ГЛАВА 10. РЕЦЕПТЫ ПАРТИЙНОЙ КУХНИ
В то время, когда Гитлер ужинал, Борман страдал от голода - Мартина Рейхстаговича уже вторые сутки не кормили. Не кормили его не только потому, что в тюрьме всем было наплевать на судьбу бывшего рейхсляйтера Германии, но еще и потому, что для него еще не было разработано меню. Сталин умер. Штирлиц был в Америке. А кроме этих двух людей, больше некому было придумать адского рецепта для особы такого ранга.
Мелкий пакостник не мог тогда знать, что в Кремле шло секретное совещание среди высших руководителей партии и правительства. Обсуждался единственный вопрос: "Чем кормить Бормана?"
Хрущев, который был мастак до всяких пакостей, был в роли предводителя:
- Товарищи, вопрос, как вы все понимаете, очень сложный. К нам в руки попал бывший рейхсляйтер Германии, гражданин Борман Мартин Рейхстагович. Сейчас он находится в Бутырской тюрьме, там же, где и гражданин Гитлер. C Гитлером все ясно, но чем кормить Бормана? Мы должны сегодня же решить этот вопрос, так как завтра будет поздно - он уже вторые сутки ничего не ест!
Хрущев вытер пот со лба, высморкался, налил себе стакан самогонки, выпил, рыгнул и пьяным взглядом окинул присутствующих: рядом с ним сидел Брежнев и что-то рисовал, Микоян играл в карты с Пельше, Андропов и Черненко играли в домино, и только Жуков сидел в задумчивости…
Казалось, что всем не было никакого дела до обсуждаемой проблемы. Хрущеву это не понравилось. Тогда он встал, взял в руки графин и запустил его в Пельше. Пельше ловко нагнулся, и графин пролетел мимо, разбившись о портрет Ленина.
- Никита Сергеевич, вы что себе позволяете? Вы что - против Ленина? Против партии? - заорал возмущенный Леонид Ильич.
Никита Сергеевич покраснел и сказал:
- Простите, я не сдержался…
- Вечно вы - "не сдержался", "не сдержался". Лечиться надо! - и Брежнев покрутил пальцем у виска, давая понять Хрущеву, что он полный идиот. - Ладно, что там у вас?
Первый секретарь еще раз повторил свою вступительную речь. Брежнев и все остальные очень внимательно выслушали ее. Слово взял Жуков.
- Товарищи, я предлагаю связаться со Штирлицем. Только он может решить эту проблему.
- Однако, мы и сами не дураки! Причем здесь какой-то Штирлиц! - сказал Черненко.
- Правильно, Константин Устинович, - подхватил Андропов. - Надо самим что-нибудь придумать!
- Товарищ Пельше, а что вы думаете по этому поводу? - осмелился спросить Хрущев.
- Я? Я того же мнения, что и Леонид Ильич!
Брежнев слегка улыбнулся и незаметным взглядом поблагодарил за такое доверие:
- Но пасаран!
- Но пасаран! - ответил Пельше.
Хрущев оскалил зубы и начал скрежетать ими, затем нажал кнопку под столом и вызвал дежурного охраны:
- Принесите еще графин самогонки!
- Слушаюсь, товарищ Первый секретарь! - ответил охранник. Через минуту он вернулся с бутылкой водки.
- Самогонка кончилась, товарищ Хрущев, осталась только водка.
- Как кончилась?! - удивился Никита Сергеевич.
- Молча!
- Что значит - молча?!
- А то и значит - молча! Пейте, что вам дают! Пока по голове не получили!
- Что вы себе позво…
Но охранник быстро вышел, а Хрущев, плача, налил себе стакан водки и залпом выпил ее. Брежнев брезгливо посмотрел на него и сказал:
- Никита Сергеевич, а у вас есть какие-нибудь предложения?
- Есть, батенька, есть!
- Ну, что ж, дорогой мой человек, мы вас внимательно слушаем.
- На завтрак я предлагаю давать кукурузный початок, настоянный на конской моче, - начал Хрущев. - На обед суп из кукурузы и конского навоза. На ужин - то же, что и на завтрак.
