Когда она опять забежала вперед, я негромко сказал Игорю:
– Сердитая тетя.
Он лишь усмехнулся.
Придя в кладовую, я тут же расчихался. Пыль от золота из скифских курганов вызвала у меня страшную аллергию. Пыль веков, никуда не денешься. Но мы все же приступили к работе. Через какое-то время Игорь сказал:
– Вдвоем не управимся, надо Витю в помощь звать.
Естественно! Без Вити вообще редко управляемся, самый толковый сотрудник нашей мастерской. Вскоре он пришел, вполне свежий и бодрый, словно и не с выходных, и работа закипела. Установили маленькую, с пачку сигарет, телекамеру, и еще монитор за дверью. Видеокабель не понадобился, пристроили мини-передатчик с приемником. Антенной была самодельная конструкция из двух банок от кофе "Нескафе". Я назвал это антенной бразильской системы. Дыру в полу накрыли тяжелым деревянным щитом и сверху поставили ящик с железом – какая-никакая, а преграда. На щит направили прожектор, а снизу, из подвала, пристроили объемный датчик. Пусть теперь сунется кто!
Сначала сработает датчик, потом злоумышленнику придется повозиться с тяжелой крышкой, а сверху он попадет в объектив телекамеры. Милиционер с автоматом, сидящий у монитора перед дверью кладовой, увидит на экране нарушителя и...
А ни хрена он не сможет сделать! У него нет ключей от Кладовой. Все, что он может – это включить сирену (а сигнализация итак это сделает) и позвонить заведующей, чтобы она пришла с ключами.
Мда-а-а. Что называется – граница на замке, враг не пройдет. Мы сделали работу, проинструктировали милиционера о телекамере и ушли к себе в мастерскую, тут же забыв о Кладовой. Мало ли у нас другой работы в музее.
И зря забыли. После обеда нам позвонили девушки с Центрального пульта:
– Ребята, у вашего датчика, что вы в подвале сегодня поставили – сработка.
– А милиционер звонил – на телекамере есть кто-нибудь?
– Нет, не звонил.
– Ложняк, скорее всего.
– Мы тоже так думаем, но вы все же сходите, проверьте, а то мало ли что. И в охрану позвоните, пусть с оружием кто-нибудь с вами пойдет.
– Хорошо.
Практически все вот такие сработки – это ложняки, ложные сигналы. Полагалось ходить на такие сработки с милиционером или охранником, но поскольку сигналы были ложные, то мы ходили одни.
Я посмотрел на Витю, позвать его? А кого же еще, Игорь отвертится, как всегда.
Вот на таких добросовестных трудолюбивых Витях и держится Россия.
– Витя, в подвале под Особой Кладовой срабатывание. Может, пойдем – посмотрим?
– Вот, блин, только сегодня поставили – и на тебе!
Мы взяли два переносных шахтерских фонаря и пошли на этот раз через внутренний двор, потом спустились в подвал. Об обширных подвалах Эрмитажа ходит много легенд о привидениях и прочем. Я не очень впечатлителен и ходить по темным коридорам не боялся. К тому же в детстве часто любил лазать по катакомбам в Крыму. Но ближе к подвалу у кладовой мы перестали разговаривать и стали ступать осторожно. Не привидений мы боялись, а реального злоумышленника. На такие дела люди ходят серьезные, могут быть и с оружием. Хотя в Эрмитаж даже кошка не прошмыгнет, не то, что посторонний человек, но все-таки. Я вдруг остро пожалел, что не позвал с собой вооруженного милиционера. Взглянув на Витю, понял, что его мучила та же малодушная мысль.
