Вообще предусмотрительность местных властей вызывала восхищение, граничащее с изумлением. Стоило лихой троице пересечь границу Субурбании, как на тебе: ловко подстроенная засада сыскалась во главе с целым думным радником. И тюремная карета припрятанная, как рояль в кустах. Мысль, конечно, бредовая, но очень похоже, что нас тут ждали. Хорошо бы выяснить, с чего вдруг?
– Эй, приятель! – тихо окликнул я добродушного на вид седоусого стражника, трясшегося рядом с нашей клеткой на специальном сиденье. – Можно у тебя кое-что спросить?
Не моргнув глазом, недреманный страж вытащил из-за пояса, вероятно, заранее заготовленную табличку с надписью: "Я всего лишь охранник и не имею права с вами разговаривать".
– А если?.. – Вадюня воспроизвел выразительный и всем понятный жест, потирая пальцем о палец.
Молчальник без лишних слов протянул к решетке руку ладонью вверх.
– Интересно, – произнес я тихо, чтобы слышал только Вадим, – сколько стоит развязать ему язык?
– Клин, не скупись, – так же тихо ответил Ратников. – Отлистай хрустов в натуре! Будет мало, попросит еще.
Я засунул руку в кошель и протянул алчному караульному шероховатую на ощупь шкурку. Глаза бдительного аргуса округлились, он на ходу спрыгнул с повозки и стремглав умчался в неизвестном направлении.
– Кажется, он типа того, дезертировать решил, – глядя вслед беглецу, сказал Ратников, сплевывая сквозь прутья решетки. – Нет, ну что за люди?!
Вопреки очевидности, подозрения моего приятеля оказались безосновательными. Примерно через полчаса стражник вернулся, но уже не один, а с товарищем. Правда, теперь он был почти без оружия, остался лишь длинный кинжал у пояса, зато вместо боевого топора и круглого щита в руках у него красовался раскладной деревянный стульчик с цветастой подушкой. Повозка притормозила, и стража вновь разместилась у дверей. Только сейчас на караульной сидушке располагался его собрат, а наш старый знакомый торжественно восседал на принесенном стуле.
– Премного благодарен, – устраиваясь поудобнее, произнес он. – Вы весьма мне помогли.
– В каком смысле? – Я удивленно уставился на охранника, явно решившего расстаться с вынужденным обетом молчания.
– Как это в каком? – заулыбался седоусый ветеран. – Ведь кто я был?
– Распоследний домовой! – цитатой из любимого мультика озорно отозвался Вадим.
– Нет, ну какой же я домовой. Вы посмотрите лучше, – отчего-то расстроился он. – Я был стражником. А стражник не имеет права разговаривать с заключенными. Вы мне мзду дали, я ее куда след доставил и получил почетную грамоту, где черным по белому сказано, что отныне я считаюсь в почете, как ретивый толмач Посольского уряда. Вот вы родом откудова?
– Из Кроменца, – честно сознался я.
– Из Кроменца-а? – озадаченно повторил свежеиспеченный толмач. – Никогда ранее не слыхивал. Ну, это и к лучшему. Стало быть, на весь Посольский уряд будет единый, как перст, толмач с кроменецкого. Тут и в укладники кроменецкой управы выйти можно. А там – о-о!..
– Погоди, приятель, – оборвал я полет чиновничьей мысли будущего главного спеца по кроменецким вопросам в МИДе Субурбании, – мы еще с тобой о грядущих делах потолкуем. Расскажи-ка лучше, чего это вдруг вам вздумалось нас арестовывать?
– Ну, так ясное дело, – отозвался толмач. – Сам пальцы загибай: без ярлыка в Субурбанию въехали – это раз; смуту у ворот подняли – это два. А в результате той смуты трех государевых мздоимцев потоптали и вельмосановных отцов-кормильцев кербровых в тычки прогнали. Прихвостневому уряду опять же великий урон нанесен.
Толмач говорил вполне искренне, но как я ни силился, суть его слов оставалась для меня темной. Была бы Делли… Мысль о ее исчезновении не давала ни мне, ни Вадиму покоя. Но, оставаясь взаперти, мы, увы, ничего не могли сделать, чтобы разыскать пропавшую фею. Одно было ясно: не исчезни она столь загадочно, возможно, ни с ярлыками, ни с иными обвинениями у нас бы проблем не возникло.
