- А вы не замечаете сходства между Россией и Израилем: одинаковое разгильдяйство и одинаковая надежда на "авось". И они, и мы мобилизуемся только тогда, когда наступает опасность. Но у России есть время, её выручают расстояния, а Израиль… На что он рассчитывает?
- На Бога, - убеждённо ответил Борис. - И, как видишь, он каждый раз спасает эту страну в самые тяжкие годины.
- Ты веришь в Бога?
- В России предполагал, что он есть, а здесь поверил.
- Нет, мы пойдём другим путём! - Лёва вытянул руку вперёд, повторяя известный Ленинский жест. И видя удивление присутствующих, пояснил. - Я решил заняться политикой - создам новую партию, партию Лысых, которая наведёт порядок. А почему нет? В Израиле есть партия пенсионеров, в России - партия автолюбителей, партия любителей пива… А почему не может быть Партия Лысых? Нас ведь много, и с каждым годом наши ряды растут. Это будет самая крупная партия, ведь половина населения страны или уже лысые, или ещё лысеющие - это наше пополнение!.. Время - великий парикмахер, оно работает на нас.
- Я буду голосовать против, - заявила Алиса, - мне в вашей партии стричь будет некого.
- Создай партию Босяков, - съехидничала Маня, - это у тебя лучше получиться.
Машина с солдатами мчалась по дороге. Остановилась на заправочной станции. Новобранцы, среди них Дани, выбежали купить воду, мороженое. Шум, смех, выкрики.
К ним подошла пожилая пара, муж и жена. В руках у женщины - лоток с сигаретами:
- Берите, дети, берите…
Стоящий рядом Дани, улыбнулся.
- Спасибо, мать - я курю только "Мальборо".
Мужчина забрал у жены лоток и сам протянул его солдатам.
- Это нашего Давида сигареты, он их любил. Его убили в Ливане, в прошлом месяце. Мы для него собирали.
В наступившей тишине все по очереди подходят и берут сигареты.
Их везли за Беэр-Шеву. Курс молодого бойца заканчивался. Завтра предстояло последнее, самое тяжёлое испытание: кросс по пустыне, в полной амуниции. Кто добежит, получает красный берет и вожделенное звание десантника.
Весь месяц родителям звонить было нельзя, приказали всем сдать мобильные телефоны - сегодня разрешили.
- Мама, не волнуйся, я - в порядке, - кричал Дани. В ответ услышал голос Алисы:
- Ты наплевал на мой запрет, на мои просьбы… Ты подделал мою подпись.
- Но мне очень важно отслужить именно здесь, пойми меня!
- Я понимаю. Понимаю, что ты поступил безжалостно и подло! Я сообщу твоему командиру, и тебя выгонят с позором!.. Я завтра же!.. Я сегодня!.. Я сейчас…
Дани выключил мобильник и разговор прервался.
А Лёва был одержим новой идеей: создать "Партию Лысых". Он развил бурную деятельность, нашёл единомышленников, они избрали организационный комитет, который провёл Всеизраильскую перепись всех имеющихся у населения лысин, плешей и залысин, и вербовал всех, кого покинули волосы. Членские билеты отменили, потому что всех членов партии можно будет определять по лысине. Среди бывшеволосых было много преуспевающих и богатых предпринимателей, банкиров, владельцев крупных предприятий, поэтому у будущей партии появился солидный фонд для проведения предвыборной компании. Во всех газетах появилась реклама: "Лысина даётся человеку один раз, и носить её надо так, чтоб не было мучительно больно за бесцельно выращенные волосы!". Лёва вёл переписку с Российскими и Американскими лысыми бизнесменами, обещая лоббировать их интересы в Израиле, и те активно поддерживали будущую правящую партию. О том, что она будет правящей, Лёва даже не сомневался и уже распределял портфели среди членов оргкомитета. Должность премьер-министра он оставил себе. Незнание иврита его не пугало: он планировал назначить вице-премьером какого-нибудь хорошего переводчика. Одним из первых законов, которое примет будущее правительство, будет закон о запрете изготовления любых средств от облысения. И уже был подготовлен гимн партии Лысых, который назывался "Вихры враждебные".
