После побелки в хате стало необыкновенно светло и празднично. А Захар принёс из ОСОВИАХИМА (Общество содействия армии, авиации и химическим войскам, в последующем – ДОСААФ) плакаты с призывами идти в армию, авиацию и флот. И изба стала прототипом Комиссариата. А опора Авдотьи Захар вот уже пару лет пропадал все выходные в Аэроклубе. И вот настал его звёздный час: под гром оркестра увезли парня и других односельчан в лётное училище. Долго стояли заволжцы, провожая паром с новобранцами. Плакали, махали платками.
Коля безропотно заместил Захара. Но его слушался разве что Илья и иногда Машутка, да и то из уважения к его старшим парням-заводчанам. Аня на Покрова выходила замуж за комсомольского вожака завода. Вот уж года два она тайком от матери бегала на собрания РКСМ-комсы. А там её просто очаровал Сашка Остин, сын питерского рабочего-большевика Демида Остина.
Аня и Александр твёрдо решили ехать на новостройку в Сибирь, как только Саша закончит техникум. А Райком комсомола работал чуть ли не круглосуточно, оформляя путёвки на новостройки Сибири и Дальнего Востока. Авдотья по ночам металась во сне: распадалась её семья. Вырывали из сердца её деточек!..И всё чаще она ходила под Архангельское на погост к своему суженному Илюшеньке. Там целовала его фотографию: молодого и бравого солдата. Рыдала, уливаясь слезами: "Илюшенька, милый мой! Одна ведь скоро я останусь!" Тогда, с началом мобилизации приезжал в деревню фотограф и бесплатно фотографировал уходящих на фронт. На многих могилках были те самые фото: всё, что осталось от мужей, сыновей, братьев. Говорят старые люди: родится много мальчиков, – быть войне! А в 20-е годы родилось невероятно много мальчиков…
Глава 6
Будь готов!
Захар приехал в отпуск через год. В этот день Степана принимали в пионеры на площади у завода. Присутствовали многие заводчане, директор и парторг с комсоргом. Подошла очередь повязывать галстук пионеру Дерябину…Среди собравшихся послышались возгласы: "Стёпка, глянь, кто к вам приехал! Ведь не иначе, как Захар!" Все обернулись в сторону стройного военного курсанта в голубых с позолотой погонах. Все разом заговорили: "Глянь, да ведь это точно наш Захар Дерябин, сын Авдотьи! Точно он!" А Дуся, ойкнув от неожиданности, кинулась к сыну в объятия: не ждала его так рано. А уж как был рад и горд Степан, когда брат вместе с пионервожатой повязали ему галстук. "Пионер Дерябин, будь готов!" – сказала вожатая. – Всегда готов! – отдал салют Степан и брат ответил ему отданием воинской чести. Салютовала и комсомолка-вожатая. На радостях никто не заметил, что заика Стёпка ЧИСТО сказал: "Всегда готов!" Да он и сам поначалу не обратил внимания на это. Потом вся семья Дерябиных шла к своему дому. А Илья с Николаем по очереди несли чемодан Захара. Их сердца были переполнены радостью. К ней прибавилась другая: многолетний недуг Стёпушки исчез так же внезапно, как когда-то появился в младенчестве.
Теперь уже трудно выяснить, а тем более понять стихийный голод в Поволжье. Был и неурожай, но не такой уж свирепый, чтобы косить людей деревнями. Были и поборы в виде продналогов и нечто подспудное, спрятанное под лозунгом: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" Была ли в этом лозунге необходимость в фактически аграрной стране. Проще: глупо отторгать руку во имя усиления ног!
Большевики порешили Россию превратить из страны аграрной в страну промышленную. Тем самым объединить вокруг себя те основополагающие силы страны – рабочий класс. А фактически создали условия, при которых миллионы вчерашних хлеборобов бездумно перенацеливались на СВЕРШЕНИЕ РЕВОЛЮЦИОННЫХ идей. Забрасывались земли, которые и без того трескались от засухи и бесхозяйственности. Ко всему самых высокопроизводительных и посему зажиточных крестьян объявили враждебным пролетариату классом: кулаками. И ещё миллионы хлеборобов, скотоводов, маслоделов, мукомолов, льнопроизводителей попали в концлагеря и были обречены на вымирание ещё при доставке к местам ссылки. Повсеместно строили ГЭС, каналы, заводы…Вот вкратце те изначальные и очевидные условия страшнейшего голода 30-х годов.
