Как бы между прочим, автор книги, со всеми этими "один с кирпичом, а двое с носилками" и прочими "бейсментами", Михаил Чабан - доктор наук. На обороте титула помещено предупреждение на английском языке, а затем: "Что в одесском переводе на русский язык означает: все авторские права принадлежат…если кто попытается стырить, то согласно международному авторскому праву…глаз на жопу натяну, мягко, но по-одесски выражаясь". Что я могу на такое сказать доктору наук Чабану, кроме крылатого: "Ты одессит, Мишка, а это значит!".
Мне делается хорошо смешно, когда читаю, что одесский язык уже невозможно услышать на улице. Мы десятилетиями живем бок о бок в миллионном городе, сосуществуя в тысячах исключительно параллельных миров. Круги общения пересекаются крайне редко. Семья, сослуживцы, родственники, соседи, друзья. Вместе с детсадовскими однокашниками их наберется максимум тысяча человек, включая случайных собеседников, которых с годами становится все меньше и меньше. Особенно для людей, давно и обильно пересевших с легендарных одесских трамваев на автомобили и мчащихся по замкнутому от посторонних кругу жизни. Потому я вам не скажу за всю Одессу, только за себя.
Вчера утром вывел на прогулку своего пса Яра, встретил соседа Алика с его догом Байроном. Представьте себе, на каком языке мы общались, если Алик Ген - потомок того самого легендарного одесского фабриканта Гена. Питбуль Грей туго натягивал поводок, пока его хозяин Гриня, с которым мы еще шпингалетами гоняли по княжескому хутору, рассказывал мне свежую отпадную хохму. Потом пообщался с профессором Дорошенко, выгуливавшего пуделя Деника перед работой. "Это атас", "кошерное сало", "полный капец", а также иные слова употреблял в разговоре со мной доктор наук Дорошенко, за "хуё-моё" и речи нет, это его любимое выражение. Расставшись с Дорошенко, приветствую Марго с ее Чипой. Марго, вкалывающая в издательстве отнюдь не подметайлом, а редактором, поведала, что у ее подруги растет "сильно цикавый ребенок", "мотопеды гоняют, как угорелые", а если она будет работать дома, то "сойдет на говно". И все это происходило на одном квартале, в течение сорока минут. Перед тем, как зайти домой, услышал слова приходившей мимо дамы весьма элегантного возраста, волочившей за руку капризничающего малыша: "Ты у меня сейчас по чумполу дождешься".
Оставив Яра дома, отправился за кормом для попугая Кокаина на Охотницкую. Именно так, в своем любимом женском роде, многие коренные одесситы именуют Староконку, то есть Староконный рынок. Миную привозный фонтан и сразу же останавливаюсь возле прилавка, заполненного клетками с разнокалиберными попугаями. Смотрю на них где-то полминуты, и тут начинается таки сцена у фонтана. Какой-то незнакомый мужик моего возраста отвлекает меня от процесса созерцания: "Ну что ты заставился? Давай ныряй в ширман, доставай шмеля". "А может я шмеля имею только лопатником?", - отвечаю, хохмы ради, и мы начинаем свистеть совсем не за попугаев. Мужик, торговец попугаями родом с Молдаванки, минут через пять прервал беседу: "Делаем ша, черти уже занялись цинкографией". Я повернул голову, возле нас стояло несколько приезжих с сильно раскрытыми ртами.
Купил корм, вернулся домой. Жена втолковывает сыну: "Надо мной воду никто варить не будет!". "Ты появился на свет, чтобы положить меня в гроб", - шучу я, лишь бы внести свою лепту в процесс воспитания давно подросшего поколения, и лишь затем замечаю жизненную двусмысленность фразы. Увидев пачку корма, Кокаин заорал нечеловеческим голосом: "Убиться веником! Цёмик, птичка мамина. Цём-цё-цём…". Несмотря на эти призывы, целоваться с Кокаином я не стал, а отправился в издательство "Оптимум" вместе с упавшим ко мне на хвост Яром.