Взвод бежит по пустыне. По лицам новобранцев катится пот, они тяжело дышат, но бегут, бегут - впереди заветные красные береты. За ними едет автобус, в котором напитки и медики с лекарствами. Вместе с новобранцами бежит сержант. Он догоняет Дани, пристраивается и на ходу уговаривает:
- Если тебе трудно, сойди с дистанции. Ничего страшного, есть другие части, не менее уважаемые, но там полегче. - Дани отрицательно мотает головой. Сержант продолжает. - До финиша ещё далеко, а здесь в автобусе - вода со льдом, кола, пепси, чай с лимоном. - Облизывая пересохшие губы, Дани снова мотает головой и бежит дальше. Сержант не отстаёт. - Ещё целых пять километров… Там пески и овраги - ты не добежишь, ты уже на последнем издыхании…
- Отстань! - с хриплой ненавистью бросает ему Дани.
Сержант останавливается, пряча довольную улыбку, и пристраивается к следующему бегуну.
Отстал сержант-искуситель. Уже ушло второе дыхание, пришло третье. Как он бежит - ему самому не понятно. Остался последний километр. Сквозь пелену пота, застилающего глаза, он видит, как к рядом бегущему солдату присоединяется его старший брат, ещё к одному солдату - отец, к следующему - друг, уже отслуживший. (Это разрешено армейским командованием для поддержки физических и моральных сил новобранцев). Дани с грустной завистью видит, как рядом с каждым из ребят бежит кто-то из родных, друзей, близких, заряжая их дополнительной энергией. И вдруг… Он не верит своим глазам: по пересохшей земле птицей летит женщина, спотыкаясь на каблуках, и Дани узнаёт Алису. Подбежав к нему, она находу сдирает туфли, отбрасывает их в сторону и, пристроившись рядом, бежит вместе с сыном. Ей это нелегко: термометр показывает сорок градусов, паспорт показывает - сорок лет, но она бежит, бежит, улыбаясь счастливой улыбкой, и Дани с ужасом вдруг чувствует, что в глазах у него набухают слёзы, но, слава Богу, этого никто не заметит, потому что их тут же смывает потом.
В день рождения Алика, который праздновали на той же веранде, Жора не мог прийти он хрипел и кашлял. Последние годы это с ним случалось довольно часто.
- У меня склонность к простудам, - объяснял он.
Маня не преминула отреагировать:
- Раньше у тебя была склонность к гонореям.
Через несколько дней, выздоровев. Жора пришёл поздравить Алика. Алисы, не было, она должна была скоро вернуться. В ожидании жены, Алик увлёк Жору в гостиную, открыл бар и спросил:
- Водку выпьешь?
- Нет.
- А водку?
- Да.
Алик наполнил две рюмки.
- Раньше мы работали, как рабы, но напивались, как свободные люди. А сейчас мы свободные люди, давай напьёмся, как рабы!
- Чего это вдруг?
- Расстроился я. Вдруг обнаружил, что мне уже сорок пять, а мой автобус всё ещё никуда не доехал.
Жора удивлённо посмотрел на него.
- О чём ты?
- Давай сперва выпьем.
Они чокнулись.
- За тебя, пацан!
- Увы, уже не пацан, - возразил Алик. - К сожалению, я стал мудреть и понял: жизнь - это езда в автобусе: сперва стоишь на ступеньках, потом втискиваешься во внутрь, дожидаешься свободного места, садишься, иногда даже у окна… А когда освоился и устроился, надо уже выходить. И следующий повторяет весь этот цикл. А автобус всё едет и едет, а мы всё входим и выходим, входим и выходим…
- Есть существенное различие: в автобусе человек знает, когда выходить, а в жизни, нет. Представляешь, как бы люди жили, если бы знали время и место своего ухода. Не приведи Господь!.. Я этого не хочу!
Алик вынул из бара другую бутылку.
- А виски хочешь?
- Нет.
- А виски?
- Да.
Алик наполнил рюмки.
- Я меняю программу: давай напьёмся, как сапожники или даже как Народные артисты.
- Ты всё ещё грустишь из-за возраста?
- Грущу. Но теперь по другому поводу: сегодня встретил свою родственницу - тяжело ей: приехала одна, с ребёнком, без мужа. Пособия не хватает. А её ещё проверяют на "одиночество".
- Что это значит?
- Солидный дядя неожиданно приходит к ночи, чтобы удостовериться, нет ли у неё мужчины. И если вдруг в шкафу он обнаружит мужские трусы или, упаси Господь, самого мужчину, то такую нарушительницу могут лишить пособия. Надо срочно доказать, что это не её мужчина, а случайный, временный, приходящий, а ещё лучше, предъявить справку, что он вообще не мужчина.
- Но это нормально - они должны проверять.
