Меч пана Езислава выдержал, в очередной раз спасая жизнь драконоборцу.
Сила удара отбросила оружие Сыдора вправо. Разбойник пошатнулся, выругался, стремясь удержать равновесие, сделал два лишних шага.
Годимир, ощущая, как трещат связки в запястьях, остановил свой меч и ударил наискось, достав врага самым кончиком клинка в висок.
Сыдор упал на колени. Будто и не в голову удар пропустил, а по ногам.
Мгновение простоял, опустив руки и пошатываясь, а потом упал ничком.
- Не-е-ет!!! - рванулся к обретенному и потерянному сыну Божидар. Схватил за плечи, приподнял.
- Объявляю поединок честным и чистым! - провозгласил пан Добрит. - Победа за паном Годимиром герба Косой Крест.
- Вот эти панычи! - воскликнул Ярош. - Никогда не поделятся с простым человеком!
- Слава пану Годимиру! - не своим голосом заорал королевич Иржи.
Но драконоборец их не слышал.
Он видел только неподвижно лежащую Аделию, лиф платья которой примерно на ладонь выше пояса наливался тяжелой влагой. Карие глаза неподвижно смотрели в потолок.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
КРЫЛЬЯ СПАСЕНИЯ
Как-то само собой вышло, что подготовкой Ошмян к обороне Годимир руководил наравне с паном мечником Добритом герба Ворон. Драконоборец сам немало удивлялся этому - ведь он никогда не имел особого командного опыта, да и возрастом годился многим зареченским рыцарям в сыновья, если не во внуки. Чего стоил только пан рыцарь Гомза герба Лесной Кот, приехавший с севера королевства в сопровождении двух десятков вооруженных чем придется кметей и троих дюжих сыновей, каждый из которых, несмотря на простоватое лицо и деревенские замашки, запросто ломал в ладони подкову. Старинного рода, но обедневший до такого состояния, что выходил на косьбу наравне со своей дворней, пан сказал, что лучше умереть красиво, защищая столицу, чем цепляться за полуразрушенный замок и два овина с прошлогодней соломой. К сожалению, его поддержали далеко не все ошмянские рыцари. Шестерых из них пан Добрит так и не дождался. А значит, учитывая дружины и оруженосцев, защитники Ошмян не досчитались добрых полсотни лишних клинков. Да почему, собственно, лишних? В сложившейся ситуации ни одни руки бесполезными оказаться не могли.
Аделия, тяжело раненная в живот - меч Сыдора прошел вскользь под ребра и только чудом не затронул печень, просила - нет, не просила, а требовала! - чтоб ее вынесли к людям хотя бы на носилках. Этому решительно воспротивились старенький лекарь, пользовавший, похоже, еще бабку нынешней королевы, и нянька Михалина - баба бестолковая, но до безумия любившая свою "куколку медовую". Так что ее величеству пришлось поумерить прыть и довольствоваться лишь частыми докладами от панов рыцарей, взявших на себя заботу об обороне города.
Пан Божидар после смерти едва обретенного сына добровольно отказался от должности каштеляна. Он вообще не отходил от тела Сыдора ни на шаг, бормоча молитвы с совершенно безумным блеском в глазах. Потому нелегкую долю каштеляна взвалил на себя пан Криштоф. При этом пан Черный Качур подмигивал Годимиру и довольно прозрачно намекал, что занимается его, будущего правителя, прямыми делами. Сам драконоборец о судьбе своих отношений с Аделией в случае победы старался не задумываться.
К вечеру в город подтянулись жители ближних сел. Со скотиной и подводами, груженными скудными запасами харчей. Боярин Бранко выбрал очень удачное время для захвата зареченских королевств - яровой урожай пшеницы, ячменя и овса еще не убран, а значит, осажденные города и замки продержатся меньше.
Под защитой городской стены укрылись также мастера бронной и кузнечной слобод вместе с домочадцами. За половину дня успели перетаскать даже запасы железа и неоконченные поделки вкупе с инструментом. Жилища слобожан сперва хотели разрушить - они могли прикрывать подход вражеской армии к мостику у ворот, но после решили оставить, как есть. Тем более, что Ярош набрал десятка два охочих людей из числа умелых лучников и пообещал встретить загорцев на подходе, укрываясь как раз за плетнями слободских домов.