На воротах дома, где расположено издательство, опубликовано мелом: "Туалет нет. Во двор для перекурить ис хот-догами не заходить". Не сомневаюсь, что автор сего объявления согласный рубать коклеты хоть из ложком, хоть из вилком, лишь бы да. Во время разговора с главным редактором "Оптимума" Сашей Таубеншлаком понял, что немножко ошибся: автор сего объявления - дама.
Сезон взрослой рыбалки и охоты таки не в зените. "Я не сильно поправился?" - спрашиваю у жены. "Не переживай: у тебя и морда не мордатая, и жопа не мордатая", - успокаивает она меня. Такое нарочно не придумывается, все это произносится на одном дыхании, доказывая тем самым, что пресловутая образность одесского мышления не утеряна. "Ты хоть слышала, что сказала?". "А что я такого сказала?". Я повторяю ее слова, и она смеется.
Потом смеялся я. Жена уже два раза говорила, что на дворе обратно пекло, а она абсолютно раздета. Пошли по этому поводу в какую-то пупер-лавку, но ее ничего не устраивает. "У вас есть хоть что-то классического размера 90-60-90?", - спрашивает жена. "А где вы видели людей с таким размером?" - любопытствует продавщица. "В зеркале". Продавщица отходит на пару метров, пристально смотрит на жену и говорит: "Таки да. Только у нас нет девочковых размеров". Мне гораздо легче, ибо из мальчуковых размеров давно вырос в талии.
Вечером звонит соседка мадам Нинка, дама более чем просто элегантного возраста. Докладывает: "Мне таки сделали ассенизацию, уже вонять не будет". Недавно мадам Нинка травила весьма распространенных в ее квартире домашних животных под названием "тараканы". Сегодня ей поменяли трубу в туалете, но мадам никогда не делала разницы между "ассенизацией" и "канализацией".
Я сажусь в кресло и с чувством глубочайшего удовлетворения читаю очередной плач Израиля о том, что в Одессе уже не осталось одесситов, а их легендарный язык давно пребывает в прошлом и живет лишь на страницах Крошки Цахеса Бабеля.
МАНСЫ ФИМЫ ЖИГАНЦА
ИЛИ
ТАЙНА ВАСЬКИ - ШМАРОВОЗА
В 2006 году международный общественно-политический журнал "Европа Центр" опубликовал статью Александра Макарова "Даже злые урки все боялись Мурки". Начинается статья так: "Слов нет, осторожным надо быть, если пишешь что-либо "за Одессу"…Они (одесситы - авт.) скандально будут спорить о том, что тринадцать или четырнадцать раз переименовывали их улицу…Что же касается одесских песен - это святое, а святое руками не тронь!". Эту статью украшает иллюстрация: типично одесские персонажи на нотном фоне у памятника Дюка. А уж они-то знали толк в одесских песнях…
Задолго до того, как в русском языке появилось словосочетание "городской фольклор", в Одессе подобный вид творчества именовали "гаванными песнями". Сегодня "городской фольклор" - это "русский шансон", выросший из шикарного манто гаванных песен, которые ныне именуют "одесскими песнями".
Много лет назад мы слушали очередную кассету со свежими одесскими песнями. Все утверждали, что их написал безвестный одессит-эмигрант. Тогда я заметил своим корешам: "Пацаны, думайте хотя бы головой". Действительно, какой одессит скажет: "майсы", а не "мансы", или употребит "тельник" вместо "рябчика"?" А это "майданщик, молдаван и толстая Кармен"? В данном контексте было бы вернее не "майданщик", а "майданник", молдаван - юго-западный ветер или герой одесских анекдотов, принимающий за пределами Города облик чукчи. "Мадам, ну что вы расшумелись под паром, я не прошусь к вам на закорки через реку". Что это за "на закорки", когда в Одессе говорят "на киркосы"? Зачем тогда лишний раз напоминать, что привозные барыги в жизни (то есть никогда) не светились на разборках. В общем, очередные под одесские песни.
Через много лет выяснилось, что эти песни создавал ленинградец Александр Розенбаум явно под влиянием Крошки Цахеса Бабеля. А как же иначе, если "Беня Крик мне друг, сестра Нехама", а Нехама - мама того Бени. Выходит этот безвестный друг Бени его родной дядя? Игде он ныкался столько лет, и почему не наехал на оборзевшего Менделя с его криком за продажу майна?