Под той дырой в полу был подземный перекресток и мы, посовещавшись с Витей, решили подойти к ней с двух разных сторон. И если там действительно окажется нарушитель – сначала гасить его, а потом разбираться. В подвале было темно, но кой-какие отсветы были, ориентироваться можно, да и глаза постепенно привыкли. Я по-кошачьи, мягко переступая с пятки на носок, стал подкрадываться к тупичку у перекрестка. Сердце гулко билось, мешая прислушиваться. Елы-палы! Мелькнул огонек спички – так и есть! Кто-то прикурил и мне почудился запах дешевого Беломора. Видеть я пока никого не мог, курильщик стоял в тупичке за поворотом, но в коридоре напротив зато видел крадущегося сгорбившегося Витю. Увидев меня, он выпрямился, захрабрился и знаком стал показывать мне – гасить, мол, надо клиента. Ясно – гасить, а что же, мороженым его кормить, что ли? Неведомый курильщик тоже почуял что-то, и из-за угла высунулась чья-то рука с непонятным предметом. С противным липким ужасом я узнал в нем пистолет ПМ. В этот момент я вдруг ясно понял, почему не рекомендуют солдатам перед боем есть. Не для того, чтоб меньше была вероятность перитонита при ранениях в живот, а чтоб не обделаться в штаны. Хорошо еще, что я не успел сходить в столовую из-за работы и мои штаны остались чистыми.
Тем временем рука с "Макаровым" продолжала выдвигаться и появился Некто... Ну знаете ли! Я еще молод, относительно, дома у меня жена и двое детей, не хочу я умирать! И со страху я врезал по руке с пистолетом своим ящиком с инструментом – пистолет куда-то улетел. Некто повернулся ко мне, но в это время Витя грохнул его сзади по затылку чем-то. Вдвоем мы сбили этого мужика с ног и навалились на него. Он чего-то стал орать, но мы приложили его пару раз мордой в каменный пол и он затих. Нет, не потерял сознание, просто понял, что если смолчать, то это будет полезнее для его лица.
– Ты кто такой, что за мудак? – заорали мы на него.
– Я из охраны, меня приставили вход охранять! – завопил он. – А вы кто? Грабители?
– Мы из охранной сигнализации, пришли смотреть, почему сигнализация сработала.
Вот оно что. Как обычно в Эрмитаже, охрана не предупреждала нас о своих мероприятиях, а наша служба не посвящала их в подробности о своих хитрых устройствах. Отношения между нашими службами были как у СД и СС в Третьем рейхе.
И это часто приводит к накладкам, вроде этой. Мы поставили в подвале объемный датчик, а охрана, не зная о нашем датчике, поставила под дырой в полу охранника с оружием. И случилось то, что случилось. Охранник еще долго орал на нас, запыхавшись:
– Нападение... На охрану... На посту... Да я на вас рапорт! Да вас за это под суд!
Потом он успокоился, нашел свой пистолет, и сказал нам уже нормальным голосом:
– Ребята, я никому не скажу об этом, но только и вы никому не рассказывайте, что разоружили меня. Это ж позор, на работе засмеют. Да и премии могут лишить.
Вобщем, замяли мы это дело. А потом наш отдел официально известил охрану о датчике в подвале. А вскоре ремонт закончили и ту дыру в полу Кладовой заделали намертво стальными перекрытиями.
Август 1985 года
"Ты много переносил и имеешь терпение... трудился и не изнемогал. Но имею против тебя то, что ты оставил первую любовь твою."
Откровение св. Иоанна Богослова, гл. 2.
Эта девушка тогда впервые появилась в нашей компании. Я на неё сразу глаз положил, да только вот пришла-то она с Андреем. У нас как-то не принято было отбивать подруг у друзей, да и нигде это не принято.
Но приглядевшись, обнаружил, что они с Андреем очень похожи. "Сестра, наверное" – подумал я. Осторожно выяснил, что это в самом деле так. Это обстоятельство меня очень обрадовало, мои шансы сблизиться с ней резко возросли. И весь вечер не отходил от неё, да и она была не против моего общества. Потом мы всей кампанией завалились в дискотеку в парке Бабушкина, которую называли в народе "Сарай". Сорокалетние "старожилы" помнят его хорошо, потом он, к несчастью, сгорел.
После Сарая, когда возвращались обратно, мы с девушкой незаметно отделились и поехали ко мне в общагу.
По дороге всё время болтали, и тут мне открылась тяжелая, мрачная правда. Недавно она была беременной, её плод заразился краснухой. Пришлось сделать операцию, плод спасти не удалось, сама она тоже была в состоянии клинической смерти. Её откачали, но из-за приостановки кровоснабжения мозга крыша у неё слегка поехала. В довершение всего, когда она выписалась из больницы, то узнала, что муж её бросил. Месяц она пребывала в тяжёлой депрессии. Чтобы вывести её из этого состояния, брат стал чаще выводить её в кино, в театр, в гости. Вот так и познакомился я с ней.
