- Ну как же, - ни с того ни с сего восторженно защебетала Мила, так что он даже вздрогнул от неожиданности, - ведь новые места, новые города - это новые люди, новые впечатления, новые… - она на миг запнулась, - вообще всё новое. И это ощущение новизны - оно так прекрасно! Вы ведёте дневник?
- Какой дневник? - опешил Жора.
- Путевой.
- Нет, как-то никогда не приходило в голову. А вы ведёте?
- Я - да. Я каждый вечер, где бы ни была, записываю, что видела, что произвело на меня впечатление, с кем я встретилась, чем этот человек мне понравился или не понравился.
- Гм… Интересно, наверное. Представляю, что вы написали бы обо мне. "Повстречала в Одессе старого облезлого олуха, который тут же принялся за мной волочиться. Но очень боюсь, что у него ничего из этого не выйдет". Так?
- Ещё не вечер! - игриво и нараспев ответила Мила, - Ну а вам неужели не интересно бывает вспоминать, как вы проводили время в поездках и где бывали?
- Какое время, что вы, - устало отмахнулся Жора. - Везде одно и то же - работа, работа. Такие деньги, знаете ли, так просто не платят. Это только в милых женских головках крутятся мысли, что ответственные работники ведут весёлую жизнь, а все дела за них делают референты и секретарши. Нет, это не так. Ответственность - это привычка, от неё нельзя избавиться ни на минуту, она уже перестаёт тяготить или надоедать: просто ты становишься её рабом. И когда вдруг выдаётся один такой вечер, его воспринимаешь как внеочередную премию за долгие месяцы и годы беспросветного бытия. Конечно, есть в этом бытии и свои радости, но увы!..
Жора подпускал вовсю. Мила без труда поняла, что он вышел на крейсерский режим и ему лучше не мешать.
Он продолжал говорить, а она с тоской ожидала, когда можно будет осторожно перейти к той части вечера, ради которой она сюда пришла: в отличие от обычных вечеров сегодня первой была художественная часть и только потом была надежда на торжественную.
- …Но за то мы и любим вас, женщин, что вам вовсе нет дела до наших с виду глупых и однообразных занятий, за то, что вы своим пренебрежением к нашей занятости делаете нас дерзкими и смелыми, - закончил Жора свою вступительную арию и действительно дерзко посмотрел на неё, оценивая, как боксёр противника.
- Кстати, о встречах в пути, - засмеялась, что-то вспомнив, Мила. - Тут, в гостинице, есть один такой смешной мальчишка. Всё ходит и смотрит на меня. Я иду, а он встанет и смотрит. Наверное, студентик какой-нибудь.
- Вот завидный возраст, - начал опять своё Жора, - для таких, как он, надо завести специальную телефонную службу. Набирает номер, задаёт вопрос: "Вы меня любите?" - а в ответ как в справочном: "Ждите ответа".
Мила весело засмеялась и даже захлопала в ладоши.
- Я с удовольствием пошла бы работать в такую службу. Столько признаний в любви за день - эта работа самая подходящая для женщин. Но, по-моему, вы несправедливы к молодёжи. Ей тоже нужно женское внимание. Мне так жалко этого юношу!
- Постойте, постойте, я, кажется, знаю, о ком вы говорите. Такой тёмненький, постоянно бродит по гостинице? Если это он, то поделом ему. Это тот ещё юноша. Они с виду все ангелы. - Последнюю фразу Жора сказал более искренне, чего Миле было достаточно, чтобы понять, что он не очень-то безразличен к приезду Вартаняна.
Потом они сидели и болтали о разных пустяках, и Жора ловил себя на мысли, что никак не может найти подходящий момент, чтобы предложить Миле выпить на брудершафт: каждый раз, когда он поднимал бокал и собирался сказать это, она выхватывала инициативу из его рук и сворачивала разговор в такую сторону, от которой до брудершафта было никак не достать. В процессе этой болтовни она выведала, где он работает. Жора словоохотливо ей всё рассказал, повысив, правда, себя с начальника отдела до начальника главка. И вдруг Мила стала прощаться.
