- Вроде… Пить учись. Тренируйся по вечерам, печень закаляй… А то с одного стакана столько проблем… Спасибо скажи этому Паше… И мне. Что не бросил на произвол.
Никита подошел к окну и положил фотографию изображением вниз. Потом хлопнул друга по плечу.
- Ну что, фронтовик? Готов к атакующим действиям сексуального характера? Девчонки ждут.
- Погоди, а зачем ты меня сюда привез? - Вадик опять вспомнил, что находится в квартире Леркиных родителей.
- А куда, интересно, я должен был тебя везти? В "Асторию" или "Невский палас"? Ко мне нельзя - матушка, к тебе тоже. К девчонкам и подавно, они из Нижневартовска, здесь в общаге студенческой живут… Аккумуляторного техникума. Хорошо, вспомнил, что у тебя ключи от этой хаты есть.
- Ты спятил?! А если тесть узнает?
- Да как он узнает? Мы утром приберемся, все вернем, как было… Я девчонкам сказал, что ты тут квартируешься, пока хозяева в деревне…
Мгновенно протрезвевший Вадик подскочил с тахты и бросился в гостиную.
Увиденная картина возбуждала низменные чувства и могла украсить любой мужской журнал. За любимым югославским столом тестя сидели две особы из ночного клуба. Практически без всего. На беленькой, кроме чисто символических стрингов, не было ни нитки, на черненькой трусикам составил компанию бюстгальтер. Остальная одежда горкой возвышалась на диване. Но вряд ли бы студенток пригласили на фотосессию для рекламы нижнего белья. И даже для рекламы пилюль от диареи. Некачественные формы и ранний целлюлит ставили крест на их модельной карьере. Впрочем, особ это не смущало. Судя по улыбкам, им было хорошо.
В самом центре стола стояли наполовину пустая бутылка водки "Краснознаменная", наполовину съеденная восковая сувенирная груша тещи, три рюмки и хрустальная салатница, приспособленная под пепельницу. Несколько окурков в ней говорило о том, что застолье продолжается не менее часа. Тут же на столе близорукий глаз Вадика заметил колоду карт, которыми теща любила раскладывать "косынку". И гадать на удачу.
"Краснознаменную" тесть привез из Эфиопии. С ней была связана какая-то легенда, поэтому Иван Сергеевич берег ее как зеницу ока. И не распечатывал даже в самую тяжелую годину. Водка пережила карточную систему, дефолт девяносто восьмого года и нынешний финансовый кризис. Но Евпатия Эммануиловича Неприторонного пережить не смогла.
- Мы тут в "дурачка" перекинулись. Точнее, в "дурочку". На раздевание, - за спиной раздался бодрый голосок упомянутого субъекта.
- Вы зачем водку выжрали? - прошептал Вадик тоном царевны-лягушки, у которой злые люди спалили кожу.
- Ну, во-первых, еще не выжрали. Тебе тоже оставили. А во-вторых, завтра новую купим. Какие проблемы?
Никита спокойно подошел к серванту, достал чистую рюмку и плеснул в нее немного "Краснознаменной".
- Держи… Хотя нет… Тебе больше нельзя. Регламент. - Он строго, словно наставник на ученика, посмотрел на Вадика, после чего опрокинул спиртной напиток в свое безразмерное чрево. - Эх, хорошая водочка. Настоящая!
Закусил восковой грушей.
- Ты что наделал? - простонал Вадик. - Где ты купишь такую водку?
- Да вон, магазин внизу.
- Нет там такой водки… Это из Эфиопии… Единственный экземпляр… Тесть нас перестреляет… У него пистолет есть. Наградной.
Девчонки настороженно переглянулись. Никита незаметно ткнул пальцем Вадику в поясницу.
- Какой тесть, Вадюха? Ты сосредоточься… Девчонки, это у него тоже после контузии. А с водкой решим проблему. На крайняк этикетки переклеим.
Он поставил рюмку, взял колоду и хлопнул ей по волосатому пузу.