Несмотря на недовольство части рыцарства, Годимир предложил вооружить и горожан - всех, кто способен, а главное, имеет желание постоять за родной край. Решающее слово оставалось за паном мечником, и Добрит, побурчав больше для вида, согласился. Теперь вооруженную гизармами, алебардами и пиками толпу муштровали десятники Курыла и Ждан, недовольные бессмысленным на их взгляд занятием, но не посмевшие перечить панам.
Не пожелавшие вооружиться мужчины-ошмяничи, а также женщины и дети, второй день таскали ведрами воду из ручья, огибавшего крепость, и поливали частокол и вал. Рассказ Годимира о "крови земли" и ее ужасных свойствах все рыцари выслушали очень внимательно. Так же водой наполняли все найденные в городе бочки, ушаты, корыта, жбаны. Хоть в самое первое время устроить пожар загорцам не удастся. А в том, что они перво-наперво попытаются забросать Ошмяны кувшинами и горшками с горючей жидкостью, никто не сомневался. Гонец Вигарь из Ломышей, доставивший черную стрелу, так ведь и сказал: "Режут… Жгут…" Да не нужно быть великим полководцем, чтоб догадаться - пожар в осажденной крепости всегда вызывает панику среди ее защитников. Разве это не на руку захватчикам?
Пришедшие с Сыдором лесные молодцы - после боя у моста, в котором полегли пан Тишило и пан Стойгнев, их осталось чуть больше дюжины - разбежались, едва услышали о гибели главаря. Особенный ужас им внушали Годимир и Ярош, выбравшиеся живыми и невредимыми из лап волколаков. Об этом сказали двое, удрать не успевшие - их перехватил на воротах Курыла со своим десятком. Пан Добрит распорядился повесить захваченных в плен разбойников, но тут неожиданно воспротивился Бирюк, предложив недавним врагам кровью искупить предательство и войти в его отряд смертников, поджидавший загорцев в слободе.
Годимир в последнее время совсем не понимал многие поступки своего спутника и, чего уж там греха таить, друга. Ярош словно настойчиво искал смерти. И не так, как делает это обычный бесшабашный храбрец (как там Олешек пел когда-то - был я прежде баловник, оголец, а теперь лесной суровый удалец) - весело, зло, но с оглядкой, а как человек, который утратил желание жить.
Улучив мгновение, драконоборец схватил Яроша за рукав и оттащил в сторонку:
- Ты что творишь? Ну неужели тебе загорцы так насолили? Или ты ошмяничей так любишь, что умереть за них готов?
Бирюк долго молчал, хмурился, теребил окладистую бороду. Потом признался, не глядя Годимиру в глаза:
- Есть такая жизнь, пан рыцарь, перед которой смерть избавлением кажется…
- Тебя по голове часом никто не стукнул? Или заболел?
- Эх, елкина моталка, угадал, пан рыцарь! Заболел я! Как есть заболел… И жить человеком мне, пан рыцарь, совсем недолго осталось, елкина моталка. Так хоть умереть красиво! Так, чтобы вон певун наш балладу сложил о последних днях Яроша по кличке Бирюк…
- Чтоб о тебе балладу сложили, умирать не обязательно! - горячо возразил словинец. - Просто дерись, как ты умеешь!
- А я от боя не бегаю! Сам видишь… И сражаться в первых рядах хочу. Может, Вукашу успею стрелу в глотку всадить, раз ты Сыдора у меня отобрал.
- Так для этого нет нужды за крепостную стену лезть! Сколько же повторять можно? Со стены оно даже сподручнее из лука бить…
- Так тебе Вукаш на расстояние выстрела к стене и подошел!
Годимир сперва не нашел что возразить, но почему-то слова Яроша показались ему неубедительными. Неискренними, что ли…
- Так, ты отвечай, как на исповеди, положа руку на сердце - почему смерти ищешь?
- Да тебе-то что, пан рыцарь?
- Если бы мне все равно было, я бы к Сыдору не возвращался. - Рука драконоборца сжала плечо разбойника - захочешь, не вырвешься. - Ясно тебе, борода? Ты ж мне… - Он хотел сказать: "Как брат", но подумал, что это выйдет слишком уж картинно, не по-настоящему, и замолчал.
