- Да уж, что есть, то есть, - плотоядно улыбается Жека, - но здесь, Вова, уместно было бы вспомнить анекдот времен борьбы с алкоголизмом. Вы помните это чудное время, Вова?
- Нет. А что, разве такое было? Неужели кто-то рискнул когда-то замахнуться на самое для нас святое? - Все еще не приходя в себя, проговорил Вова.
- Было, оказывается, и такое. Конечно же, вы этого не помните. Нас ведь с вами, Вова, в ту далекую и дикую пору алкоголь еще не интересовал. По взрослому. Мы тогда им только баловались. По детски. А у народа в ту пору были серьезные проблемы. А когда у народа проблемы, он всегда сочиняет анекдоты. Один из них мне как-то какой-то старпер и рассказал. Вам его, рассказать, Вова? Или вам уже не до анекдотов? Напрасно, чувство юмора нельзя терять ни при каких обстоятельствах.
- Да, конечно, мне сейчас уже не до анекдотов. Думаю о том, как выкрутиться. Но все же интересно: где же это я все-таки прокололся? Анекдот - это, насколько я понимаю, ключ к разгадке?
- Именно так, Вова. Именно так. А суть этого короткого анекдота состоит в следующем. Приходит как-то Иван Иваныч утром на работу в свой родной цех, а секретарь партийной организации ему прямо так и заявляет: "А ведь вы вчера пили, Иван Иваныч! Вас вчера видели в сквере с початым пузырем. Надо бы вам завязывать с этим делом. У нас тут, понимаете ли, новое мышленье образовалось - боремся мы нынче с пьянством и алкоголизмом. Еще раз узнаем про ваше пьянство - лишим вас прогрессивки!" На следующий день к Иван Иванычу опять подходит секретарь и снова говорит ему: "А ведь, несмотря на наше предупреждение, вы ведь все равно вчера опять выпили, Иван Иваныч! Поэтому мы приняли решение - лишить вас премии!" "Как? - удивляется Иван Иваныч - Откуда вы узнали? Я же пил дома, в темноте и под одеялом?!" "Пили вы, Иван Иваныч, на этот раз действительно дома, может быть даже и под одеялом. Но писали-то вы, извините, со своего балкона. Соседи могут вам это подтвердить".
- Все равно ничего не понял, - трясет Вова своей обдолбанной головой, - я, вроде бы, с балкона не ссу никогда. Не имею такой привычки. Да и ни с кем на эту тему не трепался… Если вы это имели в виду. Так как же Вы все-таки узнали?
- Элементарно, Ватсон, - говорит Жека голосом Ливанова в роли Шерлока Холмса. - К вашему абсолютно идиотскому отчету каким-то образом прилипла та самая схема дистрибьюторских денежных взаиморасчетов… Вы, Вова, видимо с маленького перепугу (или же с большого бодуна?) наградили меня каким-то своим, секретным экземпляром годового отчета, к которому вы, видимо, опасаясь что-нибудь забыть, и приложили когда-то сдуру эту злополучную схему. И, наверное, в силу своей постоянной обдолбанности, совсем забыли об этом обстоятельстве. Вот она. Но не вздумайте тут же хватать ее со стола и есть. Я уже снял с нее ксерокопию, пока вы стояли в очереди.
- !!!! - бледнеет Вова.
- Ха-ха-ха! Хо-хо-хо! Хи-хи-хи! - заливается Жека - ошибка резидента! Я бы, конечно, и без схемы обо всем догадался. Только времени мне пришлось бы затратить побольше. А тут такая удача.
- Вот не зря все время чувствую: не хватает мне Вашей люберецкости. А Вы, к сожалению, редко к нам наезжаете! - быстро оправился от нанесенного удара Жека.
- Не переживайте, Вова, теперь будем наезжать гораздо чаще, - успокаивает его Жека.
- Только деньги я не смогу сразу отдать. Надо же еще мне дачу успеть продать. А сейчас, сами понимаете, не сезон. Вы, кстати, когда от нас уезжаете?