- Ой, я всё болтаю да болтаю. А вам ведь завтра на работу, - прощебетала она, вставая.
- Я завтра могу и попозже…
- Нет, нет, лучше освобождайтесь пораньше.
Жора насторожился. Ему стало ясно, что она относится к тем женщинам, для которых определяющим в ухаживании за ними мужчин является сам срок ухаживания. Тогда всё просто - надо только не торопить события и беречь силы.
- Можно и так, если это вам удобнее.
- Или даже вот что. Если бы вы могли освободиться на весь день, вот было бы хорошо, а?
- На весь день… - Жора на минуту сделал вид, что задумался. - Ну только ради вас.
- Или нет, что я в самом деле говорю! Ведь завтра у нас четверг? Это всё ваше шампанское. Завтра-то я как раз и не могу на весь день. Я ведь тоже в командировке. Давайте завтра после работы договоримся на послезавтра, ладно?
Жоре ничего не оставалось, как согласиться. Он попытался слегка обнять Милу, когда целовал на прощание ручку, но она так ловко увернулась, что вполне могла сделать вид, что ничего не заметила.
Выйдя из номера Жоры, Мила быстро поднялась к Вартаняну и тихо поскреблась в дверь. Ответом ей была тишина. Только приоткрыв дверь, она услышала его могучее дыхание, словно он торопился спать, навёрстывая предыдущую ночь. Увидев, что он спит на диване при горящем свете, она не стала его будить, а вырвала из записной книжки листок, написала "Спокойной ночи", положила листок ему на грудь и тихо ушла.
Миле было ясно, что, во-первых, та лёгкость, с которой Жора согласился на обмен, может быть обманчивой и, во-вторых, то, что он завтра занят и не может получить вещь у доверенного лица, тоже недостоверно. Из этого следовало, что Жора вполне заслуживал внимания такой женщины, как Мила. И не только благодаря своей красоте. По крайней мере сегодняшний визит никак нельзя было считать последним.
На другой день Мила с самого утра уехала с Вартаняном на пляж и, чтобы остаться честной перед Жорой, была занята целый день. Там она рассказала Вартаняну, как весело прошёл ужин у Жоры, после чего Вартанян окончательно перестал терзаться муками ревности. Зато его стали посещать мысли и сомнения относительно предстоящего обмена с Жорой: когда у мужчин всё благополучно на личном фронте, их всегда начинает тянуть на рабочие и прочие подвиги, и они становятся деловито-задумчивыми, пребывая в изыскании способов совершения этих подвигов.
Вечером, когда Мила и Вартанян вернулись в гостиницу и разошлись по своим номерам, к ней в комнату зашёл Жора и снова предложил поужинать у него в номере. "Однако с таким ухажёром недолго и фигуру потерять", - подумала Мила, и они договорились завтра с утра пойти осматривать город, причём Жора вызвался быть экскурсоводом.
После его ухода она предупредила об этом Вартаняна, и тот снова начал терзать себя муками ревности, хотя и не так интенсивно, как в прошлый раз.
Вышло всё так, как Мила с Жорой договорились. Они ходили по городу, он действительно неплохо его знал и сообщил ей немало фактов из истории и географии, о которых обычные экскурсоводы почему-то не говорят. Они пообедали в ресторане, потом погуляли по набережной, а когда возвращались под вечер обратно, он повёл её какими-то боковыми улочками и в одном месте попросил подождать его всего десять минут: ему надо было зайти к старому знакомому и передать книгу, чтобы не приходить специально из-за этого сюда завтра. Жора зашёл в подъезд, а Мила ходила по почти безлюдной улочке и рассматривала фасады домов.
Он пробыл там меньше обещанных десяти минут, и они пошли дальше, весело болтая. Потом он даже сочинил экспромт:
Вы улыбаетесь так мило,
Что всякий скажет, что вы - Мила!
Но, на счастье, это произошло уже у самой гостиницы. Войдя в гостиницу, Мила стала непреклонна, они попрощались без всяких лишних нежностей, кроме дежурных, и она пошла в свой номер. А оттуда к Вартаняну.