- Ну что? Играем дальше? Вадюха, на тебя сдавать?
Не дожидаясь ответа, он перетасовал карты и принялся сдавать на четверых. Но сдать не успел, замерев в позе оленя, пьющего из ручья.
Из прихожей послышался мелодичный звук отпираемого замка. Этот звук можно было сравнить с голосом судьи, выносящим смертный приговор. Или с лязгом взводимого пистолетного затвора. И кажется, Никита понял, что обыграть девчонок он сегодня не успеет.
Вадик же уже не понимал ничего. Ему показалось, что с потолка снова пошел снег, а в ушах зазвенел марш коммунистических бригад. Но это не было сном или галлюцинацией. Ибо выражение лица друга Никиты не оставляло никаких сомнений в реальности происходящего.
Он медленно, медленно, медленно обернулся…
"Поднимите мне веки!"
На пороге комнаты стоял единственный и неповторимый тесть Иван Сергеевич Чижов. И что было написано на его лице, не смог бы передать ни один язык мира. Но в дело пошли бы любые эпитеты, кроме "веселый", "жизнерадостный" и "довольный".
Вадик не стал гадать, каким образом Леркин предок оказался здесь, да еще в сей неурочный час. Видимо, имелись причины. Он просто тихо попрощался с жизнью. Ибо рука Ивана Сергеевича потянулась к комоду, где во втором ящике, под постельным бельем, хранился наградной пистолет имени Макарова и восемь боевых патронов. Да, это беспощадный закон драматургии. Если в начале пьесы в комоде с бельем лежит пистолет, то в конце он обязательно выстрелит.
Объяснять и доказывать что-либо не имело никакого резона. Полуголые барышни, раритетная "Краснознаменная", окурки в салатнице и ароматная лужица непереваренной пищи, прикрытая журналом "Служу России!", объясняли происходящее лучше всяких слов. Но даже не это самое циничное. Капитанская форма с орденскими планками на человеке, ни дня не служившем в армии, являлась смачным плевком в офицерскую честь.
Единственная фраза, которую успел пропищать Вадик, вернее, не он сам, а его побелевшие губы, была лишена всякого смысла:
- Не надо, папа… Мы сейчас уйдем…
Про себя же добавил знакомый каждому с детского сада эвфемизм, созвучный со словом "конец". После чего оставалось лишь закрыть глаза и сосчитать до трех… В лучшем случае до пяти… Что, впрочем, не принципиально.
* * *
На этом и обрывалась рукопись неизвестного автора, найденная спустя годы при разборе снесенного за долги здания банка. Бригадир таджикских строителей заметил среди обломков офисного пенала школьную тетрадь с изображением Памелы Андерсон, любопытства ради поднял ее и ознакомился с содержанием. Оно так потрясло его, что всю ночь он просидел на гусенице экскаватора, глядя в одну точку. И очнулся только под утро, когда на смену пришел экскаваторщик и завел экскаватор. На вопрос: "Сулейман Ибрагимович, вы че?" - бригадир лишь поднял голову и беззвучно заплакал…
Именно так, в представлении Вадика, могла закончиться история его жизни в изложении какого-нибудь беллетриста, если бы спустя секунду из прихожей, словно спасительная молитва, не долетел чей-то ангельский голосок:
- Чижик, а у тебя разве кто-то есть?
И ангелом-спасителем была не теща… Совсем не теща.