- Вы это сами придумали? - спросил Брежнев.
- Сам, батенька, сам! - и Никита Сергеевич налил себе еще стакан водки.
- Вы много пьете! - сказал Андропов.
- А ты мне не указывай! Слышишь?! Не указывай! Не указывай, я тебе говорю! Шо смотришь то, а?! Ты чего пасешь?! А мне плевать на твое мнение! Понял? Нет?! - и Хрущева вырвало на стол.
- Леонид Ильич, я прошу вас оградить меня от этих пьяных выходок! - закричал возмущенный Юрий Владимирович.
- Товарищ Хрущев, не забывайте, что вы - коммунист! - заорал Брежнев, залезая под стол.
- Простите, Леонид Ильич, я опять не сдержался.
В это время пришел Суслов.
- Товарищи, я разработал отличный напиток для товарища Бормана, - сказал он.
- Какой еще там напиток?! - спросил Хрущев, вылезая из-под стола.
- Здравствуйте, Никита Сергеевич! Чертовски отвратительная вещь!
- Что еще за вещь? - закряхтел Брежнев, высовываясь из-под того же стола.
- Здравствуйте, Леонид Ильич! Вещь - адская! Вам она не понравится. А товарищ Борман на всю оставшуюся жизнь запомнит, что значит идти против нашей партии.
- Мы вас внимательно слушаем! - сказал Леонид Ильич. - Вы присаживайтесь.
Суслов сел рядом с Андроповым, открыл папку, достал исписанный листок бумаги и сказал:
- Я назвал это "От Суслова - Борману"! Рецепт приготовления очень простой: литр "Пшеничной" водки смешивается с литром виноградного сока. Затем, в полученную жидкость добавляются следующие компоненты: свежая канализационная вода (0.25 литра), раствор новокаина (0.25 литра), перекись водорода (0.5 литра), гематоген (0.5 литра), коровья моча (0.25 литра) и, наконец, рюмка "Бургундского", соль, сахар, перец - по вкусу. Все это тщательно перемешивается и отстаивается. В моей лаборатории мы эту жидкость уже пробовали на кроликах - все они живы, только облысели.
Хрущева еще раз вырвало, Брежнев последовал его примеру. Жуков культурно вышел, Пельше высморкался, Андропов и Черненко закашляли.
Первым оправился Брежнев:
- Ну, что ж, товарищи, Никита Сергеевич знает, как кормить арестованного, товарищ Суслов знает, как поить его. Я думаю, пора голосовать. Кто против такой кормежки, прошу поднять хвосты! - Брежнев оглядел присутствующих и улыбнулся. - Хвостов нет, значит все - "за". На этом и закончим.
…В полночь дверь в камеру Бормана открылась. Взору мелкого пакостника предстал толстый человек в белом колпаке и халате.
"Повар, - догадался Мартин Рейхстагович. - Ну, наконец-то, а то так и копыта отбросить недолго!"
- Твоя жратва! - брезгливо сказал повар и поставил миску с кукурузными початками и кружку с какой-то жидкостью, от которой исходило ужасное зловоние.
Повар вышел и поэтому не мог слышать звериного рева мелкого пакостника, который чуть не сошел с ума, выпив глоток напитка "От Суслова - Борману". Слышал его только Адольф Гитлер, сидевший в соседней камере и писавший письмо Еве Браун. Узнав знакомый рев, Гитлер насторожился. Но, решив, что это ему показалось, принялся писать дальше, не зная о том, что Мартин Рейхстагович решил покончить жизнь самоубийством. И кто знает, чем бы все это могло кончиться, если бы в Бутырскую тюрьму не приехал Леонид Ильич Брежнев, у которого созрел дьявольский план по смещению Хрущева с поста Первого секретаря ЦК КПСС.
ГЛАВА 11. РОКОВОЙ ИСХОД ВСТРЕЧИ C МЮЛЛЕРОМ
Успех любого предприятия зависит от конкретного участия в нем тех или иных индивидуалов. Индивидуалами рождаются, а не становятся. И поэтому, все то, что сделал Штирлиц для провала выступления Хрущева, было защитой как самого себя, так и Леонида Ильича Брежнева. Штирлиц давно понял, что новое задание Центра нужно истолковывать совершенно иначе.