Многие ещё удивляются: действительно ли отправляли пшеницу и мясо за рубеж, когда в стране была повальная смертность от голода? И лишь в сегодняшние дни получаем ответ: да, отправлялись по ранее подписанным договорам. Брали за рубежом станки, оборудование, машины для тысяч новостроек, давая обязательства расплатиться продуктами первой необходимости. И расплачивались продуктами…на глазах миллионов умирающих с голода.
Но большевики лицемерно готовили в замену новое поколение, говоря им: "Верный ленинец, будь готов!" На что малыш лет десяти отвечал: "Всегда готов!" И ни у кого не приходило в голову спросить: "А к чему надо быть готовым?" Позже вступительную фразу дополнили: "Верный ленинец, к борьбе за дело Ленина-Сталина будь готов!" И штамповали отряды, полки, дивизии "ленинцев", приплюсовывая к ним "павликов морозовых". Последние предавали родителей во имя "дела Ленина-Сталина". Тогда этого толком никто не понимал. "Будь готов!" и дело в шляпе. В итоге выросло поколение с выражением говорящее: "Всегда готов!". Позже пытались придать некий смысл фразе, выразив в виде "Кодекса строителя коммунизма". Но пока шли голодные 30-е годы и население европейской России готово было ехать хоть к чёрту на куличики, чтобы спасти себя и детей от голодной смерти. Молодёжь, сиречь "комса", ехали больше по зову молодости и романтики.
Часть вторая
Славное море…
Глава7
Последний взгляд
Шёл самый голодный 1932 год. Иногда доходили посылки от Захара и Нюрочки из Сибири. Лётчик экономил шоколад и слал под видом книг и одеколонил. За паёк может наказать начальство, а хуже того – сопрут по дороге. Посылки нюхали, трясли, а ежели пахло съестным – грабили. Аня тоже хитрила: заворачивала припасы в рубероид и смачивали его соляром.
Машенька с мужем уехали в Омскую область: там колхозников наделяли землёй и голода в тех краях не знали. А Колюнька, как закончил школу, так его Комиссариат отправил учиться по политике, знать тоже определят в комиссары. Его ещё в школе выбрали комсоргом и редактором газеты.
Всё бы хорошо: вырастила, обиходила, в люди её деточки вышли, а душа болью болела неустанно: Стёпочке, её кровиночке последней шёл семнадцатый годок. На заводе ему уж и разряд дали, доучивался в вечерней школе. Даже занимался борьбой в заводском спортзале. Уж больно хотелось заработать Золотой значок ГТО. Ко всему запала ему в голову мечта попасть в моряки. Но туда призыв был с 22 лет. И, хоть кол теши – не отступается! Уж и плакала Авдотья, и к тётке Сафронихе на заговор ходила, – всё понапрасну. Одно утешало: на флот брали через пять лет. А сыну едва 17 стукнуло. Вырос парень крепким, кряжистым и равных ему в борьбе ни в Канаве, ни в Часовнях не было. Боролся молча, упорно, с натиском. И неизменно побеждал. Но тешилась Дуся на малолетство Стёпы недолго. Не зря ныло сердце матери. – Стёпка, завтра нашенских провожать будем в Сибирь! Приходи на Верхнюю Часовню! А то вместях двинем! Мы с пацанами бричку у завхоза выпросили. А назад поедем – сена ему накосим. Там почти все заводские будут. Айда?!
С утра в воскресенье Степан одел сшитую матерью рубаху и выходные брюки. Начистил сапоги. Даже фуражку одел "мичманку", подаренную Захаром, приезжавшим накануне в отпуск с молодой женой. Так что Стёпка, хотя ростом вышел в отца: не больно высок, но широк в плечах и выглядел старше своих лет.