Но Бирюк понял. Потупился, попытался отвернуться, но Годимир держал крепко. Наконец, разбойник едва ли не шепотом сказал:
- Понимаешь, пан рыцарь, меня волколак таки укусил…
- Да ну?! - опешил молодой человек. Даже пальцы разжались.
- Вот тебе и "да ну"! Мне теперь с людьми жить и думать нельзя, елкина моталка. Самому страшно, как подумаю, что натворить могу. В лес уйти? Так хрен редьки не слаще… Выть на луну и по ночам бегать? Избави, Господи! Лучше уж умереть человеком. Пока еще человек.
- Да что ты так сразу - выть, бегать, умереть человеком… Может, обойдется еще?
- Как же, обойдется. Ты сам веришь в то, что говоришь? Вижу, что не веришь, елкина моталка! Вон, даже руку убрал! Заразный я теперь, навроде прокаженного.
- Да что ты говоришь такое! - возмутился рыцарь. - И вовсе не потому руку убрал, а потому… Потому, что ты вырываться перестал!
- Ага, панночке какой пойди расскажи. Панночки, они сказки любят.
- Ярош! - Годимир схватил друга за плечи, притянул так, чтобы глаза смотрели в глаза. - Мы найдем средство. Обещаю. Ты только выживи! Не сломайся.
- А я ломаться и не думал! - глядя прямо в серые глаза Годимира, ответил разбойник. - Не из таковских, елкина моталка. Только про средство не надо мне толковать тут! Не в человечьих это силах. Уж я-то знаю… - последние слова его прозвучали так убито, что рыцарь задохнулся от жалости, но сдержался, ничем не выдал своего порыва. Пожалеть такого мужика, как Ярош, значит унизить его, оскорбить.
- Да что ты знаешь?! - вместо этого воскликнул драконоборец. - Я-то, небось, книг побольше прочитал!
- Да уж наверняка побольше, елкина ковырялка, коль я совсем неграмотный…
- Вот и слушай советы! Мы все попробуем. Понемногу всего, авось что-то и поможет.
- Авось! - передразнил его Ярош. - Верно про словинцев у нас говорят - авось да небось вывезут.
- И вывозили. Героев не чета нам с тобой вывозили, - с уверенностью, которой вовсе не ощущал, сказал Годимир. - А если и правда окажется не в человеческих силах, мы к нелюди пойдем.
- К нелюди? Ты, поди, еще одну навью здесь заприметил? Ох, пан рыцарь, доведут тебя бабы до буцегарни! - На миг Годимир увидел перед собой прежнего Яроша. Но только на миг.
- Навья, не навья, а вомпер знакомый у меня объявился.
- Вомпер? Ну, ты даешь, пан странствующий рыцарь! Тебе же ихнее племя по обету истреблять положено!
- Не все вомперы одинаково опасны, - нравоучительно произнес драконоборец. - А некоторые тех же врагов, что и мы, имеют.
- Ни за что не поверю!
- Поверишь, когда я вас познакомлю.
- Ладно, поглядим, коли выживем… - махнул рукой разбойник.
- Так ты передумал в самое пекло лезть?
- Еще чего! Не дождешься! Ты же, пан рыцарь, не станешь за спины стражников прятаться, когда дело до рукопашной дойдет?
- Вот еще! Я рыцарь, как-никак!
- Вот и мне позволь позабавиться. Может, последний раз, елкина моталка?
- Ладно, - согласился Годимир. Ну, не вязать же здорового мужика, в самом-то деле? - Только гляди, ворота мы не откроем.
- А и не надо! - Ярош не сильно и расстроился. - Веревку какую-нито через стену кинешь, и хорошо! Эх, не боись, пан рыцарь! Живы будем - не помрем. Господь не выдаст, свинья не съест!
- На Господа надейся, а коня привязывай, - ответил пословицей на пословицу словинец.