- Нормально, но противно. Мать-одиночка - это вообще противоестественно, одиночкой может быть только тюремная камерa! Будь моя воля, я специальным указом выдал бы каждой одинокой женщине по мужику.
- Для них же существуют специальные клубы знакомств.
- Да, существуют. А кто туда ходит? Такие же кавалеры, как ты, вечные женихи. Они воспринимают клуб знакомств, как пункт проката. Эта моя родственница посещает такой клуб уже два года. Часть семьи ей удалось создать - ещё одного ребёнка родила, а вот с мужем пока не получается… Ладно, давай выпьем! За женщин!..
Выпили, взяли по маслинке, закусили. Жора достал пачку сигарет, протянул Алику:
- Курить будешь?
- Нет.
- А курить?
- Нет! - твёрдо повторил Алик. - Я бросил. Напоминаю: никотин убивает лошадь!
- А! - Жора махнул рукой. - За свою жизнь я уже убил целый табун, одной сигаретой больше, одной меньше… И потом, у курящего мужчины есть преимущество: он не боится собак.
- Это почему? - удивился Алик. Жора объяснил:
- У него пухнут колени, и он ходит с палкой… Налей ещё виски. - Алик снова наполнил рюмки. - Хочу ещё раз выпить за тебя. Ты славный парень, весёлый и находчивый, как весь КВН. Дай Бог тебе долгой и хорошей жизни с твоей Алисой!..
- Спасибо!
Они чокнулись, выпили, и Жора попросил:
- А теперь ответь мне на вопрос, который меня до сих пор мучает: ты ездил в командировки, у тебя там было много любовных приключений - как тебе удавалось проводить в гостиницу молоденькую девушку - ведь в советское время там дежурили церберы, требовали документы, свидетельства, штампы в паспорте!?
- Очень просто: я давал ей два чемодана, она тащилась с ними позади меня, все были уверены, что это моя жена - и пропускали… Слушай, а может, тебя на ней женить, а?
- О ком это ты? - удивлённо спроси Жора.
- О моей родственнице. Классная баба! Я до Алиски таких никогда не пропускал.
Жора усмехнулся.
- Я свой план по женитьбам давно перевыполнил…
- А сколько у тебя было жён?
- Ты переоцениваешь мою память - надо посмотреть в паспорте.
- Но какую-нибудь из них ты любил?
Жора помолчал. Потом налил себе рюмку, выпил и выдохнул из себя:
- Любил. Но не жену. - Закурил, затянулся, выпустил дым и, как бы невзначай, сообщил. - Я возвращаюсь в Одессу. Насовсем.
- Что?! - Алик даже привстал со стула.
- Да. Я решил. Может мне ещё суждено пожить рядом с любимой женщиной.
- У тебя там есть такая?
- Да. Я её всю жизнь любил. И сейчас люблю. Очень.
- Почему же ты на ней не женился?
- Она была замужем за другим.
- Надо было бороться за неё! Отбить у мужа!
- Я не мог: я её мужа тоже очень любил.
- Но ты… Но она… Но ведь… - И вдруг Алик умолк, пораженный догадкой. - Жора! Скажи честно: это Тэза?
Жора молча кивнул. Он сидел, потупив голову, обессиленный от своего признания. Алик был потрясён.
- А она знает об этом? - Жора отрицательно помотал головой. - И не догадывается?
Жора снова отрицательно мотнул головой и тихо произнёс:
- Я ведь почему так часто женился и разводился? Всё надеялся: а вдруг какая-то её из моего сердца вытеснит… Не получалось.
Алик всё ещё не мог прийти в себя.
- Но после смерти Лёши… Почему ты уехал из Одессы - ты мог ей во всём признаться.
- Потому и уехал: боялся, что не выдержу и признаюсь, а она ведь продолжала его любить… - Он налил себе ещё рюмку и залпом осушил её. - Тяжело мне было, Алик, очень тяжело: всё время с нелюбимыми, а она, любимая, рядом, с другим, с моим родным братом!..
- Ну, знаешь… Из-за такой любви и братья друг с другом сталкивались.
- Но он же вернулся безногим инвалидом, мог я нанести ему ещё одну рану, смертельную?!.
- А почему именно сейчас решил вернуться?
- Не помогла мне эмиграция. Ни расстояние, ни глупости, которыми я тут всякими занимался… Надеялся, поможет, но… Не могу я без неё. А ещё как подумаю, что она там совсем одна - сразу за валидолом лезу. Старею я, Алик… Да и она уже не барышня. Поеду, буду рядом, буду её охранять, беречь… Может, мне ещё суждено немного счастья отведать…
Алик наполнил одну рюмку.