В общем и целом, чужого песенного добра нам даром не надо. Тем более что ни за один город мира не сложено столько песен, как об Одессе. Только в одной Америке за последние четверть века их было создано свыше пяти тысяч.
Одесские песни…Насыщенные нашим родным языком, созданные по фирменному одесскому рецепту, где слезы радости и смех горя сбиваются в плотный коктейль. Если бы кто-то сумел опубликовать абсолютно все одесские песни, то библиотека всемирной литературы закрылась бы на переучет вечных ценностей, а затем каждый год выходил бы дополнительный том. И…
И вот недавно автор многих книг, известный российский исследователь А. Сидоров по погонялу Фима Жиганец выступил в очередной книге с сенсационным разоблачением "Верните городу пивную или как Одесса-мама обокрала Ростов-папу". Саша-Фима не устает доказывать на конкретных примерах, что одесситы едва успевали присваивать себе чужое творчество и выдавать его за собственное.
"Но Ростов-папа легко бы мог простить ветреной супруге все эти шалости, если бы мамаша заодно не облапошила собственного муженька", - гонит тюльку месье Жиганец. Для начала имею сказать, что одесситы, подчеркиваю, одесситы никогда не имели славный город Ростов за своего папу и не помнят, чтобы Одесса с кем-то венчалась. Словосочетание "Одесса-мама" соответствует выражениям "матушка Россия" и "ненька Украина" в русском и украинском языках. Что зафиксировано во множестве литературных произведений, где за нашего гипотетического папашу даже не намекается. И вообще, кто такой этот Ростов с его Наташей, чтобы что-то прощать Одессе? Или тот в больших кавычках папа дал миру столько великих ученых и деятелей культуры? Или он, как Одесса, не то, что первым в стране, а вообще заработал Золотую Звезду? Или имя его по сию пору гремит по всей планете? Или из произведений выразительного и изобразительного искусства, где идет за него речь, можно составить целую библиотеку, картинную галерею и фильмотеку? Я не скажу, чтобы да, так нет. Я скажу: не смешите мои тапочки.
Так что это к нам примазались ростовчане со своим папом, а потом к ним присоседились харьковчане, ставшие утверждать "Одесса-мама, Ростов-отец, кто Харьков тронет, тому капец". Прошу учесть, что вместо одесскоязычного слова "капец" харьковчане на самом деле употребляли его всем известный русскоязычный синоним. И вообще, как говорят в Одессе.
Так сколько песен сложено за нашу родину-маму, а сколько за того ростовского папу с его мать и хуцпаном Фимом, которому позарез потребовалось мацать святое, несмотря на предупреждение месье Макарова?
Александр Сидоров таки хорошо знает язык тюрьмы и зоны, я немножко знаю одесского языка. Именно одесский язык, эта по сию пору тайна за семью печатями и детектив со многими неизвестными для окружающего нашу родную планету мира, поможет разобраться в колбасных обрезках и классическом "то ли он украл, то ли у него украли".
Фима Жиганец гонит, что "Шарабан", хорошо известные своей "порядочностью" не без помощи Крошки Цахеса Бабеля, одесситы украли аж с берегов Амура, где часовые родины цинковали за самураями. Согласно утверждению Сидорова, одесский "Шарабан" - не что иное, как "Амурская партизанская", "которую в гражданскую войну распевали дальневосточные партизаны". То есть партизаны на другом от Одессы конце страны могли исполнять эту песню не раньше, чем в 1918 году. И распевали они вовсе не "А шарабан, мой, американка, а я девчонка, я шарлатанка", а за правителя омского, Антанту и "ах, шарабан мой совсем разбился, зачем в Одессу да я влюбился". Фима, вам не странно, зачем на другом конце страны им нужна была такая любовь с тонким намеком на толстые обстоятельства? Тем более что в нашем Городе навалом своих партизан. В одесском смысле слова.