Вышел парень из дому, засмотрелся на Волгу. Подставил лицо солнцу, что всходило из-за бора над берегом реки. Рыжим комком выкатился из-за хаты лохматый кобель Шарик, ткнулся носом в колени Стёпки. И собака, как видно чуяла, что расстаётся со своим попечителем НАВСЕГДА. Авдотья стояла на крыльце и краем платка смахивала невесть почему накатившуюся слезу. Она ещё долго стояла и смотрела вслед уходящему сыну. А сердце колотилось неистово, предсказывая: "Совсем, совсем, навсегда уходит сыночек!!" Хотя прекрасно понимала, что никуда её Стёпушка не денется. А как обычно проводит своих старших и взрослых товарищей в дальние края. А к обеду будет дома. Но душа просто вопила: "Не вернётся Степан! Не видеть тебе его более!!" Затем она присела на ступеньки, да и тихонько сползла на шелковую траву у дома: "Ушёл мой сыночек! Одна ведь я теперь!!" И забилась в рыдании.
А Стёпка вышел к дороге, где его поджидали дружки на бричке. Легко вскочил на облучок и повозка покатила, оставляя Канаву всё дальше и разве что для истории. Обогнали ребят с Карасёвки – те тоже провожали своих деревенских, завербовавшихся на Дальний Восток. Солнце касалось вершин садовых деревьев, а на них заливались пока свободные от гнездовых забот соловьи…
Глава 8
Чего рот раззявил?
Почти весь перрон был забит людьми. Заводских провожали с музыкой, цветами и…слезами. Шутка в деле: близкие люди, родные уезжали невесть куда и неведомо на сколько лет! С минуты на минуту ждали прихода состава теплушек от станции Ульяновск. Толпа напирала, тесня оркестрантов и вербованных. Пытались петь революционные песни, но прибывающие провожатые спрессовали толпу донельзя. Но вот, будто с крыши станции кто-то рявкнул: "Всем уезжающим по путёвкам – построиться! Старшим по вагонам получить документы! Загрузить паёк!"
И тут такое началось, будто наступил апокалипсис, сиречь – конец света. И какое там "построиться"! Уезжающих едва не затолкали под вагоны. Так что они продирались к своим вагонам, где их отмечал старший. А толпа не то что бурлила, а скорее кипела и ревела. И в эдакой сумятице старшие выкрикивали фамилии на посадку. Степан быстро потерял своих парней и оказался прижат к раздвижным дверям теплушки. Его безжалостно выталкивали на охрипшего "глашатая" со списком. Назвали очередную фамилию, вроде знакомую и парень попытался разглядеть: свой ли… Но тут здоровенный детина сзади буквально швырнул его в вагон "Ну, чего рот раззявил! Али оглох: тебя ведь скликали. Одуреешь тут с вами…" И обдал парня свежим запахом свекольного самогона. А дальше всё было как во сне.
– Не стой в дверях! Сел, дык дай другим пролезть. Иди в угол за документами и пайком. А вырядился-то быдто в теянтер! Чухонь деревенская". И тут же препроводили – протолкнули к окошку, что под потолком боковой стенки вагона. Заикание с детства приучило Степана отмалчиваться. Но досужие артельщики тут же выяснили, что он – Акимов Алексей и путёвка у него аж на Байкал. А то, что он вовсе не Акимов, а Дерябин, то его грубо оборвали: "Ты тут нам не дури, а то махом сдадим в органы! Нам соцвредители не надобны. Ишь, хитродей: Акимов – Дерюгин! Можа тебе ещё один паёк дать? Записали, так ехай и не юли. А мне за кажного человека перед ЧКой ответ держать!"
– Так и покатил Стёпка Дерябин, названный Акимов до самого Байкала…Вручили ему документы, паёк на две недели и солдатское одеяло: ночи становились всё холоднее. Паспорта должны были собрать ещё на станции. На одной из станций после Омска, где их загнали в отстойник, хотел сбросить письмо. Но его предупредил старшой Осип Неведров: "Ты мне, паря, мозги не вихляй! То у него фамилия не та, то паспорта нету, а тут письмо удумал слать. Ещё сунешься без спросу – сдам в ОГПУ! А не то гляжу: чёй-то он у дверей трётся?"