* * *
"Извините, уважаемый Иван Сергеевич, за возможно обидные слова, но яблочко от яблоньки недалеко падает… И не надо так нервно реагировать. Я-то охотно верю, что вы заехали с молодым преподавателем за редким учебником, что днем заехать не успевали и вообще у вас чисто деловые отношения, а "Чижиком" вас называют исключительно за доброту характера и душевные качества. А бутылка шампанского в ее руке из воска. Но захочет ли поверить этому моя драгоценная теща и одновременно ваша супруга Лидия Андреевна? Мне почему-то кажется, что про учебник вы ее не предупредили. А давайте позвоним ей и спросим. В деревне мобильник ловит. И не размахивайте пистолетом, а то застрелитесь еще нечаянно, а на меня повесят…
Так вот о яблочках… Подозреваю, что у Валерии Ивановны это наследственное. А мне-то что прикажете делать, уважаемый Иван Сергеевич? В монастырь уходить? Или пантокрином торговать? Рога-то хорошие, ветвистые, разбогатею… Поставьте себя на мое место, прежде чем осуждать. А что бутылочку вашу распили да коврик запачкали, так это досадная случайность. Но мы, как благородные люди, готовы все постирать и возместить…
Хотите разборки устроить? Пожалуйста! Мне бояться нечего. Я Валерией Ивановной уже унижен до уровня подметок, и предъявить она мне ничего не сможет. А вот вам есть что терять. Лидия Андреевна вряд ли потерпит измену, уж я-то ее знаю. Поэтому пускай сегодняшнее происшествие будет нашей маленькой семейной тайной. Это в ваших интересах, прежде всего… Или вы не согласны?.. Какой шантаж? Боже упаси! Мы же родные люди, я весьма благодарен вам за всестороннюю помощь, но… Может, водочки хотите? Там еще немного осталось…"
Примерно так мог описать сцену какой-нибудь мелкий, никому не известный литератор, живший в позапрошлом веке. Классик на подобную чепуху вообще бы время не тратил, сочинял бы спокойно "Войну и мир". В современной же реальности все было гораздо прозаичней.
Когда посторонние, на ходу одеваясь, спешно удалились из квартиры, Вадик и Иван Сергеевич сели за стол и по-мужски, как и положено, с матом, выяснили отношения и расставили точки. Допив остатки водки "Краснознаменная" и доев восковую грушу.
Со слов тестя, два дня назад в деревню позвонила Лерка и доложила, что они с Вадиком поругались и на эти выходные, скорее всего, не приедут. Больше ничего говорить не пожелала. Крайне обеспокоенный тесть вызвался прокатиться в город и разобраться на месте. Накануне днем сел в личные "Жигули" и стартовал.
Чисто случайно увидел на перекрестке молодую коллегу и предложил заехать домой за учебником… ("Ой, папа, ну что вы опять комедию ломаете? Мы ж обо всем договорились". - "А, ну да… Извини, забылся".) В общем, Иван Сергеевич решил воспользоваться благоприятным моментом в низменных, можно сказать, скотских целях - изменить любимой жене. ("Ну, ты ж пойми - я мужик, мне адреналин нужен! Чтоб застоя не случилось!")
- Извините за неудобный вопрос, Иван Сергеевич, а что бы вы сделали на моем месте?
- Для начала этому козлу меж рогов… В левую лобную долю. Ну, Лерка, ну, зараза… Не будь она моей дочкой…
- Тогда еще один интимный вопрос. А ваша молодая коллега случайно не замужем?
- А какая разница? Ну, допустим…
- Тогда, по логике, вы должны сами себе… Меж рогов… Я всего лишь повторил ваши слова, Иван Сергеевич.
- Хм… Не путай ты меня…
Вадик незаметно посмотрел на Леркиного родителя. Тот словно лет на десять постарел. Ни тебе офицерской осанки, ни блеска в глазах. И выражение лица словно у пингвина, оказавшегося в Сахаре. Ни намека на счастье.
Вадику вдруг стало жалко тестя. И даже стыдно за то, что он, Вадик, грозился вскрыть правду. Ведь Иван Сергеевич расстроился не из-за себя. Ну, подумаешь, гульнул на стороне с молодой. С кем не бывает? Это жизнь. Действительно, новые эмоции нужны. Вон многие открыто гуляют при живых женах. А жены при живых мужьях. И ничего, не переживают.
