- Во-во! Попридержи его, пан Годимир, - послышался голос пана Криштофа, - попридержи!
Доброжир бился, словно выброшенная на лед уклейка. Несмотря на внешнюю тщедушность, он казался выкованным из стали - попробуй согни. И при этом пинался локтями и коленями, вырывался, пытался боднуть противника в лицо.
Рыцарь сосредоточился на вооруженной руке, стараясь не выпускать ее ни на миг.
- Крысы! Ах, ты так?! Крысиный пан! Крысиный пан! Убью! Крысюк! Крысья морда! - На губах короля начала проступать пена. Плохой знак, опасный.
Годимир пыхтел, ощущая, что уже не держит руку его величества, а держится за нее. Еще немного и сил не хватит. Это же надо! Проиграть рукопашную потасовку седому старику. Должно быть, сказываются сломанные ребра, вчерашний бой со стражниками, постоянный недосып - то гнилушчане придуравушные со своим золотом, то бдение в часовне, будь оно неладно. Хотя, с другой стороны, какой Доброжир старик? Наверняка пятидесяти еще нет. Это, видно, неумеренное пьянство состарило его, прибавило морщин, обрюзглости и седины.
- Держи его, пан Годимир, мы скоро! - Это уже пан Добрит кричит. - Вот так вот!
Легко им сказать - держи! Тут же надо расстараться и вреда не причинить (как-никак, королевская кровь, проливать не годится), но и себя зацепить не дать. Глупая рана будет - получить железо в живот от свихнувшегося старика.
- Крысюк!
Где же пан Тишило? С его-то силищей мог бы и помочь самую малость…
- Мы уже идем! Идем уже…
- Скоро! Вот так вот!
Король выгнулся, извернулся и изо всех сил приложил Годимира промеж ног коленом. Рыцарь скрючился, откатился, прижимая ладони к больному месту.
- Влип, крысюк! Ужо я тебя! - Доброжир, поражая резвостью, вскочил на одно колено и замахнулся.
Драконоборец понял, что ни увернуться, ни даже закрыться не успеет. Возникло желание зажмуриться, но он отогнал его, как недостойное новопосвященного рыцаря.
- А-а-а!!! - ревел открытым ртом, показывая гнилые зубы, король, и тут ему на плечи упало широкое полотнище гобелена.
Два пана с птицами на суркоттах оказались на высоте. Словно всю жизнь успокаивали сошедших с ума монархов.
Добрит толкнул его величество под колено, а Криштоф с силой ударил по запястью правой руки. Меч, зазвенев, запрыгал по толстому, утоптанному слою грязи, давно укрывшему дощатый пол залы. Доброжир заревел растревоженным медведем, рванулся прочь, но его уже пригнули к земле, обмотали одним концом расшитого полотнища и уверенными движениями, переворачивая, обматывали плотной тканью дальше.
- А-а-а! Поймали, крысюки! Отпустите! Проклятые!
Король корчился, выгибаясь, словно в судорогах.
Пена уже не только пятнала губы и усы, но и разлеталась хлопьями, как у загнанного коня.
- Батюшка! - Каштелян наконец-то отпустил Аделию, и она перекатилась через стол - только юбка мелькнула. Кинулась в общую свалку.
- Крысючка! Прочь! Не трожьте меня, окаянные!
Доброжир безумно засверкал выпученными глазами. Принялся биться затылком о пол.
Королевна попыталась подсунуть ладони под затылок отца, но отдернула руку, болезненно скривившись. Еще бы! Череп у его величества крепкий, в этом Годимир уже имел случай убедиться.
Пан Добрит навалился на короля, прижимая к полу и лишая свободы движений, а Криштоф обхватил голову Доброжира, удерживая ее.
- Крысюки… - уже не кричал, а хрипел владыка Ошмян, вращая налитыми кровью глазами. - Крысюки-и-и… Су-у-уки… Замучили-и-и… - Он напрягся, забулькал горлом и замер.
В воцарившейся тишине слышалось лишь тяжелое дыхание рыцарей и всхлипывания королевны.
