Утром спрашиваю Сурка, как прошла тренировка. Кошмар, говорит, затея идиотская, как сам Арбеков. Цистерна на 5 кубов жидкости, сплюснутая как мыльница, в таких топливо и перевозят на ЗИЛах. Ёмкость вкопана вровень с грунтом, залезаешь туда, как в могилу. Сидишь там на табурете, скорчившись, тьма кромешная, глаза режет даже в противогазе, но дыхательная приспособа вроде функционирует. Отдушина представляет собой обрезок трубы, выходящей наружу и сверху защищённой съёмной конусообразной конструкцией, чтобы дождь или снег не сыпался в трубу, по диаметру как раз как противогазный шланг.
Ты, говорит, только долго не тяни, распечатывай меня быстрее, а то ведь заору, насрать на прапора вместе с его недостачами и камуфляжами. Да и не из-за этого я подписался на эту фигню, сколько раз меня Арбеков ловил в нарядах, то спящего в бане, то накуривающегося на вышке, и ни разу не вложил никому.
Часов в 10 приехали дармоеды. Толстый, как Черчилль, зампотыл отряда и с ним старлей с бухгалтерской рожей в очках на минус восемь с дерматиновым чемоданчиком. Я встретил машину, доложился. Начальник наш тут пришёл, спрашивает, какие планы. Сначала ГСМ, потом все остальное.
Пока они пошли в канцелярию, мы с Арбековым открутили гайки на люке, запустили туда нашего низкооктанового ихтиандра Сурика. В трубу крикнули: "Готов?" "Бу-бу-бу", пробубнил чего-то явно не из Чехова Сурок. Ну и славненько, замуровали, перекрестясь.
Моё место в дежурке, и самого процесса замера я не видел. Рассказывал Олег, водила "Шишиги" (ГАЗ-66).
Этот очкастый ревизор сходу сдёргивает зонтик на отдушине и начинает пихать туда щуп, нахрена, говорит, люк откручивать, и здесь хорошо лезет.
Из трубы раздаётся какой-то "Гук-Гук-Гук". Арбеков, побелев как брынза, кричит: не надо! И вырывает рейку у проверяльщика. "Ты чего делаешь! У меня там ситечко, то есть эта, сеточка, чтоб мусор не падал". Открутили по-быстрому горловину, Арбеков сам, не торопясь, засунул туда щуп, вытащив, обтёр ветошью как полагается, опустил снова, завёл разговор не в тему про погоду чего-то, в общем, вытащил, записали в остаточную ведомость уровень, запломбировали и ушли. Дальше я опять принимал участие. Сорвал проволоку с пломбой, открутил барашки, гайки, сунул руку, слава Богу, живой Сурков, ухватился, вытянул я его, до нитки мокрого в бензине.
Матерясь и очень быстро раздеваясь, он рассказал про свои ощущения.
Сижу, притаился. Наверху, слышу, разговаривают. Вдруг как шарахнет меня чего-то сверху, я, говорит, с табурета и рухнул плашмя, благо неглубоко, противогаз висеть остался. Жить охота, не дыша, встал, натянул его обратно. Вроде дышится. Потом всё по плану. Только метки не видно, темновато. Плеснул примерно на глазок на палку эту, вот и всё. Вот так и закончилась эта афера.
Потом Сурков подсказал старшине гениальную идею: надо внутрь цистерны молочную флягу поставить с бензином, и щуп туда и макать, это, говорит, от токсичности осенило.
– Гениально!!! Может, тебе ещё посидеть там, подумать, как в январе по продуктовому складу отчитываться, а то там мыши четыре мешка сахара утащили.
– А чего, снега нафигарить в мешки поплотнее, и нормально, один хрен, холодно в амбаре том. У нас в Пермской области по деревням зимой так сахар и продают кидальщики!
Вы когда-нибудь видели, как прапорщик целует солдата? Я видел.
Вечером мы с Сурковым отправились отвозить полушубки обратно на стрелку, а по возвращении отведали презентованного прапором бимбера, вонючего до чрезвычайности.