Он лежал на диване и в который раз сантиметр за сантиметром изучал потолок. Когда она вошла, он вскочил и вытянулся по стойке "смирно".
- Вольно! - сказала она, и по её голосу чувствовалось, что подача такой команды для неё вполне обычна.
Но Вартанян, очевидно вследствие того что ещё не служил в армии, чуть было не понял команду неправильно, за что и получил взыскание: Мила вольностей на службе не допускала.
Она рассказала ему о своей прогулке как можно подробнее, так как боялась, что увлечённый юноша может натворить глупостей и завалить дело. Потом напомнила ему, что завтра - день обмена, и постаралась ещё раз предостеречь его, сама смутно представляя от чего. Но у Вартаняна выветрились последние мысли о предстоящем обмене, потому что он весь день думал совсем о другом: он никак не мог понять, кому отдаст предпочтение, когда вернётся, - Кате или Миле. Известно, что женщины совместимы в одной честной мужской душе только если обе в одном месте, но в разное время или если они одновременно, но в разных местах. Поэтому все опасения Милы он пропустил мимо ушей.
Потом они погуляли по вечерней Одессе, поужинали и разошлись спать. Договорились, что до конца операции Мила не покажется на глаза ни тому, ни другому.
И вот наступила суббота. Мила не показывалась, что соответствовало уговору.
А Вартанян пошёл в сберкассу получать деньги. В сберкассе к нему отнеслись без должного доверия и долго сверяли сумму, обозначенную в аккредитиве, с его внешними данными. Но, как известно, если документ железный, никакие внешние данные, и даже полное их отсутствие, испортить дело не могут. А документ был подлинный, что иногда оказывается лучше любой подделки, в том числе при наличии таких денег у открывателя аккредитива.
Получив наконец деньги, Вартанян принялся их считать, не отходя от кассы, как это было предписано висевшим объявлением. А так как деньги были крупные, а купюры мелкие - сплошь четвертные и полсотенные бумажки, то за время их счёта за ним выстроилась очередь, которая не собиралась молчать. Но Вартаняна нелегко было сбить с пути: он мужественно пересчитал деньги два раза, после чего отошёл в сторону и рассовал их пачками по разным карманам, чтобы удобно было отдавать, когда они с Жорой начнут торговаться, как предупредили его перед отъездом.
Запомнив, где сколько лежит, и выучив это как таблицу умножения, Вартанян пошёл в гостиницу и долго вертелся в своём номере перед зеркалом, придирчиво проверяя, не топорщатся ли карманы от такого груза. А потом решительным шагом направился в номер к Жоре, Тот был на месте и быстро откликнулся на стук в дверь. "Значит, ждал", - отметил Вартанян и опять-таки решительно вошёл. Поздоровались.
- Я вас жду, - сказал Жора, и голос его показался Вартаняну несколько более ласковым, чем в прошлый раз. - Я уже всё получил, что надо.
- А я - вот он, - единственное, что удалось Вартаняну на это ответить.
- Приступим? - предложил Жора.
- Я готов, - сказал Вартанян.
- Сколько денег дала вам Катька? - Тон Жоры стал сугубо деловым.
- Столько, сколько вы заплатили за эту вещь, - ответил Вартанян как можно уклончивее.
- Значит, все двенадцать тысяч. Это хорошо, - похвалил то ли Катю, то ли Вартаняна Жора, хотя Вартанян знал, что вещь стоила Жоре десять тысяч.
- Да, все двенадцать, - сказал он, так как Анна Леопольдовна знала своего поклонника, столь же охочего до любви, сколь и до денег, и поэтому дала резервную сумму.
- Но вот ведь какая штука, - озабоченно произнёс Жора, прикидывая в уме, во сколько лишних тысяч могла бы Анька оценить его благородство. - Тут за это время произошло некоторое колебание конъюнктуры, и в связи с этим цены - того, сами понимаете… Вы ведь уже не мальчик.
Говоря последнюю фразу, Жора как раз рассчитывал на противоположное.
- И какова теперь цена вещи? - спросил Вартанян, начиная заметно волноваться из-за опасения, что денег может не хватить.