- Лекарь в замке есть? - проблеял Годимир, с огромным трудом поднимаясь на ноги. Боль отпускала, но не так быстро, как хотелось бы.
- На пяточках попрыгай, - коротко бросил пан Стойгнев, проходя мимо. Оказывается, он не убежал. Скорее всего, просто не хотел вмешиваться. Он-то, как и Годимир, из Хоробровского королевства, вассальной присягой с Доброжиром не связан.
Пан Ланцюг присел около его величества, уверенным движением нащупал живчик на шее, притих…
- Есть один лекаришко в Ошмянах, - прогудел Божидар, запоздало отвечая на вопрос молодого человека. - Послать челядь, что ли?
- Поздно, - посуровел Стойгнев, вытирая пальцы о суркотту. - Не дышит и сердце не бьется.
- Видать, жила в груди лопнула, - задумчиво проговорил пан Добрит. - Вот так вот. Это частенько бывает… - Он легонько провел ладонью вдоль лица его величества, закрывая ему глаза.
- Вы уверены, панове? - Стол опасливо заскрипел под тяжестью перелезающего через него пана Божидара.
Пан Ланцюг пожал плечами:
- Само собой, можно и проверить, но… Я видел много смертей. Погляди сам, пан Божидар.
Аделия закусила рукав платья. Видимо для того, чтобы не разрыдаться. Она держалась на удивление твердо. Поистине, с королевским достоинством. Именно так и подложено принимать удары судьбы, когда на тебя смотрит все королевство.
Ошмянский каштелян, грузно ступая, подошел к замотанному в тряпки Доброжиру. Наклонился, коснулся шеи у заострившегося кадыка. Вздохнул.
- Нет нужды в лекарях, панове. Его величество король Доброжир скончался своей смертью в присутствии пятерых… - Он бросил быстрый взгляд на Годимира. - В присутствии шестерых рыцарей. Исполняя обязанности каштеляна Ошмянского замка, я должен произнести ритуальные слова, панове. Король умер. Да здравствует… королева!
Ее высочество… Нет, уже ее величество поднялась, тонкая и строгая в черном платье. За исключением побледневших щек и плотно сжатых губ ничего не выдавало ее душевного состояния. Вот это выдержка!
- Надеюсь, пан Божидар, пан Добрит, вы будете исполнять свой долг по отношению ко мне так же, как и к моему отцу. Также я рассчитываю, пан Стойгнев, пан Тишило, пан Криштоф, на вашу помощь в грядущей войне с загорцами. Для тебя, пан Годимир, у меня будет особое поручение.
Рыцари склонились, выражая одновременно глубокую скорбь по скончавшемуся королю и почтение новой повелительнице Ошмян.
Драконоборец успел заметить, что пан Божидар опять мельком взглянул на зажатое в кулаке кольцо.
- Прошу за стол, панове, нам есть о чем поговорить, - решительным тоном произнесла Аделия.
- А как же… - Пан Черный Качур недоуменно указал на лежавшее тело Доброжира.
- Ему уже не помочь, а дела не терпят отлагательства, пан Криштоф.
- Ну, коли так… - Рыцарь из Белян пожал плечами.
Остальные занимали места во главе стола молча. Парящая под сводами залы смерть-невидимка давила, заставляла тише говорить и медленнее двигаться. Пан Ворон осторожно, словно вещицу из заморского стекла, положил перед Аделией поднятую с пола корону.
- Итак, панове… - Королева сцепила пальцы перед грудью. - По-иному я думала всходить на престол. Не такой ценой. И не в такое время. Скорбь моя безгранична. Это скорбь любящей и любимой дочери. - Она вздохнула. - Скорбь по доброму отцу и мудрому королю. Его величество Доброжир достоин самых пышных похорон, самых великих почестей, которые только способны оказать ему благодарные ошмяничи. Однако жизнь берет свое. Она не дает нам времени на долгий траур. Не правда ли, панове?
Тишило буркнул что-то под нос. Криштоф решительно кивнул.
- Все вы знаете, что война стучит в наши ворота, - продолжала Аделия. - Черная стрела от Кременя Беспалого тому подтверждение. Вестей из Ломышей нет? - повернулась она к пану Божидару.
