкий закашлялся и зажал рот рукой), мы не смогли сдержаться, и немного их наказали. У патруля эти действия вызвали полное одобрение, и, забрав с собой помятых очкариков, альгвазилы удалились. А друзья взяли тачку и поехали продолжать диспут в Ресторан-поплавок 'Прибой', известный обалденными куриными котлетами, фаршированными грибами.
Парабеллум и Беляши, как инструменты народной дипломатии
(Фантазия на тему Африканских снов XV)
Мясо, масло, лук, чеснок
Водки штоф и блеск мундира
Но для классных беляшей
Не хватает командира
Тост Никиты
Ну, надо же так тупо попасться в уже освобожденном городе. Если выживу – и сам никому не рассажу, и ребятам накажу молчать, а то ведь такая стыдоба. Трое уродов держали нас под прицелом калашей, а соплячка-мулатка, бросившаяся к нам под колеса, стояла и радостно скалилась. Наши автоматы были молодецки уперты прикладами в сидения или в правое колено, как, например, у меня. А инсургенты были явно не новички, особенно те, которые стояли с левой стороны от машины. Справа стоял только один, и это давало надежду. Мы, сделав испуганные лица и бормоча, что мы мирные инженеры (это с нашими-то рожами), бестолково стали протягивать все четыре автомата двум уродам стоящим слева. Когда они стали принимать трофеи, и я заметил, что с той стороны нам теперь угрожает только один автомат, я, заискивающе улыбаясь, протянул своему визави старый добрый Хайпауер в родной кобуре с прикладом. А когда он жадно в него вцепился рукой, я стал снимать через голову ремешок и смог, наконец, аккуратно прострелить ему голову из Люгера, дремавшего до поры до времени у меня за спиной. Таракан достал своего охранника ножом в горло, ну, а последний из нападавших, державший в охапке наши автоматы, просто получил от Аркани удар мощный удар кулаком, вылившийся в нокаут с последующим контрольным выстрелом. Одновременно с этими действиями мы, кто грациозно, а кто просто так, выпрыгнули из джипа и заняли оборону. Но духи Замбези хранили нас сегодня, кроме тех, кого мы положили, вокруг никого не было, а коварная девчонка как испарилась. Как всегда "вовремя" подтянулся "крокодил" с местной национальной гвардией. Напыщенно-восторженный лейтенант в пожарной каске цокал языком и закатывал глаза, осматривая поле боя. Потом нас проэскортировали к месту новой дислокации. Революционное командование выделило нам особняк инженера с золотых приисков, с охраной, и, что важно, с действующим бассейном. Кто бывал в Африке – поймет, как это здорово иметь под рукой водоем для купания, напрочь лишенный враждебных к представителям Родины развитого Социализма рыб, насекомых и животных. Мы сложили одежду в уставные штабельки и ринулись в прохладу струй. Но кайфовать нам пришлось недолго. В небе очень неприятно заныло и застонало. Такие звуки могли издавать только минометные мины, и, все, что нам оставалось, так это нырнуть, ибо выбор был не велик: либо изображать глушенную рыбу (что не наверняка), либо подушечку для осколков и боксерскую грушу для ударной волны (что как раз почти факт). В результате огневого налета одна мина разорвалась на улице, другая попала в крышу особняка и взрываться раздумала, а третья очень удачно, от всей своей пятидесяти миллиметровой минометной души, сделала воронку на месте аккуратной стопки с моей одеждой и амуницией. Так погиб мой любимый Люгер, а история с ним началась за полгода до этого.
Апрель в этих местах был не очень холодным, градусов тридцать в тени не больше. Так что ждать было вполне терпимо, хотя и слишком задерживаться здесь не хотелось. У меня был день рожденья, и народ уже практически сидел за столом. Главное блюдо – беляши по моему личному рецепту – готовы были уже прыгнуть в кипящее масло на противнях и сковородках. Но пару часов назад пришла радиограмма, что в 15-00 будет самолет с оказией в виде трех бутылок "Столичной" и, о, счастье, буханкой черного хлеба. Судя по тому, что в аэропорту было мало народа, рейс который я ожидал, был левый. Но внезапно в воздухе почувствовался запах тревоги. Перед зданием аэропорта заревели двигатели, захлопали дверцы автомобилей, и на поле почти одновременно появились особисты всех присутствующих на данном ТВД сторон. Наш капитан Сыщиков, камарадо Альварес из местных и компаньеро Хоакин из союзников. Они вежливо поприветствовали меня, но усилено делали вид, что не замечают друг друга. Однако, когда проявились послы и И.О. Главного советника, стало ясно, что я могу пролететь и мимо водки, и мимо чернушки. Не то что бы дипломаты, генералы могли спереть мою посылку, но у меня появилось подозрение, что мы ждем с ними один и тот же самолет. Мои размышления прервал капитан Сыщиков. Он, кстати, тоже был среди приглашенных на мой день рождения, и уже побывал в пиршественной зале и сообщил, что весь народ практически трезв, хоть и слегка уже смазал печень, беляши ждут на леднике своей участи, а кухонные сеньориты наготове ко всем видам эксплуатации. Сделав секретное лицо, капитан пригласил меня к нашему генералу на совещание. Ситуация была следующая… С минуты на минуту здесь ждали борт с ну очень высоким союзническим чином. К встрече, естественно, ничего не было готово, ибо в армии и политике, как правило, удаются только запланированные экспромты. И нужно было где-нибудь прокантовать знатного Гостя минимум пару часов. Причем, это надо было сделать дипломатично и ненавязчиво. Так как все мысли у меня были о застолье, то и решение я предложил ненавязчиво уводящее операцию в ту сторону.
– Товарищ генерал, – преданно поедая глазами начальство, сказал я. – Объясните товарищу министру, что враг не дремлет, напомните историю с Рузвельтом, Черчиллем и Сталиным в Тегеране (я думаю, сравнение ему понравится). И объясните, что в целях безопасности он должен отдельно от большой свиты, инкогнито, проследовать в абсолютно безопасное место, о котором враги и не подозревают, ну, а потом появиться и в официальных присутствиях. И что все это, в принципе, одна большая операция прикрытия. Можно позднее устроить в стороне перестрелку, а потом доложить, что враг побежден, поражен и разоблачен. Тут и орденок потом может обломиться. Ну, а самое безопасное и тихое место в этом городе – это место дислокации моей группы, где вокруг сплошные танки и смелые и политически грамотные офицеры.