Как потом оказалось, всё, что она мне рассказала по простоте душевной, оказалось правдой. Да и я поверил ей сразу. По жизни у меня аллергия к женским хитростям, которыми барышни пытаются привлечь внимание мужчин. Над наивными женскими уловками, попытками "закадрить" просто цинично смеюсь. Так уж воспитан был: мужчина должен завоевать женщину, добиться ее расположения, а не наоборот. Но её бесхитростный рассказ меня покорил сразу и бесповоротно. В общаге я договорился с ребятами нашей комнаты, чтобы они переночевали где-нибудь у соседей. Такие просьбы в общежитии не редкость и жильцы всегда шли друг другу навстречу, проблем не было никогда. И до утра мы с девушкой утешали и радовали друг друга, как могли. Благо, следующим днём была суббота, выходной. Наконец, часов в десять утра, в дверь осторожно постучался мой сосед по комнате, армянин. Я намотал на себя простыню и приоткрыл двери:
– Чего? – говорю ему нелюбезно.
– Вы ещё долго, Саша? А то мне кое-что взять надо, – смущённо спросил приятель.
– Слушай, будь другом – свали отсюда, куда хочешь, на полчасика. А мы уйдём к тому времени.
Через полчаса мы, позавтракав, пошли на улицу. Бабулечка-вахтёрша с воспиталкой на вахте бесцеремонно таращились на нас, вслух делясь впечатлениями. М-да, общежитие строителей – не самое лучшее место для интеллигентной девушки с консерваторским образованием. Как я узнал, она работала преподавателем в музыкальной школе.
На вахте позвонил её брату и успокоил его.
– Что сказал брат? – спросила меня девушка.
– Что он тебя очень любит и переживает за тебя, – ответил я ей.
И мы решили сходить с ней в Эрмитаж. Ещё когда жил в Крыму, случайно купил книжку "Искусство Западной Европы" и узнал из неё много интересного. Поэтому, когда мы ходили по залам Эрмитажа, мне было, что рассказать ей. А иногда мы просто останавливались в коридоре и целовались, несмотря на негодующие вопли бабулечек-смотрительниц. Нет, мы не делали это демонстративно, просто нам было так хорошо, что не замечали ничего вокруг.
И вот мы в зале Леонардо да Винчи у его знаменитой картины "Мадонна с цветком" (http://www.hermitagemuseum.org/html_Ru/08/hm88_0_1_28.html).
Я рассказал своей девушке, как эту картину, сильно замазанную поздними добавлениями, неведомо какими путями оказавшуюся в России, приобрёл купец у какого-то мужика, и продал в свою очередь, частному коллекционеру. Так из безвестности воскресла картина гениального итальянца.
В этот момент в зал вошла группа интуристов, которым бойко щебетала смазливая молоденькая экскурсоводша, намакияженная безвкусно и чрезмерно, словно валютная проститутка. Впрочем, отличаясь от последней лишь набором услуг, но не отличаясь натурой.
– On the left side you can see a picture of the famous Italian artist... – верещала она, поворачиваясь к картине.
А перед картиной стояли мы.
– Мотайте отсюда, – сказала она нам негромко, продолжая мило улыбаться иностранцам.
– Чего? – оскалился я.
– Чешите, я сказала! А то вон щас милиционеру скажу. – И она кивнула на стоящего у окна милиционера.
Тот, поняв, что ситуация требует его вмешательства, поправил кобуру и направился к нам.
– Fuck you! Shit! – выдал я этой крашенной суке весь набор известных мне английских ругательств.
ИЮ взяв свою подругу за руку, удалился в другой зал. Это сейчас эти слова знают даже дети, тогда они были нашим гражданам в диковинку. Поэтому милиционер поразмыслив, решил, что ничего криминального не произошло, вернулся к окну. Вобщем, поставил я эту шлюху-экскусоводшу в такую же языковую вилку, что и она меня. Она обгадила меня перед подругой, оставаясь милой и любезной в глазах иностранцев. Я её также обложил перед иностранцами, но в глазах милиционера и (надеюсь) своей девушки, не сказал ничего плохого. Вобщем, пусть теперь стоит в дерьме и обтекает.