- Конные гонцы обычно опережают слухи. А загорцы умело пресекают попытки свидетелей растрезвонить об их появлении по всему свету.
- Хорошо. - Королева кивнула. - Вернее, не совсем хорошо. И даже очень нехорошо. Вот что я думаю. Если предсмертные слова гонца верны, то дружина Кременя потерпела поражение. Рыцарского ополчения он собрать не успел. Боюсь, что Ломыши уже захвачены.
- Очень даже может быть… - кивнул пан Добрит. - Если загорцы еще не в городе, значит будут. Не сегодня, так завтра. Вот так вот.
- Что бы вы делали, панове, на месте короля Кременя, его каштеляна пана Яробуда, мечника пана Путислава? - Аделия обвела глазами чинно сидевших за столами рыцарей. - Прошу высказываться по старшинству. Сперва пан Божидар.
Каштелян откашлялся:
- Надлежит, по моему мнению, укреплять город. Оттянуть стражников с щарских переправ…
- А как же Желеслав? - нахмурилась девушка.
- Желеславу нужно стрелу черную послать, - твердо проговорил пан Добрит. - Обычай, веками освященный. Не только в спину не ударит, но и подмогу прислать должен. Вот так вот.
- Верно, - подтвердил Божидар. - Не посмеет, получив черную стрелу, не помочь. Свои же проклянут…
"Ага, - подумал Годимир. - Смотря какие свои. Если мечник Авдей, так тот первым присоветует пару-тройку деревень от Ошмянского королевства отхватить".
- Хорошо, - одобрила Аделия. - Пан мечник Добрит, что ты еще добавишь?
- Думаю… - задумчиво протянул пан герба Ворон. - Думаю, если Кремень Ломыши оставил, то остатки его войска на восход направятся, у нас спасения искать. Вот так вот.
- Если осталось то войско, - вставил Божидар.
- Правильно. Но если осталось… Даже если Кремень, Яробуд, Путислав головы сложили, их рыцарство и дружинники к нам потянутся. Не зря ведь стрелу посылали. Вот так вот.
- Хорошо, - снова кивнула Аделия. - Значит, нужно помочь им перебраться через Ивотку… Река это такая, - пояснила она нарочно для нездешних рыцарей. - Принять на правом берегу Ивотки, накормить, полечить, дать оружие взамен утраченного. Они Ошмяны будут защищать как… как…
- С отчаянием обреченных, - подсказал пан Стойгнев.
- Верно. - Пан Молотило почесал лоб. - Если еще пообещать им, что…
- Что на Ломыши пойдем после победы, - подхватил пан Криштоф. - Если, конечно, побьем загорцев, если побьем.
- Надо будет, пообещаем! - Глаза королевы горели праведным огнем, как у волчицы, защищающей свое логово. - Пан Стойгнев, пан Тишило, я прошу вас взять на себя отступающих ломышан.
- Наобещать, что ли… - еле слышно прошептал пан Конская Голова, но вслух, конечно, провозгласил: - Почту за честь, твое величество. Если, само собой, пан Стойгнев не против моего участия.
- Я советовал бы вам на время забыть свары, - прогудел Божидар. - Опосля войны разберетесь.
- А то и вовсе славой сочтитесь, - заметил пан Добрит. - Кто больше загорцев на тот свет спровадит, тот и победил.
- Я не против участия в походе к Ивотке пана Тишило из Любичей, - медленно проговорил Стойгнев. Мирные слова давались ему с трудом, но здравый смысл пересиливал. - Обещаю при всех не вызывать на поединок пана Тишило и не принимать вызова от него, пока последнего загорца не прогоним за Запретные горы.
- Согласен! - Пан Конская Голова стукнул кулаком по столешнице. - Я также обещаю не вызывать и не принимать вызов от пана Стойгнева герба Ланцюг. Посчитаемся, кто сколько голов богомерзких снес.
- Почему богомерзких? - вполголоса поинтересовался Годимир у пана Криштофа.