24.05.59 (5 часов утра)
После очередной попойки Штирлиц решил опохмелиться. Но что-то не складывалось так, как хотелось бы. И поэтому, голова разведчика болела также, как и его мочевой пузырь. Не складывались не только обстоятельства, позволяющие сбить головную боль, разведчик не мог ощутить связи между Хрущевым и Эйзенхауэром, Борманом и Брежневым, и вообще, Москвой и Нью-Йорком. Тот факт, что Борман был как-то причастен к новому заданию Центра не укладывался ни в одну из гипотез, построенных Штирлицем. "Что, черт подери, эти злыдни задумали?" - подумал полковник Исаев и открыл еще одну банку пива.
Штирлиц знал, что Хрущев мог бы и без Брежнева начать переговоры с американцами. Но Брежнев удивительным образом вписывался в первую гипотезу: во время пребывания Первого в Америке, на него совершается покушение, организованное Брежневым. Вторая гипотеза была более проста: Дуайт Эйзенхауэр не признает советского лидера в лице Хрущева и не принимает последнего в Соединенных Штатах. Третья гипотеза была связана с Борманом: Борман приезжает вместе с Хрущевым в Америку и является его гидом; затем Борман, будучи не Борманом, а одним из деятелей ЦК, позорит советского лидера перед лицом капиталистической общественности.
Все эти три гипотезы были связаны с Брежневым и поэтому Штирлиц решил ставить карту на него. Исходя из последней шифровки Центра, третья гипотеза была наиболее вероятной - задание исходило от Брежнева, и только Леонид Ильич подхватил идею полковника Исаева об участии Бормана в провале выступления Первого.
- Да, это может плохо кончиться, - тихо сказал Штирлиц, стоя перед унитазом.
В Нью-Йорке шел дождь. Город готовился к приему советских гостей. Повсюду были развешаны плакаты с приветственными надписями.
Мюллер шел по Двенадцатой авеню и плевался. "Как они любят этих русских и как я их ненавижу!" - думал бывший шеф Гестапо и вождь Четвертого Рейха, разглядывая шикарный плакат с надписью:
Да здравствует Кукурузный король!
Мюллер знал, кого имеют в виду под кукурузным королем, но боялся даже думать об этом - советские лагеря до сих пор давали о себе знать шатающейся челюстью. И поэтому Мюллер сдержался и не плюнул на плакат. Он решил зайти в кафе и что-нибудь перекусить. Денег было мало, но на бутерброд с черной икрой и бутылку виски хватило. Он сел за дальний столик и принялся цедить бодрящий напиток. Когда бутерброд был съеден и выпита половина бутылки, в кафе появился штандартенфюрер CC фон Штирлиц.
Штирлиц не сразу признал в седом старике бывшего вождя Четвертого Рейха, но Мюллер понял, кто подходит к его столику и поэтому насторожился.
- Разрешите? - вежливо сказал Штирлиц, усаживаясь за столик Мюллера.
"Наверно, он меня не признал", - подумал Мюллер и кивком головы дал свое согласие.
Штирлиц щелкнул пальцами, подозвал официанта, заказал три банки тушенки и бутылку водки и принялся жадными глазами рассматривать уставшее лицо Мюллера.
"Вот теперь точно! Сомнений быть не может - это Штирлиц! Тушенку и водку поглощает только он. Возможно, сейчас будут бить". - Мюллер тоже впялился в суровое лицо Штирлица и начал усиленно стучать зубами.
- Простите, может мы с вами где-нибудь раньше встречались? - начал Штирлиц.
Мюллер промолчал. Он боялся, что его голос может выдать его и поэтому решил занять выжидательную позицию.
Штирлиц повторил свой вопрос на русском языке. Мюллер промолчал.
"А c другой стороны, все равно я влип. От Штирлица вряд ли уйдешь. Он зануда известный", - подумал Мюллер и выпил еще одну рюмку виски.
Штирлиц повторил свой вопрос на немецком языке. Мюллер решил, что дальше молчать бесполезно и сказал:
- Да, это - я!