- Значит, так: ты больше не пьёшь, я один выпью. - Он встал. - Выпью за любовь, за надежду и, самое главное, за моё открытие тебя!..
Жора тоже встал и они обнялись.
Хлопнула входная дверь - пришла Алиса. Ещё из передней крикнула:
- Сейчас, мальчики, сейчас я накрою на стол и мы напьёмся!
- Как рабы, как сапожники и как народные артисты, - добавил Алик.
Янка тоже служила в армии, при штабе. Каждую пятницу Дани получал увольнительную, приезжал домой, и они встречались. Они решили по окончании службы пожениться. Родители Янки, которым Дани очень нравился, уже дали своё согласие.
- А как ты к этому относишься? - спросила Алиса у Алика.
- Двумя руками за: она по-настоящему любит его. И потом, польские женщины - очень гордые и темпераментные.
- Откуда ты это знаешь? - подозрительно спросила Алиса.
- От Пушкина. - И он процитировал. - "Довольно! Стыдно мне пред гордою полячкой унижаться!"
- Прячешься за Пушкина?..
Несмотря на то, что они жили вместе уже много лет, Алиса безумно ревновала Алика ко всем женщинам, независимо от возраста.
- Ты доведёшь его до того, что он таки да оправдает твою ревность, - журила её Маня.
- А вы видели, как он пялит глаза на каждую юбку? Ни одну не пропускает!..
- Слушай сюда: от глаз дети не рождаются!..
- Но я же чувствую: он готов с каждой, везде, в любое время… Ведь это самое страшное, что есть у мужчины!
- Самое страшное, что у мужчины есть, это то, чего у мужчины нет, - философски изрекла Маня. И добавила. - Но даже, если, не дай Бог, какая-нибудь его зацепит…
- Я этого не переживу! - прервала её Алиса.
- Переживёшь. Все бабы это переживали, и ничего… Запомни: каждый мужик - это бомбардировщик: вылетел, отбомбился и обязательно возвращается на свою базу.
- А если подобьют?
- Подбивают неопытных, а твой - асс. Думаешь, я не волнуюсь из-за Лёвы?.. Все лысые - такие сексуальные!..
До окончания службы Дани оставалось две недели. Обе семьи начали готовиться к свадьбе: заказали зал для торжеств, составили список гостей, продумывали меню. Но однажды… Однажды все радиостанции передали сообщение о том, что в районе Рамаллы, рядом с какой-то палестинской деревней, на мине, подложенной террористами, подорвался армейский бронетранспортёр. Трое солдат погибли, а двоих, тяжело раненых, захватили в плен. Фамилии солдат не называли, но у Алисы ёкнуло сердце и застучало в висках. Она сразу же набрала номер его мобильника - ответа не было. Она набирала номер каждые три минуты:
- Алло! Дани, алло!..
- Перестань нервничать - он на занятиях, телефон отключён, - пытался успокоить её Алик, но в её сердце разрасталась тревога: "Что-то случилось, случилось! Какая-то беда!..". Да и погода нагнетала тяжесть на душе: было мрачно и пасмурно. Небо мучительно рожало дождь, на землю падали первые капли пота.
- Алло! Алло!.. Дани, где ты?
Трубка молчала несколько секунд, потом вдруг прозвучал чужой голос, по-русски, с акцентом:
- У нас твой Дани, у нас. Мы ему сейчас яйца отрываем. Хочешь послушать?..
В трубке раздались стоны и крики от боли. Она узнала голос сына и потеряла сознание.
Потом приходили десантники из его взвода, какие-то офицеры, министр обороны… Утешали, обнимали, выражали сочувствие.
Она не плакала, но видела всё, как в тумане: и похороны, и могилу, и море цветов, и останки сына, завёрнутые в саван, и рыдающую Янку, и их квартиру, заполненную людьми… К ночи, когда все разошлись и они остались вдвоём, она вдруг спокойно и отрешённо спросила:
- Откуда он знал русский?
- Кто? - не понял Алик.
- Тот, кто ответил по телефону, кто его мучил.
- Наверное, учился в университете имени Лумумбы, - предположил Алик.
- Недалеко от моего дома. Может, мы даже встречались на улице, и он мне улыбался.
- Сделать тебе бутерброд? Ты же весь день ничего не ела.