Для начала за слово "шарлатанка". В русском языке слово "шарлатан" употребляется столь же верно, как и упоминавшаяся ранее одесскоязычная "лажа", а потому означает исключительно "мошенник". "Шарлатан" - одессифицированное итальянское слово "siarlatano" - переносчик. Автор книги "Старая Одесса" А. Дерибас именовал шарлатаном "прекрасной души человека" Карассо, известного всему Городу уличного комедианта, носившего на спине свой кукольный театр. А спустя годы слово "шарлатан" обрело еще одно значение. "Нет теперь во всем православии, несмотря на всю ширь славянской души, такого безнадежного мота - по-одесски "шарлатан" - как этот тип полуобруселого еврея", - писал современник Дерибаса. Если "шарлатан" был бы действительно синонимом "лоходромщика", то вряд ли один из переулков на Фонтанах имел название - Шарлатанский. Но если вам сильно захочется, то вместо выражения "плутовской роман", вы запросто можете сказать "шарлатанский роман" - и тоже не ошибетесь.
То, что "шарлатан" - мот, доказывает и песня со словами: "…в дыму табачном, как в тумане, плясал одесский шарлатан. На это дело он угробил тысяч триста. Купил с навара пива, водки и вина, на остальные деньги нанял гармониста, чтоб танцевала вся окрестная шпана". "Рубль в день составляет шесть в неделю. И если не быть шарлатаном, не пить, не играть на бильярде, то можно еще прожить как-нибудь", - писал С. Юшкевич больше ста лет назад. Иди знай, вдруг в будущем найдется очередной иностранный Фима, который станет доказывать, что одесситы даже само слово "шарлатанка" похитили у россиян.
Так кто же раньше исполнял эту песню: одесская шарлатанка или амурские партизаны? Существует великое множество доводов в пользу одесского происхождения песни, от "панталон" шарлатанки, которыми одесские дамы как законодательницы российской моды перестали пользоваться лет за десять до начала гражданской войны и до основного. Вам надо сенсаций? Их есть у меня!
В 1992 году два одесских пацана совершили самый настоящий прорыв, выпустив сборник "Пой, Одесса". Так впервые увидели свет тексты одесских песен, многие из которых десятилетиями пребывали под запретом. В сборник попал русскоязычный вариант "Шарлатанки". И поехала "шарлатанка" на своем "шарабане" вот откуда: "Ин Одест, ин Одест, афдер Молдаванка, ихт хобгэтонц а полонез мит а шарлатанке". Может быть, я и неправильно записал, но где-то так исполняли одесские клезмеры еще в 19 веке, не подозревая за свое амурское партизанское будущее в исполнении Фимы Жиганца.
Вообще, как только речь заходит за Одессу, ростовчанин Александр Сидоров проявляет такое знание темы, что усраться и не жить, если не свет туши, кидай гранату. Поведав о том, что легендарную песню "С одесского кичмана" одесситы тоже слямзили, Фима-Саша приводит слова оригинала "С вапнянского кичмана сбежали два уркана, сбежали два уркана на Одест…". "Одест, Одеста, - каторжанское произношение Одессы", - приводит единственный мощный довод в пользу своих рассуждений месье Жиганец. Тоже мне удивление. Петербуржец Дмитрий Вересов в недавно вышедшем романе "Сердце льва" пишет: "оц-тоц-перевертоц, бабушка здорова", - вспомнил Хорст слова русской каторжанской песни". Называется эта русская каторжанская песня "Как на Дерибасовской угол Ришельевской", но даже Фима Жиганец почему-то не утверждает, что ее одесситы тоже украли.