Днём всё более хотелось поглядеть на проходящие города и сёла, леса и поля. Но злюка Неведров не спускал с него глаз. Но Алексей всё-таки стоял у раздвинутой двери, облокотясь на широченный брус. Ночами снилась мать, завод, Волга…Потянулась тайга. Слово для парня малознакомое. А реки пугали своей быстриной и полнотой: Обь, Енисей, Ангара, прямо чудеса в берегах и дно видно до каменьев! А на станции Слюдянка, пропахшей копчёным омулем, его встретил здоровенный детина со смоляной бородой и в брезентовом рыбацком плаще. Вышедшему Неведрову незнакомец сунул в нос какой-то документ и буркнул: "Который?" Старший Неведров сверил документы и последний раз зло зыркнул глазами в сторону Алексея – Степана: "Вот энтот! Забирай." Бородач в ответ не сказал ничего, а лишь махнул рукой: идём, дескать, со мной. По дороге добавил: "Нил Аркадич я… Грачёв!"
"Вот и всё! Нету теперь Дерябина Степана. А как отписать об этом мамке?! Ведь усохнет, а то и помрёт с горя!" – так думал Степан, следуя бог весть куда и надолго. А на берегу у пристани их ждал баркас. Занялся встречный ветер "баргузин", всё выше задирая форштевень посудины. Брызги золотом сверкали на солнце. Ветер крепчал. Бородач стоял как исполин у руля. Натужно тарахтел двигатель. Порой казалось, что волна и вовсе опрокинет баркас вместе с его пассажирами. Нос судёнышка взлетал куда-то к зениту.
Пропали берега, начало темнеть. Перекрывая рёв ветра и грохот волн Грачёв проревел басом из-под капюшона: "Миль через десять будет Посольское! К ужину будем."
Мать Степана Авдотья просидела дотемна, ожидая сыночка. Не один платок о слёзы вымочила. Пошла по дружкам Стёпкиным: может чего скажут. Те и рассказали, чего видели. Да и что там можно было разглядеть. Разве что, как какой-то детина подсаживал Стёпку в вагон. А может и не Стёпку. И пошла Дуся к своему опустевшему дому, шатаясь от горя и рыданий. А пополудни пришли с завода попроведать: не заболел ли? Известие всех озадачило. В райкоме комсомола лишь развели руками. Пошли месяцы, но от Стёпушки весточки так и не было. Да и могла ли представить Авдотья, что нетушки теперь никакого Дерябина Степана, а трудится где-то на диком бреге Байкала Аникин Алексей. Скоро и сам Степан привык к новому имени и фамилии.
Глава 9
Мир Байкала
Расчудесное лето на Байкале. Алексей, случись часок, либо на заре, пока спят, – рыбачил. Ведь вырос с рекой у порога. Но то река, а здесь – море разливанное! Дух захватывает! Но больше новоявленный Аникин бегал к перекату, что у устья Ангары. Их посёлок исследователей рыбных промыслов и "кудесников погоды" был километрах в полутора от села Лиственничное. Кто только сюда не наезжал! Единожды судьба свела Алексея с настоящим профессором. Тот даже попросил сводить его порыбачить хариуса. Назвался вроде как Васильевым Николаем Фомичём. Но Нил Аркадьевич упредил, что "сей товарищ, учёный муж из самой Москвы, так что уважь человека!" А чего бы и не уважить! Милее для Алёшкиной души дела, нежели ловля хариуса на свете просто не было.
Наш рыбак освоил не менее пяти способов ловли этой красивейшей и сильной рыбы. А ранним летом, по холодной воде, пока не зацвёл Байкал, рыба вела себя очень даже активно: практически любая. Но по красоте ловли рыбалка на хариуса не могла сравниться ни с какой другой рыбой. А Николаю Фомичу Алексей преподал наикрасивейшую из всех освоенных: в наплав с подсечкой над перекатом. Местные называют этот или наподобие метод "санками". А то может ещё как кому в голову взбредёт. Но суть-то в том, что мушка или личинка комара как бы порхает над водой в брызгах переката. Всё это расцвечивается драгоценными бриллиантами брызг на солнце. А по всему беснующемуся перекату возникает не менее десятка радуг. И вот, словно молния, из прозрачного хрусталя волн стремглав вылетает изумрудное серебро тела хариуса…Рыбак, поражённый действом, оказывается на грани божественной эйфории…
К обеду садок был доверху заполнен, укрыт, повязан и притоплен в прохладе прибрежных волн. Лёша ещё накануне между поклёвками насобирал прокалённого на солнце кедрового плавника. Костерок занялся сразу и принялся лизать пламенем прибрежную гальку. В чаще у берега вырезал рогульки под котелок. Крупа, черемша, картошка и чабрец – чабер или богородская трава сделали уху из хариуса неотразимой и божественно вкусной, по-ресторанному пряной.