Но Жора был бывалым гуманистом.
- Да что я, в самом деле, - спохватился он и коротко хохотнул, - ведь такие специалистки, как Анька и Катька, лучше меня знают колебания цен. Сколько они вам дали?
Вартанян был честный малый, но даже он почувствовал подвох в Жориных словах. Его очень рассердило, что Жора, сказав ему, что он уже не мальчик, делает из него мальчика. Поэтому он вместо имевшихся у него четырнадцати тысяч назвал двенадцать триста, утаив тысячу семьсот, лежавшие в заднем кармане брюк и незаметные под пиджаком. Раскладывая деньги, Вартанян руководствовался известным старым правилом: некруглым числам везёт больше, чем круглым. Если, например, в ресторане или кафе официант подаёт вам счёт на двадцать пять рублей, то вы думаете: "Вот подлец, небось обсчитал в два раза". Если же он за то же самое подаёт счёт на двадцать восемь рублей пятьдесят три копейки и долго ищет сорок семь копеек сдачи, то вам уже кажется, что всё в порядке.
Жора развёл руками.
- Чего не сделаешь для любимой женщины, даже если у неё превратные представления о ценах на мировом рынке, - вздыхая, сказал он. - Ладно, считайте ваши деньги.
Он открыл лежавший на столе атташе-кейс, элегантно щёлкнув при этом замками. Там лежала шестигранная коробочка величиной с пачку папирос. Коробочка была обтянута бархатом голубого цвета.
Вот вам товар, проверяйте. - Жора весьма небрежно, почти бросил коробочку на стол, закрыл чемоданчик и поставил его на пол у стола.
Вартанян взял коробочку, открыл её и тут же открыл рот: и ней лежали подвески и сверкали всеми своими гранями, отражая яркое южное солнце, светившее в окно.
- Что, алмазы? - только и спросил он.
- Бывшие, - коротко подтвердил Жора, удивительно повторяя в этом своём определении ревизора Милу,
Вартанян достал основную пачку денег, в которой было десять тысяч, и начал раскладывать её стопками по сто рублей на столе. Жора подхватывал каждую стопку и пересчитывал.
В это время раздался стук в дверь, Жора и Вартанян в первый момент не знали, что делать. Потом Жора быстро схватил стоявший у стола атташе-кейс, открыл его, сгрёб туда всё находившиеся на столе деньги, закрыл и поставил на место, сунул Вартаняну в руки коробку с подвесками, затолкал его в спальню, закрыл за ним дверь и, приложив к губам палец, показал, что надо вести себя тихо. Всё это заняло считанные секунды.
- Войдите, - откликнулся Жора.
Вартанян прислушивался из-за двери по привычке, выработавшейся у него за время проживания в квартире Бонасеевых.
- А, здравствуйте! Ведь вы же сказали, что сегодня утром уезжаете.
- Вот я и пришла попрощаться, - раздался в ответ голос Милы, такой щебечущий и легкомысленный, что Вартанян чуть было не забыл, зачем он сюда пришёл. Оказывается, она уезжает, а он, Вартанян, об этом ничего не знает. Зато он вспомнил, что спальня волей судеб очутилась под его охраной, и это показалось ему лучшей гарантией того, что Мила и сегодня останется ему верна.
- Так вы действительно сейчас уезжаете? - спросил Жора.
- Ну, не прямо сейчас. А вы чем занимаетесь? Может, пойдём на прощание пообедаем? Или не пойдём, а лучше закажем обед опять в номер. Я хорошо придумала? - и она захлопала в ладоши.
Это сразило даже Вартаняна, успевшего повидать виды за эти дни. "Всё! Хватит!" - подумал он и начал метаться по спальне, соблюдая, однако, при этом тишину.
- Прекрасная мысль! - воскликнул Жора и стал набирать номер телефона, чтобы заказать обед.
Мила в это время ходила по номеру и напевала какую-то глупую песенку глупым голосом. Вартанян не слышал, что заказывает Жора, - он и без того давно уже хотел есть. Он услышал только, как в комнате что-то упало - это Мила задела ногой чемоданчик. Жора от неожиданности даже опустил телефонную трубку на рычаг.