Перебдел
На въезде в погранзону стоял пост в виде небольшого домика (мини-застава или кордон по-старому), где мы несли конную службу со сменой на месте. Старшими наряда, как правило, были сержанты, ну и я в том числе. В общем, полная лафа, офицерья нет, на границу, конечно, ходим, но службой не злоупотребляем. Участок такой, что последнего китайца брали году в 1972, и то наряд заблудился в тумане, зашёл на территорию сопредельного государства, и там, наткнувшись на спящего чабана, скрутил бедного уйгура и геройски перетащил его на территорию СССР. Тогда всем настучали по ушам, включая "нарушителя", которого впоследствии передали назад через МИД СССР и потом китайцы благополучно пустили в расход за шпионаж в пользу Советов.
С тех славных времён правления в Китае Великого Кормчего у нас на заставе скопилось много агитационной литературы на китайском языке с иероглифами, книжки в мягкой обложке страниц на 100, с удивительно тонкой бумагой, карманного формата. Бумага использовалась нами в качестве туалетной и на самокрутки (с сигаретами в те годы было очень туго, кто помнит). Каждый пограничник нашей заставы считал своим долгом иметь при себе такую книжку, так как "Красную Звезду" трогать было нельзя, а рвать полное собрание сочинений Ленина на подтирку рука не поднималась, бумага была мелованная.
Как-то по весне прислали к нам на заставу курсанта выпускного курса Голицинского высшего пограничного политического училища, чтобы он месяц стажировался в роли начальника погранзаставы. Заставское начальство этого кренделя на весь месяц и сплавило на пост, от греха подальше, на нашу голову. Парень весь подтянутый уставной, правильный, требовал обращения на "Вы".
Живём, балдеем, перевалы закрыты пока, вода в речке Большой Баскан высокая, бродов нет. Местное население, имеющее право передвигаться в погранзоне, ездит только по одной дороге мимо нас, на обочине вкопан шлагбаум и нарисована табличка "Стой, предъяви пропуск". Но обычно пограничника не было на шлагбауме, и местные сами отмечались в журнале, спрятанном в условленном месте под грибком.
Это правило перестало действовать с приездом стажёра, он начал заставлять нести там службу все светлое время суток, что, в общем, и положено по уставу ПВ.
Дорога от поста до шлагбаума занимала минут сорок по дороге или вдвое быстрее по тропе по склону напрямую.
С восьми утра ушёл туда боец Мишка, естественно, по тропе, чего наш Стажёр, конечно, не знал, иначе б докопался, так как выдвигаться необходимо строго по маршруту, включающему в себя дорогу.
Поднявшись, сделав зарядку с голым торсом (что нас, срочников, безмерно умиляло), Курсант попросил заседлать коня поспокойнее и, взгромоздившись на бедное животное, поехал прогуляться по окрестностям считая, что он сидит в седле как влитой. (Он утверждал, что умеет ездить верхом, якобы, у них в училище есть манеж).
Не прошло и четверти часа, как этот ковбой прибежал бегом назад, и я сильно подозреваю, что с лошади он слезал не добровольно, но не в этом суть. Ну и вот, прибежал, давай орать "В ружье!", пинать вожатого с собакой и собирать тревожную группу, я, говорит, обнаружил следы нарушителя и вытащил из кармана (!) полиэтиленовый пакетик, со скомканной бумажкой с дерьмом и иероглифами, развернул её, и сунул под нос собаке, собака вздрогнула в рвотном спазме, а кинолог перекрестился.
Мы с вожатым все поняли, но виду не подаём. Вы бы знали, каких усилий стоило удерживать серьёзную мину. Рванули по тропе, Айдар (овчарка) скрылся очень резво, мы догоняем. По пути Курсант сделал гениальный вывод: "Прорывается китаец к выходу из погранзоны". "Только бы его часовой у шлагбаума задержал!" – несколько раз повторил стажёр. Я аж бежать не могу, а у курсанта в глазах уже медаль стоит "За отличие в охране ГГ".