– Затем, гни третий палец, когда сам господин думный радник велел вам остановиться, что вы сделали? – Он пытливо посмотрел на меня, словно желая узнать нечто особо тайное. – То-то же, в бега пустились. А следовало стоять и дожидаться, коли вы честные путники. Это, я вам скажу, недешево обойдется! Кроме того, – толмач понизил голос, – сигнал на вас поступил, мол, вы препятствовали доставке трaншей в Субурбанию. Тут уж… – Он покачал головой и махнул рукой. – В общем, плохо ваше дело.
– Постой-постой! – прервал я бывшего охранника, явно желавшего еще что-то добавить к сказанному. – Мы, как ты понял, издалека приехали. Законов и обычаев ваших не знаем. Не мог бы ты, пока суд да дело, растолковать, что тут к чему?
– Отчего же, – пожал плечами субурбанец, – это, можно сказать, моя обязанность – растолковать вам, что да к чему. Оно, конечно, болтают: у нас, мол, отсутствие закона не освобождает от вины да расправы, но на деле-то законы у нас божеские. А как говорил всемудрейший бог Нычка в своей первой заповеди: "Живи сам и дай жить другим. Да воздастся тебе!"
Мы с Вадимом озадаченно переглянулись. Ни ему, ни мне прежде никогда не доводилось слышать о таком всемудрейшем демиурге и его, впрочем, отнюдь не лишенных смысла заповедях.
– Слышь, братела, – первым прервал затянувшуюся паузу Ратников, – а чего этот крендель…
– Мой друг хотел бы побольше узнать о вашем всемудрейшем боге, – оборвал я тираду сотоварища.
– В натуре, – согласно кивнул он.
– Вообще-то, – с сомнением в голосе заговорил приставленный к нам чиновник, – сеять в души страждущих истинный свет всемудрейшего учения – дело Храмового уряда. Но ежели… – Он замялся, вновь протягивая руку. – В жабсах совсем недорого.
Очередная шкурка, сопровождаемая выразительным взглядом, перекочевала в ладонь кровопийцы, и он вновь на какое-то время исчез. Вернулся беглец опять через полчаса, уже без мебели, но теперь с тонкой цепью поверх одеяния, на которой красовался золотистый ажурный знак, похожий на те, что были вышиты на плащах местной полиции.
– Вот, теперь я еще и младший брат-словоносец. – Он продемонстрировал трехрогую эмблему своего сана. – Тоже, скажу вам, должность неплохая. Доберемся до Елдин-града, обменяю на чин завзятого подстольника в Посольском уряде. – Он удовлетворенно огладил усы. – В общем, слушайте, сейчас я скоренько наставлю вас на путь истинный. В незапамятные времена, когда и памятовать было некому, во всем мире царил полный Хаос. Что только вокруг не творилось! Ничего не творилось! Бывало, только попробует сотвориться, а оно уже вдруг – бац, и что-то другое. Но был бог Нычка! – Младший брат-словоносец воздвиг указательный палец перед нашими носами воплощением единичности всемогущего творца. – И он разъял, – палец начал колебаться из стороны в сторону, – небо над головой и солнце. И собрав все, что только было в Хаосе полезного, создал Субурбанию и разместил над ней солнце в голубом небе. Землю он заселил любимым своим народом, именуемым субурбами, что в древности означало "боровшиеся вместе". Ну да, – вдохновенный проповедник кивнул, заметив недоумение слушателей, – наши давние предки дельным советом помогали всемудрейшему богу Нычке отделить дурное от полезного и ложное от истинного. С тех пор субурбанцы так мудры и миролюбивы. Ну а потом из того, что оставалось от Хаоса, вокруг Субурбании налипло всего понемногу… На севере вон Грусь прилепилась, на западе Гуралия с ее драконами, Стрессильвания, на юге за морем Тюрбания, да вы вот еще где-то умостились. Мурлюки откуда-то взялись, так что и из Хаоса кое-какая польза проистекла. Во-от, – протянул он. – А когда субурбанцы набрались мудрости от каждодневного почтительного вкушения крупиц знания Его, – указательный палец брата-словоносца снова взмыл вверх, – они стали вопрошать Творца, как им жить дальше? Каким путем ступать, чтобы идти от свершения к свершению, от победы к победе? И тогда в помощь своим возлюбленным чадам Нычка родил из себя сына и дочь – Заначку и Подначку.