Тесть расстроился из-за них. Ну как же так? Мы ж все для вас - и условия создали, и с деньгами помогаем, только живите, радуйтесь. А вы? Что ж вы наделали? Зачем набедокурили? Что ж теперь будет? А Алешка как? Я ведь его так и не успел научить убивать людей. Не сделал из него настоящего мужика. А теперь и подавно не сделаю. Потому что без отца он мамкиным сыночком вырастет. Эх, Лерка… Зря я тебя ремнем не драл в детстве…
А правда, что теперь будет? Вадик уедет к матери, по выходным будет забирать Лешку, иногда видеться с Леркой.
Но он не хотел видеться с ней иногда! Он не хочет забирать Лешку на выходные! Он хочет, чтобы они по-прежнему всегда были рядом. Удивительно, но он хочет слышать вроде бы надоевшее до чертиков ворчание тестя, угощаться вроде бы надоевшими солеными огурцами его собственного изготовления. И вечно подгоревшими пирожками Лидии Андреевны. Хочет ездить к ним в деревню, ходить с Лешкой на рыбалку и за грибами! Играть с ним в компьютерный футбол, делать бесконечный ремонт в квартире!
Он ничего не хочет ломать!
Но и жить с осознанием того, что она тебе изменила, нестерпимо больно. Даже если ты косвенно сам виноват в этой измене.
Тупик.
- Что делать-то будем? - Давно бросивший курить тесть достал из серванта древнюю, хранящуюся для гостей пачку "Явы".
Вадик пожал плечами.
Тесть сходил на кухню за спичками и майонезной баночкой-пепельницей. Закурил, затем нежно, словно раненую, взял в руки пустую бутылку "Краснознаменной".
- Ты знаешь, за что у меня пистолет и деньги на вашу ипотеку?
- Нет… Лерка не рассказывала.
- Она и не знает, - Иван Сергеевич жадно затянулся, словно сигаретный дым был наркозом, успокаивающим боль, - да и Лида тоже… Ты им не говори.
- Хорошо. А водка правда из Эфиопии?
- Да, оттуда… Полгода я там социализм защищал… А что такое для мужика полгода без семьи?.. Это морячки привычные, а для меня тяжеловато по первости. Ну, в общем, нашел лазейку… Эфиопия тогда с Сомали воевала. Но Сомали тоже для нас не чужая страна, тоже на коммунизм ориентирована. И тоже с нашими военными советниками. Это сейчас у них пираты, а тогда относительный порядок был. Получалось, мы, русские, друг с другом воевали. Одни за Эфиопию, другие за Сомали. И никуда не денешься - договор о взаимопомощи с теми чурбанами и с этими. Но по жизни мы, конечно, не воевали. Наоборот, по ночам в гости ходили, водку пили. Рисковали, понятное дело, но охота пуще неволи. Днем-то через границу не поедешь - за перебежчика примут и огонь откроют. А если поймают, так без суда и следствия.
Иван Сергеевич прервался, сделал еще одну успокоительную затяжку и продолжил:
- Короче, я на той, сомалийской стороне с прапорщицей одной познакомился. Немножко не от мира сего бабенка, военной романтики хотела. А может, еще чего… Служила при хозчасти. Ну я с ней и того… Сошелся. Любви никакой не было, ни ей, ни мне она не нужна была. Зато с остальным полный порядок. Периодически к ней наведывался. Когда возможность появлялась. Начальству, естественно, не докладывал, а то первым бы рейсом на родину. А за место я держался, платили нам не то что сейчас…
До линии фронта добирался на машине, пешком в заветном месте кордон переходил, ну и к ней пешком. Все отлажено, никаких проблем. Если б в Сомали задержали, сказал бы - я ваш. А наши бы подтвердили. Не, геморрой бы был, но не смертельный…
Обратно таким же путем. Бегом до линии фронта и в часть на машине. В общем, еду как-то после свидания. Уже по родной Эфиопии. Буквально только отъехал. Вдруг мужик местный под колеса бросается. Торможу, выскакиваю из джипаря. У обочины легковуха стоит. Дорогая. У крестьян таких точно нет. А мужик чуть не плачет, по-своему объяснить что-то хочет. Я немножко понимал диалект, врубился, что помощь нужна. Подхожу к легковухе, а там баба молодая. Черная. Кричит и на живот показывает. Рожает! Как потом выяснилось, водитель ее в больницу повез, да не довез… Не знает, что и делать… Я роды, конечно, тоже не принимал, хотя представление имел, был у нас в училище курс лекций по оказанию первой помощи… Ну кое-как справился. Родила она прямо в машине пацана… Я шоферюге говорю, мол, ты меня не знаешь, иначе кердык. Он пообещал.