Ну, прибежали к шлагбауму, Мишка полулежит на траве и собаку за ухом чешет, конь рядом пасётся. "Вы, – говорит, – чего кипеж подняли-то? Собаку запустили, лошадь прискакала вся не в себе с седлом на брюхе, проверка какая что ль?" А курсант орёт благим матом: "Где китаец??? Проспал нарушителя!!!" и всё такое.
Мишка оглядывается во все стороны в непонятках, типа, "У тебя, курсант, что ли белая горячка, какие китайцы, чего орёшь-то, объясните, наконец".
Тут и мы подоспели, повалились, ржём, стажёр достаёт сраную бумажку, показывает Михе, тот тоже падает.
В общем, возвращаемся обратно, не спеша, все, включая Мишку, и на это вопиющее нарушение наш стажёр уже и не реагирует, тут Мишка и заявляет:
– Херово вы, товарищ курсант, дозорили, я по пути три раза садился, расстройство желудка у меня!
Еле мы успокоили Карацупу этого, он уже начал кобуру рвать.
P.S. Брошюру из тех я привёз вместе с дембельским альбомом на память.
Момент истины
(в августе 1990)
Дело было летом 1990 г. Сложный рельеф участка нашей заставы не позволял чётко отграничить его от участка соседей, отчего и происходили порой всевозможные недоразумения. Летней порой начинался активный период несения службы, в которую входил и такой вид наряда, как РПГ (разведывательно-поисковая группа), конная, естественно. Летом с той стороны заходили корнекопатели, добытчики родиолы розовой (золотого корня), сборщики мумиё и охотники за пантами молодых маралов, те были поопаснее, так как бродили с оружием, зачастую нарезным и с оптикой.
Мы там паслись неделями, посиживая в секретах и скрытых постах наблюдения или двигаясь вдоль троп с собачкой, ночуя в юртах местных чабанов, бесценных источников оперативной информации, имеющих право находится в погранзоне и погранполосе.
В этот раз выпало счастье служить под началом прапорщика Арбекова; всего нас было четверо: я, Мишка-связист, да Агапыч с собакой. Разбившись на двойки, мы шли параллельным курсом по склону вдоль урочища Суурлы, что в долине речки Баскан. Я шёл с Мишкой, а впереди маячил белой жопой своей кобылки Арбеков с Агапычем и псом.
Что-то хрюкнула УКВ-шка, Миха ответил: "Вас понял, роджер", и говорит, мол, Арбеков углядел блик оптики впереди нас в километре по склону. Пошли проверять. Пристегнули магазины (формальная линия поведения предписывала носить их отдельно от железяки). Брякая всем своим барахлом, перешли на рысь. Мишка отстал, прикрывая, я, как старшой в двойке, выдвинулся вперёд.
И точно, сидят голубчики, три субъекта, рядом фиговина на треноге, бинокль на шее у одного, и станковые рюкзаки лежат. В руках вроде ничего. Поздоровался, попросил отойти от вещей и сесть. В глазах любопытство, спокойные. Подоспел Миха, я взял станцию, доложил. В ответ эфир наполнился матом, из которого я понял, что Арбеков, вроде, засек ещё двоих, в тылу относительно себя. Я спросил этих: нет, говорят, нас трое всего. По-русски чисто, но лица узкоочие.
Опять доложил. Прапор говорит: "Сейчас буду, вяжи их". Вязать не стал, но попросил руки положить на голову. Жду. Теперь опишу субъектов, насколько помню.
Очкарик, самый суетливый, явно умный, Кудрявый (что не характерно, но потом выяснилось – химия, мода, блин, начала девяностых) и Тормоз, молчун здоровый, глаз почти не видно, репа как сковорода.
Достал карандаш, бумагу, давай опрашивать их, знакомясь, предвосхищая то, что делать это все равно мне придётся – Арбеков писать не умел, по крайней мере, я не разу этого не видел. Тут прискакал и прапор, да сразу в карьер, давай орать, попались, мол, шпионы, кранты вам теперь, взяли мы вас, колитесь, где ещё двое, да побыстрее.