- Вот ты мне веревочку и перекинь! По старой дружбе! - подмигнул Бирюк. И отмахнулся. - Ладно, елкина моталка, недосуг мне! Надо добровольцев моих еще с луками погонять. Эх, мне б десяток мужиков с ничьих земель…
Разбойник умчался, а Годимир долго смотрел ему вслед. Неужели судьба у него, рыцаря из Чечевичей, такая: находить друзей и тут же терять их?
Загорцы нагрянули через полных два дня после невеселого посвящения Сыдора в рыцари.
Едва отзвонили колокола в церкви, знаменуя окончание заутренней службы, и народ повалил кто по домам, кто на стены, завершать начатую работу, примчались на взмыленных конях пан Езислав герба Мантихор и совсем юный, безусый пан Жельчик герба Казуля, прибывший защищать Ошмяны с отцом и дедом. Их отпускали в разведку безбоязненно, зная, что хворый после раны, причиненной стрелой Яроша, Езислав в драку ввязываться не станет, а пану Жельчику дед, старый пан Твердимир, пригрозил вожжами выпороть при всех, если ослушается приказа.
- Загорцы! Загорцы идут! - выкрикнул несдержанный по причине молодости пан Казуля, а Езислав прямиком направился в королевский замок - докладывать пану мечнику.
- Что ж, дождались! - Появившийся на крыльце пан Добрит выглядел весьма грозно в хауберке с кольчужными рукавицами, бацинете и с длинным мечом в руках. Он стремительно сотворил знамение, поцеловал крестовину меча. - Во имя Господа, панове! На стены, добрые ошмяничи, на стены!
Ворота закрыли быстро. Стражники аж подпрыгивали, ожидая, пока Ярош выведет своих смертников. Бирюк махнул на прощание рукой и принялся расставлять лучников по разным концам слободы.
Годимир взобрался на стену, прошелся по дощатому настилу, выбирая удобное место - так, чтобы получше видеть выныривающую из лесу дорогу. Рядом занимали места стражники в черных суркоттах с желтым трилистником, рыцари в разноцветных гербовых накидках и одетые кто во что горазд горожане.
"Хоть бы скорее началось, - подумал молодой человек. - Долгое ожидание боевой дух убивает".
Загорцы не заставили себя долго ждать.
Вначале на тракте показался передовой разъезд. Войско боярина Бранко двигалось в походе по всем правилам боевого искусства, а не абы как. Всадники в жаках и алых кушаках закрутили коней на месте, разглядывая стены и настороженные лица защитников, а потом развернулись и скрылись с глаз.
- В штаны наложили! - буркнул бородатый заречанин, кузнец, если судить по ожогам на руках и въевшимся в щеки мелким кусочкам окалины.
- Они тебе наложат! - зло ответил рыцарь с гербом Синяя Собака. Годимиру его представили как одного из немногих уцелевших панов из Ломышей. - Своих поскакали предупредить.
Стоит ли говорить, что прав оказался не кузнец, а рыцарь?
Когда появилась основная сила загорцев, они действовали на удивление слаженно. Всадники спешились, увели коней под прикрытие деревьев. Пехота выстроила телеги вне пределов досягаемости стрел с городских стен и тут же принялась что-то мастерить. Должно быть, осадные приспособления. Годимир ни разу не участвовал в штурмах крепостей ни как осаждающий, ни как защитник, но представление о таранах, осадных башнях и метательных машинах имел. Особенно его беспокоили последние. Наличие в руках загорцев "крови земли" превращало обычные требушеты в грозное оружие. Ну, положим, мощный требушет и сам по себе оружие хоть куда - каменные стены рушит, а куда уж там ошмянскому частоколу, - но, вынужденно пребывая в "гостях" у воинов Момчило Благословенного, рыцарь ничего такого, из чего можно сделать требушет, не заметил. Настоящий требушет из подручных средств не состряпаешь.
Три загорских рыцаря в сопровождении десятка легких конников направились прямиком к воротам. Над их головами трепетал алый стяг с изогнувшимся в прыжке белым горностаем - герб Жулянского королевства.
Неспешно, шагая, как на прогулке, они проследовали между мастерскими и жилищами слободских ремесленников. Остановились, не доехав десяток шагов до моста.
Ярош со своими людьми не показывался на глаза. Выжидал.