– То есть как – родил?! – возмутился Вадюня, вполне реалистично представляющий картину божественных родов.
– Тс-с! – зашептал толмач. – Это великое таинство, о котором непосвященным даже и помышлять не след. Помните лишь, что Заначка олицетворяет твердость движения внутрь. Подначка же, дочь Нычки, сама мягкость и движение вовне. И связь между детьми и отцом нерасторжима. Таким образом, он един в трех лицах и триедин, о чем свидетельствует символ нашей веры. – Наставник иноземцев почтительно дотронулся до ажурного украшения на груди. – Тогда, родив из себя Заначку и Подначку, всемудрейший даровал нам и вторую из своих заповедей: "Давай добро всякому, кто в нем нуждается, и всякий воздаст тебе!" Вот, скажем, вы дали мне добро, – недавний страж указал на кошель, все еще туго набитый жабсами, – и я, пожалуйста, все, что могу. Все, что в моих силах!
– Мудро, – прокомментировал я.
– А как же, – отозвался наш гид. – Дело-то божье. Если захотите нашу истинную веру принять, только скажите. Я вам тут кое-что еще о таинствах растолкую, в Храмовый уряд прошения со мздой отошлем и все, считайте, душа ваша уже спасена.
– Мы, пожалуй, пока повременим, – ответил я, стараясь говорить как можно мягче. – Сам понимаешь, такое дело с кондачка решать нельзя.
– Ну, как знаете, – с нескрываемым огорчением пожал плечами проповедник. – А то и сами бы открыли души истинному свету, и мне заодно польза была б. Оно, конечно, два человека паства невеликая, но я бы еще свою семью приписал и стал бы уже не младший брат-словоносец, а отец-душеблюститель. А это в стольном граде Елдине при хорошем торге и на застольника потянет.
– Прости, на кого? – теряясь в системе субурбанских должностей и званий, переспросил я.
– Ну да, конечно, – покачал головой охотник за чинами, – вы же чужестранцы, ничего не разумеете. Субурбания – справедливая страна, где всякий добрый подданный имеет все права и вольности, о которых только может помышлять. Ежели, конечно, такие вольности не противоречат воле государя и правам иных субурбанцев. Если же право одного противоречит праву другого, всякий имеет возможность обратиться к справедливому суду великого правителя, да и тот, за соответствующую мзду мудро решит, чьи права правее. Но зато в Субурбании всякий имеет полную возможность стать тем, кем захочет, если, конечно, заплатит кому надо и сколько след. Вот, к примеру, я с утра еще был заурядный стражник думного радника Юшки-каана, вы мне дали мзду, я соответственно отсчитал десятину его особливому прихвостню…
– Кому? – опять переспросил я.
– Прихвостню. Деньги наши, субурбанские, хвостнями называются. Стало быть, те, кто денежными сборами в казну заведует, именуются прихвостни. А у такого именитого мужа, как Юшка-каан, прихвостень особливый, то есть личный. Потому как от него одного мзды в казну государеву поболе, чем с иного городища собирается. А уж Союз кланов Соборная Субурбания, так тот и вовсе… ого-го! Ну да ладно, я вот с вашей помощью получил именную почетную грамоту, по которой мне теперь не как последнему служивому человеку, а уже как мздоимцу честь положена. – Он вздохнул. – Хоть чин и маловат. Теперь, вишь, я в младшие братья-словоносцы выбился. Тоже негусто, но в сумме-то один плюс один – два будет! – Свежеиспеченный мздоимец поглядел на нас так, словно только что совершил переворот в высшей математике. – Я по Храмовому уряду не пойду, не лежит у меня к нему душа, – искренне сознался служака. – Но ведь есть же те, кто намерен в Храмовую бурсу поступать, а это, ежели дерзать с саном каким-никаким, то мзда поменьше получается.