А через неделю меня командир вызывает. У него в кабинете дядечка чернокожий в костюме, солидный такой, по-английски шпарит, все пальцы в перстнях. И водитель с ним! Тот самый. Увидал меня, заулыбался. Дядечка меня обнял, благодарить стал. Оказалось, он князек какой-то местный, очень уважаемый. У них там не только одни бедняки были, но и олигархи алмазные. Эта роженица из машины дочкой его единственной оказалась. В своем доме с мужем жила. Муж умотал куда-то, а тут схватки родовые. Водитель ее в машину и в город, в больницу. Да не довез.
Поболтали мы, в общем, про интернациональный долг, про дружбу народов, про то-се. Потом он меня во двор вывел, перстенек снял с пальца и протягивает. Я отказывался, но он сказал, что не простит себе, если не возьму. Пришлось взять… Ну и в довесок бутылку вот этой самой…
Тесть нежно погладил пустую "Краснознаменную".
- Говорит, я знаю русские обычаи. Водка обязательный презент. Где-то раздобыл ведь… А еще через неделю в Москву бумага пришла от правительства Эфиопии с просьбой наградить майора Чижова за помощь эфиопскому народу. Тут же особист примчался - за какую такую помощь? И что это майор Чижов делал возле линии фронта в столь подозрительный час? Он должен был находиться в части. Командиру-то я объяснил все без утайки, так и так, ездил на бля… К женщине. Но особистам это ж не объяснишь, тут же хай поднимут, Лида, не дай бог, узнает… Хорошо, командир мужиком нормальным был, прикрыл… Сказал, что отправил меня по срочной нужде… Прокатило.
Ну и вручили мне орден Боевого красного знамени и наградной пистолет за проявленный героизм и мужество при выполнении интернационального долга… Даже неудобно как-то…
А перстенек я домой привез, в госказну не сдал. Ювелиру одному показал. Он чуть с табурета не свалился. Алмазик на триста тысяч зеленых тянул. По тогдашнему курсу. Я глупость сделал, продал, а деньги на книжку положил, чтобы проценты капали. Да с нашим государством долбаным разве заработаешь на процентах? Хорошо, хоть это сохранил… Лиде сказал, что перстень в пустыне нашел. Вряд ли поверила, но дознания не устраивала… А бутылочку не распил. На память оставил. Одним словом, квартирка ваша ипотечная африканского происхождения… Я к чему это рассказал. Видишь, как получается, - и счастье, и несчастье - все через это дело… Не поедь я тогда за линию фронта, негритос бы не родился, да и вы бы сейчас в соседней комнате ютились. Так и с Леркой. Не, я ее не оправдываю, но… Что не делается, все к лучшему.
Иван Сергеевич плюнул в баночку и сунул туда же окурок.
- Ты бы… не рубил с плеча… Поговори с ней… Может, причины были уважительные. Всякое ведь случается… Может, сам в чем-то перед ней виноват. А насчет по роже дать этому? Если откровенно, я не знаю, как поступил бы на твоем месте. Со стороны всегда легче судить. Ситуацию все равно не исправишь… А с Леркой поговори, поговори…
- Поговорю, - вяло кивнул Вадик.
- Форма-то чья на тебе?
- Никита дал…
- А зачем?
- Так… На рыбалку собирались… Пап… у меня с этими девчонками не было ничего… Честно… Я и звать-то их не знаю как…
- А синяки кто поставил?
- С моста упал… Нечаянно.