Потом прошли в соседний зал, моя девушка обратила внимание на картину "Юдифь" художника Джорджоне (http://www.hermitagemuseum.org/html_Ru/08/hm89_0_1_78_0.html): идеально прекрасная женщина с мечом в руке грустно смотрит на отрубленную бородатую мужскую голову. Я рассказал девушке о сюжете картины: вождь самаритян Олоферн со своим войском напал на Иудею. Когда его армия встала на ночь лагерем, славная дочь иудейского народа Юдифь проникла к Олоферну в шатер, соблазнила его, а потом, когда он уснул, отрубила ему голову.
Ну и что дальше с той девушкой, спросите? Вообще-то к Эрмитажу это уже не относится, но расскажу. Мы прожили вместе ещё неделю. Ей и в самом деле стало значительно лучше. Уж не знаю, была ли моя близость с ней тому причиной, но думаю что это так на самом деле, и горжусь этим. Ну не могу я улучшить весь мир, пусть хоть одному человеку сделаю лучше.
Потом ей стало настолько лучше, что она решила, что сможет обойтись без меня. Вдруг обнаружила, что у нас полное несовпадение взглядов и вкусов. А потом просто предложила мне уйти. Я не читал тогда ещё романа Ф. Фитцджеральда "Ночь нежна", а потому не знал, что это обычное окончание подобных романов. Женщины не прощают великодушия.
Я просто обезумел от горя. Как это уйти? Да ведь это же убить часть самого себя, самую лучшую часть! Но пришлось. Раз уж я любил её, то это последнее, что мог сделать для неё. Правда, она пыталась утешить меня:
– Но ты можешь заходить иногда, как друг.
– Спасибо, – говорю, – но под словом "дружба" я понимаю совсем другое.
И ушёл. Навсегда. Я наполовину неживой был тогда, не жил, а существовал. Жизнь закончилась для меня, когда навсегда потерял ее. Сам был словно тогда Олоферн с отрубленной башкой.
Но все проходит, проходит и это.
Сейчас женат, счастлив, у меня две замечательные красивые дочки. И никогда не пытался найти её, встретиться с ней и т. д. Как говорится: "уходя – уходи". Только иногда от общих знакомых узнаю, как у неё дела. У неё тоже семья, другой муж. Тот, её первый муж, бросивший её больную, кстати – музыкант филармонии, тоже женился по новой, есть ребёнок. Вроде всё в порядке, короче – хэппи энд. Только вот иногда, очень редко, мне домой кто-то звонит. Я беру трубку, говорю "Аллё", а на том конце провода никто не говорит, только тихо плачет.
И уж совсем не думал я тогда, в 85-м, что в Эрмитаже буду потом работать. Проходя по Иорданской лестнице (http://www.hermitagemuseum.org/html_Ru/08/hm88_0_1_21.html), вспоминал, как мы, увидев, что у одной из статуй обломана кисть поднятой кверху руки, загадали тогда, что ещё раз вернёмся сюда вместе, когда кисть отремонтируют. В 93-м, когда я поступил на работу в Эрмитаж, рука у статуи была уже восстановлена. Вот только мы с ней вдвоём так и не пришли в музей никогда.
PS: История абсолютна подлинная. Настолько, что хочется сейчас удалить её с компьютера. Пусть уж лучше останется.
Август 1985 года (продолжение)
Давно, в 1985 году, был я знаком с девушкой, закончившей консерваторию. К сожалению, с ней не сложилось, о чём до сих пор жалею, ну, да и не я от неё ушёл, а наоборот. Но сейчас не об этом разговор, а о Рахманинове. Так вот, после того, как мы провели ночь вместе у меня в общежитии и сели завтракать, с дешёвого репродуктора на стене заиграли первые фортепьянные аккорды. Она сразу вся напряглась, профессиональный музыкант в ней чувствовался (она работала преподавателем в музыкальной школе по классу фортепьяно). А потом спросила меня:
– Ты знаешь, чья это музыка?