- Мне страшно! - Она сжала голову ладонями и сидела, раскачиваясь. - Как много в мире извергов, монстров, нелюдей… Мне страшно, Алик! - Потом вдруг чётко и внятно произнесла. - Я хочу ещё родить сына. Я знаю, что уже не по возрасту, но я всё равно рожу! И сама отведу его в самую боевую часть.
- Чтобы он отомстил?
- Нет - чтобы он нас защищал. Я выращу его храбрым и сильным. Чтоб его боялись! Чтоб нам дали спокойно жить, чтобы нас оставили в покое!.. Я хочу покоя, покоя, покоя!.. - И она, наконец, разрыдалась.
Жора не предупредил Тэзу о своём возвращении. Он открыл входную дверь своим ключом и вошёл в квартиру. Тэза завтракала. Взгляд Жоры невольно зафиксировал скудость этого завтрака: бутерброд с маргарином, половинка огурца и чай. Сердце его сжалось от раскаянья: как же он, подлец, мог оставить её одну в такое тяжёлое время!..
Увидев Жору, Тэза на мгновение замерла, удивлённо произнесла: "Боже мой, Жора?", потом громко и радостно: "Жорочка!", вскочила, подбежала, поцеловала.
- Почему не позвонил?
- Хотел сделать сюрприз.
- Ты надолго?
- Я насовсем вернулся. Насовсем.
- Почему? Тебе там плохо? Не на что жить?
- Наоборот, мне там очень хорошо: я получаю два пособия, и американское и израильское.
- А так можно?
- Думаю, что нет. Если узнают. Но я не спешил никому об этом сообщать.
- Так чего же ты вернулся? Тут сейчас очень сложно прожить, особенно, в нашем возрасте.
Жора глубоко вдохнул воздух и произнёс фразу, к которой готовился на протяжении всего полёта в самолёте, произнёс решительно, с разгона, закрыв глаза, как прыгают в холодную воду:
- Потому что я не могу жить без тебя!
Наступила тишина. Он с опаской открыл глаза: Тэза стояла, прислонившись к шкафу. Молчала. Тогда он выдохнул ещё одну фразу:
- Я всю жизнь люблю тебя.
И она ответила:
- Я знаю.
Он оторопел:
- Знаешь?!
- Да. Давно знаю.
- Но я же никогда… Я так скрывал это.
Она улыбнулась.
- От женщины можно скрыть, что ты её не любишь, можно обманывать, притворяться, и то - недолго. Но если любишь, этого скрыть нельзя… Я сердцем чувствовала… И Лёша это знал.
Жора вскочил со стула.
- Лёша знал?! - Он был потрясён.
- Да. Давно знал. Он очень жалел тебя и даже завещал мне… Впрочем, об этом потом. - Она подошла, положила руки ему на плечи. - Мне очень одиноко, Жора. Я осталась одна, совсем одна… Я так тебе рада! - Обняла его, прижалась. А он напрягся и застыл, замер, боясь пошевельнуться и спугнуть этот миг, когда впервые ощутил, что такое счастье.
ЭПИЛОГ
Вот и подошло к концу моё повествование. Конечно, мне грустно расставаться со своими героями - я их всех полюбил и очень тревожусь, отпуская одних в грядущую жизнь. Ведь им сейчас нелегко: даже дерево, пересаженное в другую почву, долго болеет и не плодоносит. А у них корни намного глубже, они проросли сквозь прошлое, сквозь воспоминания, сквозь могилы родных и близких.
Новое время спикировало на нас и перетрясло жизни не только моих героев, но и миллионов граждан бывшего Советского Союза, ощутивших себя эмигрантами в собственных странах. Но мы не можем остановить или изменить это время - мы должны научиться существовать в нём и быть счастливыми.
Позади нас - прожитая жизнь, впереди - предстоящая. Мы зажаты двумя нашими жизнями, как бутерброд, который бессовестные и бездушные норовят непременно укусить. Но не станем растрачивать себя на гнев и озлобление, нам нельзя терять время - вперёд и только вперёд, сохраняя дарованные нам Богом чувства юмора и великодушия! И будем жить, и постараемся быть счастливыми, и не перестанем надеяться, что наступит, наконец, мир и благополучие на этом воспетом и проклятом, пропитанном кровью и потом, исхлёстанном угрозами и убаюканном молитвами, на этом нашем маленьком Земном Шарике, который катится по бесконечным дорогам Вселенной, подпрыгивая на ухабах и перетряхивая наши судьбы!
Примечания
1
Праздник (с идиш)
2
За девками (с идиш)
3
Нееврей (с идиш)
4
Сумасшедший (с идиш)