– Так ведь и ты типа свою цацку не за спасибо отдашь? – хмыкнул Вадюня, указывая на нагрудное украшение субурбанца.
– Конечно, – согласно кивнул тот. – Ибо сказано в третьей заповеди: "Что дадено без воздаяния, потеряно для всех! За то тебе не воздастся!"
– Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, – прокомментировал я.
– В натуре, – поддакнул Ратников. – Для второй мыши.
– А? Это вы о чем?
– Да так, к слову пришлось, – отмахнулся я. – Продолжай, пожалуйста.
– Ну так вот…
"Так вот" оказался престранный. Судя по рассказу недавнего конвоира, а ныне нашего преподобного переводчика, государство, в которое волею судеб нас угораздило попасть, напоминало огромный сетевой маркетинг по продаже услуг населению. Каждый желающий, внеся в казну определенную сумму, мог с полным основанием причислить себя к гордому сословию мздоимцев, которые, в свою очередь, делились на государевых, урядных и заурядных. Последние, не имеющие возможности втиснуться в штаты государевой или же министерской (урядной) службы, попросту придумывали себе должность и занятие и, заплатив мзду, равную предполагаемому годовому доходу, вполне могли поднимать с нуля свое детище, будь то предсказание судьбы по коровьим лепешкам или же сбор пошлин на озеленение Великого Железного Тына. Если дело не шло, через год ведомство упразднялось, если же в течение трех лет приносило солидный доход в казну в виде десятины снимаемой с населения мзды, то вполне могло получить урядный статус, что, в свою очередь, изрядно повышало ставки побора.
– …Так вот, на правом берегу Непрухи основную силу держит Союз кланов Соборная Субурбания, – продолжал разливаться соловьем наш гид, – а с другой стороны, значит, другой Союз – За Соборную Субурбанию.
– Это что, выходит, типа вторые за первых? – уточнил заинтересованный раскладом сил Вадим.
– Нет, против, – не замедлил с ответом толмач.
– А че, типа название такое?
– А они говорят, что эта Соборная Субурбания совсем не та, какой должна быть Соборная Субурбания. И что настоящая Соборная Субурбания это совсем что-то другое.
– Во как! – восхитился Вадюня. – А в чем в натуре разница?
– А Нычка их знает! Как по мне, так никакой. А есть еще, – разоткровенничавшись, стражник приблизил лицо к решетке и перешел на полушепот, – есть еще тайный клан. Их называют Красные Демонята. Они поклоняются древним богам Хаоса.
– Тише, господин толмач, – оборвал его молчавший дотоле стражник. – Не ровен час кто услышит. Сами знаете, Призорный уряд не дремлет…
– Да что ты, приятель, – покровительственно похлопал собрата по плечу младший брат-словоносец, – я тебе как храмовый служитель говорю: не было никогда древних богов Хаоса. Все это дедовские байки. Запомни накрепко и всем расскажи – дедовские байки!
Как и обещала исчезнувшая в неизвестном направлении Делли, дорога до стольного града Елдина заняла, без малого, пять дней. Сотня почетной стражи думного радника, до блеска начистив кольчуги, гордо вступала в ворота столицы, которая, знаменуя единство страны, располагалась по обе стороны реки Непрухи. Трубачи, надувая щеки, извлекали из своих инструментов торжественные звуки марша: "Ты жива еще моя держава? Жив и я, ура тебе, ура!" Как мы имели возможность убедиться, марш этот весьма почитался субурбанскими мздоимцами, начинавшими выпевать его, стоило лишь собраться компанией больше трех. Дерюжный полог нашей клетки на въезде в город был предусмотрительно задернут, и ориентироваться на местности мы могли только по отдельным репликам говорливого толмача:
– Ты ба! По правому берегу поехали. Стало быть, в темницу. Видно, сам многосильный Юшка-каан с вами беседовать желает. Глядишь, и обойдется. Вы уж, парни, не скупитесь, понимать надо, провинности-то великие. А уж если за ваше дело думный радник взялся, да еще и в прошлом головной урядник, выходит, малой мздой не отделаешься. Но коли вам понадобится в Кроменец гонца за жабсами, или что там у вас, снарядить, так я завсегда готов, оно мне и к лучшему…
Диагноз многоопытного субурбанца оказался стопроцентно верным. Через какое-то время повозку прекратило трясти на разбитых мостовых и, проехав немного по ровной ухоженной дороге, экипаж остановился, вероятно, посреди сада, поскольку благоухание цветов проникало даже через наш грубый, засаленный от частого использования занавес. Послышался звук отпираемого замка, рогожа отдернулась, и мы увидели дворец – не дворец, терем – не терем, нечто среднее. Громадное и, на мой взгляд, довольно безвкусное здание.