- Кто - ты?!
- Неужели, я так изменился?
- Я не понимаю, о чем вы говорите?
Вежливый Штирлиц сделал деликатный жест и слегка шлепнул подошедшего официанта, который принес его заказ. Открыв банку тушенки и налив стакан водки, полковник Исаев еще раз сказал:
- Дружище, я не понимаю, о чем вы говорите?
- Да это же я - Мюллер!
Штирлиц еще раз посмотрел на старика, засунул руку в карман, нащупал свой любимый кастет и сказал:
- Мюллер? Какими судьбами?! Ты в Нью-Йорке? Вот не думал?! Выпустили тебя, да?
Старые друзья обнялись. Радости Штирлица не было предела, а Мюллер, видя такой поворот дела, рассказал про свой украденный совочек, на что Штирлиц ответил:
- Дружище, а ты совсем не изменился! Все также возишься в песочнице?
- Да я…
- Да ладно тебе! - и Штирлиц похлопал старого друга по плечу. - Ты здесь один?
- Как тебе сказать…
- Говори все, без утайки. - Штирлиц опять нащупал свой любимый кастет. - А не то побью!
Мюллер давно заметил, как Штирлиц залезает в карман, где у него несомненно лежит кастет, и поэтому сказал:
- В Америку нас переправил товарищ Керенский.
- Какой товарищ?!
- Керенский. Это тот самый…
- А кого это "вас"?
- Кого, кого? Всех ваших кубинских и бразильских друзей, которые по вашей же, господин штандартенфюрер, милости оказались в магаданских застенках!
- И что, Кальтенбруннер с вами?!
- И Кальтенбруннер, и Холтоф, и Айсман, и даже красавица Тетя Фига - здесь, в Нью-Йорке.
Штирлиц задумался. Все это могло послужить неплохим козырем в игре, задуманной Брежневым. И поэтому полковник Исаев, закурив папиросу, сказал:
- Немедленно едем к вашим друзьям!
- Я не думаю, что это им понравится, - грубо промолвил Мюллер.
- А их об этом и спрашивать никто не будет, - грубо сказал Штирлиц и въехал кастетом по истрепанной физиономии Мюллера, повергая его в безграничное изумление. - Еще нужны объяснения?!
Мюллер расплакался.
- На Кубе - били. В Магадане - сломали челюсть. А теперь, здесь вы теребите мою физиономию. Как вам не стыдно?!
- О совести заговорил? А что ты думал тогда, в Германии, когда закрыл дверь после ухода Гитлера? А тогда, когда я томился в застенках твоего хренового Четвертого Рейха? Помнишь, собака?! - И Штирлиц вмазал еще раз.
Мюллер завыл, а Максим Максимович налил себе еще стакан водки.
- Ну что, я тебя убедил? - спросил он.
- Вполне.
- Тогда едем.
…Александр Керенский лежал в одной постели с Тетей Фигой. Керенский был стар, но красотка Фига не замечала этого. Этот мужчина заманивал к себе какой-то внутренней силой, порождающей неукротимую энергию молодого, влюбленного болвана, c которым спала красотка намедни.
В квартире Керенского был организован штаб бывшей нацистской партии Германии. Сюда съезжались все бывшие представители Вермахта.
- Так это все ваши штучки, товарищ-господин бывший глава Временного правительства? - На пороге стоял восхитительный Штирлиц с гранатой в руках.
- O, my God! - успел пропищать Александр Керенский. Граната разорвалась как раз под его задом.
Все остальные "рыбками" повыпрыгивали из окон четырнадцатого этажа.
- Развели тут бардак! - злобно прорычал Штирлиц, вытирая с мундира что-то похожее на кал.
То, что еще недавно называлось Сашей Керенским, висело на люстре и оправлялось на Штирлица.
- Прекратите, товарищ Керенский, заниматься хреновиной! - грозно сказал Штирлиц.
- Максим ты не прав! Ты что наделал?! - прошипела губа бывшего главы Временного правительства.
- Я всегда прав! - сказал Штирлиц. - Что это вы тута развели? Фашистский гадюшник? Ты что же это, опять вдарился в политику?