Наевшись варева, насладились поистине курортным пляжем дивного озера. Все ветры у побережья дуют от озера и загоняют мошку в тайгу и прибрежные заросли. Даже слепни не могут высунуться к берегу. Прибой рокотал донными каменьями. Профессор помог Алёшке одеть гидрокостюм, ласты и маску с загубником-трубкой.
– На-ко вот стельки из свинца, да вложи в сапоги костюма. Далее машину у твоего Грачёва попросим, да баллоны с воздухом возьмём. Пояс одень, да карабин пристегни к фалу. Течения здесь повсеместно. Унесёт ни за понюх табаку.
Потом забили колья – кнехты для крепления страховочных фалрепов. Васильев неспроста попросил в напарники Алексея: тот был хороший пловец и крепкий парень. Для подводных исследований это были ценные качества. Позже Нил Аркадьевич выделил в помощь учёному Григория, молодого и смышленого парня из местных. Он знал наизусть всех рыб, рыбёшек, рачков, водяных червей и звёзд. Запросто нырял и даже был под водой по нескольку минут. Но тут их с Николаем Фомичём было двое. Костюмы сковывали движения, но под водой в них было сухо и тепло.
Едва вошли в воду, как их понесло течение. Пришлось поискать место потише – это была некая заводь. И, как только Алексей погрузил маску под воду, он буквально обомлел: это был мир из неведомой сказки. Водоросли создавали ощущение колышущегося леса, в чаще которого сновало уйма рыб, рыбёшек, всяких неведомых существ. Но лишь он взглянул на свои ноги в сапогах, как его будто поразило током: он стоял в гуще вьющихся гадов и звёзд. Это были водяные черви и морские звёзды. Всё подводное царство переливалось всеми цветами радуги, искрилось, отливало всполохами и манило идти дальше и глубже. Впечатление было таким очаровывающим, что парень временами затаивал дыхание. Очнулся от всей феерии лишь от дёргания фала у пояса: это профессор его вызывал на берег. Но даже на берегу Лёша сидел будто пьяный от увиденного.
– Что, малость ошалел, Алексей? Бывает, попервоначалу чудно. Далее привыкнешь и тогда начнём работать. Так и пошло: двое в воде, один на страховке. Незаметно подкралась осень. Баргузин задул так, что не то что в воду, а к берегу не подойти: волной могло смыть в Байкал – море. Прибыл профессиональный водолаз для работы подо льдом зимой. А группу профессора Грачёв попросил заняться промыслом на зиму: солили, коптили омуля, мясо тюленей. Для жира ловили головомянку: рыбу, наполовину состоящую из жира и оттого розового цвета и прозрачную.
Николай Фомич, сидя вечерами у костра делал для Алексея своеобразные политвливания. Именно так: лекции парень невзлюбил ещё на заводе: их читал рябой чекист с глазами как у гуся. Отчего казалось, что он вот-вот зашипит. Теперь же речь учителя уподоблялась священному елею: лилась из уст и внималась с багоговением. "Так вот, что такое политика!" – Прозревал юноша.
Оказывается, Япония, ставшая для Дерябина куда ближе, разворачивалась со всей полнотой агрессии к границам РСФСР. А ещё более того: с 1931 по 1932 годы военные расходы резко поползли вверх: почти на 20 % в год! Строились пушки, танки, военные корабли, самолёты… Зачем, против кого? А это прежде всего Манчжурия, Монголия, Китай и Россия до Байкала. И конечно же, усиленно работала разведка Японии.
Провозгласили "независимую" Манчжоуго-плацдарм для нападения на Монголию и Северный Китай. Близился Новый, 1933 год.
Появилась крепкая наледь. Алексей любил запускать голыши по звонкому, прозрачному и игристому льду, различимому лишь при отсвете солнца. "Тинь-тань-тинь-тон-тон-тон…" – Так озвучивал себя камешек, касаясь льда. Любил эту музыку Аникин.