Молчу за выше процитированное с понтом каторжанское "Одест" в сочетании с пляской уголовников "а полонез мит а шарлатанка". Даже не спрашиваю у знатока Одессы Фимы-Саши Сидорова-Жиганца когда было образовано слово "уркан", он вряд ли знает, равно как и где находилась княженская малина, на которой остановились отдохнуть беглецы со с понтом вапнянского кичмана. А просто приведу слова некогда известного в СССР каторжанина, который написал гаерскую хохму со словами: "Утесов Леня парень фун Одес, а Инбер тоже бабель из Одессы". Во второй половине прошлого века эти слова уже звучали как "Утесов Леня парень молодец, а Инбер тоже родом из Одессы". Зато слова Елены Ган, написанные еще в первой половине 19 века, неизменны по сию пору: "Там можно пройти полгорода, не встретив русского слова. Итальянский, французский, польский, греческий - вся эта смесь языков коснется вашего слуха, кроме языка русского. Разве что попадется вам толпа бородачей, которые, возвращаясь с работы с пилами за плечами и апельсинами в руках, толкуют меж собой: "Всем был хорош городок Одеста, да нехристей в нем шатается, что Боже упаси". Не иначе эти бородачи всей бесконвойной толпой возвращались пешкарусом на каторгу…
Кстати, за каторжан. Одесса в начале своего существования напоминала "не российский город, а какую-то полупиратскую колонию". Спустя сто пятьдесят лет после этого откровения А. Дорошенко написал: "Каторжники, которыми заселили Австралию, были, сравнительно с нашими предками, все равно, что выпускницы института благородных девиц". А профессор Саша Дорошенко - тот еще подарок с Молдаванки вовсе не бабелевского производства. Жиганец таки не знает, что такое настоящий одессит, ему кругом одни каторжане мерещатся. Даю ответ: как положено с детства любому из нас, владею ножом не только в сочетании с вилкой и умею держать волыну в любой руке. А в прошлом году на моего младшего сынка наехали два нехилых залетных каторжанина. В результате всего двух ударов голым кулаком, один из них лишился семи зубов, а нижняя челюсть второго стала подлежать исключительно капитальному ремонту. Если бы ростовский Фима узнал, что во время освоения Брайтона не злодеями-каторжанами, а обычными одесситами в начале семидесятых годов прошлого века, они в темпе вальса и безо всякой помощи полиции очистили этого близнеца Гарлема от многочисленных банд, он бы, наверное, сильно удивился и меньше бы пенился. Тем более, с такой много о чем говорящей одесситу погремухой - Жиганец.
Александр Сидоров в своем стремлении разоблачить происки одесситов дописался и до того, что одесситы украли даже "…"Алеша, ша", ставшее популярным в исполнении Аркадия Северного, песня гражданской войны, где речь идет о Петрограде". И кто бы спорил, ведь исконно русское слово "ша" было особенно типично для столицы империи. Правда, впервые оно было исполнено типографским способом еще в первой половине девятнадцатого века почему-то в Одессе. Как бы между прочим, "Алеша, ша" берет начало от куда более старой одесской клезмерской песни "Гитер бридер Хаим". И это совсем не тот Хаим, что вошел в крылатую фразу одесского языка "Хаим, слезь с руля", которую вполне можно адресовать человеку по имени Фима или Вася, без разницы.
Так кроме "Алеши, ша" пациенты питерских "Крестов", находившихся на Арсенальной улице, еще исполняли: "На Арсенальной улице я помню старый дом. С широкой темной лестницей, с решетчатым окном".
Уже при советской власти в Одессе был освистан прибывший сюда на гастроли Театр имени Мейерхольда, привезшего постановку "Клопа" Владимира Маяковского. Причем, освистан был не кто-нибудь, а сам Ильинский. Такое случилось с ним два раза в жизни - первый и последний. Стоило ни в чем неповинному Игорю Ильинскому продекламировать: "На Луначарской улице я помню старый дом, с широкой чудной лестницей, с изящнейшим окном", как зал засвистел и затопал ногами. По причине того, что процитированные строки были явным и дешевым советизированным плагиатом, да еще с экивоками в адрес сочинителя откровенно бездарных пиэс наркома Луначарского, чьим именем назвали Одесский театр оперы и балета. Дело в том, что еще в 19 веке живший тогда еще в Одессе поэт Я.П. Полонский написал стихотворение, начинавшееся словами: "В одной знакомой улице я помню старый дом. С высокой темной лестницей, с завешенным окном". Строки Полонского о старом доме пришлись по вкусу абсолютно всем ценителям поэзии, их цитировал не то, что Бунин в своих дневниках, замечая "все это было когда-то у меня", но даже исполняли пациенты питерских "Крестов". Фиме Жиганцу таки есть о чем писать дальше.