- Хотел сегодня же съехать, но по вашей милости придется остаться хотя бы до завтра. А завтра - первой вечерней лошадью… До завтра-то вы, надеюсь, успеете?
- Постараюсь успеть. К Вашей первой вечерней лошади.
- Да, и из полагающейся мне суммы не забудьте вычесть стоимость моего сегодняшнего обеда. Нам, как говорится, чужого не надо. На эти пересчеты добавлю вам еще немного времени. До отправления "Красной стрелы". Успеете?
- Успею.
- Будьте так добры. Уж вы постарайтесь, пожалуйста. Не разоряйте фирму на командировочные расходы. Честь имею!
- Честь имею!
- Ой, ли?
- …
Далее, они молча опустошают содержимое тарелок и кружек. Затем, они встают в полупоклоне, как это повсеместно принято у уважающих себя маркетологов и расходятся в разные стороны, больше даже не взглянув в сторону друг друга. А чего смотреть-то? Чего лишний раз пялиться? Закончился обычный разговор обычных маркетологов по обычному для них вопросу.
Жека выходит из "Блиндональдса" и впивается взглядом в ночной Питер. Питер, смежив веки, равнодушно засыпает. Жека, оскорбленный таким невниманием к маркетологу, приехавшему из самих Люберец, нервно прикуривает сигарету и глубоко затягивается. Сигарета неожиданно гаснет. "Проклятый климат!" - думает Жека. И по привычке бросается бычком в Питер. На тебе! Питер не просыпается. Еще более уязвленный Жека нервно идет по улице Жуковского и с огорчением сворачивает на Литейный. Улицы города выглядят пустынно. Люди старались как можно реже появляться на полных опасностей улицах. Опасности подстерегали буквально повсюду. Все дело в том, что на питерцев с некоторых пор кем-то из люберецких была объявлена охота. Их стали отлавливать прямо на улицах и увозить на руководящую работу в г. Люберцы. Не всем питерцам это нравилось. Многие из них так прикипели к дворцам и гранитным набережным, что уезжать даже навстречу широким властным полномочиям, большим окладам и немереным откатам никак не хотели. Кроме того, многие из питерцев с детства не были приучены к этим откатам. Тем более, к таким большим, какими они были в Люберцах. Размеры этих откатов все время держали в беспредельном напряжении всех участников процесса дележки бюджетного пирога. И очень многие этого напряжения не выдерживали и устало уезжали на Колыму. А на Колыму вообще никто из питерцев ехать не хотел. Очень уж далеко эта Колыма протекала от Питера. Правда, в очень хорошую погоду ее можно было увидеть из подвалов самого высокого дома на Литейном проспекте. Питерцы так и прозвали это уникальное сооружение: "Большой дом". Кроме того, берега Колымы не были одеты в гранит, а уж этого-то питерцы вообще никак не понимали и не могли перенести. Вот и вынуждены были эти несчастные горожане (многие из них дополнительно к гордому званию "питерец" считали себя еще и коренными ленинградцами) скрываться и воровски перемещаться по городу только по великой какой-нибудь своей нужде (ну, в смысле там, в магазин или же все-таки на работу) и только в темное время суток. Перемещение производилось ими исключительно быстро и только на очень короткие растояния.