– Идемте! – выпуская нас из клетки, гордо объявил мелкотравчатый мздоимец Посольского уряда. – Каан ждет вас.
Каан мог и подождать. Мы с Вадюней не спешили с визитом, желая размять затекшие от долгого сидения ноги. Повозка позволяла делать нам пару шагов вперед и пару шагов из стороны в сторону, но ходить по телеге, которая трясется, как в лихорадке, и раскачивается на каждом ухабе – то еще удовольствие. Впрочем, сидеть в таких условиях тоже не сахар.
– Вы чего, парни, подурели? – не слишком вежливо поинтересовался провожатый, глядя, как мы, охая, приседаем, бьем чечетку и размахиваем ногами в воздухе, точно марионетки в ярмарочном балагане. – Каан ждет!
– Дождется! Это я тебе конкретно обещаю.
– Ладно, пошли, – скомандовал я, и мы направились к резному крыльцу с каменными львами и раскрашенными петухами на двускатной крыше.
Первое, что бросилось в глаза, когда мы переступили порог дворца бывшего головного урядника, были диковинные зверьки, пузатые, коротконогие, с тонкими крысиными хвостами невероятной длины, с маленькими головками, заканчивающимися вытянутыми рыльцами-хоботками. Зверьки, понукаемые почтенной матроной, ползали по огромному пушистому ковру, что-то выискивая в его высоком густом ворсе.
– Мурлюкские пылееды, – видя наше удивление, пояснил толмач, низко кланяясь и делая нам знак следовать его примеру.
– Онучи скидайте, вахлаки заморские! – поворачиваясь к нам спиной, гордо изрекла дама, демонстрируя глубину и ширину пропасти, разделяющую нас.
– Идемте! – вновь заторопил мздоимец и, высоко поднимая ноги, чтобы не наступить на расползшихся пылеедов, направился к лестнице. – Эх, до чего полезных зверьков вывели! Мы поначалу решили, что они пылью питаются, оттого и название им такое дали. А они, вишь ли, выискивают буках разных, блох там, клещей, и все прочее. Вот только на ночь их к янтарной сети привязывать надо да грусским соком поить, а то они от тоски чахнут. А где сеть-то такую взять? У нас никто их делать не умеет. Юшке-каану вон женка привезла, она у него сама из мурлюков.
Однако, как ни интересно было наблюдать за охотой длиннохвостых пылеедов, сейчас предстояла иная забава. И дичью в ней, похоже, должны были стать мы сами.
– Ну-у?! – начал грозный каан, внимательно осмотрев своих пленников. – Что вы можете представить мне в свое оправдание?
– Речь идет о мзде, – пояснил замерший рядом с нами навытяжку толмач, не смевший оставить боевой пост без приказа высшего командования.
– Да я уж чисто понял, – хмыкнул Вадюня. – Слышь, уважаемый, – без обиняков начал он, упреждая мою попытку развести многоходовую дипломатию, – в натуре, что за елы-палы?! Мы, между прочим, не понты сюда колотить приехали. У нас чисто госзаказ, этот самый, бармалейский. Давай разберемся по понятиям! Лаве так лаве, но не надо нам мозги лечить, не держи нас за бакланов!
Толмач ошарашенно поглядел на меня, явно прося поддержки. Уж не знаю, благодаря какому волшебству мы могли общаться с местными жителями на их языке, но повлиять на речь моего соратника никакие чары были не способны. А между тем в обязанности толмача входило не только разъяснять местные нравы, но и переводить речь пленников на доступный начальственному уху язык.
– Мой друг говорит, – тихо пояснил я, – что он с почтением готов выслушать требования вельможного мздоимца и решить дело по справедливости.