– Рахманинов, – ответил я совершенно обыденно, словно меня спросили, сколько "который час".
– А какой концерт его исполняют? – Ещё раз спросила она уже с ревнивыми нотками.
Как же: обычный лимитчик-деревенщина, крановщик со стройки – и на слух отличает Рахманинова!
– Второй концерт, для фортепьяно с оркестром.
Спокойно так сказал, словно в своей деревне чуть не каждый день слушал Рахманинова.
И начал ездить ей, совершенно уже обалдевшей, по ушам. Травить, как говорят матросы.
– У нас в деревне, как счас помню: сядешь, бывалочи, на сенокосе под скирду после цельного дня работы на тракторе, хряпнешь ковшик самогону с устатку – и давай слушать Рахманинова на кассетном магнитофоне. Кстати, кассета со Вторым концертом была моя самая любимая.
Она обалдела совершенно! Чтоб вот так запросто, простой строитель из общаги, деревенский – и разбирается в классической музыке! От изумления она долго не могла прийти в себя. А я невозмутимо так стоял, внутренне потешаясь над ней.
А теперь открою вам секрет, почему я так уверенно идентифицировал эту музыку. Признаюсь сразу: в музыке, тем более в классической, я не то, что ноль, скорее даже – отрицательная величина. Здесь у меня пробел. Да и музыкальным слухом природа не наградила. Зато щедро одарила хорошей памятью (сейчас уже слабеет, наверное, склероз подкрадывается к старости). Так вот, все наверняка смотрели хороший старый фильм "Весна на Заречной улице". А там есть эпизод, когда простой рабочий парень-сталевар (актер Николай Рыбников), учащийся вечерней средней школы, пришёл вечером к учительнице домой, пересдать экзамен. Она сказала ему:
– Подождите чуть-чуть, это недолго, буквально пять минут.
И прибавила громкость в репродукторе, почти таком же, как у меня в общаге.
А там и объявили:
– Передаём Второй концерт Рахманинова для фортепьяно с оркестром.
И полились первые величавые, плавные аккорды.
Этот фильм я тогда видел по телевизору буквально за пару дней до знакомства с моей девушкой, и буквально запомнил и эту мелодию и название концерта. Вот и весь фокус. А кто такой Рахманинов – до сих пор даже смутно не представляю. Пацаны болтали в курилке – реальный был пацан, музыку для мобил писал. Вместе с Бахом, Моцартом и Бетховеном.
О вреде курения
Эта история произошла еще до моего прихода в Эрмитаж, как раз перед этим.
Одна финская фирма произвела реконструкцию Эрмитажного театра. Он стоит по другую сторону от Зимней канавки и соединен с Эрмитажем галереей, перекинутой над каналом. В галерее находится зал, называющийся Фойе театра. Обычный зал, без особых украшений, без постоянных экспонатов, в нем часто временные экспозиции разворачивают. Но, на мой взгляд – один из самых красивых залов Эрмитажа (наряду с Павильонным). Как войдешь в него из коридора возле Эрмитажной лестницы – и замирает душа. Высокие окна до потолка несут в зал много света. А из окон – виды, один красивее другого. Если посмотреть в окна слева – серебристая Нева плавно течет мимо Петропавловской крепости, в этом месте река имеет наибольшую ширину. А в окна справа видно, как несет свои воды в Неву Зимняя канавка. Вода слева, вода справа – кажется, что зал летит над водою, как воздушный корабль. А в солнечную погоду вода блестит на солнце и наполняет этим сверканием весь зал. Молодцы – архитекторы!
Но я, как всегда, отвлекся. Так вот, финны капитально отремонтировали Эрмитажный театр и оборудовали его по последнему слову техники так, что не стыдно стало ходить по нему и больше не нужно извиняться перед посетителями: дескать, здание старое – и все оборудование тоже.
В частности, а это меня уже непосредственно касается, театр был оборудован развитой системой противопожарных датчиков и системой автоматического пожаротушения. В случае появления дыма система, известив дежурного на пульте, сама включала спринклерное орошение задымленного помещения.