Жеке эти опасности не грозили, поэтому он продолжает свое лихое и безбоязненное перемещение по пустынному Литейному с удивлением глядя на метавшиеся от угла к углу тени, а затем круто сворачивает на безлюдный Невский проспект. Далее он еще некоторое время бодро движется по Невскому и попадает наконец в свой любимый кабак "Союз". Там уже поджидает его старинный друг - философствующий наркоман Миша. Кабак "Союз" был стилизован под обычную совковую кухню. Верней, под множество малометражных совковых кухонек-кабинок. Кабинок, в которых висели по стенкам закопченные чугунные сковородки и громоздилась на шатких бутафорских столах тяжелая и липкая эмалированная посуда. По мнению местных стилистов именно на таких вот зачуханных кухоньках в далекие совковые времена громким шепотом велись глубокие философские споры. Ну что же, очень даже может быть. Тогда ведь не было ни "TEFAL", ни "Fairy", с удивительным постоянством думающих о нас сегодня. И конечно же, не только философские споры, но и обычные бытовые разговоры на этих кухнях происходили. Почему же именно там? Почему же, например, не в гостиных? Причин было очень много. Во-первых, то, о чем порой хотели поговорить или даже поспорить эти древние совковые люди, могло сильно не понравиться древним совковым компетентным органам. А компетентные органы, которым это "то, самое" сильно не нравилось, почему-то хотели непременно его услышать. Поэтому рассовывали гражданам по их бытовой технике различные электронные "жучки", замаскированные под детали телевизоров и радиоприемников. А где стояли телевизоры и радиоприемники древних совковых граждан? Правильно, в комнатах или, если кто таковые имел, в гостиных. И совковые люди отдавали себе в этом полный отчет. Поэтому и шептались на кухнях. Там даже если и стоял маленький какой-нибудь приемничек с вмонтированным "жучком", так можно было воду включить. И пожалуйста, слушайте уважаемые компетентные органы наш невнятный шепоток через водяное бульканье.
Но в "Союзе" эти святые традиции были грубо попраны. Микрофоны "жучков" торчали везде, где это было только возможно. Микрофоны гроздьями свисали из кастрюль и сковородок. Микрофоны с подозрением выглядывали из ящиков кухонных столов. В общем, они были всюду и было их очень много. Для чего же это все? Как это для чего? У нас ведь в стране очень много всяческих органов. И все они исключительно компетентные. И каждый из компетентных имеет право на свой индивидуальный "жучок". Вот поэтому так всего и много было в этом отстойном кабаке. Кроме экзотической кухни со щами и "Hennessy VSOP" посетителей "Союза" привлекала еще и возможность "покосячить". Попросту говоря, банально так покурить анаши с негласного разрешения компетентных органов. Гласного они, конечно же, дать не могли, чтобы там реклама и все такое, но негласное дали. А когда дали, то перестали компетентные посещать этот кабак. Им это было абсолютно без надобности. Они ведь и так слышали все, что им было надо. Сочетание щей, "Hennessy VSOP" и бодреньких "косячков" безотказно развязывало языки незадачливых граждан. Совсем уж зарвавшихся в незадачливости своей болтунов отлавливали на выходе и увозили в неизвестном направлении. При этом направления увоза всякий раз были разными. Потому как много у нас компетентных органов и все они в разных местах находятся. Некоторые болтуны очень скоро возвращались обратно. Где-то через недельку. А некоторых больше никто и никогда не видел. По крайней мере в "Союзе". Видимо, все зависело от тяжести сказанного. Хотя… У нас ведь нет цензуры…? Но Жеку с Мишей к этим незадачливым болтунам никак нельзя было отнести и, всякий раз им удавалось покинуть этот полный опасностей кабак абсолютно беспрепятственно. Поэтому Жека, накинув поверх своего одеяния обязательные для этого кабака майку-алкоголичку и здоровенные семейные протертые уже кем-то на коленях трусы, уверенно проходит внутрь одной из совковых кухнь.