Ого, что вы там держите? - спросила Мила.
- Да так, барахло всякое. Я всегда езжу в командировки с одним кейсом. Положите его на стол, чтоб не мешался под ногами.
Судя по звукам, Мила положила чемоданчик на стол. А Жора снова стал набирать номер, приговаривая: "Тоже связь, взяли и прервали на самом вкусном".
Потом он долго заказывал всё сначала. А Вартанян продолжал метаться по спальне, пока не сел с размаху на стул, на спинке которого висел Жорин пиджак. Когда Вартанян садился, в нагрудном или во внутреннем кармане - он не понял сразу - что-то тихо треснуло. "Ну вот, - подумал он, - раздавил что-то. Очки, наверное". Вартанян вскочил со стула и прощупал пиджак. В нагрудном кармане никаких очков не было, а во внутреннем он нащупал такую же шестигранную коробочку, какая была у него.
"Что-то непонятно", - насторожился Вартанян, мигом восстановив в памяти все предупреждения Милы. Он быстро выхватил коробочку из кармана и сравнил её со своей - сходство было поразительное. Тогда он открыл коробочку. Там лежали точно такие же подвески, как и в той, что была у него. Налицо было одно из двух: либо Жора сделал точную копию подвесок, чтобы оставить её себе на память о тех, которые он возвращает Анне Леопольдовне, либо он сделал эту копию подвесок, чтобы передать её через Вартаняна Анне Леопольдовне в память о настоящих и двенадцати тысячах трёхстах рублях в придачу. Второе показалось Вартаняну более правдоподобным, поэтому он, как честный человек, положил в карман висевшего пиджака ту коробочку, которую, по мнению Жоры, ему следовало везти Анне Леопольдовне. А вынутую из кармана пиджака взял и положил в свой карман.
Проделав эту операцию, он обнаружил по звукам, доносившимся из-за двери, что Мила уже на пороге номера.
Когда Жора открыл дверь спальни и спросил: "Продолжим?" - Вартанян с нескрываемым интересом разглядывал что-то в окне.
- Сейчас, одну минуту, - попросил он, явно следя, как показалось Жоре, за какой-нибудь симпатичной девушкой.
Коробочка лежала на подоконнике. "Молодость, молодость, - подумал Жора, - хоть из окна поглазеть, и то уже счастье".
- Давайте продолжим, а то вдруг ещё кто-нибудь придёт, - попросил он Вартаняна.
- А кто это приходил? - спросил Вартанян, возвращаясь к столу, на который Жора уже вытряхнул содержимое чемоданчика.
- Да так, одна знакомая. Каждый день говорит, что завтра уезжает.
- И никак не уедет?
- Никак.
- А может, с билетами трудно?
- С билетами не знаю, а с другим у неё трудно, это точно, - сказал Жора и засмеялся профессиональным мужским смехом.
Но Вартанян сдержался. Он достал из разных карманов ещё две пачки денег и положил их на стол, не пересчитывая. Жора пересчитал все двенадцать тысяч триста рублей и аккуратно сложил их в чемоданчик.
- Всё в порядке? - спросил Вартанян.
- Да, - ответил Жора. - Вы сегодня улетаете?
- Попробую сегодня. Я и так уже задержался.
- Вы уж извините, - неожиданно сказал Жора, - но, сами понимаете, такую вещь держать в номере, когда целый день на работе… Да вы объясните всё Ане, она поймёт,
- Да, я объясню, конечно. Ну, до свидания.
- До свидания. Смотрите, идёте в рейс с ценным грузом на борту. Аккуратнее. Кстати, куда вы его положили?
Вартанян похлопал себя по карманам.
- По-моему, на подоконник в спальне.
- Так вы его можете не довезти.
И они весело рассмеялись, потому что оба были довольны проделанной операцией, хотя каждый по-своему.
Жора сходил в спальню, принёс с подоконника коробочку, торжественно вручил её Вартаняну, и тот покинул номер.