Агапыч с собакой тем временем отрабатывал спираль в надежде на след. Ребята с энтузиазмом начали утверждать, что их только трое, клялись, что больше с ними никого. Я отправил Мишку наверх раскидывать диполь для коротковолновки, а сам стал участником следующего представления.
Арбеков: Колитесь резче, кто такие, откуда и куда, и где ещё двое!
Очкарик: Мы студенты-геодезисты на практике, заблудились без карты, старшая наша облевала весь вертолёт и назад в Сарканд улетела вместе с планшеткой, там и документы все и вёрстка, и легенда.
Арбеков: Вот и кранты вам, и легенды ваши не помогут, где ещё двое?!
Кудрявый: Легенда – это маршрут топографический, санкционированный с печатями, мы должны были, привязавшись, отстрелять трассу для камеральной группы.
Арбеков: Чем отстрелять, где оружие, где ещё двое?!! Будет вам камеральная группа у контрразведчиков!
Очкарик: Вы не поняли, мы студенты, вот буссоль стоит, ей "стреляют".
Арбеков: Буссоль, фасоль – теперь вам точно конец, я такую фигню видел Афгане у духов корректировщиков, говоришь, группа будет ещё? Артразведка, что ли? Где остальные, я вас спрашиваю!
Кудрявый закатил глаза. Очкарик всхлипнул:
– Нету больше никого, руководительница наша блевала всю дорогу в вертолёте, аж позеленела, улетела обратно, сказала разбивать лагерь, будет в среду, а планшет не отдала, мы и заблудились. Решили привязаться по памяти, а тут вы… прискакали.
Арбеков: Я вам сейчас память назад отвяжу и на груди лагерь разобью. Где ещё двое? Если они ушли в Китай, то придётся вас шлёпнуть, чтоб статистику не портить, я и так в говне по уши, до пенсии бы продержаться.
Я вдруг осознал, что Арбеков серьёзен и взвинчен не на шутку. Тормоз вспотел.
– Где ещё двое!!! – заорал вдруг Арбеков и начал биться головой о круп своей кобылы, – кончу ведь сейчас вас, никакого борта не должно было быть, я бы знал, передвижения всех специалистов согласовываются с заставой, я бы знал!
Тихонько подошёл Агапыч.
– Чего здесь?
– Да вот, – говорю, – Арбеков маятник качает, об лошадь бьётся, ты-то видел ещё кого?
– Да нет, в том-то и дело, и следов никаких, чисто как на минном поле.
Тут Арбеков зашёл с другой стороны.
– Слышь, толстый, – обратился он к Тормозу, – раз ты студент, скажи мне, кто руководитель Казахской ССР?
Тот напрягся и выдал неожиданно высоким голосом:
– Нурпазыл Назарбеев, – сказал и поймал взгляд очкарика.
– Вот! А столица Армении Пахтакор! – взревел прапорщик, – кончайте ваньку валять!
Кудрявый вдруг вскочил:
–У меня черновики есть костёр разжигать, посмотрите, там конспекты по топографии.
Арбеков взял бумагу, наморщил мозг, и отдал назад со словами "Не пишите длинных писем, у чекистов устают глаза".
Очкарик: Ещё из Покатиловки с второкурсниками должен подойти на днях куратор потока Кобдалда Кобдалдаевич.
Прапор, услышав подряд четыре незнакомых слова, переспросил:
– Кто-кто?
Очкарик чуть слышно:
– Замдекана Кобдалбеков.
Я понял, что без лома нам три могилы не выкопать, предложил старшине идти к Михе, тот вроде связь наладил с отрядом, Арбеков, ёкая селезёнкой, потрясся выше по склону.
– Он у вас всегда такой? – спросил очкарик.
Я неопределённо пожал плечами, правду говорить было больно, а врать не хотелось из корпоративной солидарности с Агапычем, который было открыл рот.
Вдруг пришёл в себя Тормоз:
– У нас Кобдолда Кобдолдаевич тоже со странностями, кипяток в заварочный чайник через носик наливает.
Я посмотрел на него с уважением.