Философствующий наркоман Миша к Жекиному приходу уже свернул добрый десяток косяков, полностью уничтожив для этого газету "Вечерний Ленинград", и теперь уже уныло дохлебывал в ожидании друга свои скучные в кислости щи. Накоротке поздоровавшись с Мишкой и скоренько заказав себе порцию котлет с литром "Hennessy VSOP", Жека принимается за раскуривание долгожданного косяка. От вполне естественного нетерпения у него подрагивают руки. Он раз за разом прокручивает колесико "Cricket", но пламя почему-то не показывается. "Странно, - думает Жека, - только-только ведь заряжал ее, эту сволочь. А-а-а, наверное, уже кремень сдох. Все-таки лет пять уже этой зажигалке". Жека разочарованно бросает зажигалку на стол и запаливает косяк от Мишиной совковой спички. "Жлоб, - думает про себя Жека, - стань он даже партийным банкиром в Швейцарии, все равно ведь не купит никогда "Cricket". Впрочем, не быть никогда Михе банкиром. Не быть, потому что никто и никогда не примет его в нужную партию. Туда ведь, в нужную, наркоманов еще пока не принимают. И правильно делают, что не принимают. А по Михе, по нему ведь сразу видно, что наркоман он с солидным стажем. Стаж застыл в его мутных глазах. И то, что стаж этот совсем даже не партийный, это тоже заметно. А поэтому так и будет он со своими совковыми спичками вечно ковыряться и травить окружающих запахом отстойной совковой серы". Жека нервно приканчивает первый косяк и уже гораздо спокойней принимается за второй, мало по малу обретая потребность в разговоре.
- Ну че, Миш, как тут на вашем болоте? - расслабленно откидывается Жека на отстойной кухонной табуретке, - собаки Баскервилей не докучают?
- Нормально, никто нам тут уже не докучает - отвечает Миша, задумчиво глядя на подымающиеся к потолку дымовые кольца, - а собак у нас давно уже нет, Жека, со времен блокады нет уже их. У нас тут, Жека, другая проблема - сфинксы кругом все заполонили. Недавно с одним из них хорошо так, задушевно просто поговорили. Многое он мне нарассказывал про Нельсона Манделу и про Лопу Антониу ду Насименту тож, чего-то такое говорил. Не все я просто запомнил. Ну а че там творится у вас на селе? В отстойных ваших Люберцах?
- На селе у нас тоже без изменений. Миш, а ты про сфинксов-то этих вполне серьезно? Или ты так теперь прикалываешься?
- Конечно, серьезно. А ты че, не видел ни одного из них?
- Видел когда-то на набережной. Когда гуляли как-то в белой ночи позапрошлым летом. Ну, мы же как ведь гуляем-то всегда… Ничего не помню уже я. По-моему там было даже два сфинкса. Хотя кто его знает… Вечно все двоится и троится. Но, Миш, он там ведь каменным был. Просто гранитным каким-то. Сфинкс-то этот долбанный. И молчаливым. Как же тебе удалось его разговорить? Да еще лихо так, про Манделу сразу? Про Нельсона-то этого, гребанного?
- А ты помнишь, сколько ты тогда косяков убил? В тот памятный для тебя вечер?
- Да уж где там вспомнить! Хотя я всегда ведь не больше трех… Ты же знаешь. Стараюсь не злоупотреблять. Думаю всегда о здоровье.
- Вот-вот, поэтому разговора между вами и не состоялось. Я ведь что совершенно недавно обнаружил. Они ведь, сфинксы-то эти, начинают контактировать с нами только после пятого косяка. Как они это чувствуют - не знаю. Я как-то пробовал, как и ты, не злоупотреблять. Четыре косячка убью - и к ним. Никакого контакта. Презрительно отворачиваются и уныло смотрят на Неву. А вот как только пятый придавишь, начинают оживать понемногу. Улыбаются, что-то рассказывают. Они ведь древние и много чего повидали на своем веку. А рассказать им про все это некому. Не каждый ведь догадается про то, что нужно-то целых пять косяков.
- Так давай же скорее к ним!
- Тю-тю-тю! Засуетился! Ты давай вон котлеты свои доедай и "Hennessy VSOP" свой дохлебывай. За все деньги теперь будут плачены. А потом мы с тобой еще по паре косячков добьем и только после этого уже к ним, к сфинксам этим. У них ведь если хорошее настроение будет, то они же могут нас и по городу покатать.