- Почтенные ошмяничи! - торжественно провозгласил возглавлявший переговорщиков незнакомый Годимиру рыцарь в черной суркотте с косой белой полосой. - Великая и непобедимая армия короля Момчило Благословенного предлагает вам почетную сдачу. Все очень просто! Ваша королева приносит вассальную присягу его величеству Момчило и вы становитесь подданными Жулянского королевства…
Конский кругляш, свежий и, по всей видимости, еще теплый, ударил рыцарю в грудь, медленно сполз, добавляя к его гербу еще одну полосу - вертикальную желтую.
Загорец брезгливо передернулся, потянулся за мечом.
- Пошел прочь! - громко проговорил пан Добрит. - Иначе следующей будет стрела, клянусь кровью Господа!
- Это ваше последнее слово? - не спешил все же уезжать загорец.
Арбалетный бельт, выпущенный, кажется, Курылой, легко чиркнул его по шлему. Рыцарь дернулся.
- Я сказал - прочь! - грозно выкрикнул Добрит.
И тут с загорца слетела показная учтивость и благородство. Он грязно выругался, упомянув матушку пана герба Ворон, развернул коня и стремглав поскакал прочь. Свита не отстала дальше, чем на конский корпус.
- Ну, сейчас начнется, - выдохнул Годимир.
- А то? - усмехнулся Добрит и пошел вдоль стены по шаткому настилу, подбадривая ополченцев.
Воины Момчило бросились к частоколу двумя отрядами, справа и слева обходя слободу. Передние тащили плетенные из лозы щиты в рост человека. Конечно, бронебойную стрелу такой не задержит, но вот срезень или охотничья застрянут. Следом за ними волокли здоровенные связки хвороста - забрасывать ров.
- Гляди, пан рыцарь! Против нашего ручейка-то! - засмеялся кузнец, тряхнул алебардой. - Ничего, пущай токмо поближе подойдут!
- Цельсь! - закричал пан Добрит на левом краю, и Годимир подхватил его команду:
- Цельсь! Бей!
Стрелы сорвались с частокола, словно стая голодных злых ос. С десяток загорцев сразу запнулись и упали. К сожалению, убитых среди них было слишком мало - человека четыре, а остальные пытались отползти к своим.
Атакующие повыше подняли щиты, прикрывая несущих хворост и лестницы.
- Бей!
Новый залп принес еще меньше успеха осажденным.
И тут среди слободских домишек то здесь, то там замелькали охотники Яроша. Стреляли они красиво - любо-дорого поглядеть. Пучок стрел в левой руке, в той же, что и кибить лука. Правая рука хватает стрелу за оперение. Рывок, кулак уже около уха, щелчок тетивы по кожаному нарукавнику, а пальцы уже нашаривают новую стрелу.
Щелк, щелк, щелк…
Стрелок скрывается за плетнем и возникает совсем в другом месте.
Снова - щелк, щелк!
- Эх, молодцы! - воскликнул рыцарь Синяя Собака. - Хоть и чернь, а все же молодцы! Нам бы таких сотню…
Загорцы не выдержали прицельной, от которой не спасали ни щиты, ни кожаные куртки, стрельбы и кинулись наутек.
Что теперь предпримет боярин Бранко?
На его месте Годимир постарался бы выбить стрелков из слободы.
Предводитель загорского войска поступил так же. Только сделал это с жестокостью, имевшей целью устрашить ошмяничей.
Поскольку малые требушеты еще не были готовы, по дороге, вливающейся в слободу, поскакали два десятка всадников. Они на ходу подхватывали из рук копошащегося на повозке человека какие-то ржаво-бурые кругляши с хорошую репку размером.
Горшки?
С "кровью земли"?
Когда первый метательный снаряд разлетелся в осколки, выплеснув текучее пламя, сомнений не осталось.
Бойцы Яроша пытались выцелить хоть кого-нибудь из всадников. Некоторым это удалось, но сухие крыши и стены домов уже разгорались весело и жарко. Дома кузнецов и бронников никто и не думал пропитывать водой, и они вспыхивали подобно соломенным снопам.
Вслед за метателями десятка два стрелков с арбалетами, на каждого по двое заряжающих, принялись бить в огонь и дым по всему, что шевелилось и пыталось спастись.