Агапыч пояснил студентам, что у Арбекова несколько контузий, и ребята с пониманием обрадовались, подарив нам пару пачек сигарет "Медео". Пришёл Мишка, рассказал, что связался с оперативным в отряде, информация за топографов подтверждается, оказывается, эти балбесы спустились не в ту сторону с перевала, им определено быть на участке соседней заставы.
Показали им по нашей карте, куда им шкандыбать теперь, и остались ждать Арбекова, который засорял эфир своим мнением о взаимодействии и интеграции.
Молчание петухов
У нас на заставе за всю службу в рационе не было ни разу мяса птицы, не знаю, чего был за перекос.
Прапорщик Арбеков, старшина заставы, замастырил себе курятник небольшой, обнёс его сеткой, все дела. Лето, ночь, сидим со связистом, дежурим, травим за гражданку, про еду что-то, в общем жареная как у мамы кура на ум пришла, решили мы свистнуть птицу и её употребить. Да вот беда, там их всего трое, один из их компании, судя по утренним истерикам, петух, которого есть западло (так Миха сказал). Выход нашли. Спёрли курицу кое-как, я не знал что они так быстро бегают, яиц там перебили несколько штук, в общем, свернули голову Рябе, настал момент, как следы заметать.
Порешили так. Подкопали под сеткой ход, а на разбросанном грунте щепотью сложенными пальцами оставили следы, типа животное какое-то было, перьев набросали и пошли жарить. Курочка удалась, прикончили мигом, все "срослось". Утром перед сменой я пошёл посмотреть при свете дня, чтоб все было нормально.
Твою мать! Наследили сапогами, пришлось заметать, как шпиону на КСП. Потом вдруг мне подумалось, что ради приличия надо возместить яичный ущерб, пошёл на кухню, взял пяток яиц (из субботнего пайка), кои я и положил на насест вместо битых.
На следующий день весь личный состав заставы знал, что у нас завелась лиса, и массу подробностей про сексуальные отношения Арбекова с ней и её родственниками до пятого колена. Дело к вечеру, прапор попросил меня подзарядить батарейки к НСПУ (прицел ночной), а как стемнело, намылился с автоматом и прицелом в засаду. Ночь разорвала очередь, через пару минут появился хантер.
– Черт, забыл на одиночные поставить, но, кажись, попал.
– Дай фонарь следовой, пойду посмотрю.
Мы с Михой, естественно, увязались следом. Картина была из серии "Молчание петухов", вокруг все разворочено, в ошмётках перьев с костями. Но тут наш охотник вскричал что-то победоносное, и я к своему ужасу увидел действительно останки явно млекопитающего, но не птицы. Когда вышли на свет, выяснилось, что это задняя полутушка кота нашего замполита, при жизни носившего кличку Чмырь. Вот, видимо, Чмырь давно ходил вокруг курятника, и, обнаружив подкоп, им и воспользовался на свою вдребезги разнесённую башку. И петух, и оставшаяся курица были тоже безнадёжно мертвы, замечательно кучно стреляют пограничники. Замполит был где-то на границе, и ему ещё предстояло узнать о потере в семье. Ну, а Арбеков, за сутки оставшийся без домашних животных, забрал яйца и ушёл подавленный.
Утром он пришёл ещё более в сумрачном настроении, позвал меня в канцелярию, и говорит:
– Слышь, сержант, ничего понять не могу, сейчас Надька решила омлет сделать, а яйца-то варёные!
Мануальная ветеринарная хирургия
Застава № 3 "Тополёвка" Учаральского отряда. Существовали там достаточно автономно, хватало всякой живности в подсобном хозяйстве: свиньи, прапорщик Арбеков, корова с телёнком и кур с десяток.
Так вот, сижу я, значит, дежурю, наряды снаряжаю на службу, по станции чего-то отвечаю, в общем, все как обычно, рутина заставская, кто был – поймёт. Зуммерит чего-то часовой с вышки, (думаю, не к добру, разгар дня, спать, по идее, должен) и докладывает: мол, Аллюр, фигня какая-то с Бурёнкой нашей, стоит на хоздворе рядом с коновязью и шатается из стороны в сторону, и почему-то очень толстая стала, как автомобиль ГАЗ 66.