Раззадоренный такими радужными перспективами, Жека принимается суетливо дожевывать котлеты, прихлебывая "Hennessy VSOP" из стакана для виски. При этом он время от времени поглядывает на добивающего четвертый косячок Мишу. В его собственной, уже трехкосячковой, голове звучит "The Cure" - "Disintegration". Но с Мишей начинают происходить какие-то странные трансформации. Миша вдруг начинает прямо на глазах медленно чернеть и превращается в Лопу Антониу ду Насименту. Из мгновенно посиневших Мишкиных губ густо валит зеленый дым. "Так, наверное, горят в Конго алмазные копи", - думает Жека и погружается в какой-то доселе не испытываемый им транс.
Он опять видит перед собой синевыбритого иностранного господина во фраке. Господин задумчиво рассматривает потерянный Жекой мобильный телефон и наконец протягивает его хозяину. Жека вдруг сразу вспоминает все произошедшее в поезде и леденеет. Его ледяные, скованные каким-то неизвестным науке параличом руки отказываются слушаться. Оба паха попеременно и неистово пульсируют.
- Что с вами, Евгений, - удивленно спрашивает Жеку господин, - на вас, просто лица нет. Я долго буду так протянуто держать этот вредный для здоровья аппарат? Вы ведь тогда так стремительно покинули место нашей встречи, что я не успел даже вам напомнить об этой забытой и вредной такой вещице.
С первыми звуками этого ровного, полного равнодушного безразличия голоса паралич медленно покидает уникальный Жекин организм. Он неуверенно берет в дрожащие руки потерянную в поезде трубку. Руки сильно дрожат, резонируя с вибрациями пахов.
- Так Вы все же за мной, э-э-э, прилетели. Что бы это…, все же в Ад меня, значит? На сковородку?! - в отчаянии лепечет маркетолог.
- Нет-нет, Евгений, успокойтесь, ну что вы? Это я вас для вашей же пользы тогда припугнул. В качестве предупреждения. А на сковородку еще успеется. Если не внемлете предупреждениям. Вы ведь, наверное, уверены в том что их будет ну никак не менее трех? Как в ваших сказках? Нет, Евгений, в наших сказках все несколько по другому. Ваши сказки - это ведь, как известно, всего лишь ложь, содержащая лишь некие намеки на правду. Но коль вы настаиваете, лично для вас, Евгений, я готов остановиться на этой цифре.
- А каков, позвольте поинтересоваться, у вас обычный лимит предупреждений?
- Это все строго индивидуально определяется. А вообще, чем раньше, Евгений, вы одумаетесь, тем для вас же в последствии будет лучше.
- Это понятно, только никак почему-то остановиться не могу я пока. Каждый раз что-то мешает.
- Ну да. Известно ведь что всегда мешает плохому танцору.
- Вы это на что намекаете?
- Я, Евгений, уже давно никому и ни на что не намекаю. Говорю все как есть.
- Г-х-м. Так получается, что это Вы меня предупредить прилетели?
- Слишком много было бы для вас чести. Чтобы целый я из-за вас к вам сюда перемещался… При моей-то должности и занятости. Я уж решил пожертвовать временем из-за того, что таких дюрингов здесь уже миллиарды поднакопились. А о проблемах моего ЗАО вы, Евгений, уже наслышаны. Раньше можно было себе позволить немного отдохнуть и переместиться к вам из чистого любопытства. А заодно и душонку какую-нибудь поприличней прикупить. Все ж-таки, какая-никакая, а энергетика. Хватало энергетики всего одной душонки на компенсацию моих транспортных расходов. А сейчас и выбрать-то совсем не из чего! Если и попадется когда какой-нибудь более-менее приличный экземпляр, непременно возникают хоть какие-нибудь, но проблемы! Либо этот удачный экземпляр отказываются торговаться, либо Он вмешивается и не одобряет сделку. Поэтому прекращайте, Евгений, бесчинствовать и идите себе в гостиницу отдыхать. Хоть немного поживите праведной жизнью. Тогда я вам еще смогу пообещать не совсем горячую сковородочку. Градусов эдак в 300 по вашему Цельсию.
- Триста!?