- А обычай у них чудной, такой чудной. Весь череп бреют за исключением темени, а все, что там отрастает, на ухо зачесывают, на ухо. Эх, пан Косой Крест, не видел ты загорцев, загорцев. Взглянешь - вздрогнешь. Нет, потом привыкаешь, конечно, привыкаешь. Но первые несколько дней тяжко.
- Свидетельствую ваше обещание и принимаю вашу службу, досточтимые паны. - Аделия поднялась, взяла в руки корону. - Венцом королей ошмянских благословляю ваш будущий подвиг. Уже сегодня к вечеру вы в дороге быть должны.
- Тогда, думаю, приступим незамедлительно. Вот так вот. - Пан герба Ворон сделал знак рыцарям следовать за ним.
- Пану Криштофу я намерена поручить собрать рыцарей, что были на мои поиски отправлены, - вернулась на место девушка, когда мечник с заключившими перемирие панами покинул залу.
- Пана Иржи герба Два Карпа и пана Езислава герба Мантихор я видел едва ли не на границе, - подсказал Годимир. - Южнее Гнилушек.
- Ого! Далеченько забрались! - удивился пан Черный Качур. - С ними еще пан Лукаш должен быть. Пан Лукаш герба Подкова. Не видал ли?
Так вот как звали молоденького пана, раздавленного конем! Тезка иконоборца, оказывается.
- Видал, - не покривил душой словинец. - Только его нет уже в живых.
- Как так? - опешил Криштоф.
- Да вот так, - пристально глядя на Божидара, ответил Годимир. - Напали они на меня невесть с чего. Может, подсказал кто?
- И что? Ты их? - захлопала ресницами Аделия. - Что ж молчал?
- Почему молчал? Упоминал у костра. Видно, запамятовала ты, твое величество. Лукаша, правда, не я, а спутник мой свалил с коня.
- Ярош, что ли?
- Ах он висельник! - возмутился Божидар, стараясь не встречаться глазами с драконоборцем. - Ну, попадется он мне! - И вдруг хлопнул себя по лбу. - Так это Ярош был у пещеры? Кметь, который "дыкал", будто с малолетства мешком ушибленный?
- Он, - не стал возражать рыцарь. - Они на нас втроем набросились. Ни слова не сказавши. Лукаш сразу погиб. Езислав ранен. Королевич Иржи в лоб хорошенько получил, но очухался быстро. Даже говорил со мной.
- Говорил? - прищурился каштелян. - Вот уж не думал… Ладно. Довольно…
- Почему же довольно, - удивился пан Криштоф. - Трех рыцарей одолеть, это вам не хухры-мухры. С его высочеством Иржи ты как, пан Годимир, бился - на копьях, на мечах, на секирах?
- Пеше и на мечах, - отвечал словинец.
- Достойно. Нет, право слово, достойно. Его высочество, хоть и годами молод, молод, но в поединках преизрядно поучаствовал. Опыт немалый имеет, имеет. Прими мое восхищение, восхищение, пан Годимир герба Косой Крест.
Драконоборец поклонился, желая в душе одного - чтобы этот разговор побыстрее закончился. Вот так ни с того ни с сего и самохвалом прослыть можно. Да и про Яроша напрасно упомянул. Вернее, не он упомянул, а Аделия проболталась. Но, не заведи он разговор о стычке с тремя рыцарями, она бы и не вспомнила про томящегося в плену у Сыдора лесного молодца. Вконец запутавшись, на кого ему дуться и обижаться, Годимир потупился, разглядывая обломанный ноготь на большом пальце.
- А для пана Косой Крест, - звонко произнесла королева, - у меня будет совсем особое поручение.
- Слушаю, твое величество! - Словинец вздохнул облегченно - ну вот и до него добрались!
- Ты отвезешь мое письмо, пан Годимир, нашему союзнику. Надеюсь, пан Божидар тоже не откажется его повидать. - Она хитро прищурилась. Ошмянский каштелян пожал плечами, погладил пальцем кошель, привешенный к поясу сбоку.
- Тот ли это союзник, про которого я подумал? - Рыцарь встал, одернул выглядывающий из-под кольчуги жак.