- Максим… или как там тебя еще… Петька, Отто… или этот, ну как его - Штирлиц, ты, еще раз повторяю, не прав! У нас здесь был творческий вечер Александры Пахмутовой.
- Какой еще там Ахмутовой? Тут все видно невооруженным глазом - фашистский гадюшник тут у вас, вот.
Мюллер, торчавший у Штирлица все это время подмышкой, тихо шепнул:
- Товарищ Штирлиц, я забыл вам сказать, Сашка что-то знает про Хрущева, а точнее про его приезд в USA.
Рука Штирлица самопроизвольно полезла за кастетом.
"Сейчас будут бить!" - подумало тело и упало вместе с люстрой к ногам Штирлица.
Но Максим Максимович сдержался, что случалось с ним редко, и только тихо спросил, пытаясь настроить свой голос на добродушную волну:
- Что тебе, контра, известно про Хрущева?
Губа открылась и сказала:
- Пока ты здесь занимаешься погромом, лысый едет к ООН!
- Черт, не успел! - пробубнил Штирлиц. - Ну, не успел, так не успел… Ладно… Извините, что побеспокоил. Я просто так зашел.
ГЛАВА 12. ТАМ, ГДЕ БЕССИЛЕН МИНЗДРАВ
"А это уже серьезно!" - подумал Штирлиц.
Едкий смог от дымящейся сигареты глубоко проник в его легкие и разведчик косо посмотрел на грязный потолок.
"Да-а, видимо, это никогда не кончится…" - мрачно насторожился Штирлиц и сделал еще одно усилие.
Мирно капала вода из крана, по потолку мелькали гадкие тени. Штирлиц вновь закурил. Сигарета показалась ему менее приятной, однако он продолжал втягивать в свои легкие этот острый, едкий дым, пытаясь сбить ужасное напряжение.
…Прошло двадцать минут. Мускулы легендарного разведчика всех времен и народов были на пределе.
- Черт! - прошипел он. - Должен же быть в этом хоть кто-нибудь виноват?! Но кто? Кто? Кто эта собака?
Штирлицу показалось, что напряжение на минуту утихло, однако этот факт не помешал закурить ему третью сигарету и мускулы Максима Максимовича снова были на пределе.
- Скоты! - закричал он в пустоту. - Га-а-а-а-а-ды!
Что-то ужасное, отчаянное, жаркое, безвыходное было в этом крике. Но стены были глухи и помочь в этот момент Исаеву никто не мог, даже Минздрав, тем более, что последнему было далеко наплевать на временное напряжение мускул легендарного шпиона.
Вечерело. В номер Штирлица откуда-то из далекой России ворвались стихи великого Пушкина:
Вечер зимний, вьюга воет,
Снег безжалостный идет…
Разведчик почувствовал жар и нестерпимую усталость. Ноги сводило судорогой. Со лба стекали холодные струйки пота. Штирлиц вдруг понял, что это конец.
"Говорил же Мюллер, предупреждал! - горько подумал он. - О-о-о! Как это все-таки жестоко! И самое главное - низко! Низко!"
- Да, поймите же вы, наконец! Я не выдержу этого! - прокричал Штирлиц.
Это уже был крик не человека, это был рев быка, которого вот-вот должны были зарезать. Это был крик дикого слона, увидевшего подлую кобру. Это был крик загнанной лошади, раненного кабана. Это был крик тигра, нечаянно наступившего на раскаленное золото.
"Да, Мюллер был прав, что нужно…" - Мысль куда-то унеслась и на смену ей пришло еще одно кажущееся облегчение, но только кажущееся… Прошла минута и Штирлиц вновь почувствовал что-то ужасное. Ему показалось, что его душит кобра. И тогда… он собрал все свои последние силы и закричал:
- Мюллер! Дружище! Ты был прав! Надо чаще принимать слабительное! Запор - вещь серьезная! - внезапно все кончилось и Максим Максимович почувствовал величайшее облегчение.
Штирлиц закурил пятнадцатую сигарету и c чувством выполненного долга развернул свежий номер "Morning Star".