- А вот сейчас проверим. - Аделия тоже поднялась, расправила складки платья. - Об одних ли мы людях думаем? Пойдешь со мной, пан Годимир. Я сейчас письмо напишу, а как закончу - тебе сразу в дорогу.
Пан Криштоф и пан Божидар тоже вышли из-за стола.
- А к вам, панове, просьба. Не сочтите за труд. Отдайте распоряжения о похоронах. Хорошо бы успеть до прихода загорцев.
Рыцари поклонились, всем видом показывая, что любая прихоть королевы для них - священный приказ.
Выходя из залы следом за Аделией, Годимир чувствовал затылком их взгляды. И даже, кажется, различал их. Пан Черный Качур смотрел с уважением, как если бы открыл в давно знакомом человеке какой-то новый, необычный талант, а Божидар буравил спину странной смесью зависти и ненависти. Вот его нужно опасаться. В таком душевном состоянии человек на любую гадость способен, даже если он рыцарские шпоры и суркотту с гербом носит.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
РЫЦАРЬ-ПИСЬМОНОША
Годимир остановил коня на вершине очередного холма. Редкая буковая роща давала довольно тени, но в то же время позволяла оглядеться и прикинуть дальнейший путь.
К середине четвертого дня пути игреневый начал сдавать. Нет, благородное животное не пыталось перейти на шаг, как только давление шенкеля ослабевало. Конь служил честно и беззаветно. Не всякий человек на такое способен. Будет бежать, пока не свалится и не отбросит копыта. Вот этого как раз не хотелось бы. Ну, во-первых, оказаться пешим в предгорьях Запретных гор, где до ближайшего жилья и верхом-то самое малое сутки добираться, радость сомнительная. А во-вторых, Годимир успел привязаться к коню. Между ними установилось что-то вроде молчаливой мужской дружбы. Игреневый, похоже, был из скакунов, что все понимают, только сказать хозяину ничего не могут. А потому он не просил пощады и не пытался лукавить, облегчая себе жизнь. Просто ребра все больше и больше прорисовывались под некогда блестящей шерстью, все ниже и ниже опускалась чеканная голова даже на легкой рыси, все длиннее и длиннее требовались переходы шагом, чтобы хриплое дыхание выровнялось и успокоилось.
Рыцарь похлопал коня по шее.
- Держись, дружок, держись. Скоро отдохнем.
Сам он в это верил мало. Как показала жизнь, этим летом отдыхать ему вообще не приходится.
Выехав из Ошмян, Годимир сперва ехал знакомым путем. Одно поприще до Подворья. Село богатое, ничего не скажешь, - полсотни дворов, овины, широкие лоскуты огородов за околицей, возвращающееся к вечерней дойке стадо с тремя пастухами и целым десятком подпасков. На въезде даже корчма имеется, а из разговоров коротавших время за кружкой пива селян словинец понял, что верстах в полутора, на берегу реки Птичьей, зажиточный мужик отстроил водяную мельницу, да платил сухомельщину не местному пану, чье имя и герб так и остались для драконоборца загадкой, а самому королю, в Ошмяны. К услугам мельника часто прибегали, но его самого не любили. Лаяли чародеем и черствой душой. Видно, кому-то в долг не дал. Или дал не так охотно, как на то рассчитывали.
Переночевав в Подворье, рыцарь отправился через балку, до знакомого брода через Птичью. Не так давно, кажется дней десять назад или чуть больше, они проезжали тут с Ярошем Бирюком. А пару дней тому возвращались той же дорогой с Аделией и Велиной. Только теперь, вместо того, чтобы забрать влево и через двое суток попасть в Гнилушки, от одного воспоминания о которых начинали зудеть кулаки, Годимир повернул направо, держась так, чтобы рассветное солнце согревало в затылок, а полуденное - пекло в левую щеку.
Так он ехал почти два поприща без дорог, преодолел без всякого брода речку Ивотку - бурную из-за близости гор, скачущую между скользкими валунами, зато не широкую, добрался до приметного знака - расколотого пополам молнией столетнего дуба. Там он снова заночевал пораньше, давая роздых умаявшемуся коню, а с рассветом поехал прямо на юг - к вздымающимся на границе земли и неба Запретным горам.